Доминантный омега

Когда Чифую впервые увидел в пустом школьном кабинете умника, старательно пишущего что-то в тетради, он подумал, что это ничем не примечательный омега.

После непродолжительного разговора Чифую заключил, что умник, скорее всего, не более, чем бета.

И только во время драки, где целой толпой подло попёрли на одного Чифую, он понял, что Кейске Баджи нихера не омега и не бета. Это осознание выстрелом вонзилось в голову, ещё когда резинка освобождала развевавшиеся на ветру смоляные пряди. А когда умник с рыком воскликнул «Кейске Баджи!» и обнажил клыки, это лишь сильнее вогнало убеждение в лоб.

Разделаться в одиночку со всеми амбалами, заслуженными победителем возвышаться над ними и своей мощной аурой альфы впечатывать их в асфальт — это вызывало волну восхищения, затопившего всё существо Чифую.

Баджи рявкнул на противников, снова надавив своей аурой, и те трусливо разбежались, как крысы по углам.

Баджи стал первым человеком в жизни Чифую, с которым ему хотелось говорить вежливо.

— Ты отлично дерёшься, — похвалил с сияющей улыбкой Баджи, когда они ели у него дома одну упаковку лапши на двоих.

— Ты тоже крут. Раскатал их всех по дороге так охуенно, а я сначала подумал, что ты омежка.

— Эй, слышь! — тут же забурлил Баджи, смотря на него с подозревающим прищуром. — Как ты мог не понять, что я альфа?! Я доминантный альфа!

Баджи чуть ли не кичился своим происхождением — этот факт доставлял ему, наверное, особый вид радости.

Через пару мгновений он сменился в лице и выглядел так, словно в его голове сложились все паззлы.

— А, так ты ж на год меня младше, понятно теперь, почему ты сразу не почувствовал.

Он произнёс это со снисхождением и пониманием. Проявление половых признаков начинается ближе к четырнадцати годам, а Чифую ещё тринадцать не исполнилось. Потому-то Баджи уже знал, кем является, а Чифую оставалось лишь догадываться и чувствовать людей не по запахам, а по их поведению.

Быть доминантными альфой — это значит быть сильнее всех, иметь более сильный запах и более мощную атмосферу вокруг себя. Это значит притеснять других обычных альф, будоражить омег и даже доставлять мелкие проблемы бетам в виде лёгких головных болей, если особо разъярён. Это значит быть на абсолютной вершине.

— Ты сильный, Чифую! — подметил Баджи, хлопая новоиспечённого друга по плечу. — Отлично дерешься, отвечаю! И я уверен, что ты тоже будешь альфой!

Чифую на это с улыбкой кивнул. Он бы хотел, чтобы так и было.

Но, какой бы хорошей интуицией ни обладал Баджи и какие бы надежды ни питал Чифую, судьба и его организм решили распорядиться иначе.

Когда Чифую сдал анализы в августе 2005 года, за четыре месяца до четырнадцатилетия, чтобы узнать свою принадлежность, он был уверен, что в результатах будет подытожено «Второй пол: Альфа». Точно не доминантный, потому что в силе Чифую уступал Баджи, но ему такое и не нужно было.

Однако, распечатав конверт и развернув бумагу, Чифую первым делом подумал, а не подменили ли его анализы, не перепутали ли что-нибудь и вообще, что это за хуйня?!

В бумажонке под таблицей с кучей непонятных цифр и показателей был вынесен вердикт: «Второй пол: Омега Дом.».

— Ну чё, пришли результаты? — раздался в трубке низкий голос Баджи.

— Ага. Я альфа, как ты и предполагал.

— Крутяк, поздравляю! У меня самый пиздатый отряд — в нём все альфы, ха-ха-ха!

Быть доминантным омегой — это значит быть сильнее обычных омег и стоять наравне с обычными альфами. Доминантные омеги могут подчинять себе обычных омег и даже оплодотворять их. Они спокойнее переносят запах и ауру альф, хоть и могут от них забеременеть. Но только вот устоять перед доминантными альфами не способны — они на абсолютной вершине и влияют на всех.

Союз доминантного альфы и доминантной омеги самый удачный из всех возможных. Они фактически созданы друг для друга: одни оплодотворяют, давая начало сильному потомству, другие — вынашивают это потомство без особых проблем и лишь усиливают его частью собственных генов. Не у всех обычных омег гладко протекает беременность от доминантных альф, потому что вынести натиск мощи им не так просто. Именно поэтому среднестатистические омеги часто проводят большую часть такой беременности на сохранении под наблюдением врачей.

Особенность доминантных омег ещё и в том, что они встречаются редко, и про них чуть ли не байки слагают, как про выдумку или что-то несуществующее. Но вот Чифую существует.

Он чувствовал себя последним дерьмищем, понимая, что у него по природе заложено — ложиться под кого-то. И хотя понимал, что ему грех жаловаться, потому что он доминантный, ведь тогда преимуществ больше, чем у обычных омег, само слово «омега» в его втором поле ощущалось инородно.

Чифую хотелось быть сильным. Он хотел побеждать в драках, продолжать бить морды всяким олухам вместе с Баджи-саном и точно не быть обузой, чтобы защищать пришлось его. Сейчас вроде как омег не притесняют и их положение стало лучше по сравнению с предыдущими годами, но все равно «омега» сквозь строки читается как слабость и беспомощность. Укоренившееся неуважение к омегам можно было ощутить на кончиках пальцев, как бы старательно люди его ни скрывали. Даже вылетевшее в прошлом году из уст омеги Чифую пренебрежительное «омежка» было тому подтверждением.

Хотя какая разница, кто он по природе, если остаётся сильным? Его боевые навыки никуда не исчезли и исчезать не собирались. Чифую всегда будет способен постоять за себя и протянет руку помощи товарищу, подставит плечо по необходимости. Он не стал хуже от двух слов из анализов.

***

Чифую после того, как узнал о себе, стал к омегам относиться с большим почтением и выбросил из своего лексикона гадкое и унизительное «омежка». Искренне относиться к ним как к равным, заставив выкорчевать все предубеждения из головы, помог новенький Такемичи Ханагаки, который был самым настоящим омегой, но пёр напролом как танк, ввязывался в заведомо неравные драки с альфами и все равно выходил победителем. Он твёрдо стоял на ногах перед противником даже с расквашенным лицом. А еще в августе спас жизнь Дракена, унеся эту шпалу на своих хрупких, казалось бы, плечах с поля драки.

