План на самом деле был до ужаса прост: не позволять себе лишнего. То есть не пытаться зажать Тарталью в принципе. В собственном доме особенно, и вот это было настоящей проблемой, потому что на прогулке держать себя в руках легко, а в приватной обстановке, где им могут помешать разве что соседи или какой-то незапланированный звонок — уже сложнее.

План был прост только на словах, и в этом Чжун Ли убедился, когда Тарталья переступил порог его дома и стянул серебристую куртку и шарф, открывая вид на свою чуть вспотевшую шею и липнувшие к ней из-за этого рыжие пряди. Именно в этот момент Чжун Ли вдруг задумался, что поспешил с предложением посмотреть фильмы у него дома. Потому что он всерьёз полагал, что сегодня случится нечто непоправимое.

Это была их четвёртая неделя знакомства, а со свидания в кинотеатре прошло ровно семь дней. И, с другой стороны, этого было, в общем-то, достаточно для вполне нормального желания сблизиться ещё сильнее, однако… Чжун Ли ненавидел собственный мозг, последнее время слишком усердно атакующий его сознание чересчур откровенными фантазиями. Вслед за каждой такой совесть стукала ответным: «Ему только-только исполнилось восемнадцать».

И он откровенно не знал, что с этим делать. Дело не облегчало то, что сам Тарталья, судя по всему, улавливал его небольшое напряжение. Или Чжун Ли просто так казалось. В любом случае, ему очень хотелось скрыть собственный мрачный интерес от него, потому что это мгновенно превратит его из человека, заслуживающего доверия и достойного любви, в пропащего извращенца и «охотника на девственников».

Справедливости ради: он никогда раньше не замечал за собой подобных порывов, но кто ему поверит, если всё вскроется? Никто, а Тарталья и вовсе будет в ужасе. Рисковать и терять только обретённое не хотелось совершенно, потому Чжун Ли собирался держать руки при себе как можно дольше. Чтобы, во-первых, разобраться с собственной головой, и, во-вторых, дать их новым отношениям временную подушку безопасности — устояться, привыкнуть, не наделать ошибок и заранее убрать с него возможное клеймо ужасного человека, начавшего всё это исключительно из плотского желания.

Проблема была в том, что об этом своём плане он распространяться не собирался. А Тарталья не умел читать мысли, и это, конечно, было скорее к лучшему, чем к худшему, однако не спасало совершенно. Поэтому у Чжун Ли не было совершенно никаких оправданий тому, почему им стоит свести тактильный контакт к минимуму. При учёте, что Тарталья до этого тактильного контакта оказался слишком жаден.

С явным намерением он касался рук, плеч, даже спины пару раз, и смотрел, смотрел, смотрел — пронзительно, но ласково, так, словно хотел получить поощрение за то, что делает, и Чжун Ли сдавался, позволяя. Сдавался, и слышал собственные мысли, пронизанные как тёмным удовлетворением, так и виной. Природное очарование и прямолинейность Тартальи просто ломали его. Если Тарталья захочет, то он сможет из Чжун Ли такие верёвки вить, что заполучит вообще всё, на что кинет мимолётный взгляд.

Вероятно сказался застой в личной жизни. А может, всё дело в тупой жадности и желании обложить Тарталью всеми возможными благами. Но стоило провести чёткую границу дозволенного — в первую очередь для себя самого. Подержаться за руки — конечно. Прижаться во время просмотра фильма в небольшом полумраке, где источниками света служат лишь телевизор да лампа у входа в гостиную — да, почти как в кинотеатре. Позволить Тарталье неожиданно поцеловать себя в шею — это…?

Когда это произошло, Чжун Ли к собственному позору застыл, слепо пялясь на экран и теряя линию сюжета, за которым до этого следил вполне охотно. Несколько раз моргнув и пропустив ещё одно касание, вздохнул и взял себя в руки. С самого начала Тарталья бросал нечитаемые, но очевидно заинтересованные взгляды.

— Тарталья, — проговорил он тихо, не разжимая пальцев на его ладони и потянувшись к нему второй рукой. Погладив его по щеке легким, почти невесомым движением, сказал. — Давай досмотрим фильм.

И мысленно извинился, потому что звучало как некое обещание, но на самом деле обещанием не являющееся. От вздоха Тартальи ему в шею по коже пробежались мурашки, и Чжун Ли на долю секунды прикрыл глаза, и открыл их, когда на его плечо положили голову и сжали ладонь сильнее.

На него хотели заявить права, и он разделял это желание. Но не сегодня, точно не сегодня. Эти слова мелькали в его сознании, пока он слепо глядел в экран и представлял, как Тарталья будет извиваться под ним прямо на диване, освещённый переменчивым светом из телевизора. Насколько он будет горячим, дрожащим и не знающим, куда деть руки и куда вообще смотреть. И как жарко станет отзываться на любые ласки.

К началу титров Чжун Ли пришёл к выводу, что он безнадёжен. И отпустил ладонь Тартальи, спрашивая до того, как началась обещанная сцена после титров и как он снова оказался под атакой:

— Не хочешь чего-нибудь попить?

— М-м, — промычал задумчиво Тарталья, и Чжун Ли заставил себя не дёргаться, вдруг почувствовал, как по его колену отчётливо барабанят пальцами. На мгновение он всерьёз подумал о том, что надо бежать, иначе и правда сделает нечто очень плохое. Тарталья перестал проверять его выдержку, как смилостивившись, и спросил, зазвучав привычно-игриво. — Попить или выпить?

Чжун Ли вознёс глаза к потолку, глубоко вдыхая и изгоняя нечёткий и выдуманный образ немного пьяного Тартальи. Пара нетронутых бутылок с вином ещё хранилась, и идея разделить их с Тартальей выглядела чересчур заманчиво. Он не настолько быстро пьянел, однако ему хватит и глотка, чтобы отпустить себя.

— Попить, — отозвался он, скрываясь за усмешкой и поднимаясь с дивана. Взгляд Тартальи красноречиво прожёг ему спину, но он это проигнорировал, уходя на кухню.

Может, он просто себя накручивает, и всё происходящее лишь игра его извращённого воображения? Звучало правдоподобно, если честно. Или ему просто очень хотелось в это верить. Он пытался убедить себя в том, что его предположение верно, пока доставал банку с чайными листьями и чайник. И до тех пор, пока рядом, бесшумно подкравшись, не оказался Тарталья. Ещё и бедром в столешницу упёрся. Чжун Ли вновь задался вопросом, точно ли это не часть плана по его соблазнению.

Внезапная мысль о том, что он попросту ищет оправдания для того, чтобы стиснуть Тарталью и утащить в сторону спальни, отрезвила. В самом деле — искать подтекст в действиях восемнадцатилетнего студента? Звучит как реальный поиск причины, по которой он может распустить руки. Руки, которыми, действительно, очень хотелось ощупать тело Тартальи.

— Есть несколько видов чая, вода, ещё… — он постучал по паре контейнеров с листьями, и остановился, вздыхая про себя. Посмотрев на Тарталью, он сказал. — Звучу ужасно, правильно?

— Не хочешь меня спаивать, — метнул тот прямо в яблочко, и Чжун Ли вздохнул, прикрывая глаза и убирая руки от чайника и контейнеров. Повернувшись и тоже уперевшись бедром в столешницу, он скрестил руки на груди, оглядывая Тарталью с головы до ног и удерживаясь от того, чтобы тяжело вздохнуть.

Тарталья выглядел слишком по-домашнему рядом с ним, даже при том, что стоял в джинсах и простой футболке. Тот факт, что он начинал как-то торопиться, был вызван возрастом? Он, честно, уже устал искать всевозможные объяснения. Стоило просто смириться с тем, что он безвозвратно и до дикости быстро пропал в глазах цвета моря. Такое же бывает лишь в фильмах, но вот — случилось с ним.

— Скорее, не хочу позволять себе лишнего, — отозвался он вдумчиво, задерживаясь взглядом на веснушчатых скулах, после всё равно смотря в синие глаза. Тарталья слегка сощурился на его словах, а потом мотнул головой и в момент оказался близко. Слишком близко, так, что Чжун Ли пришлось ухватиться за край столешницы и сжать её, чтобы не отшатнуться.

— Но мы же встречаемся, да? — задал какой-то нелепый вопрос Тарталья, но при этом смотрел чересчур серьёзно для шутки. Чжун Ли всё же не удержался от вздоха и кивнул. За что поплатился почти тут же, ощутив на своих губах сначала горячее дыхание, а затем и прикосновение.

В поцелуях Тарталья всё ещё был неумелым, и снова этот факт сбил весь самоконтроль Чжун Ли. Потому его руки как-то сами собой легли на худые бока, тут же прощупывая под футболкой нечто, похожее на мышцы. Ему выдохнули в губы ошеломляюще громко, когда он притянул его ближе, скользя пальцами выше. Приоткрыв глаза, немного усмехнулся, увидев напротив снова зажмурившегося Тарталью.

Хорошо, раз он проиграл, отступать будет ещё большей ошибкой. Он сжал Тарталью и развернул, прижимая и к столешнице, и к себе. Теперь в его рот раздался неразборчивый стон, и он тут же захватил чужие покусанные губы, вновь ныряя в жар, который так и не смог забыть за прошедшую неделю. То их небольшое свидание утром воскресенья прошло достаточно целомудренно, а сейчас… а сейчас всё покатилось в Бездну.

Возможно, Чжун Ли пожалеет о совершенном сразу, как всё это закончится, потому что совесть незамедлительно атакует его и скажет, что он воспользовался. Но сейчас, когда бледные пальцы со шрамиками мяли его плечи, пытаясь найти опору? Нет, всё равно.

Отстранился он только для того, чтобы скользнуть губами ниже. Ухо опалил судорожный вздох, и тело в его руках неожиданно задеревенело. Оставив влажный поцелуй на линии челюсти, почти спустившись к шее, Чжун Ли поднял взгляд. Тарталья смотрел на него, часто-часто моргая, с растерянностью и желанием, при этом абсолютно не зная, что делать, и потому сжав его плечи только сильнее.

А потом неловко двинулся, чуть ёрзая и каким-то чудом делая так, что Чжун Ли подавился воздухом от трения. Теперь ухо обжёг уже тихий стон, от которого краска сильнее затопила Тарталью, перетекая румянцем на шею и уши. Сердце сбилось с ритма, и Чжун Ли просто зарылся ладонью в волосы на затылке Тартальи, чуть сжимая их и оттягивая в сторону, заставляя его отклонить голову.

И его так очаровательно послушались, глядя из-под рыжих ресниц. Чжун Ли сощурился, позволяя внутренней тьме затопить его чуть больше, руководя его желаниями, и коснулся губами алеющей шеи, тут же чувствуя лихорадочный пульс глубже погружаясь в запах морского бриза. Сам двинул бёдрами, слегка потираясь, в награду получая ещё один сбивчивый вздох, почти перешедший в громкий, отчётливо возбуждённый звук.

В его руках дёрнулись, когда он заполз ладонью под край футболки и коснулся плоского живота, большим пальцем чуть надавливая и не встречая сопротивления. Не худой — подтянутый. В лёгком восхищении провёл языком вдоль шеи, снова возвращаясь к линии челюсти. Тарталья тихо выругался, шёпотом, надрывно, затем неожиданно срываясь на неразборчивый скулёж.

Вся его уверенность, вся его бравада испарились, сломались под чужим напором, и сейчас он смотрел не так серьёзно, без хитрости, со смущением, с неловкостью и даже лёгким стыдом. Его глаза расширились, когда Чжун Ли обхватил его, надавливая и заставляя прогнуться в пояснице. Обкусанные губы задрожали сильнее, и Чжун Ли снова прикоснулся к ним, сминая и получая в ответ негромкий, откровенный стон.

Тело Тартальи отзывалось слишком явной, открытой дрожью, очевидно не привыкшее к подобному вниманию. И оттого приятнее было продолжать изучать его, гладя горячую кожу его дрожащего в частом дыхании живота, прощупывая мышцы и упругость. Разорвав поцелуй, Чжун Ли сощурился, отдаваясь тем пляшущим в голове демонам, подначивающим его подхватить Тарталью, усадить на столешницу и вклиниться между его ног, чтобы затем…

Из гостиной донеслась трель телефона. Чжун Ли застыл, после моргнул и медленно вытащил ладонь из-под футболки. Тарталья замер, тяжело дыша, и Чжун Ли вдруг отвёл взгляд в сторону. Потому что только что вылизывал ему шею и недвусмысленно лапал прямо на своей кухне, будто всерьёз собираясь взять его прямо сейчас.

— Ответь, — выдохнул он, отстраняясь и видя, как руки Тартальи слегка подрагивают. Его плечи на мгновение сжали сильнее, а потом отпустили. Тарталья дёрнул головой в кивке, вздрогнул от повторившейся трели и быстро убрался в сторону гостиной. Замерев, вслушиваясь, Чжун Ли прикрыл глаза, услышав откровенно яростный шёпот.

Сжав переносицу пальцами, Чжун Ли замер, опираясь о столешницу. Он не собирался этого делать. Всё было под контролем, всё было хорошо, но он сорвался. Стоило остановиться на простом поцелуе, чтобы Тарталья не надумал, будто его воспринимают как-то не так. Даже при учёте их начавшихся отношений.

Встряхнувшись и краем уха всё ещё слыша продолжающийся в гостиной разговор, в котором Тарталья уже не звучал так раздражённо, он вернулся к чаю. Поставив завариваться, подумал и повторно отказался от идеи выпить вина. Уже дел натворил, хватит. Но из холодильника достал бутылку с водой, на всякий случай.

Когда он вернулся, то в гостиной горел свет, а Тарталья просто кивал, слушая что-то, что вещали ему с другого конца провода. Он мелко дёрнулся, когда Чжун Ли протянул ему бутылку и взял её, даже не взглянув. Только кривовато улыбнулся и отвёл взгляд, поджимая чуть опухшие губы. Чжун Ли мысленно стукнул себя ещё раз, отходя к телевизору и доставая из новенькой коробки второй фильм франшизы.

— Так, всё, хватит, давай попозже поговорим, — пробурчал Тарталья за спиной, и в этот раз в его голосе отчётливее проступили ранее незнакомые Чжун Ли нотки. Справедливости ради не стоило думать с самого начала, что Тарталья может быть только весёлым и радостным. Перекинувшись со звонящим ещё парой слов, он замолчал.

Чжун Ли обернулся к нему, закончив с дисководом, и приподнял брови в вопросе. От раздражения Тартальи не осталось и следа — оно мгновенно сменилась неловкостью, а было унявшийся румянец вновь вспыхнул на скулах. Молча поднявшись, Чжун Ли подошёл и осторожно коснулся пряди рыжих волос — а те действительно оказались очень мягкими.

— Всё в порядке? — уточнил он на всякий случай. Тарталья посмотрел на него снизу вверх, и по какой-то причине этот момент отдался новой волной жара в живот. Как можно медленнее и непринуждённее Чжун Ли убрал руку себе на бок и немного склонил голову.

— Да, всё нормально, — Тарталья повёл плечами, снова криво улыбаясь, опять краснея. Потерев ладонью шею, потупился. Чжун Ли кивнул, тихо вздыхая и отвечая:

— Сейчас принесу чай и продолжим просмотр, подожди немного.

На кухне он пробыл чуть дольше нужного, давая время что себе, что Тарталье, выдавшего свои чувства негромким, но всё равно едва слышным стоном из гостиной. Исходя из всего случившегося, Чжун Ли зарёкся приводить к себе Тарталью ещё раз.

По крайней мере, до тех пор, пока он не сможет держать себя в руках достаточно. А то, оказывается, его планы на целомудрие Тартальи были слишком… серьёзными. Даже для него.

***

После того случая ничего подобного не происходило. На самом деле, время потекло до удивительного быстро, и Чжун Ли моргнуть не успел, как пошёл первый снег, а Тарталья занял в его жизни очень много места. Начиная с того, что первым, что он видел по утрам, это сообщение от него. Сообщение, как правило, приходило между двумя и тремя часами ночи — судя по всему, у кого-то был очень нестабильный режим.

Галерея на его телефоне заполнилась совместными фотографиями со свиданий, которыми делиться в соцсетях он по какой-то причине не испытывал никакого желания. Впрочем, аккаунт Тартальи тоже странно пустовал, но, вероятнее всего, дело было не в том, что они стыдятся друг друга. Просто Чжун Ли руководствовался мыслью сохранить это всё ближе к себе, сделать личным настолько, насколько в принципе возможно.

