На «Молоте Скверны» всегда было очень шумно. Он и сам не знал, когда именно начал настолько сильно ненавидеть этот бесконечный шум. Гомон множества голосов соратников-иллидари, отголоски шагов, тоскливое завывание и бессильное рычание плененных демонов в верхнем ярусе, используемых рекрутами в качестве «подушечек для битья», лязг металла и приглушенные звуки тренировочных боев, монотонное бормотание Пеплоустов в соседнем закутке, приспособленном под архив, утробное бульканье громадного чана, наполненного доверху отравленной кровью демонов. Но что хуже всего — постоянное, не прекращающееся ни на секунду глухое гудение энергий скверны, пронизывающих фрегат и держащих его на весу прямо над расколотой бездной Мардума.
Азкаэль Удар Скверны скучал по благодатной тишине Черного Храма, долгое время бывшего ему и остальным охотникам на демонов домом и надежным пристанищем. А в свете последних событий ему даже начало казаться, что и по гипнотическому забвению в Казематах Стражей он тоже отчасти тоскует. Там хотя бы было спокойно. Хотя, пожалуй, последнее было лишь результатом накопившегося за день раздражения и усталости. Синʼдорай знал, что сон его не спасет. Да и какой тут может быть сон, когда Расколотые острова то и дело сотрясаются под натиском Пылающего Легиона? Пусть это и происходило в том, другом мире, за порталом, поддерживаемом постоянным дозором шиварр, но он все равно ощущал беспокойство. Ведь этот мир — Азерот, когда-то был и его родным. Где-то на севере восточного материка все еще стоял город Луносвет, где он сам родился и вырос.
Давно… Слишком давно. Но это не давало повода отдать на растерзание Саргерасу мир, который так стремился защитить владыка Иллидан, пока был жив. Точнее, пока азеротцы не убили его, и не отдали всех иллидари в руки обезумевшей тюремщице Мэв.
«Длань Иллидана» — так его теперь называли, но это тяготило, давило на плечи незримым грузом, пусть и возложенным самим владыкой. Пока они с Кайном и остальными не найдут способ вернуть Иллидана, он в ответе за весь Орден. И как только разобраться в происходящем? Азкаэль не был до конца уверен, что в их стане не осталось больше предателей, готовых перебежать на сторону Легиона, польстившись обещаниями безграничной силы, что так щедро раздавали агенты Падшего Титана. Перед внутренним взором до сих пор стояли размытые силуэты Варедиса и Карии, вещающие о неминуемом поражении слуг Ярости Бури и близком триумфе Легиона.
А ведь их Орден и без того расколот. Всему виной чертов отступник Алтруис Страдалец, которого так пламенно ненавидит Ярость Солнца и винит чуть ли не во всех грехах, главный из которых, несомненно, гибель владыки. Да, отчасти Кайн прав и Алтруис сыграл свою немалую роль в падении Черного Храма, однако же, после заточения в Казематах, многие перешли на его сторону, сочтя методы владыки неприемлемыми. Особенно это касается калдорай. Народ Иллидана всегда с подозрением относился к эльфам крови. И потому даже те, кто сейчас верен и кажется надежным, вполне способны на вероломство. Стереть до конца эту грань не дано даже преданности общему делу и служению интересам владыки. Уж он-то, как никто другой, это понимал.
Но более всего не давала покоя его собственная, пусть и глубоко личная слабость. Противоречия вгрызались в самую суть временного лидера иллидари, превращая сон в тревожную дрему, а вдумчивую медитацию в лихорадочные размышления о том, кто не должен был занимать мысли.