С такой волей и храбростью Такемичи мог бы быть охуенным альфой, но нет, он омега и даже этого не скрывает:

— Я, может, и слабее, но я не проиграю никому, пока меня не убьют!!!

Он охуенный омега.

Чифую тогда подумал: а может, и ему всем рассказать, что он тоже омега?

На следующий день мама вечером предупредила:

— Чифую, сегодня твой запах ощущается яснее. Тебе стоит время от времени пить блокаторы. Впредь ты всегда будешь пахнуть сильнее и ярче, чем обычные омеги, на уроках это может отвлекать.

Чифую пропустил её слова мимо ушей, подумав, что ничего серьёзного запах не сделает (он все ещё был под впечатлением от Такемичи). До этого в течение недели после анализов запах стал проявляться, лёгким шлейфом следуя за хозяином. Доктор объяснил, что это ненадолго, и он усилится, потому что это свойственно доминантным омегам.

Чифую практически сразу после разговора с мамой ушёл в магазин и столкнулся с кучкой ёбнутых альф-старшеклассников, которые явно не умели держать член в штанах. Они зажали Чифую в проходе между двумя домами, где не светили фонари, и, видимо, надеялись повеселиться, но повеселился лишь Чифую, совершив раздачу пиздюлей, как горячих пирожков в школьной столовке. Они даже и пальцем не смогли его тронуть, убежали, как последние трусы. Чифую был в порядке, но чувствовал, как его немного трясет.

Впредь он стал слушать указания матери по поводу блокаторов и пил их по расписанию. Но непроизвольно стал перебарщивать с дозой, отчего запах вообще пропал.

— Чифую, что ты делаешь?! Не пей много таблеток, это вредно для организма! Тебя кто-то задирает по поводу запаха?

— С чего ты взяла, мам? Все нормально.

— Никто точно тебя не обижает? — с опаской переспросила мама.

— Да я сам кого хочешь обижу!

— Нет, Чифую, я этого не хочу.

Мама успокоилась, наверное, лишь внешне, потому что впредь стала сама выдавать сыну таблетки, спрятав их у себя в комнате так, что Чифую найти не мог. В целом, её опасения были не безосновательны: у Чифую кое-что случилось.

От запаха Баджи дрожали коленки, сжатые кулаки расслаблялись, превращаясь в ладонь, а в голове били в тарелки маленькие обезьянки. Баджи пах, как ебаный бог, — так, что у Чифую плыло перед глазами, а в горле пересыхало. Чифую надышаться не мог этим ароматом, внутри все как будто от него расцветало.

Это было звиздец как плохо.

Он ещё как-то свыкся с мыслью о том, кем он является, и что его запах омеги будут чувствовать все. Конечно, никто не нападает на омег при любой удобной возможности, это запрещено законом, но, раз в семье не без урода, так и в мире не без альф, подобных утыркам, которых Чифую отметелил. И с этим он, может быть, как-то да справился бы, хотя тот случай серьёзно подбил желание рассказать о настоящем втором поле, то после очередной новости от организма эта идея была отодвинута в самый дальний угол подсознания.

Почему именно Баджи?!

Почему Чифую привлекал именно этот запах? Почему не кого-то другого? Кто угодно, но не Баджи, блять. Чифую было бы легче знать, что его вставляет от Майки, а тот тоже доминантный альфа, но нихуя. Сколько бы Чифую не втягивал воздух рядом с главой, или с Дракеном, тоже доминантным альфой, это были просто сильно бьющие в нос запахи.

Но аромат Баджи…

После того, как мама стала следить за приём лекарств сына, Чифую купил в переходе какой-то одеколон с феромонами и стал ими брызгаться каждый день, потому что прописанная врачом доза не скрывала настоящий запах до конца — все равно оставался след, который острый нюх доминантного альфы мог уловить без труда. Чифую на своих особых правах тоже обладал чутким обонянием, которое блокаторы притупляли немного, в отличие от обычных омег, но Чифую был рад и этому.

Когда половое созревание только началось, Чифую ощущал ароматы совсем слабо, но с каждым днём способность их различать развивалась, и к сентябрю Чифую диву давался, как же, блять, все живут в таком густом облаке вони. С таблетками это хотя бы было терпимо.

Чифую не хотел, чтобы Баджи узнал, как его существо реагирует на него. И вообще не хотелось, чтобы Баджи узнал, что Чифую омега, ведь он так радовался, когда услышал заветное «альфа» во время звонка. Почему-то не было ни малейших сомнений, что он разочаруется, узнав правду.

Чифую совсем не хотелось разочаровывать Баджи.

Как бы банально это ни звучало, будто бы из дешевого фильма про любовь, но своим влечением совершенно не хотелось портить эту драгоценную для Чифую дружбу. Будет лучше, если это останется втайне. Может, это шутка тела на фоне бушующих гормонов, и скоро все пройдет?

(Но, как Чифую читал в умной книжке в библиотеке, связь доминантных альфы и омеги очень прочна).

— Слух, Чиф, ты не заболел? — В один из дней, когда они шли домой из школы, поинтересовался Баджи.

— Нет, с чего ты взял?

— Просто, ну… твой запах… — задумчиво протянул Баджи, и у Чифую тут же от страха поджалось очко. — Странный какой-то. То от тебя какое-то время омежкой слегка несло, потом он вообще пропал, а сейчас то один раз нормальный, то в какой-то день сильный. Ты к врачу ходил?

— А, да, всё пучком, — отмахнулся с улыбкой Чифую, стараясь придать ей как можно более непринужденный вид. — Мне сказали, что это просто скачок гормонов, и скоро придёт все в норму.

Баджи покачала головой и цыкнул.

— Да уж, у меня все как-то проще было.

— Ну, как говорил мой врач, каждый организм индивидуален. А ты ведь ещё и доминантный альфа.

— Ха-ха, ну да!

Чифую после этого разговора понял, что нужно брызгаться духами определенное количество раз, а не «на глазок», чтобы впредь не перебарщивать и избегать перепадов интенсивности аромата.

А ещё он не знал, что бы такое убедительное сказать на «омежкой слегка несло» и ляпнул, что в те дни одноклассница-омега каждый раз после уроков просила его помочь с заданиями. Баджи вроде как поверил.