Однако при разблокировке телефона его всегда встречал восхищённый Тарталья, прислонившийся к огромному стеклу в океанариуме и глядящий на длинную, пятнистую и широкую акулу по ту сторону. Тот самый момент, когда для Чжун Ли всё стало слишком серьёзно.

Встречи становились длиннее, чаще, порой начинались со случайности, и он… привык. Привык даже слишком быстро по собственным ощущениям, однако, судя по всему, подобное испытывал не только он. Дело было даже не в окрыляющей влюблённости — её пламя поутихло, но гаснуть не собиралось, прочно обосновавшись в сердце и перерастая в нечто действительно глубокое.

Чжун Ли даже сказал бы, что он чувствовал себя счастливым. Как и Тарталья, всё такой же сияющий, хитрый, щурящий синие глаза и смотрящий с чем-то интригующим во взгляде, словно вечно разрабатывал некий план. Странное удовольствие скрывалось в том, чтобы идти у него на поводу. Даже если всё это не специально и выходило само собой, то иметь что-то против никак не получалось.

Всё это слишком нравилось Чжун Ли, чтобы в итоге отказаться. И постепенно он успокаивался — всё же, желание сблизиться было продиктовано не идеей просто поиграться. Что с его стороны, что со стороны Тартальи. Душу это грело слишком сильно.

Правда, дальше того момента на кухне они не зашли, поскольку все последующие их свидания проходили в общественных местах, и там контролировать себя было в разы проще. Разве что несколько раз Чжун Ли ненароком замечал лёгкое недовольство в синих глазах. Во встречу за пару недель до Нового Года, он заметил подобное ещё раз.

— Ты не говорил, что у тебя День Рождения в конце этого месяца! — возмутился Тарталья, стискивая его руку в перчатке сильнее, будто в наказание. Чжун Ли пожал плечами и повёл головой, оглядывая заснеженный парк — меж фонарями уже повесили гирлянды, светившиеся золотом в постепенно опускающихся ранних сумерках, лавочки покрыло снежными шапками, ветви чёрных деревьев слабо белели, а озеро, в котором они осенью смотрели на уток, успело покрыться тонкой коркой льда.

И правда: время пролетело незаметно.

— Я давно его не отмечаю, — ответил он и усмехнулся, поймав заинтересованный взгляд Тартальи. — Ничего серьёзного, просто не вижу смысла.

— Вот сейчас ты действительно говоришь так, словно тебе шестьдесят лет, — буркнул беззлобно Тарталья. Чжун Ли успокаивающе провёл пальцем по тыльной стороне его ладони, чуть нажимая, чтобы чувствовалось даже через перчатку. На него снова взглянули, и Тарталья смягчился — немного, только глазами улыбнувшись, сохранив на лице выражение недовольства. — И когда он, если точно?

— Тридцать первого, — медленно сказал Чжун Ли, подозревая, что будет дальше, но неожиданно не угадывая. Тарталья сначала хмыкнул — число позабавило, что ли? — а потом неожиданно нахмурился и вздохнул. Чжун Ли снова погладил его по руке. — Что такое?

— Тебе стоило сказать раньше, — Тарталья заполз пальцами себе под красный шарф и потёр шею. Чжун Ли замер взглядом на этом жесте, а после поспешно посмотрел выше, в чуть красное от мороза лицо. Тарталья ещё раз вздохнул, объясняя. — К родителям праздновать уезжаю.

— Разве у тебя не сессия? — вспомнил Чжун Ли недавние жалобы. Тарталья повёл плечами, опять вздыхая.

— Зачёты до двадцать пятого, экзамены — в конце января. Как-то так, — он взмахнул рукой, и внезапно его понесло вперёд. Чжун Ли подхватил его под локти, ловя. Бросил мимолётный взгляд на небольшой кусочек гололёда, выглянувший из-под протоптанного снега, и замер, когда Тарталья в его руках просто повис, прижимаясь к его груди спиной и задирая голову. — Спасибо.

Перехватив его под мышки, Чжун Ли вскинул брови, когда на это Тарталья даже не попытался встать, продолжая висеть и задирать голову и обдавать дыханием его подбородок. Взяв себя в руки, Чжун Ли посмотрел вниз, снова натыкаясь на хитрый прищур.

— Когда уезжаешь? — вопрос стоило задать раньше и не в такой позе, но что ж. Тарталья тут же перестал изображать лисицу, и задумчиво закатил глаза на долю секунды, вспоминая. Чжун Ли снова перехватил его удобнее, чувствуя, как начинают затекать руки.

— Как только зачёты кончатся, вернусь второго, — он не сделал ничего, чтобы нормально встать и продолжал нагло прижиматься. Не то, чтобы Чжун Ли был против. Просто они застыли прямо посреди дорожки.

— Хорошо, — кивнул Чжун Ли, обвивая его рукой поперёк груди и теперь прижимая теснее. Тарталья расплылся в довольной улыбке, будто только этого и ждал, а потом всё же нормально выпрямился, не выбираясь из хватки и продолжая прижиматься спиной к его груди. На мгновение Чжун Ли задумался о том, что на том гололёде поскользнулись намеренно, но все эти мысли выбило из его головы, стоило услышать следующее:

— Приглашать тебя знакомиться с моей семьёй будет рано, да?

Они оба замерли, разве что Тарталья начал постукивать пальцами по его руке, продолжающей лежать поперёк его груди. Помолчав немного, Чжун Ли чуть наклонился и зарылся носом в рыжие волосы, прикрывая глаза. Вместо запаха зимы его тут же окружил привычный запах бриза, и стало сразу как-то легче.

— Да, думаю рано, — ответил он немного погодя, и Тарталья тут же тяжело вздохнул, так, что пришлось добавить. — Мне искренне кажется, что я их напугаю.

— Ты не страшный, — фыркнул возмущённо Тарталья, и Чжун Ли не сдержал смешка, кивая.

— Но мой возраст по сравнению с твоим — ещё какой.

— Не начинай снова, — проворчал Тарталья, чуть встряхивая головой, тем самым отгоняя его от своих волос. Немного погревшись, он ещё раз вздохнул и высвободился, всё равно затем перехватывая его руку и сжимая её. Развернувшись, посмотрел прямо в глаза. — Мне всерьёз кажется, что ты об этом думаешь излишне много.

— Это не совсем так, — вздохнул Чжун Ли, но Тарталья недоверчиво качнул головой, отводя взгляд. Закусив губу, он спросил прямо:

— Почему тогда больше не зовёшь к себе? — и слегка нахмурился, так, что аж в сердце кольнуло. Чжун Ли прикрыл глаза в попытке собраться с мыслями.

Ошибка, причём неизбежная. Странно, что этот вопрос не задали в прошлом месяце. Открыв глаза, он положил ладонь на щёку Тартальи, про себя радуясь тому, что в принципе может это делать — Тарталья и так был слишком охоч до прикосновений, и это оказалось заразным. К его ладони прижались ближе, синие глаза устремили на него серьёзный и слегка грустный взгляд.

— Я не хочу торопиться с тобой, — проговорил Чжун Ли, замечая, как в наступающей темноте всё ярче светят гирлянды, и как их свет начинает играть золотом в рыжих волосах. Тарталья поджал губы в мимолётной капризности, тряхнул головой, снова отвёл взгляд, ещё раз поджал губы и стиснул руку Чжун Ли только сильнее.

— Почему? — выдавил он так, словно сумел насильно скомпоновать в одно единственное слово все свои возможные претензии и не очень спокойные вопросы. Чжун Ли улыбнулся, всё равно замечая тень раздражения, пробежавшуюся по его лицу.

— Потому что мне всё это важно, — ответил он спокойно, про себя добавляя: «…и потому что не уверен, что смогу сделать всё правильно и не испугаю тебя». Честно, его самого пугала природа собственных фантазий, посещавших его почти каждое свидание. Они казались излишне грязными, извращёнными — не тем, что стоило воплощать с Тартальей, который только-только научился целоваться и отзываться на простые, не требующие большего ласки.

В этот раз на него посмотрели уже по-другому — без недовольства, с лёгким удивлением и смущением. Чжун Ли улыбнулся шире, потянувшись вперёд и оставив на его губах поцелуй, не размыкая своих. Тарталья покраснел сильнее, когда он отстранился.

— Хорошо с темы съехал, — буркнул он всё же, вздыхая, но уже скорее насмешливо. Качнувшись на пятках, добавил. — Ладно, пока просто намекну семье, что у меня появились отношения, расскажу им, какой ты классный, а потом как-нибудь познакомитесь.

Чжун Ли согласно кивнул, и они возобновили прогулку по снежному парку. Его не собирались отпускать. Впрочем, то же собирался делать и он. Мелькнула пара разрозненных мыслей о том, что знакомство с семьёй Тартальи будет сложным, и ему придётся произвести лучшее впечатление, на какое он только способен, и… много всего «и» надо сделать, потому что он собирался держать руку Тартальи в своей как можно дольше.

И снова: такое бывает только в фильмах, но вот — случилось с ним.

— А когда у тебя День Рождения?

— А вот расскажу тебе за две недели до него!

***

Если ему и приходилось оглядываться в прошлое, на его отношения с Гуй Чжун, то делал он это не из-за чувства какой-то ностальгии или желания «сравнить». Во-первых, это не слишком уместно, поскольку подобные «сравнения» казались ему кощунственными. Тарталья ни разу не походил на Гуй Чжун, и это было прекрасно. Во-вторых, причина была совсем в другом — в подарках.

С Гуй Чжун в этом плане было достаточно просто: вычислить её предпочтения труда не составляло, а у Чжун Ли появилась привычка попросту отслеживать её заинтересованный взгляд, который она бросала на разные вещи во время похода по магазинам и подобного. Достаточно лёгкая и понятная схема — нетрудно делать приятно, когда знаешь, что нравится.

С Тартальей эта его схема дала крупный сбой ещё в самом начале. Потому что интерес в его глазах зажигался только когда он смотрел на самого Чжун Ли. Первое время это смущало, потом он привык, и только затем понял, что это абсолютно не помогает ему с выбором.

Что любил Тарталья, кроме него? Мысль однозначно самовлюблённая, но иначе Чжун Ли думать не мог, поскольку… серьёзно, во время их свиданий Тарталья если и отвлекался, то скорее из-за внезапной волны смущения или ещё чего-то подобного.

Потому неизбежно настал момент, когда Чжун Ли метался в выборе, точно не зная. Ему хотелось купить Тарталье всё, что тот мог только пожелать, и спросить напрямую — достаточно просто, но ведь хотелось и удивить. Он всерьёз подумывал о том, чтобы купить нечто, связанное с любимой кинофраншизой Тартальи — вроде чего-то, что создаётся скорее для коллекционеров подобных вещей, но при этом радующее глаз и простому фанату. Однако, как позже оказалось, Тарталья испытывал интерес не сколько к самим персонажам, сколько ко взрывам и боевым сценам.

Потому идею пришлось отбросить.

Тарталья любил серый и красный цвета — в больших количествах надевая преимущественно их. Серые — иногда серебристые — куртки, красные шарфы различной вязки, красные рубашки, серые рубашки, футболки такие же, иногда мелькал чёрный, но не часто. Порой проскальзывали мало что значащие принты — слишком разнообразные, чтобы можно было судить однозначно, и в какой-то момент Чжун Ли искренне растерялся.

До похода в океанариум, когда Тарталья действительно смотрел по сторонам с интересом. И Чжун Ли облегчённо вздохнул, затем наблюдая за Тартальей в магазине океанариума и без зазрения совести купив ему небольшого плюшевого кита. Как бы несерьёзно со стороны не смотрелось, а ему понравилось то лёгкое возмущение, за которым скрывался стыд на лице Тартальи.

Итак — морская живность. В особенности — киты, акулы и нарвалы, о которых Тарталья неожиданно много успел рассказать, словно на самом деле хотел идти учиться не на экономиста, а на морского биолога. И это было не менее очаровательно, чем всё остальное.

В большинстве случаев подарки выходили недорогими, оттого Тарталье их было принимать легче, и вскоре Чжун Ли довольно щурился, видя в его руках ключи с брелоком в виде нарвала, браслет на его запястье с высеченным образом кита на металле, декоративную ракушку, болтающуюся на его рюкзаке, и много ещё подобных ненавязчивых мелочей.

Пару раз ему даже удалось купить ему одежды, и Тарталья тогда очень упорно пытался его отговорить, но в итоге сдался и потом перехватил счёт за их обед и заплатил сам.

— Я не беден! — возмутился Тарталья, когда Чжун Ли спросил у него, может ли тот позволять себе такие частые траты. — Это мои сбережения ещё со школы.

— Ты работал тогда? — удивился Чжун Ли, и Тарталья тут же замолчал, поспешно отведя разом помрачневший взгляд. Чжун Ли кивнул, решая пока не развивать эту тему и, возможно, оставить на потом.

Напряжённая атмосфера продержалась недолго — вскоре Тарталья вновь беспечно болтал обо всём. Разве что теперь тот факт, что он особо не рассказывает о своей школьной жизни, ненароком бросался в глаза. Невольно в голове Чжун Ли всплывали увиденные им на аккаунте Тартальи старые фотографии в компании вряд ли приличных личностей.

Из-за подобных размышлений он чуть не пропустил внезапную задумчивость Тартальи. Тот, что ещё страннее, пялился в сторону ювелирного магазина. Подозрения пришлось прогнать — чаще всего интерес Тартальи если и появлялся, заключался в его желании подарить что-то своим младшим братьям и сёстрам.

— Что такое? — всё равно спросил Чжун Ли, тоже останавливаясь. — Хочешь зайти?

— Что? — Тарталья посмотрел на него удивлённо, а потом неловко потёр шею и объяснил. — Нет, просто недавно думал о…

Не закончив, смущённо коснулся мочки уха с заросшим проколом. Чжун Ли убрал его руку и сам коснулся его кожи, находя неотчётливый шрам очень быстро. Тарталья замер, глядя на него во все глаза, и Чжун Ли медленно проговорил:

— Думаю, тебе пойдёт серьга.

— Правда? — чуть нахмурился Тарталья, как если бы в самом деле не поверил. Чжун Ли убрал руку от его пылающего уха и кивнул, продолжая улыбаться. А в его голове вспыхнула идея о новом подарке. И она ему слишком уж понравилась.

***

Ему искренне казалось, что его несколько дурачат. То есть, всё было хорошо, даже очень хорошо, и он ощущал себя донельзя счастливым во время их свиданий с Чжун Ли, но… не хватало одной небольшой, однако чересчур важной детали, чтобы он точно перестал терзаться лишними мыслями и, наконец, успокоился.

Прикосновений. Ему хотелось больше, и не только к лицу, волосам, губам и прочему, к чему Чжун Ли откровенно пристрастился за последние несколько месяцев. Они, несомненно, грели душу, заставляли сердце биться чаще, и убеждали в том, что всё прекрасно. Только вот жадность лишь расцветала. Чайлд всегда знал, что он жаден, и, как правило, привыкал добывать то, что ему нужно, в короткие сроки.

С Чжун Ли так не получалось. Что было и обидно, и до трепетного необычно. Смотря ему в глаза, он неожиданно терял всю свою уверенность, и просто хотел слушать, прикасаться, быть любимым. Всё это подкупало, порабощало, и вот Чайлд снова в ловушке собственных чувств.

Перед его глазами щёлкнули пальцами, и он пришёл в себя. Встряхнувшись, моргнул и оглядел уже пустую аудиторию и невозмутимого Скарамуша с бесцветным взглядом. Вдохнув, Чайлд поспешно скинул тетрадь, в которую не записал ни строчки за прошедший семинар — последний перед зачётом, между прочим, — и замер взглядом на брелоке-ракушке. Закусив губу, вздохнул и посмотрел на Скарамуша умоляюще.

— Что? — сразу ощетинился тот, не понимая. — Чего ты хочешь? Конспекты снова не дам, ты прошлые возвращал неделю.

— Нет, просто, — Чайлд тяжело вздохнул, пытаясь подобрать слова так, чтобы от него не сбежали сразу же при упоминании имени Чжун Ли. Скарамуш стал слишком чувствительный к подобного рода разговорам, поскольку… Чайлд подозревал, что тот просто уже устал выслушивать его сомнения, но поговорить об этом больше было не с кем: Тоня слишком маленькая, старшим братьям он никогда не нравился, а к родителям с настолько деликатной темой он обратится лишь под неминуемым страхом смерти и то вряд ли.