Ормаллен Глефа Тени был одним из тех, кто покинул верных Иллидану охотников сразу после той достопамятной дуэли в Казематах между Алтруисом и Кайном. Он выбрал иной путь, ушел, не оглядываясь, вслед за мятежным Страдальцем, предал… Прежде всего самого Азкаэля, и только потом всех тех, кто сейчас находился на «Молоте Скверны». С этим ночным эльфом, одним из первых последователей владыки, было связано слишком много воспоминаний его новой жизни в качестве охотника на демонов. Удар Скверны был еще зеленым рекрутом, не лишившимся зрения и не получившим демоническую сущность, когда Ормаллен уже имел достаточный опыт в их нелегком ремесле. Азкаэль хорошо запомнил его. Отчасти из-за того, что имел однажды неосторожность отпустить едкое замечание в адрес проходившего мимо калдорай, за что, кстати, едва не поплатился жизнью.
Светло-фиолетовая кожа, распущенная длинная грива густых волос, отливающих глубокой синевой, черные как ночь татуировки на теле, глухая повязка на глазах, через которую почти не пробивались отблески скверны из пустых глазниц. Сухощавый, мускулистый, на две головы выше самого Азкаэля, с массивными изогнутыми кнутри рогами. Через весь левый бок эльфа крови до сих пор тянулась тонкая линия старого шрама, которая была практически не видна из-за ядовито-зеленого мерцания скверны татуировок. Ормаллен постарался на славу, оставив на теле и в памяти дерзкого рекрута подобный след. Начать его ненавидеть было лишь делом времени и еще пары случайностей, окончившихся столкновениями, уже в ту пору, когда Удар Скверны покинул рекрутское звено.
И все-таки, ненавидеть его было проще, чем любить. Гораздо проще, чем каждый раз перед битвой искренне желать ему смерти и одновременно быть готовым отдать свою собственную жизнь ради него или за него, если потребуется. Азкаэль не мог точно сказать, в какой именно момент «что-то пошло не так», ведь они с Глефой Тени впоследствии очень часто сражались бок о бок. И если изначальная ненависть была простой и понятной, то любовь… Любовь была какой-то неправильной, нездоровой, появившейся ниоткуда, и оттого крайне мучительной.
Размышляя об этом сейчас, Удар Скверны с точностью мог сказать, что корень перемены, несомненно, крылся в ритуале посвящения, запечатавшем внутри тела демоническую сущность. Как только ядовито-зеленые магические татуировки и воля самого синʼдорай сковали и обуздали душу демона, Азкаэль почти сразу начал замечать за своим «вторым я» некие странности. Внутренний демон, повадки и возможности которого еще только предстояло окончательно изучить и познать, отчего-то упрямо тянулся к Ормаллену, норовя вырваться из-под контроля всякий раз, когда охотник-калдорай оказывался в пределах досягаемости. Это ужасно раздражало, и потому Азкаэль решил во что бы то ни стало выяснить причину происходящего, и по возможности разобраться с ней. Однако продолжительное пристальное наблюдение вскрыло еще более интересный факт: вторая сущность Глефы Тени вела себя едва ли не идентичным образом, с той лишь разницей, что калдорай лучше ее контролировал и старался не подавать виду.
Он всего лишь хотел понять, подбираясь, как ему казалось, все ближе и ближе к истине, намеренно создавая конфронтацию, провоцируя, подначивая. Однако в какой-то момент оказался настолько близко, что ситуация вышла из-под контроля, а он вовремя не сумел этого распознать, за что, собственно, и поплатился…
***
Время близилось к полуночи. Позади была трудная вылазка на самую окраину Долины Призрачной Луны, и большинство иллидари, включая владыку Запределья, сейчас отдыхали, отыскав до утра приют в различных уголках Черного Храма. Забились в свои норы и остальные обитатели Карабора, так что по длинным мрачным коридорам чинно шагали лишь молчаливые патрули демонов, охраняющих покой древнего строения.
Азкаэлю не спалось. Устав крутиться с боку на бок и бессовестно нарушать тем самым сон обосновавшихся рядом других синʼдорай — Кайна и Аллари, он бесшумно выскользнул в коридор и побрел куда глаза глядят. Изначально он намеревался выбраться на террасу и глотнуть ночного воздуха, который назвать свежим просто язык не поворачивался, но все же это было на его взгляд значительно лучше, чем мучиться бессонницей в душных стенах. Однако ноги принесли совершенно в другое место.
