Что ж, Арсению тридцать три года, а Антону всего девятнадцать, так что справедливо было полагать, что парнишке придется строить из себя взрослого, чтобы не разрушить эти отношения. Он действительно был влюблен в Арса (это чтобы вы понимали всю серьезность ситуации, да?), поэтому вполне мог постараться не делать глупостей, присущих детям.
— Придется тебе терпеть все его выходки, — сочувствующе похлопал его по плечу Дима, когда узнал, что они с Поповым начали встречаться, — Если будешь скандалить, он скажет, что ты маленький. Они такого не любят.
С того момента Шастун утихомирил свою громкую натуру, став пушистым зайчиком. От него нельзя было услышать что-то вроде «Почему ты мне не позвонил?», «Где моя вечерняя смс-ка с пожеланием доброй ночи?», «Почему ты так пялился на ту девушку?», потому что он не хотел показаться маленьким в глазах возлюбленного.
Сестра Антона, Вика, однажды встречалась с парнем всего-то на десять лет старше нее. По большому счету это ведь не так много, но они вовсе не сошлись. «Мне надоело твое ребячество и детские истерики», — заявил он через несколько недель, оставив девушку одну посреди кафе. Даже кофе ни себе, ни ей не заказал. Сразу перешел к делу.
Тогда Шастун яростно успокаивал старшую сестру и говорил, что все это ерунда. Если она считала повод достойным — она обоснованно могла устроить разбор полетов. И не нужно жертвовать своими интересами ради кого бы то ни было, тем более ради какого-то старого хрыча. Она себе и лучше найдет!
И вот теперь сам Антон оказался в такой ситуации. Причем, как назло, лучше-то он вряд ли себе найдет, потому что Арсений был очень хорошим. Знаете, бывают такие люди, которые вообще-то обычные, но такие, блин, хорошие. Самые лучшие. Подходящие. Ну, вот Попов был именно таким, только еще самую капельку лучше.
Черт, да, Антон действительно был влюблен по самые уши.
Итак, сначала все было замечательно. Шло, так сказать, без сучка и задоринки. У него не было поводов устраивать перепалку, потому что Арсений был… ну, нормальным. Он не смотрел в сторону других девушек или парней, слал ему всякие эти милые сообщения, заботился, часто звонил. Через месяц привыканий и притираний друг к другу они, кажется, расслабились. Арсений расслабился.
«Почему ты так на нее смотришь? Что, нравится, да? Вперед и с песней! Флаг натуралов тебе в руки, свинья!», — агрессивно размышлял Антон, яростно помешивая сахар в стакане с чаем.
Пара сидела в кафе, и Попов, вполне себе не скрываясь, наблюдал за какой-то… особой. Особа была очень красивая, стоило признать. У нее были длинные блестящие волосы, завивающиеся на кончиках, большие карие глаза и светлая чистая кожа. Как бы Антон ни приглядывался, но на ней совсем не было косметики. Даже сам Шастун иногда таскал у сестры тональник и гигиеничку, блин.
И да, поверьте, если бы не его личные тараканы во влюбленной голове, Шаст бы уже разнес это кафе к чертям собачьим, визжа так, что у посетителей лопнули бы стаканы. Но нет уж, дудки. Антон не доставит Попову радости упрекнуть его в том, что он истеричка.
В какой-то момент Арсений стал больше времени отдавать работе.
«Прошла любовь, завяли помидоры», — гневно катаясь по комнате на стульчике на колесиках, думал Шастун, пялясь в потолок. Черт бы побрал Арсения. Черт бы побрал старых хрычей. Черт бы побрал их всех.
Вскоре пропали каждодневные пожелания спокойной ночи и доброго утра.
«Кабанюга, жить тебе на ферме вместе с твоими проститутками, с которыми ты мне изменяешь», — вертелось в голове зеленоглазого весь оставшийся день, когда он впервые не получил это стандартное послание.
Конфетно-букетный период обычно длится больше восьми месяцев, так почему же у них всего три? Почему у этого придурка Попова сердечки в глазах не летают, когда он смотрит на Антона? Он же, блин, конфетка! Все этому черствому мужлану в нем не так!