Побарабанив пальцами по парте, он всё же поднялся и закинул сумку на плечо, тяжело и горестно вздыхая. На него подозрительно посмотрели, но в душу лезть Скарамуш привычки не имел, потому промолчал, и в коридор они вышли в тишине. Зевнув пару раз, Чайлд потопал в сторону автомата с кофе — до кофейни добежать до начала следующей пары не успеет, что обидно. Хотя, там Чжун Ли он не встретит — тот сейчас в похоронном бюро.

Автомат противно зажужжал, пробуждая лучше того кофе, что делал. Чайлд в новом зевке взял высунувшийся стаканчик, отпил немного и подождал, пока Скарамуш возьмёт свой. Из простого милосердия подождал, пока тот сделает глоток, и проговорил:

— Мы так с ним и не переспали.

Скарамуш застыл статуей от внезапной информации, а потом поднял на него такой тяжёлый взгляд, что было удивительно, как так Чайлд не провалился на нижний этаж университета. Помолчали. Скарамуш кивнул каким-то своим мыслям, потом покачал головой, зажмурился и тяжело вздохнул, отпивая ещё немного и после морщась. Честно, будто заставлял себя продолжать жить.

— Ты поэтому весь семинар спал с открытыми глазами? — спросил он ядовито, пальцами массируя себе висок. — Знаешь, конечно, твой вкус стрёмный и всё такое, но можно ты не будешь меня дёргать по этому поводу настолько часто?

— Я тоже буду выслушивать всё, о чём ты будешь ныть, когда начнёшь с кем-то встречаться, — пожал плечами Чайлд беспечно и добавил, когда Скарамуш посмотрел на него уже устало. — Нет, честно. И слова не скажу против, всё выслушаю.

— Ты будешь последним, кому я расскажу об этом, — закатил глаза Скарамуш, совершенно не оценивая его дружеский порыв. Однако не сбежал же. Возможно потому, что бегать от Чайлда со стаканчиком горячего кофе в руках — не лучше решение, но тем не менее. Сделав ещё глоток, он взмахнул рукой, молча прося продолжать.

— В общем, — мгновенно воодушевился Чайлд, а потом, спустя секунду, тут же стушевался, вздыхая, — честно, не знаю. Уже почти четыре месяца прошло.

— Может, он просто ханжа, — буркнул без энтузиазма Скарамуш. — Только после свадьбы и всё такое.

На мгновение Чайлд поддался соблазну и представил их свадьбу, но потом тут же отбросил фантазии. Не потому, что они неприятные — нет, он был бы не прочь поглазеть на Чжун Ли в свадебном смокинге, — а потому, что пока что это казалось лишним. Люди не играют свадьбу спустя четыре месяца отношений, это странно. Чайлд предпочёл бы перед этим побывать в квартире Чжун Ли больше, чем один несчастный раз.

Возможно, играли старые установки от родителей — к подобному стоило относиться ответственно.

А ещё на ханжу Чжун Ли точно не походил. Да, поцеловались лишь на третьем свидании, зато как поцеловались — после того он всю ночь пролежал, зачем-то трогая собственные губы и едва ли не пища в подушку, будто ему было не восемнадцать, а… четырнадцать. Неважно, он был слишком счастлив и взбудоражен.

Вряд ли ханжи целуются с таким напором и чем-то диким в глазах. Эта самая дикость, к слову, начинала появляться всё чаще, и от неё вдоль позвоночника бежали до неразумного приятные мурашки. Из-за неё же у Чайлда гуляла фантазия так, что он всерьёз начинал мечтать о том, как Чжун Ли однажды его просто напросто зажмёт где-нибудь и не отпустит.

— Вряд ли, — пробормотал он, ведя плечами и прогоняя нахлынувшее настроение. Не впечатлённый ответом Скарамуш хмыкнул и припечатал:

— Тогда он просто импотент. Поздравляю, — и ехидно улыбнулся, затем пряча это в последнем глотке кофе. Чайлд замер от такого предположения, нахмурился и опустил взгляд в свой стаканчик.

Как по команде в его голове потоком пронеслись воспоминания о руке под его футболкой, о жаре чужого тела и о горячих поцелуях в шею. А также о том, как к нему прижимались, настолько тесно, что он ощущал напряжение, причём не только своё. Щёки запылали слишком внезапно, и Чайлд поспешно прижал к одной из них ладонь, закусывая губу.

— Н-нет, — выдавил он, стараясь прогнать воспоминания о том хищном, подминающем взгляде Чжун Ли, будто бы пронзавшим его душу насквозь. — Это тоже вряд ли…

— Тогда не знаю, — бросил Скарамуш, выкидывая свой стаканчик в урну и разворачиваясь прочь от автомата. Чайлд посмотрел ему вслед, быстро допил кофе и поспешил за ним, стараясь лишний раз не прокручивать воспоминания о том свидании в голове. Неожиданно Скарамуш глянул на него через плечо и сказал. — Если настолько невмоготу, то просто скажи ему уже об этом. А меня не трогай, задрал уже.

И двинулся дальше. Чайлд приостановил шаг, хмурясь. Что там сказал Чжун Ли? Не хочет торопиться, потому что ему это важно? Чайлд сжал ремешок сумки, а затем пальцами нащупал брелок-ракушку на замке. Тяжело вздохнув, последовал за Скарамушем.

Не похоже, что к нему испытывали равнодушие. По какой-то неизвестной причине Чжун Ли пока не стремился завалить его, но, если уж так, то Чайлд подождёт. Всё же отец ещё в детстве научил его, что терпение вознаграждается — спасибо походам на рыбалку.

А Чжун Ли стоил ожидания. Ну, или наживки получше.

***

Конец декабря прошёл в праздничной суматохе и вполне неудивительном одиночестве. Точнее, Тарталья писал ему почти каждый день, даже в дни зачётов, а встретиться им удалось лишь на пару часов перед тем, как он уехал к своей семье. Что было неожиданно, так это то, что его привычка прикасаться окажется слишком заразной. И дня не прошло, как Чжун Ли уже мечтал снова зарыться носом ему в волосы и коснуться его рук. Может, даже боков, если хватит самоконтроля.

В остальном всё прошло даже слишком привычно, настолько, что его занесло на новогодний корпоратив, устроенный Ху Тао. Ничего чересчур нетипичного — простое гуляние в ближайшем ресторане для работников в компании алкоголя и закусок. Смотря на своих коллег и вертящейся вокруг них Ху Тао, он думал о том, что в феврале будет ещё раз нечто похожее, но мощнее и более традиционно — китайский Новый Год, всё же.

На самом деле, привычки часто посещать такие мероприятия у него не было. Дело не в том, что ему не с кем было поговорить — со всеми коллегами его отношения нельзя было назвать «дружескими», но и просто «знакомством» подобное обозвать язык не поворачивался. Из-за Ху Тао все сплачивались несмотря на специфику работы, а порой чёрный юмор даже скрашивал рабочее время.

И, несмотря на всё это, Чжун Ли в самом деле казалось, что он уже ужасно далёк от всего этого. Вероятно, в подобном были виноваты старые воспоминания о корпорации и вечерах там. Покачав в руке бокал с вином, он зашёл в соцсети, мимолётом думая о том, что будь с ним Тарталья здесь, то этот день был бы в разы лучше.

Настроение мгновенно улучшилось, стоило ему увидеть новую фотографию — на фоне огромной, мерцающей огнями ёлки, каким-то чудом примостившейся в углу комнаты, Тарталья казался маленьким. Из его рыжих взъерошенных волос торчали игрушечные оленьи рожки, в синеве глаз бликами скакали отблески ёлочных огоньков, и улыбался он так светло и тепло, протягивая обмотанную подарочной упаковкой коробку, в придачу обвязанную красной лентой. На другой половине снимка, утопая в огромном вязаном свитере, сидел такой же рыжий мальчик лет семи, тянущий к подарку руки.

«Тоня сфотографировала исподтишка!» — значилось под фотографией, и Чжун Ли слегка усмехнулся, снова возвращаясь к любованию. Хоть и так было ясно по сообщениям, что праздники он проводит отлично, но фотографии позволяли это увидеть. Внезапное чувство тоски пронзило сердце, и Чжун Ли на секунду всерьёз пожалел, что отказался от возможности поехать с ним.

— Чего улыбаешься так загадочно? — внезапно рядом возникла Ху Тао, тут же прижимаясь к нему плечом. Чжун Ли удержал в руке бокал с недопитым вином и выключил телефон.

— Ничего особенного, — ровно ответил он, впрочем, затем позволяя себе вернуть на лицо было спрятанную улыбку. Ху Тао хитро прищурилась, выдавая:

— А мне кажется, кто-то особенный точно есть. Не раз видела, как ты в облаках витаешь.

— Прошу прощения, — несколько уязвлённо отозвался Чжун Ли. Подумав, всё же отказался от мысли делиться своей коллекцией фотографий с Тартальей и просто вернулся к нему на аккаунт, показывая только что просмотренный снимок. Ху Тао уставилась в экран, а потом кивнула — утвердительно так, будто одобряла.

— Выглядит мило, — прокомментировала она без злого умысла и предложила, хитро сощурившись. — А чего к нам не пригласил ни разу?

— К слову не приходилось, — даже не солгал Чжун Ли, покачав головой. Однако и в теории похоронное бюро звучало как не лучшее место для встречи. Мелькнула мысль, что с Ху Тао Тарталья мог бы даже подружиться, учитывая, что в чёрном юморе они точно бы сошлись — как-то раз у него вырвалось неосторожное: «Вот это мёртвое местечко», когда они по случайности проезжали мимо кладбища. Правда, после он молчал ещё минут десять, глядя куда угодно, но не на Чжун Ли, который сначала удивился, а потом долго давил в себе неуместное веселье.

— Пригласи его, — продолжила Ху Тао, пожимая плечами. — Познакомимся. Нет, правда.

— Если он захочет, — уклончиво отозвался Чжун Ли, и его похлопали по плечу, отпуская. Ху Тао потянулась, подняв руки к потолку, и развернулась к нему, широко улыбаясь — по-доброму, но с некой хитрецой в глазах.

— Как скажешь. Хорошо, оставляю тебя наедине, любоваться твоим парнем, — и с этими словами ускакала обратно к группе коллег за столом.

Посмотрев ей вслед, Чжун Ли допил вино из бокала, и уже подумывал присоединиться, как телефон в его руке завибрировал. Опустив взгляд, он тут же отказался от своего плана и поспешно покинул шумный зал.

— Привет, — выдохнул он в трубку, прикрывая за собой дверь и оказываясь в небольшом и пустом коридоре. Из-за стенки всё ещё доносились музыка и гул голосов, но не так громко, чтобы помешать ему услышать в ответ:

— Привет, — Тарталья почему-то прошептал это, а потом замолчал. Чжун Ли прислонился спиной к стене, напрягая слух и слыша чужое дыхание. Молчание продлилось недолго. — Ты говорил, что не празднуешь.

— Это небольшой новогодний корпоратив, — ответил Чжун Ли, пряча облегчённый вздох и прижимая телефон к уху сильнее. По какой-то неизвестной причине они чаще списывались, чем созванивались. После их последней встречи голос Тартальи успокаивал.

— Ты вроде говорил, что… — Тарталья сбился. Показалось, что он невольно начал растягивать слова, и Чжун Ли слегка нахмурился в озадаченности. Снова тишина, а потом Тарталья вспомнил. — Диаспора. Ты говорил, что бюро направленно больше на китайскую диаспору и традиции. Разве у вас Новый Год не в феврале?

— Верно, но что мешает отмечать так? — усмехнулся Чжун Ли. Закралось некое подозрение, и он озвучил его, стараясь прозвучать спокойно, чтобы нельзя было даже выдумать, будто он спрашивает с осуждением. — Ты выпил немного, Тарталья?

— Я? — шумный и насмешливый вздох вырвался из телефона, и Чжун Ли прищурился. Раздалась возня, а за ней — слова. — Немного. Я не фанат, просто захотелось почему-то. Но пришлось тайно, пока родители не видели. Это нечестно — я уже взрослый, могу же пить.

Чжун Ли запрокинул голову, расслабляясь и продолжая внимать немного пьяному, но приятному бормотанию. Шумы из зала отошли, оставляя его один на один с этим голосом, который, в самом деле, он был готов слушать целую вечность. Не раздражающий, часто искрящий весельем, задорный. Нега разлилась под кожей, и Чжун Ли опять пожалел, что не поехал вместе с ним. То было бы абсолютно необдуманным решением, но тогда бы он мог трогать Тарталью, быть рядом с ним, слышать не только его голос напрямую, но ещё и запах.

— А ты тоже пил? — вдруг спросил Тарталья, вырывая его из лёгких грёз. Чжун Ли сначала кивнул, а уже потом вслух ответил:

— Да, немного.

— Не помню, чтобы ты пил при мне, — озвучил какое-то своё сомнение Тарталья. — Почему?

«Потому что это опасно для тебя» — про себя вздохнул Чжун Ли. Несколько раз он чуть не поддался соблазну предложить, но вовремя себя одёргивал. Возможно, из-за уже выпитого алкоголя это показалось абсурдным действием — почему он в принципе избегает Тарталью так, словно ждёт худшего исхода?

Не лучше было бы сразу захватить его и не отпускать? Он потряс головой, выгоняя сумбурные и тёмные мысли, напоминая себе, что они живут в цивилизованном мире, где предъявлять права на человека нельзя, особенно таким похабным способом. Однако пометить, оставить несколько засосов на бледной коже — это казалось чересчур огромным соблазном.

— Хочешь выпить со мной? — спросил Чжун Ли и, услышав согласное мычание, проговорил. — У нас ещё много времени, всегда успеем.

— Хочется поскорее, — немного неразборчиво проговорил Тарталья. Снова послышалась возня, затем громкий вздох и тихое. — Я скучаю.

Ему показалось, что земля ушла из-под ног. Всего на секунду. Наваждение спало, но не спасло от зачастившего сердца. Склонив голову, Чжун Ли зажмурился, резко трезвея полностью, и усмехнулся, говоря:

— Я тоже.

— Мы же можем в следующем году встретить его вместе, да? — спросил Тарталья всё так же тихо. Кажется, алкоголь делал его сентиментальным. Чжун Ли улыбнулся этой приятной мелочи, не в состоянии мыслить рационально и ответственно.

Как можно было сказать ему нечто неопределённое, вроде: «Посмотрим» или «Скорее всего»? Ведь кто знает, что будет в следующем году, возможно, вся эта эйфория кончится через месяц, потому что Тарталье надоест, или произойдёт что-то неприятное и драматичное, раз уж всё происходящее так напоминает какой-то фильм. Поворот сюжета, кульминация, трагедия, но… Чжун Ли не хотелось думать об этом.

Не сейчас, когда до Нового Года осталась пара часов, в зале веселятся его коллеги из похоронного бюро, а ему в ухо буквально дышит чуть подвыпивший Тарталья, вероятно, прячущийся от своих родственников, чтобы поговорить с ним. Именно в этот момент Чжун Ли почувствовал себя несколько неправильно — будто по-настоящему крадёт Тарталью ради собственного удовлетворения.

Но то удовлетворение было настолько личным, настолько тёмным и настолько приятным, что противиться ему не было никакого желания. От одной лишь мысли, что Тарталья захотел ему позвонить, находясь в кругу своей семьи, лесть растекалась ядом под кожей, подначивая. А озвученное желание сохранить их отношения ещё минимум на год, выдающее серьёзность намерений, уничтожало всю осторожность.

— Тарталья, — проурчал Чжун Ли, глубоко вдыхая и теперь ощущая себя гораздо более пьяным, чем от выпитого вина.

— Да? — голос прозвучал неуверенно, чуть дрожа, и Чжун Ли протянул, прокатывая любимое имя по языку и растягивая рычание:

— Тарталья, — и за это его вознаградили задушенным вздохом, который едва не перешёл в стон. Потому он беспощадно повторил, понижая голос. — Тарталья…

— Да что ты, — едва ли не всхлип, и Чжун Ли заставил себя прекратить. Он был готов урчать это имя в ласке прямо на ухо Тарталье, а тот бы чудесно содрогался, принимая каждое его движение и отзываясь, послушно, неумело, но так волшебно. Чжун Ли сжал пальцы на телефоне сильнее, пытаясь прогнать навязчивую фантазию, но дыхание из динамика не стихало.

— Мне очень хочется сделать с тобой очень многое, — сорвался на откровение он, и это привело его в чувство. Распахнув широко глаза, он сделал быстрый вдох и взял себя в руки, продолжая в тон. — И Новый Год, и День Рождения, как твой, так и мой…

— Чёрт, — выдохнул как-то обречённо Тарталья, сглатывая, громко, и Чжун Ли снова прикрыл глаза, стараясь взять собственный разум под контроль. А затем раздалось короткое. — Июль. У меня — в июле. Двадцатого.