***

Они сидели на лавочке в парке, ели мороженое и наслаждались тишиной в компании друг друга. Чифую, кроме мороженого, кайфовал ещё и от глубокого запаха Баджи, вдыхая его размеренно, иногда полной грудью, словно это был свежий морской бриз. Аромат Баджи проникал в каждую клеточку тела Чифую, расслабляя и принося умиротворение. Чифую лежал, разморенный от солнца и от близости.

Баджи пах горьким шоколадом, кофе, иногда глинтвейном. Аромат, исходящий от него, был терпким, но приятно-дурманящим — в нём хотелось купаться, хотя Чифую и так казалось, что из-за того, что они вместе проводят много свободного времени, он пропитан ярким запахом насквозь.

Кстати об этом.

— Меня мама наказала и сказала, что мне нельзя приводить тебя на ночёвку и самому к тебе ходить.

— А? Это ещё почему?! — Баджи тут же оторвался от разглядывания безоблачного неба и от огорошившей его новости подпрыгнул на месте. — За что так жестоко?!

— Да я, это… Долгов нахватал, маму вызвали в школу, она как увидела мои оценки, так, говорит, чуть в обморок не упала, ну и отчихвостила меня.

— М-да… — гробовым тоном заключил Баджи, сочувствуя другу, потому что не понаслышке знал, каково это, когда тебя отчихвостили за оценки. Хотя то, как чихвостят Чифую, не идёт ни в какое сравнение с взбучкой, которую получает каждый раз от своей матери Баджи. А у Чифую это так, детский сад. Когда наказывают Баджи, это становится самым настоящим домашним арестом «школа-дом, дом-школа», а Чиф вот, жив-здоров сейчас непринужденно сидит с ним на лавке, гуляет после школы и ест мороженое. Но жалко его было всё равно. Очень.

— Сказала, чтоб сидел за учебниками, а не «с Баджи своим с утра до вечера балду пинал и в потолок плевал». Наказала, короче.

Это вызвало у Баджи праведный гнев, от которого он аж подскочил на ноги.

— Я-то?! А я-то что сразу виноватый!!!

— Не знаю я, — протянул Чифую, пожимая плечами. — Она, наверное, думает, что если бы мы друг к другу на ночёвки не ходили, то я бы больше времени уделял учёбе.

— Ты и так мне матешу объясняешь…

— Родителям не докажешь, особенно когда они приходят домой после общения со всякими противными училками. Да ты не ссы ты, исправлю оценки, а потом опять позависаем.

Баджи плюхнулся обратно на скамейку, обреченно вздыхая. Жалко было не только Чифую, но и себя немного, потому что он уже слишком привык к ночёвкам с ним, а как лишили этой возможности, так будто обрезали крылья. Баджи понял, что и просто приходить в гости на пару часов лучше не рисковать, чтобы мама Чифую не злилась. Серьёзная засада.

— Воняешь возмущением, — зажимая нос, проворчал Чифую. — Перестань уже, ну, это не навсегда.

Баджи засмеялся от формулировки.

За время его полового созревания Чифую уже привык к запаху Баджи, все так же продолжая пускать слюну, начал различать эмоции по оттенкам его феромонов. Собственно, это было свойственно всем альфам, но чувства Баджи, естественно, отдавались в носу острее.

Чифую специально нахватал самых низких баллов на контрольных, специально довёл учителей до того, чтобы они вызвали маму в школу и она разобралась с ним. Чифую помнил, что мама часто говорила меньше шататься с Баджи и больше учиться, так что предсказуемо ожидал такого наказания.

А ждал, потому что не знал, какой ещё отказ в ночевках придумать для Баджи, ведь тот точно заподозрит что-то неладное. Чифую не хотелось находиться долго в его окружении, особенно в одной комнате, одной ночью и в одной кровати, если они вдруг окажутся дома у него самого, всегда дрыхнущего на широкой двуспальной кровати. Отправить Баджи на футон — приговорить себя к смертной казни, а спать вместе страшно. Он может распознать его настоящий запах. Чифую ощущал в этом собственную уязвимость.

Ему требовалось время, чтобы всё обдумать, и теперь его будет по вечерам немного больше. Нужно придумать, как быть дальше, решить, что делать с таким противным явлением, как течка, которая, Чифую чувствовал, приближалась.

Но только вот что делать, когда наказание завершится?

***

Чифую привык к запаху Баджи, и подметил, что чувствует себя в окружении обволакивающего облака терпкости безмятежно, мирно, легко, словно он в полной безопасности и ему не грозят никакие невзгоды мира.

Тогда Чифую понял, что все, хана, понеслась пизда по кочкам, ничего нельзя изменить: Чифую привязан к Баджи конкретно, и, кажется, это шутка организма: именно этот доминантный альфа его истинный.

Чифую порой смотрел на большую руку Баджи с длинными пальцами и выступающими на тыльной стороне венами и чувствовал скребущее внутри желание накрыть эту ладонь своей, переплести пальцы. А ещё он засматривался на красивые губы, но при одной мысли о возможном поцелуе с Баджи ловил тысячу инфарктов в секунду. Чифую не осмеливался рисовать это в воображении, понимая, что в противном случае чикибрякнется.

***

Дальше события понеслись со скоростью света: первая в жизни течка, и это был натуральный пиздец. Чифую казалось, будто бы его заживо кидали в костёр, снимали скальп и выворачивали наизнанку. Поясница и живот болели так, что Чифую боялся вдохнуть лишний раз, между бедрами было неприятно мокро, зад пекло нещадно, постоянно хотелось пить. И так всю, мать её, неделю. Это пиздец.

Врач говорил, что у доминантных омег течка реже, чем у обычных, но из-за этого длиннее и, сука, Чифую проклинал всех создателей мира за то, что они сделали доминантных омег такими.

Чифую отнекивался от разговоров с Баджи, в трубку хриплым голосом говоря, что он болеет гриппом, «а он очень заразный, так что лучше ко мне не ходи, чтобы тоже не слечь». Баджи совершенно искренне о нём беспокоился, это было слышно по его голосу. Если бы он был рядом, то Чифую учуял бы беспокойство в его запахе.

Почти сразу после окончания течки начался ещё больший пиздец с «Вальхаллой», Баджи покинул «Тосву», Чифую надоумил Такемичи помочь ему и каждый вечер вспоминал свое раскрашенное мощным кулаком Баджи лицо после «просмотров» на роль члена «Вальхаллы».

