джемин дрожащей рукой ощупывает лицо. подушечками скользит по мягкой, слегка шелушащейся коже: в ее слоях навек закупорены бесчетные переживания, а в лопнувших капилярах – жуткие истерики; проводит по веку ногтем, очерчивает скулы и контур носа: сейчас кожа чистая и очень чувствительная, но раньше на ней распускались грязные бутоны ирисов, расплывались потом в туманности и саднили, саднили саднили саднили; шумно втягивает холодный воздух и заправляет выбившуюся прядку за ухо.

юноша неумело мажет веко матовыми тенями светло-персикового оттенка прямо пальцем и так же неумело растушевывает, пытается сделать вид, что знает, как это нужно делать. он совсем не волнуется, но его сердце думает иначе: оно колотится в его хрупкой груди, словно птица, заточенная в клетке, и плачет тихо совсем. джемин слышит, кладет ладонь слева.

не плачь, глупое, чего тебе эти слезы?

играя с собственной рефлексией в гляделки, он вдруг улыбается. так тихо усмехается и облизывает губы. он замечает: его глаза такие красивые, миндалевидной формы с виднеющейся складкой века, небрежно облаченные в рассыпчатые тени, но в то же время очень задумчивые и до невозможного глубокие: гляди, упадешь и выбраться не сможешь – утонешь наверняка.

джемин выкручивает флакон и подносит к своим теплым губам, обещая себе быть в порядке. приоткрыв уста, мягко касается их кончиком темно-бардовой помады и ведет сначала вправо, дальше влево, а после – и вовсе отпечатывает верхнюю губу на нижней, неловко причмокивает и позволяет тихому смеху отражаться от зеркал.

глядит в собственные глаза и медленно приближается лицом к поверхности зеркала; целует мягко самого себя и оставляет аккуратный отпечаток у самого края. любуясь собой, по неосторожности он смазывает нижнюю губу в уголке, но это ничего! это даже очень сексуально, как сказал бы донхек. джемин проводит языком по губам и прикусывает нижнюю, внимательно наблюдая за самим собой в отражении – сейчас ему позволено, он точно знает.

не глядя в экран мобильного, включает собственный плейлист, и прикрывает глаза. мягкие звуки любимой песни лижут уши, и джемин тихонько подпевает, совсем забывшись в наслажденьи. юноша, сидя на мягком стуле, изящно и с каким-то волнительным чувством выгибает спину и широко разводит ноги в стороны, сгибая в розовых коленках, оттягивая носочки точно балерун; его глаза все еще закрыты, он не спешит.

длинными, испачканными помадой пальцами в небольших серебряных кольцах парень оглаживает собственную нежность; ведет широкими ладонями от ключиц и воздымающейся груди вниз по телу, натягивая тоненькую ткань. скользит по бедрам, слегка сжимая, и держит статную осанку.

он открывает свои глаза; его голова, наклоненная набок, тяжелеет постепенно – самого его будто эта атмосфера пьянит: мурчание из динамика, запах лавандового ополаскивателя и тепло собственных ладоней. джемин лукаво смотрит в зеркало перед собой и снова и снова и снова прикусывает нижнюю губу, неровно выдыхая, – ему так хорошо, господи, – он закатывает глаза, ведет руками обратно, вверх к груди.

третий трек ему сильнее кружит голову; невольно сокращаясь бедренными мышцами от удовольствия, меж двух пальцев он нежно перекатывает горошины очаровательно розовых и ужасно чувствительных сейчас сосков и, наконец, позволяет медовому стону вырваться откуда-то изнутри.

джемин слышит собственное наслаждение и неконтролируемо подрагивает всем телом, внезапно ощущая прилив тепла внизу его живота, – все это до ужаса приятно. пальцы на его ступнях непроизвольно сжимаются, голова снова падает, а из приоткрытых губ совсем немножко капает слюна, прямо на его мягкую футболку.

сейчас, в этот самый миг, он уязвим и до того нежен, что сердце замирает поневоле.

часто-часто выдыхая, джемин касается рукой собственной плоти: та так уверенно задралась вверх, почти касаясь мягкого пупка (он точно, совершенно наверняка возбужден); и ранее невиданное чувство, скопившееся где-то там, в румяной перламутровой головке, ползет к его конечностям и разливается теплом.

он поскуливает и тихо-тихо стонет, заглушаемый песнями, и неспеша обхватывает кольцом из пальцев чутьистый ствол, проводит вверх-вниз, глядя прямо себе в глаза, и будто распадается на атомы.

кто бы мог подумать..? джемин, ранимый и невероятный мальчик с густыми волосами и мешками под глазами, сейчас сидит напротив винтажного зеркала в пол, внимательно следит за собственными медленными движениями и выгибается кошкой на этом ужасно пошлом теперь стуле; в голос стонет, запрокидывая крашеную голову и ласкает нежный орган.

он ужасен. ужасен и красив, ужасен и слащав, ужасен и слезлив до ярких звезд перед глазами. он – ласковая непристойность; хрупкое созданье; любовь к себе и собственному телу – святому храму своему.

скорее становятся движения запястья, а большой его палец несколько раз подряд безжалостно проходится подушечкой по нежной уретре: подавившись воздухом, джемин почти кричит в голос, но еле успевает прикусить ребро ладони. он дышит часто, ключицами сбирает капли пота, что крупными каплями очерчивали румяное лицо и сбегали вниз, целуя шею.

помада ожидаемо отпечатывается на ладони, и джемин сильнее вгрызается в нее зубами, плотнее сжимая кольцо из пальцев, и на выдохе надрывно стонет. мягкими кончиками пальцев скользит по чувствительной плоти, очерчивает взбухшие венки и опирается лопатками о спинку кресла, выгинаясь.

в этот самый момент он центр вселенной. с его блестящими от надвигающегося экстаза глазами, румяными, горящими щеками и кончиками ушей и ярко-ярко красными губами. он – самое красивое и драгоценное, самое грязное и желанное; высокое искусство. и он просто позволяет самому себе почувствовать это.

вновь прикрыв глаза, джемин слегка усиливает хватку и самозабвенно, плавно толкается себе в руку, ерзая попой по обивке. пару секунд занимает достичь самого пика и..! оргазм накрывает юношу с головой, еще сильнее пьянит и будоражит горячую кровь. он в голос, не стесняясь самого себя, не прикрывая рта, громко и протяжно стонет; так, как не стонал никогда в своей юности. джемин почти достигает небес, его любовное тело подрагивает в спазмах: бедра неконтролируемо подбрасывает вверх, он коленки дрожащие сводит и выгибает спину до мягкого хруста позвонков.

он тяжело дышит, размазывая трясущимися пальцами семя по органу и животу, и смотрит прямо в глаза самому себе. не отрывая взгляда, джемин подносит к своим небрежным губам два пальца правой руки и собирает языком вязкие капли, раскатывая по небу – он неторопливо пробует себя на вкус и ему это определенно нравится.

сейчас он живой, уверенный и ужасно ласковый; такой, каков есть на самом деле. такой, каким его никто и никогда не смел лицезреть, потому что сам он не позволил бы. снаружи он похож на без пяти минут неопытную эскорт девчонку, а в груди у него ворчит могучий вулкан, и усталость и бесконечное наслаждение разливаются лавой в грудной клетке, ломая ребра.

джемин – неземной, он уникален и необычен, особенно, когда позволяет себе такое. он невероятен снаружи, невероятен изнутри, и творит независимую революцию в самом себе. это мгновенное чувство он постарается запечатлеть навеки и никогда не забыть, что заставляет его сердце биться чаще. он тот, кто он есть, несмотря ни на что.