— Чудесно, — улыбнулся Чжун Ли, продолжая вслушиваться. — Я запомню.

— Вообще, я позвонил, чтобы поздравить, — признался Тарталья, уже спокойнее, как справившись с собой, и это было несколько печально — хотелось ещё послушать его неровного и смущённого дыхания. Откинув эти мысли, Чжун Ли сосредоточился. — Прости, что так вышло.

— Ничего страшного, мне всё ещё нравится твоя идея провести это всё вместе в следующем году.

Явное облегчение донеслось до него приятным шумом. Чжун Ли хотел ещё что-то сказать, как его прервали. Причём, судя по голосу, это был не Тарталья:

— Аякс! — крикнул некто по ту сторону. Чжун Ли на мгновение замер, слушая странную возню и недовольное шипение Тартальи. Некто — девушка, младшая сестра? — повторил. — Аякс, тебя мама зовёт, пойдём уже.

— Да, сейчас, — вздохнул Тарталья, и его слова только чудом не исчезли за шумами. Чжун Ли озадаченно наклонил голову, не совсем понимая. Тем временем некто ушёл, шумы исчезли, и Тарталья выдохнул в трубку. — Меня зовут, мне надо идти. Извини.

На языке вертелся уже готовый сорваться вопрос, но Чжун Ли проглотил его и заменил спокойным и понимающим:

— Конечно. С наступающим.

— И тебя. Скоро вернусь, — пообещал Тарталья. Звонок закончился.

Постояв ещё несколько секунд в не ушедшем замешательстве, Чжун Ли медленно отстранил телефон от своего уха и уставился на потемневший экран. Немного подумав, разблокировал, вернулся на аккаунт Тартальи, но теперь заглянул в комментарии под новым снимком. Глаз тут же выцепил комментарий «Всё для тебя!» и фотографию в небольшом кружке — девушка с такими же рыжими волосами.

Особо не думая о том, что именно делает, он перешёл на её аккаунт и пролистал несколько фотографий, пока не остановился на одной: уже знакомая ёлка, но ещё не наряженная, и Тарталья, балансирующий на стремянке и развешивающий ёлочные шары на верхних ветках. А под снимком подпись: «Братик Аякс вернулся домой на праздники».

Чжун Ли замер, разглядывая её, а потом выключил телефон и задумчиво прислонил его к подбородку, мечась в море из сумбурных и мало связанных друг с другом мыслей. Одна показалась вполне правдоподобной: домашнее имя. Но её тут же сбило воспоминание о знакомстве — потому что тогда Тарталья представился ещё и Чайлдом.

Ему не хотелось, но он подумал: настоящее ли имя он шептал в телефон несколько минут назад?

***

Очевидно, об этом стоило спросить напрямую и не поддаваться тем неприятным и больше инфантильным мыслям о том, что его на протяжении нескольких месяцев откровенно дурили. Нет, судя по тому, что он мог замечать, Тарталья ему не лгал — ни про семью, ни про учёбу, ни про экзамены и зачёты. Но почему-то представился каким-то иным именем и… Чжун Ли предпочёл решить, что «Аякс» — действительно домашнее, более интимное обращение, доступное самым близким.

Но если он думал именно в этом направлении, то это неизбежно оборачивалось небольшим раздражением. Поскольку ему очень хотелось верить, что для Тартальи он уже стал таким человеком. За этим тянулась вина — сам не желал спешить, а теперь хочет войти в семейный круг спустя всего несколько месяцев общения. И всё в итоге превращалось в бесконечный поезд из мыслей и угрызений совести.

Так это превратилось в небольшой ядовитый сорняк где-то в груди, рядом с сердцем. И пока что он не совсем понимал, что с ним делать. Подозревать Тарталью в неискренности — даже от простого предположения становилось противно. Не потому, что гордость была задета, а потому что это Тарталья. Тарталья, который сделал первый шаг, вытащил на первое свидание и так трепетно реагировал на всё, что происходило дальше.

Тарталья, который позволил узнать о себе достаточно, но не всё подряд, потому что о своей школьной жизни он продолжал отмалчиваться. И заставить его говорить было нельзя. Если он не хочет рассказывать, то Чжун Ли не может требовать, поскольку тогда это разрушит выстроившееся между ними доверие.

Доверие, которое и так пошатнулось, когда он услышал это «Аякс».

— Ты какой-то задумчивый сегодня, — Тарталья чуть склонил голову, и чёрный гвоздик в его левом ухе сверкнул в свете лампы. Чжун Ли моргнул, привлечённый этим блеском, и улыбнулся, стараясь сосредоточиться — они только что вернулись с ужина и припарковались у общежития.

Снаружи дул холодный ветер, искрил снег, опускалась темень — солнце садилось рано. Это были уже десятые числа января, а Тарталья, как и обещал, вернулся спустя всего два дня после Нового Года. Они успели уже несколько раз встретиться, и за все прошедшие встречи Чжун Ли так и не решился спросить. Да и сам Тарталья молчал, то ли не помня, то ли подумав, что тогда его домашнее имя не услышали.

Может быть, Чжун Ли придавал этому слишком много значения. Или в нём играла жадность, оборачивающаяся чересчур собственническим желанием привязать Тарталью к себе сильнее, чтобы без подобных секретов. Слегка встряхнувшись, он вздохнул — предстояло много работы с тем, чтобы ненароком не сорваться.

— Да, устал немного, — отчасти это было правдой. Посмотрев на Тарталью, снова замер взглядом на чёрном гвоздике в его ухе, а потом улыбнулся и потянулся вперёд. Тарталья тут же сверкнул глазами и ответил, целуя и задерживаясь, медленно, но горячо выдыхая. От этого всё раздражение как волной смыло, и Чжун Ли облегчённо вздохнул. — У меня для тебя небольшой подарок.

Тарталья заинтригованно глянул на него, а потом перевёл взгляд на открывшийся бардачок. Его глаза вспыхнули ещё большим интересом, когда оттуда показалась небольшая продолговатая коробочка. Чжун Ли достал её, вернулся на своё место и протянул Тарталье. Тот тут же схватился за неё, замер на мгновение и осторожно открыл.

Удивление украсило его лицо, после отзываясь румянцем на щеках. Чжун Ли довольно улыбнулся, замечая возникнувшее затем восхищение, но всё равно спросил:

— Нравится?

— Очень, — выдавил Тарталья, продолжая рассматривать серьгу в коробочке — на конце двух матовых позолоченных бусин висел красный камешек, о ценности которого Чжун Ли решил благоразумно промолчать. На всякий случай.

На него подняли смущённый и нерешительный взгляд, и Чжун Ли проговорил:

— Это мой новогодний подарок тебе.

Неожиданно Тарталья стыдливо отвёл взгляд и закусил губу. Поёрзав, он спросил:

— Ничего, если ты ещё немного подождёшь свой подарок? Он ещё не готов, но скоро будет.

— Конечно, — усмехнулся Чжун Ли, ласково, и посмотрел на коробочку с серьгой. Тарталья быстро глянул на него, снова вернулся взглядом к коробочке и осторожно достал из неё серьгу. После чего протянул ему и, уловив замешательство, усмехнулся, предлагая:

— Поможешь надеть?

Единственная мысль, которая скользнула у Чжун Ли в голове, была: «Ловушка». Его снова собирались если не проверять на прочность, то открыто соблазнить. Он буквально мог видеть, насколько лютые черти пляшут в синих, хитрых глазах. И отказать такому Тарталье — одна из тех ошибок, о которых жалеешь сразу же. Потому он безропотно принял серьгу.

На него взглянули из-под ресниц, а потом наклонились, чуть повернув голову. Зима в самом разгаре, вот только у Тартальи куртка была расстёгнута, а шарф он с конца ужина мял в руках. Даже сейчас — Чжун Ли бесшумно усмехнулся, заметив, как он вцепился в него, сминая лишь сильнее.

Простой гвоздик легко покинул мочку. Положив его в коробочку, Чжун Ли снова посмотрел на замершего и словно переставшего дышать Тарталью. Будто это не была его инициатива, и пока Чжун Ли не до конца понял — это с ним так мило играются, пытаясь вывести на эмоции, или вся собранность рушится по-настоящему, стоит ему проявить чуть больше напора.

Медленно вдев новую серьгу и закрепив её, он не убрал руки и не отстранился. А стоило бы, учитывая, что его снова начинает изнутри пожирать желание. Остановил взгляд на мерцающем в свете камне, затем провёл пальцами за ухом Тартальи, как убирая рыжую прядь, и прищурился, заметив, как оно мгновенно заалело.

— Нравится меня искушать, Тарталья? — тихо спросил он, буквально видя, насколько крупная дрожь пробежалась вдоль его спины. Тарталья хотел было чуть повернуть голову, как Чжун Ли остановил его, приникая губами к его алому и горячему уху, сухо и негромко целуя.

Салон машины облетел судорожный вздох, подначивая идти дальше. И Чжун Ли спустился ниже, к линии челюсти, горячо выдыхая и хватая Тарталью за подбородок, заставляя его чуть запрокинуть голову. В его плечо вцепились, но не отталкивая, а, наоборот, притягивая ближе, и чуть откидывая голову, при этом срываясь на такие прекрасные, тихие постанывания.

Уткнувшись носом в сгиб его шеи, Чжун Ли ослабил хватку и глубоко вдохнул. Глаза закрылись сами собой в небольшой эйфории, покрывшей сознание лёгкой дурманящей дымкой. Не настолько опасной, чтобы он совсем потерял голову, но достаточной, чтобы поддался своим желаниям. То-то ему чудилось, будто Тарталья излишне часто наклонял голову и тянулся к нему во время их свидания — точно хотел спровоцировать.

Отстранившись, Чжун Ли повернул его голову к себе, заглядывая в мутные и чуть блестящие глаза. Синяя радужка знакомо превратилась в тонкий ободок вокруг расширившегося чёрного омута-зрачка, и Чжун Ли склонился к его губам. Надавливая, молча прося открыть рот, и ему подчинились, пуская и отвечая.

Оттенок горечи и раздражения проник в мысли напоминанием о всё ещё присутствующих между ними тайнах. Чжун Ли впился в Тарталью, заползая рукой ему под куртку и останавливая ладонь у него на боку, слегка сжимая и сквозь ткань ощущая упругость его кожи. Желание проникнуть не сколько в тело, сколько в душу пронеслось откровением на краю сознания.

Стать неотъемлемой частью его жизни, забрать себе, узнать всё, понять лучше, глубже, захватить и не отпускать от себя. Жадность расцвела слишком стремительно, отдаваясь в немного резких движениях, и Чжун Ли слегка прикусил нижнюю губу Тартальи, вырывая из его горла тихий, но откровенный стон.

А когда открыл глаза, то остановился. Ресницы Тартальи дрожали и сверкали, покрытые мелкими каплями. Чжун Ли в ужасе отшатнулся, разрывая поцелуй и замер, не понимая. Взгляд скользнул ниже, к покрасневшим и всё ещё приоткрытым губам, затем к алеющим щекам, на которых увидел внезапные влажные дорожки.

— Прости, — выдохнул Чжун Ли, тяжело сглатывая и пытаясь собраться с разбежавшимися мыслями. Но не успела пугающая пустота страха раскрыться в груди, как Тарталья сам поддался вперёд и вновь поцеловал его — яростно, упорно, желанно.

— Всё хорошо, — заверил он, на миг отрываясь и хлопая слипшимися ресницами. Чжун Ли глубоко вдохнул его запах, позволяя себе чуть-чуть расслабиться и ответить на ещё один поцелуй. Тарталья прижался к нему, и теперь на его губах чувствовалась соль.

По какой причине подобное только сильнее распалило его, он не знал. Но это было его окончательное и бесповоротное падение.

***

После конца сессии Тарталья сделал ему подарок — и это было не совсем то, о чём он в принципе мог подумать. Ему подарили несколько небольших, герметичных контейнеров для хранения чайных листьев, и всё бы ничего, да только они оказались ручной работы. Тарталья, смущаясь, признал, что делал он их не в одиночку, и с рисунками ему больше помогла его младшая сестра Тоня, и всё равно…

Это было прекрасно. Чжун Ли ещё долго рассматривал бока контейнеров, как собираясь запомнить каждый мазок в рисунке. Золотой дракон, обвивающийся кольцом; раскидистые, толстые деревья, с широкой золотой кроной; бегущие волнами горы и холмы, усыпанные белоснежными и синими цветами; летящие стайкой цапли из озера.

Прорисованное скорее схематично, чем детально, но оттого картина казалась чем-то, что могло привидеться во снах — размытые очертания создавали впечатление движущейся картины. Чжун Ли нравилось настолько, что он избегал искать огрехи, признавая талант младшей сестры Тартальи. И каждый раз, заходя на кухню, смотрел на этот ряд из контейнеров, радуясь про себя и вспоминая, как Тарталья, светясь от довольства, отдавал ему коробку, перевязанную большим бантом.

И время снова побежало. Китайский Новый Год встречали уже вместе, гуляя на фестивале — там оказалось, что с палочками для еды у Тартальи отношения отвратительные, поскольку его навыки не стали лучше даже после обеда и ужина в ресторанах. Зато от души наелся рыбы, и Чжун Ли искренне старался не заострять своё внимание на этом. Хотя в конце, при поцелуе, всё равно ощутил лёгкий привкус, и впервые он не показался ему настолько отвратительным.

С каждой их встречей всё становилось… откровеннее. Прикосновения были уже не столько частыми, сколько продолжительными. В какой-то момент — в середине февраля если быть точным, — Чжун Ли вдруг понял, что его покоящаяся на талии Тартальи рука — вполне себе обыденный жест, которому никто из них уже не придавал такого значения. Однако стоило ему это заметить, как внутри всё отдавалось приятным жаром.

Не совсем удовлетворение — скорее жадность. Сердце обдавало теплом, стоило ему обратить внимание на то, как красный камешек серьги в его левом ухе сверкает, как гремит брелок на его ключах, как он поправляет ещё один красный шарф крупной вязки, который совсем недавно ненавязчиво удалось ему купить… Будто бы он с головы до ног покрыт вниманием Чжун Ли, и это внимание очевидно каждому, кто взглянет со стороны.

Тёмные, немного извращённые, но безопасные мысли. Чжун Ли довольно улыбался, наблюдая за Тартальей и ловя его взгляд — тёплый и сияющий только для него. Почему синие глаза тускнели, стоило их взгляду упасть на другого человека, — это до сих пор оставалось загадкой. Чересчур льстящей загадкой.

Всё становилось привычным, приятным, таким, что не хотелось отпускать и забывать. Тем не менее, Тарталья продолжал молчать. О своём имени, о школьных годах, о шрамах на пальцах, о странных взглядах. Как если бы это всё не имело значения, будто он хотел забыть. Чжун Ли же не понимал: стоило ли лезть в душу, узнавать, выпытывать и делиться секретами, о которых хочется умалчивать, или же надо просто принять и не оглядываться назад.

Возможно, Тарталья хотел строить новое будущее. Если так, то с этим придётся смириться, даже несмотря на недовольство, ворочавшееся в груди. В такие моменты Чжун Ли тяжело вздыхал, стараясь взять себя под контроль и не дать своему эгоизму сделать даже шага. Амбициозность — та черта, о которой он бы предпочёл забыть, поскольку именно она сопроводила его на тёмное дно его души. И делать Тарталью жертвой собственных амбиций не стоило.

Каким бы сильным желание ни было.

За зимой наступила весна — снег растаял, деревья постепенно начинали цвести, пришёл март. Тарталья забегался на учёбе, готовя учебные проекты, а затем на целую неделю пропал, уехав к родственникам. И не сказал, что вернулся.

Одним поздним вечером, когда с работой уже было покончено и впереди ждали выходные, Тарталья вновь ему позвонил. Чжун Ли, только закончивший ужинать, тут же поднял трубку. Первое, что он услышал, так это множество весёлых голосов и приглушённые басы музыки. На мгновение его мысленно швырнуло на пару месяцев назад, в Новый Год. Разве что теперь он, судя по всему, находился на месте Тартальи. Только не пьяный.

— Развлекаешься сегодня? — спросил он, улыбаясь и звуча мягко настолько, насколько это возможно. Это не сложно — чужое дыхание снова ласкало шумом его ухо. Тарталья промычал что-то по ту сторону, затем вздыхая и на мгновение заглушая все посторонние звуки.