— Он тебе сам рассказал о своих планах?

— Нет. Я сам догадался. Я примерно понимаю ход мыслей Баджи.

Именно тогда Чифую понял, что такое инстинкты.

Позволить Баджи избить себя и не сказать ему ни слова в упрек, пытаться с ним поговорить, нисколько не сомневаться в нём и верить-верить-верить, потому что нет сомнений — он не обманывает, не предает, когда огрызается с Чифую, отталкивает от себя, потому что собирается справиться один.

Второй раз, когда Чифую понял, что такое инстинкты — это когда Баджи считал десять секунд, говоря, что Чифую его не остановить.

— Я не могу, Такемучи. Я… не могу его ударить.

В голове выло подобно сирене: «Ты не посмеешь поднять руку на своего альфу».

Чифую понял, что такое мощь доминантного альфы, когда Баджи вынес в одиночку пятьдесят человек.

Чифую испытал дикий ужас, когда Баджи вонзил себе в живот нож на глазах Казуторы.

Чифую разрывало на части, когда Баджи прощался с ним и говорил улыбаясь: «Спасибо тебе за все, Чифую».

От этого хотелось не просто заливаться слезами, ревя навзрыд, а кричать во всю глотку, срывая голос, что, собственно, Чифую и делал, держа в руках тело своего альфы, который так и не узнал, что он его альфа.

Подобный крик, переполненный болью, отчаянием, безысходностью и необъятной тоской мог принадлежать только омеге, потерявшей альфу.

В голове не просто каша — полнейшее месиво. От слез окровавленное и самое дорогое лицо расплывалось, тело била крупная дрожь, а внутри что-то упало и с жутчайшим, режущим уши треском разбилось на мириады мелких осколков, больно вонзившихся во все существо Чифую.

Он столько не успел сказать Баджи. Он держал его в неведении почти три месяца. А ведь Баджи этого не заслужил. Они столько не успели сделать вместе. Чифую так и не успел насладиться Баджи, а Баджи им — и подавно. Чифую помнил, как тот мечтательно рассказывал по дороге домой:

— Эх, Чиф, я бы, знаешь, так хотел, чтобы моим истинным был доминантный омега. Ну, знаешь, это же так классно, когда вы идеально друг другу подходите. Но их, черт бы побрал, в мире ещё меньше, чем доминантных альф, так что это вряд ли…

И вот он, Чифую, доминантный омега, сидит на коленях перед телом альфы, которого потерял навсегда, так и не сумев обрести.

По трещащей голове набатом бил звук сирены «скорой помощи» и полиции. Всё слилось: Казутора, опустившийся на колени перед Баджи; врачи, забирающие Баджи из рук Чифую и в спешке обсуждающие что-то; полицейские, ведущие за собой Казутору под руки; снова врачи, сующие под нос Чифую вату, пропитанную нашатырем и, кажется, тоже собирающиеся его увозить, потому что он немножко не в себе.

Чифую умер вместе с Баджи?

Звучит как красивая притча о лебеде, который погиб вслед за своей почившей половинкой.

Чифую ожил, лишь когда точно через толстый барьер с трудом услышал заветное: «Его жизнь вне опасности».

***

Чифую подорвался с места и влетел в палату, едва появилась такая возможность.

— Ты! — у самого порога закричал Чифую. — Ты бессердечный кусок говна!

— Чиф, я…

— Заткнись! — воскликнул Чифую, и Баджи вытянулся как по струнке на больничной койке, боясь лишний раз пикнуть. — Какая самонадеянность! Разрулить все в одиночку, блять! О чём ты думал, когда отхуярил полсотни с ранением! Что ты там за всех, сука, решил, когда как поросенка себя резать выдумал! За Казутору решил, за Майки… И за меня? Я тебе верил, я знал, что ты «свой» и хотел тебя защитить, но ты…

Крик Чифую, от которого, казалось, ещё б чуть-чуть и его вышвырнули из больницы, перешёл на сбивчивый шёпот; злость Чифую переросла во что-то, напоминающее отчаяние.

Чифую стоял со сжатыми кулаками и перекошенным от гнева лицом, но сейчас он приблизился к кровати Баджи, опустился перед ней на колени и уткнулся лбом в край матраса.

— Ты говорил, что не понимаешь, что у меня на уме, но я… Тоже в тот момент не понимал тебя. Нет, я осознаю, ради чего ты пырнул себя, но… Я почувствовал в тот момент, будто меня не то что в унитаз головой макают, а сразу в ведро с говном по самую макушку. — Чифую смял пальцами одеяло. — Умирал типа так героически, завещал Такемичи «Тосву», говорил что-то о своей драгоценности, со мной прощался. Герой? Блядина ты Баджи, а не герой. У меня мир разъебался на куски. С такой улыбкой на лице ты собрался кинуть меня. Я так перепугался… да я обосрался!

— Но я же жив, Чифую… — залепетал Баджи, но Чифую его, кажется, не послушал, а только разрыдался, наверное, в тысячный раз.

— Благодарить меня было совсем нечестно! — взвыл Чифую, вымазывая соплями больничное постельное. — Что бы я делал без тебя?!

Он плакал безудержно и надрывно, но на мгновение замер, когда на его голову опустилась теплая ладонь. Пальцы Баджи нырнули в высветленные пряди, успокаивающими движениями массируя кожу головы. Чифую от этого и правда постепенно затих — это ускорял и запах Баджи, снова накрывающий тёплым пледом.

Чифую хоть и говнился на вонючку Баджи, на его предательскую привлекательность и своё троебучее влечение, сторонясь всего этого, но уже не представлял жизнь без ощущения терпкого аромата рядом.

Между тем Баджи выдавил «Прости», явно чувствуя себя виноватым перед Чифую. Возможно, предположил Чифую, он всё-таки представил некоторые результаты своей смерти и понял, что она решила бы отнюдь не все так хорошо и безоблачно.

Но всё-таки Баджи подметил, что это было не зря.

Ведь после того, как он едва побывал в гостях на том свете, предвкушая заебать самых страшных демонов, он почувствовал тянущуюся за уходящим из палаты Чифую ясную нить упоительного аромата корицы.

Ебанный стыд, Баджи был до чёртиков (тех самых, что хотел заебать) счастлив.