О существовании небольшого, полуразрушенного, частично изолированного закутка почти у самого Святилища Потерянных Душ, подозревали далеко не все в Храме, да и многие просто побаивались даже приближаться к месту содержания Реликвария Душ — жуткого полуживого создания, поддерживающего в обширном крыле одним лишь своим присутствием какой-то потусторонний ужас и могильный холод. Именно в этом самом закутке и обитал Ормаллен Глефа Тени, считая нехитро обустроенную каморку своим личным неприкосновенным убежищем.
Азкаэль же узнал о ней сравнительно недавно, и то, лишь благодаря тому, что периодически позволял себе слежку за калдораем. Однако заглянуть внутрь он все никак не решался, догадываясь, что Ормаллен явно не оценит проявленного им любопытства, если застанет хотя бы на пороге. Но этой ночью что-то заставило его отбросить в сторону сомнения и направиться прямиком к обиталищу своего врага.
Оказавшись в нужном крыле Храма, эльф крови притаился за углом, пропустив мимо ночной патруль. Демоны, громыхая тяжелыми подошвами сапог и доспехами, быстро ушли прочь, не обратив на него никакого внимания или попросту не заметив, а он смог беспрепятственно продолжить путь.
Стараясь ступать как можно тише, он осторожно крался в сторону выщербленного выступа в стене, за которым скрывалась коморка Глефы Тени.
Едва касаясь босыми ногами стылых каменных плит и почти не дыша, Удар Скверны заглянул внутрь, поспешно подыскивая нужный спектр зрения, чтобы как следует осмотреться.
Кромешную тьму закутка рассеивал лишь свет крошечного огонька скверны, помещенного в металлическую клеть, покрытую рунической вязью сдерживающих заклинаний. Голые стены, ровный чистый пол и этот странный самодельный светильник в углу — это все, что успел разглядеть охотник, прежде чем ночную тишь прорезал знакомый недовольный голос:
— Убирайся отсюда, проклятая кровь!
Ночной эльф сидел на жесткой плетенной подстилке, служащей ему постелью, спиной ко входу и, казалось, медитировал.
— Я сказал, убирайся! — повторил Ормаллен, даже не оборачиваясь.
Азкаэль еще с минуту в некоторой растерянности разглядывал широкую мужскую спину, и попутно размышлял, стоит ли ему остаться или все же уйти. Каким образом калдорай догадался о его присутствии, Удар Скверны даже представить себе не мог. Ведь он сделал все от него зависящее, чтобы скрыть свое появление в комнатушке, облюбованной старшим охотником.
Где-то глубоко внутри неприятно кольнуло. Уязвленная гордость, задетое за живое самолюбие синʼдорай. Да как этот изгнанник, проклинаемый и ненавидимый своим собственным народом, смеет презирать его? Его, одного из приближенных принца Кельʼтаса? Кто он и что он, чтобы позволять себе подобное?!
Удар Скверны сжал пальцы в кулаки. Душевная организация Ормаллена по-прежнему была непонятна ему, как и всех представителей его народа, включая владыку. Ярость Бури и все его сородичи, ставшие иллидари, всегда держались несколько отчужденно, свысока глядя на пополнение, не принадлежащее к их расе. Хотя квельʼдорай и вели свою историю от ночных эльфов, для нынешних эльфов крови, верноподданных Солнечного Скитальца, «дети звезд» были совершенно чужды. Чем они жили? Чем дышали? Ненавистью? Бесконечными страданиями? Ощущением собственной жертвы и отверженности соплеменниками?
Нет, Азкаэлю было этого не осмыслить, как бы он ни старался. Ведь его самого, в далеком прошлом — чародея, практикующего тайную магию, в ряды охотников на демонов привела жажда знаний, поиск новых нетривиальных источников силы и энергии, в конце концов, желание найти применение своим талантам в борьбе с демонами. Глефа Тени же был другим. Как Корʼвас, Аша, Джейс и многие другие калдорай. Их идеалы и устремления сильно отличались от таковых любого из эльфов крови.