— Тесное знакомство со студсоветом, — проговорил он, знакомо растягивая слова. Видимо, знакомство перешло из приличного в не совсем трезвое. Чжун Ли усмехнулся, задавливая короткую вспышку ревности, напоминая, что в воскресенье они договорились провести время вместе.

— Хорошие люди? — спросил он, откидываясь на спинку стула и чуть прикрывая глаза, концентрируясь на чужом голосе. Тарталья дышит почему-то глубоко, как нарочно, но при этом сбиваясь.

— Да, Люмин с Итэром классные, они буквально на одно лицо — близнецы, представляешь? — смешок получается не совсем искренним, каким-то даже натужным. Чжун Ли слегка нахмурился, отгоняя непрошенные и поспешные подозрения, продолжая слушать. — Скарамуш сказал, что надо с ними подружиться, и вот я здесь. Тут неплохо, шумно, но прикольно, и…

Он внезапно замолчал, оборвав сам себя. Сглотнул, послышался шорох одежды. Повисло молчание. Чжун Ли постучал пальцами по столу, бросил взгляд на часы и медленно спросил, не уверенный в том, что правильно считал настроение и мотивы:

— Мне забрать тебя?

— Что? — тихо прошептал Тарталья, как подумав, что ослышался. Чжун Ли повторил:

— Мне забрать тебя оттуда?

Ещё одно молчание, ставшее отрывистым дыхание до сих пор звучало громче остального шума, и Чжун Ли задумался, где именно сейчас прячется Тарталья. Происходило ли всё веселье у кого-то в квартире, или же в каком-то баре? Значения это, как такового, не имело, просто хотелось думать, что Тарталья в безопасности.

— Ничего такого не случилось, правда, — проговорил Тарталья, слишком очевидно стараясь звучать уверенно и беспечно. Только вот срывался, начиная говорить слишком тихо. — Я тебя отвлёк, да? Прости, я просто хотел услышать тебя.

— Ты меня не отвлёк, — сказал Чжун Ли всё так же мягко, глубоко вдыхая. — Скажи, ты в порядке?

— Я? — Тарталья хмыкнул, невесело. Снова замолчал, а потом проговорил. — Только от родителей вернулся, я просто… это не важно, просто соскучился. Это… извини, вечер порчу, прости…

Чжун Ли хотел что-то сказать, но все слова вылетели из его головы, когда он внезапно услышал едва слышный всхлип. Мурашки пробежались вдоль спины, челюсти сжались сами собой. Нахмурившись, он поднялся из-за стола и ушёл в спальню. Положив телефон на кровать, включил громкую связь.

— Тарталья, — выдохнул он, комкая в пальцах одеяло, и спросил. — Позволишь мне приехать и забрать тебя? Если хочешь, я ничего не буду спрашивать, только разреши мне быть рядом с тобой сейчас.

В противовес его внешнему спокойствию внутри всё клокотало от тревоги. Мысли метались от идеи, что у Тартальи просто сдали нервы из-за учёбы, до того, что на него и вовсе кто-то напал. От второго внутри всё замирало в ужасе, а под пальцами он вновь ощущал грубость небольших шрамиков на бледных костяшках. Почему он так и не спросил, по какой причине их так много?

Почему он в принципе не пытался узнать немного больше? Потому что боялся, потому что страшно, потому что вдруг отпугнёт своим напором, потому что вдруг Тарталье всё это не нужно? Глупец, и вот — поплатился за собственную излишнюю осторожность. Что он делал все эти месяцы, кроме как утопал в собственных желаниях и простой, очевидной даже не влюблённости, а уже любви?

— Я… — Тарталья протяжно выдохнул, как пытаясь взять себя в руки. Его молчание вонзилось тонкой иглой в кожу, а потом он проговорил. — Если только ты отвезёшь меня к себе.

— Конечно, — ответил Чжун Ли, особо не задумываясь, и чуть улыбнулся, услышав из телефона облегчённый вздох. Ещё немного помолчав, Тарталья попросил:

— Расскажешь что-нибудь?

И Чжун Ли рассказывал, пока поспешно вытаскивал рубашку и штаны из шкафа, пока застёгивал пуговицы, стараясь в спешке не ошибиться, пока собирал волосы в небрежный хвост и пока выходил из квартиры. Тарталья то и дело вставлял слова в его историю, больше показывая, что он здесь, чем пытаясь участвовать в разговоре, но, честно, Чжун Ли хватало его дыхания, постепенно становящегося спокойным.

— Перезвоню тебе, как буду в машине, — сказал он и сделал это спустя буквально три минуты, которых хватило спуститься вниз и найти на парковке машину. Тарталья взял тут же, и продолжил слушать его всё не заканчивающийся рассказ о прошедшем дне, о работе, о немного скучных консультациях, в принципе обо всём, о чём только мог.

Дом, где происходило знакомство со студсоветом, оказался не так далеко от университета, но достаточно, чтобы прогулка по образовавшимся после снега лужам из увеселительной превратилась в мучительную, после которой не хочется делать ничего, кроме как лежать. Чжун Ли остановил машину у нужного подъезда и вышел. Телефон в руках вертелся будто бы сам собой — звонок Тарталья сбросил всего секунд десять назад, а тревога вновь дала о себе знать.

Спустя несколько мучительных минут дверь подъезда распахнулась и на улицу вышло две фигуры. Рыжие волосы Тартальи полыхнули в свете фонаря. Второго парня Чжун Ли узнал почти тут же — тот часто мелькал на фотографиях рядом с Тартальей, вроде, они даже со школы были знакомы. А ещё его взгляд даже спустя несколько месяцев остался всё таким же колючим.

Тарталья кивнул другу, похлопавшему его по спине, и неуверенно двинулся к Чжун Ли, слегка пошатываясь. Словив ещё один острый взгляд, Чжун Ли пошёл навстречу и вскоре уже осторожно сжимал слегка дрожащее тело, внутренне успокаиваясь и позволяя себе немного расслабиться. Его стиснули в ответ, обхватив руками и шумно задышав в шею.

Прохладный мартовский воздух вспыхнул неприятным запахом дешёвого алкоголя. Чжун Ли поцеловал Тарталью в висок и потянул в сторону машины. Уселись в молчании, выехали из двора в нём же. На дорогах было уже не так много машин, но оживление сохранялось. И Чжун Ли всё равно украдкой посмотрел на Тарталью, пытаясь выцепить хотя бы что-то, что могло указать на произошедшее.

Но ничего. Тарталья просто непривычно тихо сидел, прислонившись к окну и глядя на горящие вывески на мимо мелькающих зданиях. Только чуть ногой стучал, и губу снова закусывал. И хмурился на собственные мысли, потускнев взглядом.

— Помнишь, — его тихий голос нарушил тишину слишком внезапно. Вздрогнув от неожиданности, Чжун Ли снова посмотрел на него. Тарталья набрал в грудь воздуха, и сказал. — Перед Новым Годом я сказал, что намекну своей семье про тебя? То есть, скажу, что у меня кто-то есть.

— Помню, — осторожно отозвался Чжун Ли, про себя облегчённо вздыхая — дело не в том, что на Тарталью напали или сделали нечто подобное. Через секунду напряжение вернулось, поскольку Тарталья сжал губы в линию перед тем, как продолжить:

— Я сказал только Тоне, что ты старше, — он сглотнул, обнимая себя руками крепче, а потом протирая лицо рукой и бормоча. — Нет, это не то, что я вообще хочу сказать. Я просто… чёрт!

— Тарталья, — мягко прервал его Чжун Ли, останавливаясь на светофоре. Повернул голову и столкнулся с синим взором. Загнанным, усталым, полным непонятного ему страха. Протянул руку.

Тарталья уставился на его ладонь и взялся за неё, после поджимая губы, но позволяя переплести с ним пальцы и сжать их в замок. Чжун Ли кивнул, ловя его взгляд снова, и погладил по шрамам на костяшках. По какой-то причине Тарталья дёрнулся, но точно не от неожиданности, и его взгляд наполнился отчаянием.

— У тебя есть секреты, — продолжил Чжун Ли, чувствуя нарастающую дрожь в руке Тартальи. Снова погладив его, он закончил. — Ими не обязательно делиться, о них не обязательно говорить, если ты не хочешь. Всё хорошо, я буду рядом в любом случае.

— А если не захочешь? — выдавил Тарталья как через силу, как не желая озвучивать свои подозрения. Чжун Ли слабо улыбнулся, только сильнее стискивая его руку и краем глаза замечая смену цвета светофора.

— Захочу, — отозвался он не в слепой решимости, а с чётким знанием, что даже если у Тартальи есть какой-то страшный, ужасный и тёмный секрет, то он его примет. Поскольку он уже привык думать о том, что Тарталья принадлежит ему. Пока что только душой.

Всё же, не у одного Тартальи есть свои секреты. На мгновение внутри всё похолодело от мысли, что про свои фантазии, про свою жажду придётся рассказать в ответ. Не из чувства справедливости, а из желания укрепить доверие, взаимно распахнув душу. Он повёл плечами и заставил себя отвлечься и сконцентрироваться на дороге.

— Я расскажу, — вдруг проговорил Тарталья почти шёпотом. Чжун Ли сощурился, только этим выдавая своё довольство, и, не отрывая взгляда от дороги, поднёс его руку к своим губам и оставил лёгкий поцелуй на одной из костяшек. После так же тихо говоря:

— Я люблю тебя.

Сбоку задушено всхлипнули, и это можно было посчитать ответом. Чжун Ли скосил взгляд, мельком проходясь по рыжим волосам, по бледной, покрытой веснушками коже, и останавливаясь на синих, всё ещё полных тревоги и страха глазах, но не тусклых — сияние мерцало в радужке.

Его руку пришлось отпустить, когда они приехали, но продлилось это не долго — по пути к дверям Чжун Ли прижал к себе Тарталью снова. Тёплое, ещё пахнущее алкоголем дыхание расползалось по его шее, пока они ехали в лифте, и это, на удивление, помогало сосредоточиться.

Квартира встретила их тишиной и спокойствием. Чжун Ли зажёг свет и снял пальто, затем вешая к нему куртку Тартальи. Посмотрев на него, снова чуть улыбнулся и сказал:

— Принести тебе чего-нибудь?

— Воды, наверное, — Тарталья пожал плечами, а в его взгляде начинала пробиваться мрачная решимость. Чжун Ли кивнул и не сдержал себя, коротко поцеловав его в лоб, после отправив в гостиную. Захватив из холодильника бутылку воды, уставился на тарелку и приборы на столе — не убрал после ужина. Подумав, решил разобраться с этим попозже — подгоняла мысль, что Тарталья ждёт его.

А его и правда ждали. Тарталья сидел на диване, уставившись перед собой и продолжая нервно кусать губы, постукивая пальцами по собственным коленям. Он тут же встрепенулся, стоило показаться Чжун Ли, и не сводил с него взгляда весь его небольшой путь до дивана. В бутылку вцепился так, словно та удерживала его над бездонной пропастью.

Снова повисло молчание. Чжун Ли откинулся на спинку дивана, сложив руки на животе и послушно ожидая и наблюдая. Теперь бледные пальцы барабанили не по коленям, а по бутылке. Тарталья увёл взгляд в сторону, потом сделал глубокий вдох и сказал:

— Я уже честно ничем таким не занимаюсь, просто чтобы ты знал. Это… папа говорил, что мне не стоит рассказывать об этом здесь, в городе, и сейчас тут об этом знает только Скарамуш и… будешь ты, — он судорожно облизал губы, всё ещё не поднимая взгляд и со стороны напоминая пристыженного ребёнка. Чжун Ли двинулся, подсаживаясь ближе, и на него тут же посмотрели — затравленно, испуганно. Он медленно, как опасаясь, коснулся пальцев Тартальи, всё ещё держащихся за бутылку, и те нырнули в его бережную хватку.

— Тебе тяжело об этом говорить? — спросил Чжун Ли, перебирая в голове варианты, пытаясь вычислить причину по тем крупицам информации, что знал. Пока что картинка в голове вырисовывалась не благоприятная — он думал о насилии и травле. От этого под кожей невольно закипала кровь, но пока что злость была тайной, тихой.

— Не то, чтобы тяжело, — поморщился Тарталья, затем вздыхая и в ответ сжимая пальцы, ища поддержки. Чжун Ли кивнул, принимая и оказываясь ещё ближе, касаясь его колена своим. Тарталья помрачнел и не попытался отстраниться — наоборот, прижался боком и глубоко вдохнул, уткнувшись Чжун Ли в плечо носом. Немного так посидев, поднял голову. — О чём ты сейчас думаешь?

— О том, что у тебя были не лучшие отношения с одноклассниками, — ответил Чжун Ли, по привычке начиная поглаживать тыльную сторону его ладони. Тарталья нахмурился в искреннем непонимании, а потом неожиданно усмехнулся и покачал головой.

— Это ты так завуалированно намекнул на то, что меня били в школе? — он хмыкнул и слегка прищурился. Мелькнувшая в его взгляде снисходительность окончательно сбила с толку, и Чжун Ли озадачился, быстро глянув на знакомые шрамы на бледных пальцах. В памяти всплыла фотография Тартальи в не лучшей по виду компании.

— Тогда… наоборот? — уточнил Чжун Ли. Тарталья замер, похлопал глазами и отвёл взгляд в сторону.

— Не совсем, — всё же ответил он и снова прижался, положив голову ему на плечо. Чжун Ли взъерошил его волосы дыханием, и чуть прикрыл глаза. Несколько мгновений Тарталья сидел неподвижно, а затем его хватка на руке Чжун Ли усилилась. — Я не вымогал ни у кого деньги и не раздевал кого-то на глазах у всего класса, если ты про это. Дрался, да, но не потому, что хотел кого-то унизить.

Почему это начинало звучать достаточно интересно — Чжун Ли понятия не имел. Он просто кивнул, намекая, что готов слушать дальше. Ответом ему был неожиданный поцелуй в шею, за которым тут же последовали слова:

— Я дрался на деньги с учениками других школ, у меня с десяток приводов в полицию из-за этого, но в колонии для несовершеннолетних я не сидел.

И замолк, как ожидая приговора. Чжун Ли замер, несколько раз моргнул, проверяя, точно ли не уснул ненароком, а затем шумно и длинно выдохнул. Нахмурился, обрабатывая — около десятка приводов в полицию из-за драк? — и чуть отстранился. Тарталья, казалось, окаменел — настолько неподвижно сидел. Даже почти не дышал, и смотрел пустым взглядом перед собой.

Что ж… это определённо не то, чего Чжун Ли ожидал, но теперь стало на несколько тайн меньше. Это, во-первых, радовало. Во-вторых, снова показалась неуместная лесть, потому что ему доверились. Кивнув своим мыслям, Чжун Ли ровно уточнил:

— Сбережения со школьных лет — оттуда?

— Да, я очень хорошо дрался, — ответил не менее ровно Тарталья, правда в конце сбился на нервный смешок. Чжун Ли в ответ хмыкнул и чуть повёл плечом, затем говоря:

— Посмотри на меня.

Почудилось, будто Тарталья притворился глухим. Он никак не отреагировал, снова закаменев всем телом, а потом всё же поднял взгляд — непроницаемый, однако за этой непроницаемостью скрывалась мольба. Чжун Ли коснулся его подбородка второй рукой, молча прося приподнять голову, и накрыл его губы своими в лёгком, целомудренном поцелуе.

— Ты делал это не по своему желанию? — прошептал Чжун Ли в чуть подрагивающие губы. Тарталья сглотнул и мелко мотнул головой, выдыхая носом. Чжун Ли улыбнулся, говоря перед тем, как снова его поцеловать. — Я понял.

Его руку отпустили только для того, чтобы впиться ему в плечи. Тарталья поддался, отвечая остервенело, яростно, подпитывая странное, приятное и тёмное желание в груди Чжун Ли. Оно разрасталось, заполоняя его сердце и лёгкие, руководило, направляя его ладони и спуская их вниз по изогнувшемуся телу, по бокам, до опасной близости к бёдрам. Тарталья судорожно выдохнул, жмурясь и пропуская в свой рот.

Первое впечатление оказалось обманчивым. Активный, шебутной, но точно не опасный — если речь не про обаяние. А у шрамов на пальцах своя история, длинная, даже несколько кровавая. И этот чудесный диссонанс от сочетания этой опасности, этой истории с явной неопытностью в любовных делах. Вот почему у него не было отношений — он был занят столкновениями с другими учениками.

Это пьянило лучше вина. Чжун Ли оторвался от него, выпивая шумное, рваное дыхание Тартальи, пропитанное алкоголем, и снова приник к искусанным, податливым губам, вырывая из него стон. Пальцы на его плечах сжались сильнее, требовательнее, и внезапно его придавило чужой тяжестью. Не отстраняясь и продолжая отвечать, Тарталья забрался на него, выдавая дрожью свою нервозность.