Чифую был так сильно взволнован и напуган, что совершенно забыл о приёме блокаторов. Это было сущим пустяком по сравнению с тем, что Чифую тогда пережил.

Лишь когда мама подметила, что сын пахнет аж из другой комнаты через закрытую дверь, Чифую ойкнул, надеясь, что Баджи ничего не заметил.

Но тот ему не сказал ни слова об этом.

***

Когда Баджи выписали из больницы, он сообщил «Тосве», что дома мать ему чуть скалку в жопу не вкрутила. Чифую готов был подтвердить, потому что слышал крик Реко Баджи со своего второго этажа.

Она ему всыпала ещё в палате, когда тот только очнулся, но оставшиеся дни молчала. Похоже, берегла здоровье сына, чтобы дома оторваться по полной.

Баджи плакался Чифую, зашедшему на пять минут, пока мама вышла в магазин. Баджи плакался и с лицом страдальца и великого мученика сообщал, что теперь ебашит все предметы, даже дорисовывает рисунки на изо и пролистывает пособия по музыке. Ещё он стал личной посудомойкой матери, а когда оклимается полностью, то, мама обещала, станет и поломойкой, и кухаркой, и прачкой, и швеей — всем сразу, чтоб неповадно было.

Теперь его наказание было не просто «школа-дом, дом-школа», а походило на колонию строгого режима. Чифую в шутку сказал, что это заслуженно, и Баджи тогда совсем поник, обиженно зашёл в квартиру под предлогом «Все, пиздуй отсюда, мне ещё контурные карты по географии рисовать, ты отвлекаешь». И неважно, что он сам Чифую позвал.

Мать конфисковала байк, слила из него бензин и вообще запретила соваться во всё, связанное с бандой, но эти притеснения волновали Баджи меньше, чем стих, который его заставили учить на следующее занятие по литературе. Уж за дела с бандой он был спокоен: рано или поздно байк свиснет, а если не получится сразу, то, ладно уж, пешком как лох будет телепать, а пока заляжет на дно, сделав вид, что, да-да, матушка, я из «Тосвы», конечно, ушёл. Но на деле нихуя.

Тем временем капитаном первого отряда назначили Ханагаки Такемичи. Точнее, так решил Чифую и потом согласовал с Майки как с главой.

Чифую всем сердцем доверял Такемичи и понимал, что он — лучший вариант для отряда. Командование для Чифую ощущалось непосильной ношей, но вот для Такемичи… Он ведь ещё и говорил, что хотел бы стать главой «Свастонов», так что, получается, Чифую невольно сделал его ближе к цели.

На новой должности Такемичи приняли тепло, так как уже знали: он охуенный. Чифую гордость брала за Такемичи, его старания и то, что капитан первого отряда теперь омега. Этот факт такой рядовой, вроде бы ничего не значащий, потому что в «Тосве» нет такого, как, например, в других группировках, что участники — только альфы, потому что Майки вбил в башку каждому, что в человеке важны его боевые и духовные качества, а не второй пол. Чифую встречал омег в разных отрядах, но все равно душу грело, что капитан его отряда такой же, как и он.

А ведь буквально недавно Баджи ликовал, что весь отряд состоит из альф. Хотя это, получается, правдой никогда не было, но пусть только он попробует вякнуть…

Но Баджи и не посмеет, потому что сам на смертном одре, чёрт бы его побрал, завещал Такемичи все, что можно и нельзя.

Чифую, кстати говоря, после Кровавого хэллоуина не мог успокоиться ещё неделю. Он плохо спал, подрываясь на кровати от кошмара, присутствовала какая-то тревога, которая исчезала, стоило лишь увидеть Баджи в коридоре школы или забежать к нему ненадолго во время отлучки матери. Запах Баджи приводил в равновесие шалившие нервы, и Чифую становился спокоен, как водная гладь.

Это последствия потенциальной разлуки с альфой, уяснил для себя Чифую из умной книжки про доминантных омег, которую время от времени читал в библиотеке, но так и не осилил до конца за три месяца. Чифую знал, почему ещё и чувствовал себя так подавленно, словно сдох вслед за Баджи.

От паззлов, складывающихся в голове, неприятно мутило.

На эмоциях Чифую, держа в руках бессознательное тело Баджи в тот день, сделал вывод, что обязан был рассказать о себе и перестать скрываться. Но когда Баджи вроде как остался цел и невредим, этот вывод перестал казаться рациональным.

Воспаленный мозг Чифую вспомнил, что Баджи говорил что-то про то, как бы хотел себе в пару доминантного омегу? Не, хуйня, Чифую это уже не помнит (или старательно делает вид). Мысли, что вот он, Чифую, доминантный омега, сидит перед Баджи, который такого себе и хотел? Не, хуйня, Баджи нужен кто-то другой. Да. Определённо.

Баджи, может, такое и говорил (не может, а точно), но он видел в Чифую альфу и кого-то другого видеть не хотел.

В декабре, когда гнев мамы Баджи сменился на небольшую милость и он мог теперь почти свободно телепать как лох пешком, Чифую случайно услышал разговор.

— Чё, реально гон был?

— Да пиздец. Решаю я, значит, матешу и чувствую, как башка конкретно так поплыла…

— У тебя башка всегда плывёт от матеши, может, ты что-то перепутал? — с улыбкой проворковал Мицуя, на что Баджи злобно оскалился.

Баджи теперь и остальным с чувством и расстановкой поведывал душераздирающую историю первого в своей жизни гона, но друзья к большому удивлению Баджи, не сочувствовали, а хватались за животы, складываясь пополам от смеха.

Чифую их понимал, потому что сам всё слушал на три раза и едва давил смешок, а сейчас уже без труда мог угадать, в какой момент, с какой интонацией и каким жестом он начнет ту или иную часть своего рассказа.

Гон доминантных альф наступает примерно через год-полтора после того, как начинается половое созревание, у обычных альф — через полгода. Это вам не течка, которая Чифую накрыла через месяц после начала развития…

— А с Чифую что? — ни с того ни с сего спросил Майки, и сердце Чифую в пятки ушло. — У вас не шуры-муры?

— Он альфа, — как бы между делом напомнил Такемичи, и Майки промычал невнятно с толикой разочарования.

— От него частенько несёт чем-то странным, — добавил Дракен, и Чифую, кажется, начал обливаться потом от волнения. — Особенно в конце лета несло.