— Может ты меня не расслышал, Удар Скверны? — тем временем Ормаллен, наконец, обернулся к незваному гостю и встал на ноги, выпрямившись во весь свой двухметровый рост. Раздражение в его голосе только усилилось.
— Я же сказал, катись отсюда, пока цел! Не зли меня!
— А что, если я никуда не уйду? — в привычной надменной манере фыркнул синʼдорай, решительно делая шаг вперед.
— Тогда ты очень об этом пожалеешь!
Ормаллен внезапно метнулся к нему, схватив за горло когтистой лапой, пошедшей от еле сдерживаемого гнева чешуйчатыми наростами. Все произошло так быстро, что Азкаэль толком не успел отреагировать, и потому, в мгновение ока оказался тесно прижат спиной к холодной каменной стене. От неслабого удара о твердый камень перехватило дыхание, и слегка потемнело в глазах. Но охотник-синʼдорай менее всего хотел демонстрировать свою слабость Глефе Тени. Зашипев, он оскалил зубы с наметившимися клыками и впился острыми длинными ногтями в светло-лиловую кожу предплечья противника, пытаясь ослабить чужой захват:
— Отпусти немедленно!
Сильные пальцы на его шее, напротив, сжались еще крепче, усугубляя хватку.
— Маленькая дрянь, — жутковатый полушепот во мраке, от которого по спине эльфа крови побежали мурашки. — Я ведь вроде не раз предупреждал тебя. Вынюхиваешь, высматриваешь, шпионишь за мной. Думаешь, я не вижу? Как некрасиво. Это так сложно — держаться от меня подальше? Чего ты вообще добиваешься?
— Тебе все равно не понять! — Удар Скверны начинал задыхаться, но борьбы не прекращал, все сильнее вонзая ногти в кожу другого охотника и оставляя на ней глубокие кровоточащие следы. — Убери свою поганую лапу от моего горла!
— А что, если не уберу? — в голосе калдорай послышалась откровенная насмешка. — Ты ничего мне не сделаешь, проклятая кровь.
— Ненавижу… — просипел охотник, практически лишенный к этому моменту доступа кислорода. — Ненавижу тебя, ублюдок…
Перед его внутренним зрением отчетливо проступила демоническая сущность Ормаллена, частично выпущенная своим хозяином наружу. Огромное, покрытое роговыми чешуйками и костистыми выростами чудовище, окутанное аурой скверны, что питалось чужими страданиями, его, Азкаэля, болью.
— Вот и чудно, — прогудел в самое ухо искаженный грубый голос, лишь отдаленно напоминающий мягкий баритон Глефы Тени. — И впредь не советую забывать насколько сильно это чувство.
Головокружение и странная легкость во всем теле. Онемевшее саднящее горло, на котором в любом случае проступят массивные кровоподтеки. В глазах то и дело темнело, но частые всплески адреналина не давали окончательно угаснуть сознанию.
— Интересно, что мне сейчас мешает свернуть твою жалкую тонкую шейку? — задумчиво прорычал полудемон. Его жаркое дыхание опаляло висок и чувствительное длинное ухо Азкаэля.
Синʼдорай не ответил. И снова эти странные ощущения. Помимо неконтролируемой злобы и желания вцепиться зубами в такую близкую и уязвимую шею Глефы Тени, и разорвать к чертям сонную артерию, Удар Скверны испытывал и чувства совершенно иного толка.
И какого только лиха его так возбуждала близость этого животного? Ноздри эльфа крови жадно вбирали запах противника, смакуя его, впитывая по крупицам. Горечь пепла, к которой примешивались неповторимые нотки мускуса эльфийской телесной оболочки полудемона. Запах был тяжелый, резкий и абсолютно мужской. И оттого, пожалуй, столь привлекательный.