Запрокинув голову, Чжун Ли разорвал поцелуй. Под его ладонями тяжело вздымались упругие бока; Тарталья навис над ним, глядя шальными, сияющими глазами, очаровательно хлопая ресницами и дыша через приоткрытый рот. Почти заманил, и Чжун Ли собирался уже ступить в эту ловушку, попасться, но…

— Нет, не сегодня, — он остановил снова потянувшегося к нему Тарталью и удержал вздох в лёгких, когда об него недвусмысленно потёрлись. Волна острого возбуждения хлынула по всему телу, но он не убрал руку от лица Тартальи, закрывая от своих глаз искушающие губы. — Ты пьян.

— Я не пьян, — не согласился Тарталья, надавливая на его ладонь, а потом и вовсе проходясь по ней языком. Чжун Ли стерпел, не убрал и помотал головой, стараясь выглядеть решительно, а не так, словно находится в шаге от того, чтобы отыметь Тарталью на своём диване в гостиной. Он не мог, потому что конкретно об этом они даже не говорили.

Вдруг это его собираются брать. Не приходилось ещё обсуждать такое.

— Ты пьян, — звучало глупой отговоркой. Тарталья и сам уловил, недовольно сведя брови и выпрямляясь на его коленях, скрещивая руки на груди. Чжун Ли вернул руку ему на бок, и вздохнул. — Хочу сделать с тобой это в абсолютной трезвости. Не хочу мучаться от мысли, что ты этого на самом деле не хотел.

— Я хочу тебя оседлать буквально уже полгода! — возмутился Тарталья настолько откровенно, что любые остатки спокойствия в раз покинули Чжун Ли. Широко раскрыв глаза, он уставился на разом заалевшее, но не потерявшее уверенности лицо. Тарталья снова поёрзал, усмехнулся из-за пробравшей тело под ним дрожи, и вдруг переместил руки Чжун Ли с боков на свои бёдра и прижал.

— Тарталья, — прошипел Чжун Ли, стараясь сдержаться и не сжать пальцы, чтобы, наконец, ощутить их плотность. Тарталья хитро глянул на него, снова ёрзая, только этим стирая в пыль все его попытки остановить это. Напряжение в паху скапливалось слишком быстро, неотвратимо. Точка невозврата приближалась.

— Я ценю твои попытки заботиться обо мне по-джентельменски и всё такое, — Тарталья улыбался как настоящий демон, искушающий продать душу за бесценок. — Это мило, очень, мне нравится. Но ещё больше мне понравится, если ты перестанешь игнорировать все мои попытки соблазнить тебя и просто тра…

Он подавился воздухом, вздрагивая всем телом. Чжун Ли горячо выдохнул через нос и всё же сжал пальцы на его бёдрах и дёрнул на себя. Качнувшись, Тарталья упал ему на грудь и ошеломлённо замер, уткнувшись ему носом в шею. Прикрыв глаза на долю мгновения, Чжун Ли ощутил мимолётное удовлетворение, тут же сменившееся недовольством — теперь хотелось ощупать его тело напрямую, а не через одежду.

— Тарталья, я не собираюсь лишать тебя девственности на своём диване, пьяного и не готового к этому. Пойми меня, пожалуйста, — ему стоило невероятных усилий, чтобы сказать всё это, не срываясь на глухое рычание. Тарталья замер, продолжая лежать на нём, а потом обмяк и устроил голову у него на плече.

— Но я хочу, — едва слышно сказал он, и Чжун Ли прикрыл глаза. Через силу разжал пальцы и перебрался ладонями обратно на его бока. Прижав его к себе, сказал:

— Лучше, если ты будешь понимать происходящее на трезвую голову. У меня нет желания случайно напугать тебя.

— Ты не напугаешь, — твёрдо заверил его Тарталья, но Чжун Ли лишь хмыкнул, вкладывая в этот звук все те мрачные, грязные мысли, что посещали его на протяжении нескольких месяцев. Воплотить их можно, если Тарталья согласится, но точно не в его первый раз.

Только вот желание было слишком ощутимым. Подумав, Чжун Ли сдался что Тарталье, что самому себе и своим личным демонам.

— Завтра выходной, — сказал он. Тарталья тут же поднял голову и недовольно посмотрел на него, видимо, решив, что так сменили тему. Однако всё недовольство из его глаз пропало, стоило встретиться с ним взглядом, и Чжун Ли продолжил. — Останешься на ночь? А завтра ещё раз об этом поговорим и всё обсудим, хорошо?

Ещё пару мгновений его сверлили взглядом, а потом Тарталья кивнул, вздыхая явно недовольно, но без злобы:

— Ладно.

А вот слезать не планировал. Чжун Ли улыбнулся, снова обнимая его крепче и позволяя посидеть на себе ещё немного. Одной рукой зарылся ему в волосы и, перебирая пряди, вспомнил. Пометавшись в выборе, всё же озвучил:

— Можно задать вопрос? — на это Тарталья отозвался неразборчивым, но очевидно согласным мычанием, чтобы потом замереть. — Тебя зовут Аякс?

— Что? — внезапно это слово у него вышло фальцетом. Чжун Ли задумчиво провёл пальцами по его шее, объясняя:

— Когда ты звонил мне на Новый Год, тебя так позвали. Это твоё домашнее имя?

На этот раз Тарталья молчал долго. Чжун Ли не торопил, продолжая его поглаживать, ерошить слегка волосы на затылке и обнимать, не особо беспокоясь о том, что постепенно от тяжести ноги начинали затекать. Спустя какое-то время, проведённое в отчасти приятной тишине, Тарталья всё же подал голос:

— Нет, это моё настоящее имя. Ну, которое при рождении дали, — и поспешно добавил, когда Чжун Ли замедлил движения. — Но я не соврал тебе, честно! Тартальей меня зовут все, кроме семьи. Ещё со средней школы, я… сам придумал.

— Не нравится настоящее имя? — предположил Чжун Ли, возобновляя движение и не отыскивая в себе ни намёка на раздражение или злость за то, что его слегка обманули. Вновь внутри заворочалось собственничество, отражаясь желанием произнести настоящее имя и, спустя почти три месяца, распробовать его вслух, но он придушил этот порыв в зачатке.

Потому что для «семьи».

— Не в этом дело, — вздохнул Тарталья, зарываясь носом ему в шею сильнее, теперь дыша прямо на место, где билась вена. Чжун Ли сглотнул, привыкая и чувствуя, как его в ответ тоже начинают гладить — легко, без нажима проводя ладонью по плечу. — Просто захотелось, да и надо было скрыть от родителей, чем занимаюсь. А то услышали бы из соседнего двора, как все кричат «Аякс», и сразу бы поняли. Но в итоге всё равно узнали.

Закончил он бесцветно, будто старался не придавать этому особого значения. Нечто всё равно выдавало в этом затаённую горечь, передавшуюся даже так, через простые слова. Чжун Ли медленно, спокойно спросил:

— Ты ведь делал это не ради денег, я правильно понимаю?

В его руках на долю секунды напряглись, а после расслабились, не найдя в его голосе осуждения. Тарталья слабо кивнул, теперь проводя ладонью до его шеи и замирая на ней пальцами.

— Это потом уже началось. А до этого… было весело, мне нравилось просто драться. Это же… ничего?

— Надо признать, что я бы предпочёл, чтобы ты этого больше не делал, — ответил Чжун Ли и ослабил объятия. Задвигавшийся Тарталья снова выпрямился над ним с помрачневшим взглядом. Чжун Ли понимающе улыбнулся, обнимая его лицо руками и говоря. — Нам стоит найти другой способ перенаправить твою энергию? В нечто более безопасное.

— Я подумаю, — вздохнул Тарталья, и мрак на его лице уступил усталости. — Но не запрещай мне ничего.

— Разве могу? — удивился Чжун Ли и покачал головой. — Я просто буду очень переживать.

Тарталья тут же стушевался и наклонился к нему, вжимаясь в его лоб своим и стискивая пальцами его плечи. В синих глазах на мгновение мелькнула горечь.

— Родители были в ужасе, когда узнали, — признался он шепотом. — А на этой неделе Тевкр подрался в школе, и, знаешь, это из-за моего влияния. Так папа сказал. И я вдруг подумал, что… когда ты поймёшь, то не захочешь быть вместе. Но почему ты всё так принял?

В его словах сквозили непонимание и растерянность, но за ними скрывалось нечто, похожее на радость. Чжун Ли улыбнулся, прикрывая глаза, а после взглянул из-под ресниц, говоря:

— Неужели я так похож на хорошего человека?

— А что, ты какой-нибудь маньяк на самом деле? — издал смешок Тарталья, не воспринимая его серьёзно. — Прячешь трупы убитых в свежевырытых могилах под гробами?

Чжун Ли искренне поразился его фантазии, и, усмехнувшись, ответил, не решаясь дёргать головой и отстранять его от себя:

— Нет, всё немного проще.

— Значит, ты просто извращенец? — всё так же весело предположил Тарталья, и вот это уже было ближе к истине. Чжун Ли хмыкнул, переполз рукой ему на подбородок и чуть отстранился от себя для того, чтобы поцеловать.

— Я осторожничаю с тобой, потому что не доверяю сам себе, — признался он, заглядывая в полные теплоты синие глаза. Тарталья удивлённо моргнул, после чего сощурился и проговорил:

— Меня так просто не испугать, между прочим. Что там такого извращённого в твоей голове, а?

— У тебя будет масса времени узнать, — честно ответил Чжун Ли, утягивая его в новый поцелуй.

Вероятно, за последние полгода его осторожность превратилась в привычку. Больше даже неосознанную, имеющую под собой достаточно правдоподобную основу: защита Тартальи. Однако, судя по всему, в этом уже не было смысла, разве что своеобразное удовольствие в ограничении самого себя, чем Чжун Ли точно не страдал.

Ему искренне хотелось взять Тарталью если не сейчас, то в обозримом будущем. А учитывая, что они собирались об этом поговорить спустя ночь — обозримое будущее было прямо перед носом. И всё же… лучше Тарталье переспать с мыслью об их связи, чем с Чжун Ли. Для начала. Для себя Чжун Ли уже давно определился, но если на утро в Тарталье внезапно взыграет неуверенность, то ему придётся отступить.

Неприятная мысль, казавшаяся больше простым вымыслом — Тарталья, судя по всему, думал об этом долгое время. Возможно, даже фантазировал, и это была ещё одна капля в и так переполнявшуюся чашу терпения. В скором времени эта самая чаша могла опрокинуться, и тогда желания затопят его с головой. Безответственно, поскольку как бы он не был охоч до некоторой жестокости в постели, а проявлять это в первый раз Тартальи — опасно, неправильно.

Потому он должен был быть терпелив настолько, насколько это в принципе возможно. Особенно если видел, как Тарталья утайкой натягивает на нос ворот домашней футболки, которую для сна ему одолжил Чжун Ли, и вдыхает. Честно сказать, в этот момент самоконтроль дал такую глубокую трещину, что стоило невероятного остаться на месте, а не подхватить Тарталью под бёдра, прижать к стене и стянуть с него свою домашнюю одежду.

Внутри всё клокотало, а мысль, что завтра у него появится возможность дотронуться до него с осознанным желанием присвоить, стучала по виску напоминанием вплоть до момента, как к нему прижались под одеялом. Тогда от фантазий осталась только пыль, и всё его внимание сконцентрировалось на Тарталье, на настоящем Тарталье, так тесно прижимающемся к нему, находящегося на грани сна, уже начинающего глубоко дышать ему прямо в шею, и…

В груди будто загорелось солнце. Чувство, что он бы хотел засыпать с этой приятной тяжестью, почудилось таким правильным, таким… идеальным. Все сомнения, весь мрак покинул его в одночасье, и он легко уснул, погрузившись всем существом в звук мерного дыхания Тартальи.

Последний раз, когда он просыпался с кем-то в одной постели, был достаточно давно. Ему почти и забылось это чувство неосознанных объятий, запах чужого тела, окутывающий со всех сторон, мягкость кожи под пальцами и лёгкие, медленные движения во сне. Чжун Ли проснулся по четкому указанию биологических часов и от этих движений.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сначала вспомнить, а затем осознать, что тот небольшой стук, который он ощущал одной из ладоней, это сердцебиение. Второе осознание заключалось в том, что под его второй рукой двигался в дыхании тёплый, плоский живот. Поморгав и прогнав пелену сна, уставился на рыжую макушку перед собственным носом.

И в порыве искренней, чистой нежности усилил хватку, прижимая Тарталью к себе ближе и зарываясь носом в его волосы. Накрывшее его толщей воды спокойствие продлилось не так долго, как ему бы хотелось. Во-первых, потому что воспоминания прошлого вечера завертелись в голове каруселью. Во-вторых — утреннее напряжение дало о себе знать. Обычно, проблем это не вызывало, однако с каждой новой секундой причиной напряжения становилось не наступившее утро, а тело Тартальи, которое так податливо прижалось к нему.

Тяжело вздохнув и поборов желание не отпускать его, Чжун Ли всё же ослабил объятия и приподнялся на локте. Окончательно прояснившимся взглядом оглядел спальню, где единственным изменением оставался Тарталья в его кровати и одежда того, сложенная на задвинутом за стол стуле.

Он окончательно сел, снова переводя всё внимание на продолжающего спать Тарталью. Беззаботно, умиротворённо и глубоко. Чжун Ли усмехнулся собственным мыслям: «Ты и правда слишком мне доверяешь». Почему-то теперь эта мысль не показалась такой страшной, как в первое время. Возможно ли, что Тарталья уже замечал за ним проявления некоторого… он даже не знал, как именно это назвать. Жажда его тела? Даже в мыслях звучало так себе.

Возбуждение постепенно спадало, и Чжун Ли разрешил себе некоторую безобидную вольность — коснулся рыжей пряди и заправил её за проколотое ухо. Тарталья предусмотрительно снял длинную серьгу перед сном. Вдруг он заворочался и перевернулся на спину, вокруг своей головы разметав по подушке рыжим ореолом волосы. По ним скользнули лучи весеннего солнца, и Чжун Ли залюбовался золотым отблеском.

А потом невольно спустил взгляд ниже, по вздымающейся груди, до задравшегося края футболки. Чжун Ли скользнул взглядом по его коже, замер им на пупке, а затем сместился на бок, на кусочек продолговатого, кривого и точно не хирургического шрама. Нечто тёмное, злое мелькнуло в мыслях и бесследно пропало, оставив после себя какое-то смутное ощущение, похожее на недовольство. Но недовольство не наличием шрама, а будто бы тем, что его оставил не он.

Встряхнув головой, Чжун Ли несколько раз моргнул, прогоняя наваждение, и протёр лицо рукой. Желание обладать росло, слишком быстро и устрашающее, превращаясь в неизвестного ему монстра внутри него. Чем-то походил на его запертую, но не похороненную амбициозность. Только вот амбициозность рвалась обладать лучшим местом, но не чужим телом.

— Нравлюсь? — из мыслей его вырвал хриплый голос. Моргнув, он поднял голову и столкнулся с мутным, сонным взглядом синих глаз. Тарталья медленно опустил веки, после поднял их и усмехнулся, так, словно застал какую-то совершенно неприличную картину.

— Очень, — ответил Чжун Ли, и вся бравада Тартальи в раз посыпалась из-за побежавшего по его щекам румянца. Он тут же натянул на себя откинутое в сторону одеяло и уткнулся носом в подушку. Красноречивее о его смущении говорили только горящие уши. Чжун Ли наклонился, мысленно успокаивая себя, что с неспящим Тартальей контролировать себя проще, и коснулся губами его волос, после шепча. — Ещё поспишь?

— Нет, нет, я встаю, — пробурчали из подушки. Тяжело вздохнув, Тарталья повернулся и снова отбросил одеяло. Чуть покачиваясь, сел и всё так же сонно моргнул, затем находя взглядом часы и округляя глаза. — А чего так рано?

— Я всегда так встаю, — непонимающе вскинул брови Чжун Ли, тоже глядя на часы, но тут же посмотрел на обернувшегося к нему Тарталью, на чьём лице читалось выражение чистого ужаса.

— В субботу в восемь утра? Ты встаёшь в субботу в восемь утра? — прохрипел тот, видимо, окончательно просыпаясь. Чжун Ли медленно кивнул, пытаясь подавить веселье от обескураженного вида Тартальи, и проговорил:

— Ты можешь ещё поспать, если хочешь.