— Страннее вони Баджи от Чифую нести просто не может, — весело парировал Майки, и Чифую был уверен, что Баджи уже закатывал рукава и завязывал волосы, чтобы подраться. — Они все время вместе тусуются, он пятнами вонизмы Баджи с ног до головы уляпался.

— Это-то я-то воняю?! — Чифую был абсолютно прав.

Дальше Баджи зарычал на Майки, защищая свою честь доминантного альфача перед точно таким же, который специально злил. Чифую со вздохом ушёл из укрытия, не видя больше в разговоре никакой информативности, к тому же его позвал кто-то из отряда.

— И всё-таки у Чифую нестабильный запах, — повторил Дракен после того, как Майки и Баджи вдоволь наставили друг другу тумаков. — С ним всё нормально?

— Да нехуй париться, — все ещё скалясь от азарта на Майки, ответил Баджи. — Он с врачом это обсудил и сказал, что всё временно из-за гормонов. Он же обычный альфа, а не доминантный, у них там дребедень посложнее.

— И всё-таки…

— Он сильнее омеги и у него растут клыки. Я видел.

Дракен наконец отвязался от Баджи со словами «А, ну раз сильнее омеги, то ладно» и чуть не получил харчок в рожу от Такемичи, который хотел ему напомнить, как он в августе его, шпалу, утащил на собственном горбу от места пизделовки с мёбиусовцами.

Баджи играл по правилам Чифую.

Пусть будет так, как он всё это выставляет уже четыре месяца. Пусть будет так, как он хочет: чтобы все думали, что Чифую альфа.

Баджи поддастся, но докопается до правды.

***

После гона в поведении Баджи улавливались крохотные изменения, заставляющие немного насторожиться.

Баджи садился ближе, беспардонно расставляя ноги так, будто его внезапно выросший хрен настолько сильно давит на ширинку, что с сомкнутыми ногами сидеть вот ну просто нельзя. Из-за вульгарной даже для Чифую позы Баджи часто норовил касаться своей коленкой колена Чифую, пуская по ней электрические разряды, распространяющиеся затем и по всему телу.

Баджи стал все чаще трепать своей огромной ручищей волосы Чифую, путая их и создавая на голове гнездо. При этом трепать Чифую нервы он не перестал.

Когда они вместе делали домашку, Баджи иногда склонялся над тетрадью так сильно, что плавным движением касался волосами руки Чифую, а шея оказывалась так близко к носу, отчего Чифую казалось, что сейчас упадёт в обморок от ощущений.

— Собери свои патлы, разъелозил их по всему столу, я нихуя не вижу! — прикрикнул Чифую и, когда Баджи по обыкновению своему зажал между зубами резинку, приглаживая волосы, Чифую поймал себя на мысли, что это выглядит очень… сексуально.

А ещё он вдруг начал интересоваться, хорошо ли Чифую спит, ест, нормально ли себя чувствует, иногда даже не доедал свою половину лапши, говорил, что наелся, и отдавал оставшееся Чифую, чуть ли не насильно совал.

Чифую списал это на разыгравшееся от приближающейся течки воображение.

***

В начале января, когда только-только успешно закончилась битва с «Черными драконами», Чифую слёг, снова сгорая заживо.

Он хотел в полном покое отлежаться дома, чтобы его никто не трогал и не доставал, но у Баджи было на очередную «болезнь» друга своё мнение, потому что он буквально разрывал звонками телефон и даже обращался к маме Чифую с просьбой зайти в гости, но та его не пускала в дом под умоляющий взгляд сына.

Но Баджи выследил, когда Чифую остался дома один и припёрся на второй этаж.

Чифую уже было заковылял к двери, думая, что мама сама не открывала дверь, потому что была вся в пакетах с продуктами, но это стало роковой ошибкой.

Чифую свалился прямо у порога, охваченный приступом неимоверной жажды и сильного спазма в животе.

Потому что он услышал тяжелый аромат кофе и шоколада за дверью, что ему вообще не всралось во время течки.

— Чиф, блять, открой, я знаю, что ты один, и я слышу тебя!

Чифую уже и не знал, что имелось в виду под словом «слышу»: слышал его шаркающие шаги или запах?

— Я болею, Баджи, хули ты пришёл? На тебя мама будет снова ругаться, когда ты вслед за мной сляжешь и школу пропустишь, — стараясь придать своему голосу максимальную твёрдость, пролепетал Чифую, но Баджи с рыком его прервал:

— Да знаю я, блять, какая у тебя болезнь! Живо открывай!

Чифую словно огрели по голове чугунной сковородой с размаху.

— Почему ты врал мне, что ты альфа?! Нахуя скрывал столько месяцев, что ты омега?

Это всё. Это конец.

Чифую снова ощутил, как трещит по швам его мир, который он, казалось бы, относительно недавно упорно склеивал, но сейчас уже куски не соберешь, потому что вместо них — труха.

Баджи узнал правду.

Чифую вился как уж на сковородке, чтобы держать хрупкое равновесие, балансировал на лезвии ножа каждый день под цепким взглядом карих глаз. Он старался изо всех сил не для того, чтобы сейчас услышал полный гнева тон.

Опасения были оправданы?

— Чифую, открой!

— Нет. Уходи.

— Да ты офонарел там что ли?!

Легкие начало неимоверно жечь от злых феромонов альфы, потому что их обладатель был разъярен не на шутку. Прихожая квартиры казалась Чифую местом его могилы.

— Ты сам матом крыл меня, когда я попёр один на Кисаки, но при этом ты же ничем не лучше меня! Чиф, да ты почти полгода дурил мне башку, всем дурил в полном одиночестве.

Чифую мысленно возразил: он был не один. Он перестал быть один меньше месяца назад, когда Такемичи рассказал ему о том, что он путешественник в будущее, на что взамен получил самую большую тайну Чифую, дав клятву не рассказывать никому.

Такемичи стало легче, когда он поделился с партнёром, Чифую — тоже. Делить бремя на двоих было проще.

Из запаха Баджи исчезли ноты угрозы, дышать стало чуточку легче, но не настолько, чтобы Чифую мог набирать воздух полной грудью, потому что Баджи находился в уязвимой близости в уязвимое для Чифую время.

— Мы с тобой кто, друзья или враги, чтобы шифроваться друг от друга? Окей, я понял свою проёбку, я извинился, но ты!..

Баджи вонзил эти слова в Чифую, словно острый кинжал.