— Дима, я так больше не могу, правда, — плакался он лучшему другу за просмотром какой-то второсортной мелодрамы, — Мне не хватает этого, понимаешь? Хочется покричать, побить посуду, побросать в него стаканы и вазы. Отхлестать по лицу букетом, который он мне… не дарит он мне букеты весь последний месяц! Кусок…
— Так, Антон, — совершенно не желая познавать весь богатый словарный запас друга, прервал его Дима, — Я думаю, вам нужно просто поговорить. Обсудить все это, обговорить все моментики. Скажи ему, что хочешь его ударить, потом ударь, потом извинись, потом пожарь ему ужин. Вот и все дела.
— Да нет же! — обессилено воскликнул парень, — Я хочу прям поскандалить! Прям покричать, потопать, разбить что-нибудь из посуды или не из посуды. Сунуть ему в лицо все его проступки за последнее время, просто размазать его об стенку, как муху!
Позов вздохнул.
Антон в красках расписывал, как хочет морально унизить человека, в которого, по идее, без памяти влюблен.
Еще через месяц (Шаст правда не знал, как выдержал его), Арсений пригласил его на прогулку в парк. Антон вяло поглощал лимонное мороженое, запивая его молочным коктейлем, а Попов приобнимал его за талию.
— Антош, я хочу с тобой поговорить… — начал мужчина. И. Твою. Мать. О Боже, парень знал этот тон.
— Да? — напряженным, неестественно высоким голосом подтолкнул он брюнета к началу чего-то очень неприятного.
— Я думаю, мы не очень… знаешь, подходим друг другу характерами.
Антон остановился. Он начинал звереть. Серьезно.
— Почему?
— Ну… — Арсений виновато поднял глаза к небу и принялся активно жестикулировать, объясняя, — Понимаешь, я сам уже не очень молодой. И мне хочется в отношениях от своего партнера той энергии, которой у меня самого нет. Какой-то страсти, шума, громкости. Ты же такой… спокойный. Я уж и подталкивал тебя, и попытался заставить ревновать, и немного отдалился… Ну, что там еще могло послужить причиной для ссоры?.. Но ты был вообще ноль внимания, ты слишком… спокойный, понимаешь?
Четыре месяца. Четыре гребаных месяца Антон держал в себе все упреки и невысказанные замечания. И тут ему в лицо говорят, что бросают из-за того, что он как проклятый трудился во благо их отношений?
Не сдержавшись, парень впечатывает рожок с мороженым прямо мужчине в лицо.
— Я четыре месяца был паинькой! — кажется, он никогда не говорил так громко в присутствии Арсения, — Был взрослым, не устраивал тебе этих «ребяческих истерик», как вы это называете! Но ты свинья, ты самое настоящее животное, Попов, уяснил? Смотришь вслед каждой юбке, вообще ни одну не пропускаешь! Быстро же ты от меня перебежал, мерзота! Такой весь заботливый засранец, все эти «спокойной ночи», сюси-пуси муси-сюси, да?! А потом все! Месяц — все, на что тебя хватило! Иди к черту, черствый сухарь! Если кто-то здесь кого-то бросает, то это точно не ты!
Бумажный стаканчик с коктейлем оказывается на макушке Арсения, и по его лицу стекают белые капли сладкого напитка, пока рожок отлепляется от места рядом с носом и начинает медленно пачкать дорогую одежду.
Когда мужчина вышел из парка, парень уже укатил прочь на первом попавшемся автобусе.
Как же хорошо. Как же, черт возьми, ему хорошо от того, что он выкинул. Залепил в него едой, покричал (громче, чем нужно было, но да-а, это того стоило, определенно стоило), нагрубил ему (это не его предел, но все же они были в парке, где мимо могли пройти дети). Что может быть лучше этого дня?
Оказалось, все не так безоблачно. Поссориться-то они, разумеется, поссорились. Только вот эйфория от выброса эмоций прошла у Антона уже на следующий день, и где-то в обед он рыдал на плече у сестры.
— Нет, ты представляешь? — голосил он, — Представляешь? Я старался, держался, все в себе, все, абсолютно! И как он мне за это отплатил? Бросил меня! Чудовище!..
Вика тяжело вздохнула. Плечо и шея, на которые навалился брат, онемели. Рука устала поглаживать его по волосам, успокаивая. К счастью, ей не нужно было ничего говорить, потому что даже если бы она горела желанием, в быструю гневную тираду Антона нельзя было и слова вставить.