— Я же сказал, что встаю, — всё ещё удивлённый мотнул головой Тарталья, после с силой проходясь руками по своему лицу и глубоко, шумно вдыхая. Облизав губы, ещё несколько раз моргнул и, наконец, муть в его глазах отступила.

— Завтрак? — предложил Чжун Ли. На него не посмотрели и никак не отреагировали. Тарталья замер, так и не убрав руки от лица, а потом его щёки вновь захватил пожар румянца. Синие глаза заблестели как-то странно, и, когда Чжун Ли всё же посмотрел в них, то понял причину заминки. — Сначала поедим, хорошо? Будешь кофе?

— Буду, — выдавил Тарталья, кивая. Чжун Ли проследил за лёгким напряжением, сковавшим тело Тартальи, и просто улыбнулся, не решаясь сейчас к нему прикоснуться в простой ласке, которая не обязана перерасти во что-то большее.

— Иди умойся, я приготовлю, — попросил он мягко и встал с кровати первым. И стоило ему это сделать, как всё его ощущение порушилось из-за того, каким жаром взгляд Тартальи прошёлся по его спине. На мгновение он подумал о том, что завтрак может и подождать, и ему стоит хотя бы принять душ и почистить зубы перед тем, как тёмные желания окончательно поработят его.

Под пристальным взглядом Тартальи, он покинул спальню и скрылся на кухне, только после этого тихо выдыхая и пытаясь скрыть напряжение в начавшейся рутине. Завтрак, ему стоило приготовить завтрак и сделать Тарталье кофе. Он уставился на кофеварку и поискал нужные кофейные таблетки. Лучше, конечно, было бы использовать кофейные зёрна, но с этим он, на удивление, не так хорошо ладил, как с чаем.

Благо, что нашёлся эспрессо. И Чжун Ли искренне старался не прислушиваться к шагам по квартире, к тому, как с лёгким хлопком закрылась дверь в ванную, и к звукам полившейся воды. Заканчивая с нехитрым завтраком в виде жареной яичной лапши, он вдруг понял, что воды льётся гораздо больше, и шумит она в разы сильнее. Как если бы Тарталья принимал душ.

Ещё раз: кто из них тут жертва? Он уже действительно не был так уверен в том, что все его опасения и заморочки стоили того, однако… возможно то, что получаешь после длительного воздержания будет в разы прекраснее. Он покачал головой, отбрасывая сумбурные мысли и сходясь на мысли, что никто тут не жертва и стоило прекратить уже об этом думать.

Разложив лапшу в чашечки, он вынырнул из своих мыслей и неожиданно понял, что вода больше не шумит. Достав из кофеварки кружку, он только осознал, что даже не задумался о чае. А было уже поздно — по коридору послышались быстрые шаги, и не успел Чжун Ли обернуться, как его обхватили руками поперёк груди и прижались всем телом сзади. И, насколько он мог судить, в одежде.

— Что такое? — спросил он, погладив его по сомкнутым на его груди ладоням. Ему в шею выдохнули, грея дыханием спутанные со сна волосы, и неожиданно тихо сказали:

— Я люблю тебя.

Чжун Ли застыл, глупо моргая, а потом снова погладил только крепче сцепившиеся ладони, намекая отпустить. Когда этого не сделали, он слегка повернул голову, но Тарталью так увидеть и не смог — тот спрятал лицо у его в плече, стоя неподвижно, словно обратился статуей. Чжун Ли улыбнулся и под расцветающий цветок нежности в сердце поднял руку, зарываясь пальцами в рыжие волосы на макушке.

— Я тебя тоже, — ответил он честно, массируя его голову лёгкими движениями и невольно прикипая взглядом к его алому уху. Тарталья заёрзал, ещё раз шумно выдохнул и всё же посмотрел на него, не отрываясь от плеча полностью. Синие глаза горели не исчезнувшей нервозностью, заглушаемой чем-то невероятно огромным, тёплым и приятным.

Он всё же ослабил хватку, и Чжун Ли повернулся к нему, теперь уже самостоятельно прижимая его к себе. Ненадолго, потому что им в самом деле стоило сначала поесть. Чжун Ли слегка пододвинул тарелочку с лапшой и кофе в сторону, намекая, на что Тарталья только теснее прижался к нему после, всё же, отстраняясь.

— Ты тоже пьёшь кофе? — неожиданно спросил он. Чжун Ли удивлённо на него взглянул и кивнул, подхватывая свою тарелочку с лапшой. Осторожно высвободившись, он указал на стол, попутно говоря:

— По будням, чаще всего. Но больше люблю чай, — и пригляделся к слегка потемневшим на концах волосам Тартальи. Значит, в самом деле принимал душ. Чжун Ли мысленно похвалил сам себя за то, что вчера предоставил ему пару полотенец и зубную щётку, на всякий случай. Правда теперь, когда он об этом снова подумал, это выглядело как попытка намекнуть остаться тут подольше.

На всю жизнь, например. Странно, вроде не пил, а мысли даже слишком романтичные. Кажется, на него так влияет утренняя атмосфера.

Спустя несколько мгновений Тарталья сел за стол, и Чжун Ли подал ему вилку. Завтрак начался с тишины, но как бы Чжун Ли ни пытался, а не замечать недвусмысленные взгляды Тартальи было сложно. Да и бессмысленно, если честно, потому, съев половину, он сказал:

— Я помню, о чём мы вчера говорили, — и поднял взгляд. Тарталья замер, сглотнул и опустил взгляд, снова кусая губу. Чжун Ли продолжил. — Ты не передумал?

— Нет конечно! — мгновенно возмутился Тарталья и посмотрел на него так, словно его только что оскорбили. Продлилось это не долго, потому что он почти сразу же смягчился, хоть и не растерял какой-то совсем уж железной уверенности. — Я же вчера сказал, что хочу этого уже очень долго! И вообще, знаешь, ты плохо скрываешь то, что хочешь меня в ответ!

Чжун Ли чуть не подавился, благо, что до этого проглотил часть лапши. Ошарашенно посмотрев на Тарталью, он увидел очередную вспышку смущения. Тарталья замялся и объяснил, слегка заикаясь:

— Т-ты иногда смотришь очень… не знаю, так, будто хочешь меня съесть или типа т-того, — он замолчал, смутившись ещё сильнее, чем до этого, но взгляд постарался выдержать. А Чжун Ли наклонил голову, наблюдая и внезапно понимая, что, видимо, прокололся ещё в самом начале. Он подозревал, в какие именно моменты он хотел «съесть» Тарталью, а таких моментов была целая уйма.

Но вот сейчас Тарталья не выглядел напуганным. Точно нет, хотя Чжун Ли ощущал, как в нутре собирается знакомый голод, который точно не утолить при помощи лапши. Глубоко вдохнув, он кивнул, скрывая волну напряжения в тарелке и заканчивая с завтраком.

— Понятно, — сказал он. — Кстати насчёт вчерашнего. Ты сказал, что хочешь… оседлать меня? — улыбнулся, довольно прищуриваясь, когда Тарталья на пару секунд зажмурился. А ведь так храбро сообщил об этом, буквально сидя у него на коленях, на которые сам же и забрался. Влияние алкоголя или ему просто неловко слышать о своих желаниях от другого человека?

— Я-я просто думал об этом, — Тарталья взял себя в руки и всё же смог сказать, даже голову поднял и посмотрел прямо, уверенно, добавляя. — Ещё я и-изучал, немного, как, что, там… Поэтому, в общем, знаю. И я… хочу. Тебя. Всего.

Закончив, сжал руками кружку так сильно, что пальцы побелели. Чжун Ли заставил себя не скалиться, не в этот момент. Хоть он и в шаге от того, чтобы просто грубо утащить Тарталью в спальню, ему нельзя. Ещё немного потерпеть, совсем чуть-чуть. А Тарталья, как решив окончательно доломать его самоконтроль, спросил, тихо:

— Можно?

Снова Чжун Ли не был уверен в том, играются с ним осознанно, или чисто интуитивно. Поборов себя, Чжун Ли поднялся, подхватывая опустевшую тарелку. Поставив её в раковину и залив водой, всё ещё ощущая спиной взгляд, вернулся к столу и склонился к Тарталье. И он увидел, как в синих глазах дрожат расширившиеся зрачки. Коснувшись пальцами ещё тёмных рыжих прядей, ощутил их влагу и проговорил:

— Доешь и жди меня в спальне. Полагаю, ты не нуждаешься в моей помощи с основной подготовкой, но, — он помедлил, но не отказался от идеи, потому прошептал, — мне бы хотелось самому тебя растянуть. Если позволишь.

Ему показалось, что ещё мгновение, и Тарталья по-настоящему завоет — настолько он сжался и стиснул челюсти, удерживая себя от каких-либо звуков. Сглотнул и молча кивнул, после чего так и не поднял больше взгляда. Чжун Ли успокаивающе поцеловал его в макушку, отстраняясь, прошептал «Не торопись» и ушёл в ванную — внутри ворочалось и рокотало нечто тёмное, довольное, как в ожидании хорошей еды.

Точно ведь Тарталья подметил: хочется съесть. Не так, чтобы до костей. Если уж на то пошло, то Чжун Ли собирался «пожирать» его в самом что ни на есть метафорическом смысле, поглощая его неопытность, обучая, и заставляя дрожать в своих руках от невероятного удовольствия. А ради последнего придётся постараться, узнать тело Тартальи самому, изучить и выучить каждое его слабое место.

Настолько яркое возбуждение последний раз его одолевало… кажется, такого никогда ранее не случалось в принципе. Оттого предвкушение растекалось под кожей огнём. Дав Тарталье как можно больше времени, даже причесался и чуть подпилил ногти после душа. Вспомнив, достал из ящика смазку и презервативы — не старые, покупал буквально недавно, обуянный подозрением, что скоро не выдержит и поддастся Тарталье. Прихватив их, вышел.

В квартире стояла странно-приятная тишина. Чжун Ли двинулся к спальне, стараясь не красться, и заглянул внутрь. Тарталья сидел на кровати, что-то просматривая в телефоне. Подняв взгляд, замер и сглотнул, тут же убрав от себя всё лишнее. Подойдя к нему, Чжун Ли оставил взятое из ванной на тумбочке — Тарталья проводил это его движение пристальным взглядом — и взял пальцами его за подбородок, вглядываясь в безупречную синеву. Ни намёка на подозрение или страх.

— Ты скажешь мне, если будет больно или неприятно, — проговорил Чжун Ли. Тарталья послушно кивнул, вдыхая. — Если вдруг станет не по себе, ты мне об этом тоже скажешь, хорошо?

— Да, договорились, хорошо, — сбивчиво выдохнул Тарталья и убрал его руки от своего лица только для того, чтобы податься вперёд и поцеловать. На миг прервав поцелуй, он едва не простонал ему в губы. — Пожалуйста, Чжун Ли, я не могу уже…

Из него вырвался рваный вздох, и он быстро заморгал, очутившись на спине. И так потрясающе выгнулся под скользнувшими по его телу руками, подчиняясь то ли интуиции, то ли желаниям тела, что у Чжун Ли в голове помутнело. Он впился в его шею, с трудом удерживаясь от укуса и ограничившись простыми поцелуями, забираясь пальцами под футболку и касаясь голых, дрожащих боков, которые до этого щупал лишь через одежду.

Тарталья тяжело и порывисто выдохнул, вжимаясь в его тело настолько, насколько в принципе мог, послушно раздвигая ноги под недвусмысленным прикосновением к коленям, подпуская ближе, позволяя коснуться себя, и смотря вновь затуманившимися глазами. И от этого зрелища всё внутри полыхало, и только небольшая часть здравомыслия твердила: «осторожно, без вреда».

По венам бежало пламя, и Чжун Ли пьянел от череды из мыслей: Тарталья в его кровати, в его вещах, накормленный его едой и пропитанный запахом его дома, при этом сохранив ядро собственного аромата, так отдающего морем. Чжун Ли будто бы мог дышать им целую вечность, скользя руками по его голой коже, в памяти отмечая расположение маленьких, но ощутимых шрамов и тех мест, где Тарталья вздрагивал особенно сильно, сбивая собственное дыхание.

Он и сам трогал в ответ, начиная от шеи и заканчивая поясом, но его пальцы отчётливо тряслись и останавливались слишком часто, будто бы в нерешительности, но, судя по всему, он просто забывался под ласками, привыкая принимать их и потому замирая в замешательстве. Чжун Ли потянул за футболку, оголяя его по грудь и шепча:

— Подними руки.

Его послушались даже слишком быстро, и спустя мгновение Тарталья лежал перед ним почти обнажённый, в одних домашних штанах и трусах под ними. Чжун Ли остановился, буквально ощущая, как загораются глаза, когда он увидел щедрую россыпь веснушек на плечах, постепенно рассеивающуюся к шее. Коснувшись их, он вздрогнул от тёплых рук, нырнувших ему под одежду и потянувшись вверх, тоже освобождая его от ткани.

Слегка придя в себя, Тарталья приподнялся и коснулся его обнажившейся груди, затем завороженно скользнув ладонью вниз, по сплетению, по животу и замерев пальцами у края штанов.

— Ты и правда качаешься, — вдруг глухо выдавил он, и Чжун Ли вскинул бровь, снова нависая над ним и чувствуя губами его дыхание. Тарталья поглядел на него, сглатывая, и поцеловал. Теперь его тело дрожало несколько по-иному, как если бы только сейчас, лишившись футболки, пришло осознание происходящего в полной мере.

— Нравится? — спросил он, довольно щурясь и спускаясь поцелуями от его губ, по шее, к груди. Тарталья судорожно выдохнул, вцепляясь в одеяло пальцами, и прошептал:

— Очень, — перед тем, как крупно вздрогнуть и издать короткий стон. Удовлетворённый реакцией, Чжун Ли снова провёл языком по его соску, затем чуть сжимая его зубами и потирая пальцами второй. А ещё ему действительно не показалось — Тарталья, видимо со школы, сохранил подтянутость и упругость в мышцах, потому тощим его назвать язык не поворачивался. Почти что поджарый.

Вновь начал пересчитывать шрамы, оставляя поцелуи не только на груди, но и на обсыпанных веснушками плечах, затем возвращаясь к лицу и лаская там, наконец пересчитывая веснушки на скулах губами, как и мечтал. Тарталья довольно жмурился, привыкая, сам начиная гладить вдоль рук, по плечам, забираясь ладонями на спину и оставляя постепенно становящиеся даже жёсткими поцелуи на шее.

— Хочешь пометить меня? — предположил Чжун Ли после ещё одного такого, едва не переросшего в укус. Тарталья похлопал глазами, отвлекаясь, и посмотрел на него удивлённо. Набрав в грудь воздуха, спросил:

— А могу?

На мгновение Чжун Ли задумался, а потом послушно отклонил голову. Это стоило того огня, что резко загорелся в синеве. Изо рта вырвалось шипение от того, насколько на удивление болезненно начал стараться Тарталья над его шеей. Мелькнула забавная мысль, что вот и нашлось то, куда он мог бы выплёскивать свою энергию. Разве что в долгу Чжун Ли оставаться не хотелось.

Тарталья вскрикнул больше от неожиданности, когда между его ног вжали и потёрлись. Внизу всё вспыхнуло порабощающим возбуждением от чувства, насколько же сам Тарталья напряжён. Слегка укусив его в плечо, так, что даже следа от зубов не осталось, Чжун Ли улыбнулся тому, как Тарталья запрокинул голову от трения.

— Я спущусь ниже, хорошо? — спросил он, коротко целуя его в ухо. На него перевели пылающий возбуждением взгляд и кивнули, слишком маняще пробегаясь языком по успевшим обсохнуть губам. Не устояв, Чжун Ли приник к ним, сминая и проникая в горячий рот Тартальи, руками медленно перебираясь с его подрагивающих от ласки боков к его бёдрам.

— Чжун Ли, — внезапно выдохнул Тарталья в коротком перерыве между поцелуями. Медленно моргнул, почти что пьяно, и снова потянулся, обхватывая его шею руками и зарываясь пальцами ему в волосы и повторяя. — Чжун Ли…

— Всё хорошо? — спросил Чжун Ли, останавливая свою руку, только что прокравшуюся под ткань штанов. Тарталья яростно закивал и опять поцеловал его, выгибаясь и уже самостоятельно вжимаясь в него. Закрыв глаза на долю мгновения, Чжун Ли довольно простонал ему в шею, спускаясь к ней и окончательно проникая ладонями под одежду.