— Открывай!

— Не открою!

— Да хули ты такой упёртый?

— Чья бы корова мычала.

Баджи тяжело вздохнул и, наверное, запустил пятерню в распущенные волосы.

— Ещё раз тебе повторяю: Чифую, я не враг. Хочешь знать правду? Я знаю о том, что ты омега, еще с твоего посещения меня в палате. Скажи, я стал к тебе хуже от этого относиться?

Баджи с силой пришпандорил его к полу, будто бы обрушив на хребет огромный булыжник, заставивший рассыпаться позвоночник. Драгоценный воздух напрочь отказывался заходить в измученные легкие.

Он знал… почти два месяца?

Но как? Сука, походу он все-таки учуял запах. Но молчал, будто в рот воды набрал.

— Я всем в «Тосве» с пеной у рта доказывал, какой ты неебический альфа, потому что ты этого хотел! Я тебе поддавался, даже не догоняя, нахуя тебе это надо. Так скажи мне сейчас: почему?

— Я хочу помочь, слышишь меня?

У Чифую в глазах стояли слёзы. Он всхлипнул под дверью, чуть ли не скуля и, кажется, Баджи это понял.

— Чиф, открой, пожалуйста. Я к тебе с добрыми намерениями и открытым сердцем. Меня вставляет от твоего запаха ровно так же, как и тебя. Да, не отнекивайся, я знаю, в какую ты лужу превращаешься, когда я рядом.

Внимательный сучёныш. Лучше бы так же внимательно на иероглифы в учебнике смотрел.

Чифую колебался: не станет ли хуже? Не будет ли из-за этого Чифую до скончания веков мучиться от непомерного чувства вины из-за совершенной оплошности?

Запах Баджи, кажется, пропитал дверь насквозь, на этот раз состоя полностью из успокаивающих ноток. Чифую растекался по полу, а смазка между ног не отставала.

Он сделал невероятное усилие над собой, чтобы подняться на подкашивающиеся ноги, провернуть защёлку замка, а дальше все сделали за него.

Дверь рывком распахнулась и с грохотом закрылась, Баджи, как снаряд, влетел в квартиру, сгребая в охапку Чифую.

Чифую весь затрясся и вымученно застонал, когда сильные и столь желанные руки опутали тело, заскользили широкими движениями в утешении; когда вибрирующий низкий голос ласково зашептал что-то на ухо, а запах, этот великолепный запах снова затопил собой каждую клеточку.

Дыхание было глубоким и ровным. Чифую уткнулся носом в изгиб шеи Баджи, который теперь гладил его по волосам.

— Пить… — пробормотал Чифую, и Баджи без лишних слов с ним на руках побрел на кухню, налил полный стакан воды и, придерживая голову Чифую под затылком, поднес к пересохшим губам холодное стекло.

— Напился? — тихонько спросил Баджи и просиял, получив заветное «Угу». — Что ещё хочешь?

— Отнеси меня в ванную и вытащи футболку, штаны и трусы из шкафа. Я весь мокрый как сучка от твоей вони.

— Ты до сих пор называешь мой запах вонью?

— Я должен это называть благоухающим ароматом моего сладострастия?

— Заумно, но мне нравится. Если шутишь, значит, тебе лучше.

— Пиздуй давай уже.

Если быть честным, то Чифую и правда с приходом Баджи почувствовал себя более живым, и теперь не казалось, что на него раз за разом опрокидывают ведром с кипящим маслом.

Пока Чифую мылся и приводил себя в порядок, Баджи смирно сидел в зале, разглядывая в миллионный раз узор дивана, который уже, наверное, выучил за время их дружбы.

— Ты на меня не обижаешься? — садясь рядом с Баджи и вытирая влажные волосы полотенцем, спросил Чифую.

— Ощущаю себя примерно так же, как и ты себя в больнице. Позлился, потом смирился. Правда я решил не размазывать свои сопли по твоему дивану, — Чифую взревел, приказывая Баджи встать, чтобы прописать ему отменный поджопник, но тот только перехватил полотенце и стал заботливо промокать волосы Чифую сам.

Так вот, чем объяснялось поведение Баджи после гона. Забота альфы о своём омеге.

— Что ты делаешь во время течки?

— Стараюсь не сдохнуть, много пью и мало ем, а еще только и успеваю, что менять прокладки, потому что из меня течет, как с водопада. Когда совсем херово ночью и сильно лихорадит, пью жаропонижающее. Иногда обезболивающие, но врач не советует…

— Пиздец, — лаконично заключил Баджи, откидывая полотенце и опять намереваясь заобнимать Чифую. Тот сначала протестующе заворчал, а потом удобно примостился головой на широкую грудь.

— Это вам не гон.

Они сидели в полной идиллии, и Чифую даже почти уснул, как вдруг Баджи наглым образом выдернул его из дремоты вопросом:

— Так почему ты не рассказал мне сразу, что ты омега?

— Ну… — замялся Чифую, стыдливо поджимая губы. — Ты ж мне говорил во время нашей первой встречи, что я буду альфой. Ты чуть от счастья не обоссался, когда я тебе это сказал. Ты был так рад, что твой отряд весь состоит из альф… Я боялся, что ты возненавидишь меня.

За такие слова Чифую получил несильный щелбан. Иногда Баджи мог поставить такой щелбан, что аж башка запрокидывалась назад и лоб потом саднило. А этот совсем не больнючий, поставленный так, для порядка.

— Если я по твоим словам блядина, то ты, Чиф, долбоёб. — Кажется, Баджи хорошо так задели слова Чифую, сказанные в ноябре. Но главное, что подействовали. — Какая моча тебе в голову ударила, раз ты так подумал? Весь отряд альф — да, это прикольно, но, Чиф, это ж вообще нихуя не значит. Это не делает первый отряд элитным, от этого никакой отряд лучше не становится. Качества человека не станут хуже от того…

— Понял я, понял, нечего торжественную речь Майки мне пересказывать, — перебил Чифую.

— Да нихуя ты не понял. Я к тебе как к говну относиться не стану, кем бы ты ни был: альфой или омегой, моим истинным или не моим. Я тебя не кину.

Чифую пропустил глубокий расслабленный вздох, и только тогда Баджи убедился: тот всё понял.

— А я ещё это, — добавил неуверенно Чифую, как будто бы для пущей уверенности прощупывал почву. — Доминантный омега.