Не поймите неправильно. Вика очень хотела успокоить брата, как-то помочь ему и показать свою поддержку, но… В первый час. После двух часов тихого сопения в ее запотевшую и мокрую от слез шею с перерывами на истерики, у нее уже не было сил на что-либо из вышеперечисленного.
Когда в дверь раздался звонок, Вика не очень-то вежливо пнула брата открывать.
— Извини, но я себе все отсидела, — выдохнула она, пытаясь размять конечности.
К счастью, незваный гость пришел именно во время стадии «тихое сопение», поэтому Антон лишь немного вытер лицо ладонями, чтобы избавиться от противных следов высохших слез.
На пороге стоял Арсений с большим букетом роз. С красивым, пышным и явно дорогим букетом красных роз.
— Антон, прости, я… — не успел он договорить, как парень выхватил у него подарок и принялся бить мужчину по щекам, по всему остальному лицу, по куртке — в общем, куда мог дотянуться.
— Ты бездушная скотина! Забери свой веник обратно, я даже не люблю розы! — гаркнул он, бросая остатки букета в брюнета и захлопывая дверь с оглушительным звуком.
Вернувшись в гостиную, он хлопнулся на диван с сумасшедшей улыбкой.
— Что может быть лучше этого дня? — прошептал он, пока Вика с открытым ртом наблюдала за ним.
— Пойду-ка сделаю себе кофе, — решила она, поднимаясь с места. Когда брат придет в себя и осознает ситуацию, ей придется сидеть на диване еще какое-то время.
На следующий день Антон сидел в гостиной и поедал мороженое из упаковки прямо пластиковой штукой, которой продавцы делают шарики. По телевизору шел шестой сезон «Бесстыжих», так что он просто пялился на пьяного в хлам Фрэнка и размышлял о смысле бытия. Вика сидела за столом на другом конце комнаты, открыв свой квартальный отчет и что-то в нем печатая.
— Вот и все, — драматично вздохнул Антон, — Знаешь, думаю, не самая плохая участь для меня, — дернул бровью парень, — Куплю себе несколько кошек, еще ведерко мороженого и буду сидеть на диване и толстеть, — отправляя в рот очередной кусок холодного лакомства, задумчиво произнес парень.
На всю квартиру раздался противный звон.
— Пиццу привезли, — оповестила Вика, — Откроешь? Деньги на тумбочке.
Антон вяло соскользнул с дивана и пошел открывать дверь. Отперев замок, он готов был потянуться за купюрами, как дверь распахнулась, и Шастун оказался прижат к ближайшей стене. Что ж, Арсений не был похож на доставщика пиццы (в его-то дорогущем пальто, знаете ли). На его лице были некоторые царапины, но в целом он выглядел так же шикарно, как и всегда (ублюдок).
— Ты мелкий засранец, — прорычал мужчина, прижимаясь к его губам и вдавливая в поверхность стены, приподнимая над полом. Шаст почувствовал, что спортивные растянутые штаны слегка задрались, неудобно оголяя часть поясницы, — Слова мне не дал сказать, — с громким чмоком оторвавшись, обвиняет он.
— Когда ты мне в последний раз хоть слово ласковое говорил? — прошипел парень, стараясь не терять остатки самообладания. Таким Арсения он еще не видел.
— Да хоть сейчас! — злобно ответил Попов, — Солнышко, котичек, зая, мальчик мой! — в той же интонации перечислял он, — Ну как, доволен?
— Более чем!
Арсений снова целует его, совсем не мягко, как все разы до этого. Это довольно злостно, с напором и страстно, именно то, чего они оба так хотели.
Они отрываются друг от друга только тогда, когда мимо них проходит Вика с чехлом для ноутбука.
— Здесь я спокойно не поработаю, так что пойду к Мише. Пиццу ешьте сами, мы лучше суши закажем, — она махнула рукой и вышла из квартиры.
Антон, тяжело дыша, пялился на своего шикарного бойфренда с покрасневшими щеками и легкой отдышкой.
— Прости, — извинился тот, отпуская парня и отряхивая пальто.
— За пиццу платишь ты, разумеется. Раздевайся и мой руки, — и, не удосужившись поправить задравшуюся одежду, мальчишка скрывается в гостиной, напоследок получая звонкий шлепок по заднице.