Кожа Тартальи пылала возбуждением, из его груди доносились тихие постанывания, и всё постепенно переставало иметь хоть какое-то значение. Чжун Ли с головой нырнул в свой личный омут, скользя губами ниже, оставляя уже слегка грубые поцелуи на коже. Тарталью слегка подкинуло на поцелуе, пришедшемся чуть ниже пупка, и он приподнялся на локтях, смотря вниз внезапно прояснившимся взглядом.

Смотря в ответ, Чжун Ли потянул за ткань штанов и снял их, после закидывая оголённые ноги себе на плечи и оказываясь между крепких, белых и тоже слегка веснушчатых бёдер. Проведя пальцами по колену, замер и всё же отвёл взгляд, затем улыбаясь — не ошибся, шрам действительно расползся сеточкой по всей коленной чашечке. Поцеловав его, возобновил зрительный контакт.

На него глядели так, словно он только что сделал нечто невероятное и постыдное, и желанное. Тарталья дрожал, снова вцепляясь в одеяло пальцами и не зная, что делать, молча умоляя дать ему хотя бы подсказку. И Чжун Ли смилостивился, говоря:

— Просто наслаждайся, ничего страшного, — для убедительности мазнув губами по внутренней стороне бедра и внезапно получая в ответ уже крупную волну дрожи. Тарталья неуверенно кивнул, чуть ёрзая, пытаясь устроиться удобнее. А Чжун Ли усмехнулся, не в силах сдержать оскал.

Сердце опалила жажда, и он в неудержимости впился губами в нежную, чувствительную кожу, проходясь цепочкой поцелуев до ткани, ещё скрывающей отчётливо проступающее возбуждение Тартальи, белья. По спальне внезапно разнёсся всхлип, и Чжун Ли остановился, собираясь уже поднять голову, как его волосы сжали и надавили, не позволяя двинуться.

— Всё хорошо, всё хорошо! — затараторил Тарталья, не смотря на него и неожиданно чуть сводя ноги, едва не сжав его голову. Особо Чжун Ли против, конечно, не был, но это хотелось почувствовать как-нибудь попозже. Рука в его волосах ослабла, снова раздался едва слышный всхлип, и Тарталья добавил, уже тише. — Мне нравится, продолжай, прошу.

Волна мелких мурашек отчётливо пробежалась по его бедру, и Чжун Ли губами проследил её, оставляя мокрую дорожку языком. Тарталья опять всхлипнул, содрогаясь, и Чжун Ли сильнее сжал его бёдра, удерживаясь от того, чтобы не впиться в них ногтями. Вместо этого он снова оставил несколько поцелуев, позволяя им расцвести на бледной коже красным цветом, и подобрался выше.

Пальцы так легко нырнули под облегающую ткань нижнего белья. Тарталья буквально пышет жаром от возбуждения, и Чжун Ли, напоследок ещё раз пройдясь языком по внутренней стороне бедра, приподнялся и, дав пару секунд на осознание, прижался ртом к отчётливому очертанию возбуждённого члена.

Он увидел, как Тарталья резко втянул живот, прогибаясь и натурально хныча от переизбытка чувств. Улыбнувшись, Чжун Ли горячо выдохнул и чуть сжал у основания, затем снова высовывая язык и проходясь им по неприятной на вкус ткани. Тарталья вскрикнул и замер. Чжун Ли тоже застыл, после отрываясь и глядя на проступившее на белье тёмное пятно.

— Я… — Тарталья слабо выдохнул, перестав держать спину дугой и бухнувшись на кровать. Закрыв лицо руками, он простонал нечто неразборчивое и нехотя посмотрел сквозь пальцы, когда Чжун Ли снова навис над ним и коснулся его ладоней. — Прости-прости-прости, оно само, я не успел, я…

— Это нормально, Тарталья, — проурчал Чжун Ли, целуя его в костяшки. Тарталья явно недовольно вздохнул и убрал руки от лица, устремляясь ими вниз. Чжун Ли на мгновение задержал дыхание, ощутив, что теперь к нему пробрались в штаны.

— Твоя очередь, — фыркнул Тарталья, уже улыбаясь и начиная веселиться. Однако его лицо переменилось, на нём появилась искренняя заинтересованность, и он чуть толкнул Чжун Ли в грудь, намекая приподняться. Тот так и сделал, выпрямляясь над ним и наблюдая за тем, как с него резво стягивают штаны.

— Погоди, — прервал его Чжун Ли, когда его слишком быстро и несколько грубо схватили внизу. Тарталья тут же разжал пальцы, хмурясь и сам, видимо, понимая оплошность, однако взгляда не отрывал, рассматривая, пристально. Словно хотел запомнить. Чжун Ли стряхнул уже не нужную одежду на пол и потянул за край белья Тартальи. А вот теперь встретил неловкое сопротивление: в его запястье на секунду вцепились и тут же отпустили, мыча нечто смущённое.

Собственное возбуждение ныло, внутри всё желало уже приступить к основному — раздвинуть ноги и войти в него, подминая под себя окончательно, овладевая. Но даже так вспыхивало напоминание о безопасности. Избавив и Тарталью от белья, он ненароком прикипел взглядом к его испачканному в семени и смазке члену, после чего потянулся к тумбочке. Выдвинув ящик, достал салфетки.

— Ты в порядке? — спросил он, дотрагиваясь до Тартальи так, чтобы он видел его движения. Тот кивнул, выдыхая и чуть раздвигая ноги, горя всем лицом, но смело глядя в глаза. А может, достаточно привык.

— Да, я просто… — он оборвал себя от прикосновения салфетками, но собрался. — Сам немного удивился.

— Не переживай. Не было же больно? — уточнил Чжун Ли, заканчивая вытирать его и уже чувствуя, как под его рукой вновь твердеет. Улыбнувшись, смял салфетки в комок и оставил на тумбочке, затем не удерживаясь и мягко обхватывая член Тартальи под самой головкой.

— Ты почти ничего не сделал, — попытался прозвучать небрежно Тарталья, и зажмурился, вцепляясь в его плечи. Его тело пробрала дрожь, когда Чжун Ли провёл рукой по всей длине, и он тихонько заскулил от прикосновения к головке. — Это нечестно…

Успокаивающе зашипев ему на ухо, Чжун Ли отпустил его и мягко толкнул в плечо. Тарталья послушно упал на спину, подрагивая и снова возбудившись. Прекрасный в собственном смущении и желании. На это можно было смотреть вечно, но Чжун Ли пришлось отвернуться. Переложив презервативы и смазку с тумбочки на подушку рядом, он снова навис над Тартальей, но взгляд того был устремлён в сторону как раз-таки той подушки.

— Что такое? — спросил Чжун Ли, касаясь губами его щеки и проводя по ней в мимолётной ласке. После небольшого веселья внутри стало поспокойнее, хотя он уже чувствовал, что желание снова начинает возрастать. Тарталья сглотнул, и охнул, когда Чжун Ли поцеловал его в дёрнувшийся кадык.

— Просто, — он протяжно выдохнул, немного отклоняя голову и открывая больший доступ к шее. Помедлив, всё же озвучил. — Ты их заранее купил?

На мгновение Чжун Ли остановился, почти дойдя до плеча, а потом приподнялся и уставился на Тарталью во все глаза. В ответ на него не взглянули, смотрели в сторону, в лёгкой нервозности поджав губы.

— Так ты ревнив, — проговорил Чжун Ли. Тарталья вспыхнул сильнее, словно его и так уже не смущала ситуация, и вжал голову в плечи, быстро говоря:

— Просто очевидно, что я тут не первый, и я просто подумал…

— Я их купил, потому что кое-кто меня очень усердно соблазнял, Тарталья, — усмехнулся Чжун Ли. Вот теперь на него глянули, искоса, смущённо. Поцеловав его в лоб, он добавил. — Не переживай, это всё только для тебя. Честно.

— Ты просто обязан пользоваться популярностью, — насмешливо закатил глаза Тарталья, напрягаясь, когда Чжун Ли выпрямился над ним и подсунул ему под поясницу подушку. Щелчок крышечки тюбика показался слишком громким. Возможно, потому Тарталья поспешил продолжить. — Поэтому я немного переживаю.

— Не стоит, даже если ко мне будут проявлять внимание, смотреть я хочу только на тебя, — отозвался Чжун Ли, выдавливая на пальцы немного геля и растирая его между ними, грея. Наклонился, оставляя на подрагивающих губах Тартальи поцелуй и спросил. — Могу продолжать?

— Ага, — выдавил Тарталья, делая глубокий вдох и слегка запрокидывая голову.

Мысленно держа самого себя на цепи, Чжун Ли прошёлся поцелуями по его шее, касаясь его. Тарталья задышал чаще, внезапно впиваясь ногтями в плечи, и про себя Чжун Ли успел подумать, что получается как-то даже слишком для первого раза, но отбросил всё это за ненадобностью. Успокаивая, он медленно надавил, проникая одним пальцем. И замер, ощутив некоторую свободу внутри.

— Тарталья, — позвал он тихо, стараясь лишний раз не думать. — Ты делал это раньше сам?

— А? — Тарталья несколько раз быстро моргнул, после смущаясь. — Как ты…

— Чувствую, — Чжун Ли слегка шевельнулся, и Тарталья сбился в дыхании.

— Ну, это, — он зажмурился, откидывая голову и шепча. — Несколько раз, мне… было интересно, но я не думал, что оно будет заметно. Знаешь, это вообще ты виноват, потому что никак не поддавался мне, поэтому… вот. А что? — последнее он задал с затаённой тревогой. Несколько мгновений Чжун Ли смотрел на него, а потом спрятал лицо у него в сгибе шеи, глубоко вдыхая и протяжно выпуская воздух, стараясь не сорваться.

Потому что вот сейчас всё было готово полететь в Бездну. От простой мысли что, возможно, Тарталья мог несколько раз приходить на их свидания подготовленным к подобному исходу. Едва не сдавшись, Чжун Ли отстранился и глубоко поцеловал впавшего в замешательство Тарталью. Тот неуверенно ответил, а потом вздрогнул от возобновившихся внутри него движений.

Постепенно его душа оголялась. Чжун Ли отчётливо ощущал, насколько он возбуждён, насколько горит желанием, и насколько податлив, начиная отзываться на любое, даже случайное прикосновение. Ёрзал по подушке, сжимался вокруг пальцев, и вскоре уже неумело и отрывисто подавался бёдрами навстречу, стоило только определить внутри него место, на которое стоило давить.

И Чжун Ли упивался этим. Его смущением, его неловкостью, его попытками сделать что-то самому. Он не мог не любоваться выступившей испариной на его лбу, и не мог не любить то, как он в особом перевозбуждении цеплялся за него пальцами, пытаясь вскрыть кожу ногтями — и ведь оставил несколько царапин на плечах. Весь такой Тарталья принадлежал сейчас только ему, и желание укрепить с ним связь, которая пронесёт их через время, только росло, возвышаясь рядом с тёмным, насыщающимся желанием владеть.

— Люблю тебя, — ещё раз признался Чжун Ли, выцеловывая его шею, забирая ещё одну его дрожь, вызванную его ласками, и переживая жгущуюся боль, разошедшуюся по его лопаткам. Тарталья стонал, извиваясь, отворачивая голову, и теперь Чжун Ли точно знал, что слёзы, текущие по его щекам, не от боли, а от удовольствия.

Хотя в первый момент они его напугали, но стоило заглянуть в мутные, горящие жаждой глаза, как всё встало на свои места. Тарталья отдавался ему полностью и без остатка, обещая оставить на нём собственные метки — не всегда осознанные, но настоящие и болезненные. И Чжун Ли хотелось в ответ его искусать, пометить, украсить следами своих поцелуев, сжать его в объятиях так, чтобы остались следы, которые можно будет увидеть невооружённым глазом.

Неприлично, но такие мысли, больше фантазии, успокаивали его внутреннее и как будто бы первобытное желание.

Отстранившись, он вытер салфетками руку от смазки, несколько секунд наблюдая, как Тарталья пытается сжаться, закрыться, всё ещё подрагивая перед ним. Распластанный, дышащий возбуждением, с испачканным естественной смазкой животом и смотрящий так влюблённо, так жадно, что Чжун Ли искренне показалось, что ест не он, а его. По крайней мере, взглядами они уж точно пожирали друг друга.

— Я в порядке, — опередил его вопрос Тарталья, после усмехаясь и снова чуть ёрзая по подушке под поясницей, подползая к нему ближе. — Давай уже.

Дважды просить не надо было. Квадратная упаковка презерватива порвалась быстро. Разобравшись с этим, Чжун Ли прижался к подрагивающему входу. Тарталья снова сжал его плечи, напрягаясь, и немного расслабился от поцелуя в щеку и шёпота:

— Сделай вдох, — попросил его Чжун Ли едва ли не через силу, но старательно это скрывая. Тарталья послушно выполнил просьбу, и прогнулся в спине от толчка. Чжун Ли едва не потерял дыхание от жара и узости, в мгновение сжавшихся вокруг него, и медленно, впиваясь ногтями в одеяло, двинулся глубже, держась за крохи самоконтроля, чтобы не вонзиться одним движением.

Тарталья заскулил, обнимая его ногами и зарываясь пальцами в волосы. Чжун Ли замер, теперь в полной мере ощущая каждое его движение, каждую дрожь, каждое сжатие. И это было восхитительно. Тарталья шумно дышал ему на ухо, привыкая, постепенно снова расслабляясь.

— Можно? — это единственное слово, на которое хватило Чжун Ли. Тарталья сглотнул и кивнул, выдыхая порывистое, но довольное «Да».

Ликование захватило его сердце, когда он сделал первый толчок, от которого в его руках отчётливо вскрикнули. Перед глазами поплыло от удовольствия, и он впился в губы Тартальи, выпивая его стоны и дыхание, поглощая его снова и снова, с каждым новым движением. Спину и плечи жгло от царапин, по шее полетели новые засосы, Тарталья захлёбывался в собственном голосе, утопая, и вместе с ним тонул Чжун Ли.

Не выдержав, в какой-то момент он всё же сомкнул челюсти на его плече сильнее нужного, и Тарталья застонал громче, сжимаясь так сильно, что Чжун Ли едва не вознесло до самого пика. Пережив это мгновение и удержав себя, он посмотрел в синие глаза, готовый извиниться, но все его мысли улетучились из головы, когда Тарталья выдохнул простое:

— Быстрее.

И он не мог отказать, ускоряясь, почти что вбиваясь в него и ловя каждую его новую просьбу, собирая губами новые слёзы — результат его стараний и его же награда. И не было ничего лучше этих моментов, когда он видел сияние в синих глазах, и когда эта синева поглощала его, заставляя мысленно клясться в том, что он не отпустит её.

Что даст Тарталье всё.

Эйфория уходить быстро не хотела. Чжун Ли продолжал ловить её отголоски уже после, зарывшись носом в рыжие, слегка мокрые от пота волосы и считая удары чужого сердца. Удовлетворение расползалось под кожей, и оно же напоминало о том, что теперь у него есть возможность воплотить с Тартальей хотя бы небольшую часть его фантазий.

— Мне понравилось, когда ты меня укусил, — неожиданно произнесли ему в шею. Чжун Ли хмыкнул, не желая отстраняться, и прогудел:

— А ты очень больно царапаешься, оказывается, — «и ты очень громкий», закончил он уже про себя, не решаясь озвучивать. Рассеянно подумал о соседях, возможно, ставших невольными свидетелями. Если только они не уехали в восемь утра в субботу по делам, что было крайне маловероятно.

— Прости, — вздохнул Тарталья, потираясь о его грудь носом. Постучав по его раненной спине пальцами, предложил. — Повторим?

За рассеянной мыслью о соседях последовала ещё одна, уже менее рассеянная: он пригласил к себе гиперактивного студента в субботу, и вряд ли выпроводит его до понедельника. И за этим ещё одна: он точно был не против.

На самом деле, через несколько месяцев, отметив девятнадцать лет Тартальи и отправившись знакомиться с его родителями, Чжун Ли мысленно признает, что полгода их отношений, строившихся на больше эмоциональной, чем плотской близости, определённо прошли не зря. Потому что этот момент обеспечил ему какое-никакое, а уважение от родителей Тартальи.

А после этого знакомства постепенно «Тарталья» сменится на приятное уху и душе «Аякс».

Ещё через примерно два с половиной года уже Аякс переедет к нему, а ближе к четвёртой годовщине в их отношениях появится некоторая своеобразная деталь, которая спустит с поводка всех тщательно спрятанных Чжун Ли внутренних демонов. Но Аякс этим демонам будет только рад, и этой радости не поймут их новые соседи, что будет не совсем кстати, и…

Однако это уже совершенно другая история.