— Я в курсе. Ты сильный пиздец и пахнешь сильнее, чем обычные. — Баджи помолчал немного, а потом добавил. — Ты идеален для меня.

Чифую больше не было страшно.

***

Мама Чифую остановилась у порога квартиры с сильным чихом, потому что смесь запахов была убойной. Очень резкой и глубокой. Она начала переживать.

Лёгкий стук в дверь.

— Чифую, ты в порядке?

Ей никто не ответил, и тогда мама с тревогой тихонько приоткрыла дверь.

И обнаружила на кровати сына в объятиях соседа сверху.

Женщине стоило больших усилий остаться твердо стоящей на ногах, потому что увиденное её и шокировало, и возмутило, и даже напугало.

Сын мирно посапывал на чужой груди, обняв в ответ и опутав своими ногами одну ногу Баджи.

— Здрасьте, — шёпотом произнес тот, неловко улыбаясь. — Я истинный Чифую.

— Вы…

— Ничего не было, честно. Он просто задрых… Э-э, заснул, успокоившись рядом со мной.

Мама Чифую, конечно же, — Баджи в этом уверен — была наслышана о его почти удавшейся отправке на тот свет, а ещё и о причине этой «поездки», и вряд ли была в полном восторге от новости, хоть и знала, какой была крепкой эта дружба.

Но она не возразила и лишь сказала «Хорошо, пусть спит», понимая, что Чифую сильно вымотан в такие дни, и уже собралась уходить, но Баджи остановил её:

— Я обещаю, что буду заботиться о Чифе… Э-э, Чифую всю его жизнь. Он будет счастлив со мной.

— Уж постарайся.

***

— Баджи-сан, я между прочим во время течки себе не только прокладки меняю, — такое ощущение, что после того, как они перетёрли насчёт всего, что вызывало недопонимание, Чифую потерял всякое стеснение перед Баджи, хотя его и раньше было немного. — Я борюсь со своим стояком и желанием ебаться.

— Ага. А сейчас ебаться не хочешь?

— Ты меня разморил своим запахом, — ну наконец-то Чифую перестал использовать слово «вонь», — и у меня даже упал. Хотя когда ты разозлился, я думал, что окочурюсь на пороге.

Баджи промычал что-то трудно разбираемое с лицом всезнающего и всепонимающего гуру. Чифую в недоумении заёрзал по кровати, приглаживая волосы, которые торчали хаотичными вихрами после сна.

— А если я сделаю так?

Чифую почувствовал, будто бы его оглушили. Из глаз посыпались искры, и на месте касания Баджи словно остался ожог.

Баджи нырнул рукой под чужую футболку, огладил охуенный рельефный пресс своего омеги и довольно оскалился, когда того подбросило от ощущений.

Но Чифую, кроме руки, чувствовал еще и дурманящий аромат, от которого рот наполнился слюной, а внизу живота потяжелело. Шестеренки в голове стали крутиться натужно, со скрипом.

— Всегда мечтал это попробовать на своей омеге.

— Это чё еще, блять, такое?

— Мои феромоны желания, — проурчал Баджи, склонившись к уху лежащего Чифую, а потом провел носом по шее и затянулся в опасной близости рядом с ароматической железой.

Баджи царапнул острым клыком кожу, будто бы примеряясь.

— Ты меня присвоить решил прямо при маме? Или пока просто трахнуть при маме? — напомнил Чифую, хотя знал, что Баджи не сделает ни то ни другое. Хоть он и делал вид, что весь такой самец, о ебле читал только из позорных журналов, а укусить бы не понял как.

— Не. Показываю, как умею. Не думай, что хочешь ебаться тут только ты один. Мне от тебя, течного, башку тоже подрубает.

Баджи перехватил руку Чифую за запястье и положил себе на пах. Чифую, кажется, понял, почему Баджи иногда широко расставлял ноги, когда сидел (хотя тогда наверняка было специально).

— Ебать дубовый.

Баджи был горд собой как никогда. Но когда Чифую немного сжал его, то переменился в лице и зарычал.

— Я ж тебя так нагну.

— Не посмеешь.

— Ладно, сейчас не посмею. Мамка мне после гона читала трехчасовую лекцию о том, как плохо кидаться на омежек. Будто я сам не понимал, но соглашусь, много толкового узнал. Она мне еще сказала учиться контролировать феромоны желания, ну вот я…

После сказанного Баджи ощутимо прилетело по губам.

— За что?!

— Хлебало с мылом отдраю, если еще раз услышу «омежка». Это омерзительно.

— Ладно, понял.

Они неуклюже замолчали. Спустя пару минут затишья, в которые Баджи словно ждал, пока Чифую придет в норму вместе со сдерживаемыми Баджи феромонами и устаканивающимся запахом, он прилёг рядом.

— Тебе лучше пить в мою течку подавители. Меня от твоих перепадов еще мутить будет.

— Понял.

Чифую фыркнул. Он почувствовал себя ущемленным, будто ему позволяют все только сейчас лишь потому, что ему плохо.

— Ты типа на всё согласен, что я тебе ни скажу?

— Нет, в рамках разумного, — на удивление, ответил Баджи. — И нет, это не потому, что ты сейчас такой несчастный капризный омежк… омега во время течки с бурдой гормонов в башке.

Баджи читал его, как открытую книгу, знал, как облупленного. В целом, с Чифую аналогичная ситуация, только если дело не касалось их отношений друг к другу как альфы и омеги, но и это уже хуйня.

— А вот тебе лучше перестать пить подавители, а то я твой запах чувствую мало и редко, — почти обиженно пробурчал Баджи. — И больше не брызгайся той хуйней, вот у неё реально вонь, прямо вонизма. Пахни только собой и мной.

— Это типа акт собственничества или заботы?

— Мне поебать, только больше не мучь меня этим говном.

— А когда ты спрашивал про то, хорошо ли я ем и сплю, — это забота?

Чифую подставлялся под ласку мурлыкающего, как Пик Джей, Баджи, который оставил мокрую дорожку от языка на шее. Это вроде противно, но в то же время приятно. Короче, необычно и вообще похуй.

— Я тебя проверял.

— И как успехи?

— Убедился по твоим реакциям, что я твой истинный.

Чифую вздохнул, понимая: с этим пидорасом ему жить еще целую жизнь. Но в целом, если так подумать, это охуенно.