Так уж повелось, что мужские феромоны вызывали у Азкаэля гораздо более сильный отклик, нежели женские. Еще в свою бытность юным учеником мага, когда Удар Скверны только начинал разбираться в своих влечениях, и смотрел с интересом на противоположный пол, ему чего-то постоянно не доставало. Ровно до тех пор, пока жажда эксперимента не толкнула его в постель к мужчине. А после он переключился исключительно на представителей своего пола, довольно часто меняя любовников. Причем всегда подсознательно выбирая тех, кто был хоть немного крупнее и физически крепче. Но никогда и ни при каких обстоятельствах эльфа крови не посещала даже мимолетная мысль о связи с индивидуумом другой расы. Грязно. Отвратительно. Недостойно. Он искренне презирал тех своих сородичей, что позволяли себе любовные связи с людьми еще до падения Кельʼталаса. В прочем, после разрушения Солнечного Колодца для него ничего не изменилось, как и после становления рекрутом иллидари.
Владыку Иллидана мало интересовало, как предпочитают отдыхать его лучшие бойцы в перерывах между сражениями, и Азкаэль мог бы спокойно завести интрижку с любым из своих соплеменников, но его не тянуло ни к одному из них. Зато тянуло к Ормаллену Глефе Тени. Непреодолимо, сильно, с завидным постоянством. Не в силах справиться с самим собой, он время от времени лез на рожон, создавая своим поведением ненужное напряжение, вносящее смятение в ряды его соратников. Однако зайти настолько далеко, чтобы нарушить намеренное уединение собрата по оружию, восстанавливающего после боя силы и внутреннее равновесие, он позволил себе впервые. Стоило только внутреннему зрению натолкнуться на истончившийся барьер, разделявший две сущности калдорай, как неведомая сила полностью подавила в нем чувство самосохранения, лишая способности рассуждать здраво.
Нестабилен, опасен, притягателен до потери рассудка. Демоническая сущность Ормаллена все еще была сильна после недавней метаморфозы, а эльфийская — холодная, презрительная и расчетливая, оставалась в тени, и не имела полной власти над разумом и телом.
Желание. Оно медленно растекалось по светлой коже, бежало мурашками от уха к шее и вдоль позвоночника, касалось напряженной поясницы, тянулось цепкими горячими щупальцами к паху, обвивая встрепенувшийся член, скрытый одеждой. И вскоре оно окончательно свилось в тугой жаркий клубок внизу живота, более не позволяя от него избавиться. Физическое влечение сложно было спутать с чем-то другим. Но происходило это, по сути, помимо воли синʼдорай. Тело в этот момент как будто зажило своей собственной отдельной жизнью, неминуемо наводя на мысль, что он все это время страстно желал своего заклятого врага.
Нежданное осознание словно придало Удару Скверны сил. Ормаллен ни за что не должен был узнать об этом, ведь столь позорная тайна могла дать ненавистному ночному слишком большое преимущество в их противостоянии.
Азкаэль рванулся изо всех оставшихся сил. Воздуха отчаянно не хватало, и чувство самосохранения бессознательно потянулось к внутреннему демону. Опаленные глазницы под алой плотной повязкой ярко полыхнули скверной, налились силой мускулы, под кожей вздулись вены.
Почувствовав внезапный всплеск демонической энергии, Ормаллен от неожиданности слегка разжал пальцы, позволяя оппоненту сделать вдох, но затем, быстро опомнившись, вновь с удвоенной силой перехватил горло частично трансформировавшегося эльфа крови, всем своим немалым весом придавливая неподатливое тело обратно к стене.
— Куда? Я тебя не отпускал, проклятая кровь!
Досада от провалившейся попытки освободиться вкупе с первобытной демонической яростью захлестнули Азкаэля и он, утрачивая контроль, впился бритвенно-острыми клыками в оказавшееся слишком близко надплечье Глефы Тени.
На этот раз уже калдорай зашипел от боли. По лиловой коже руки, покрытой угольно-черными извилинами татуировки, стремительно покатились темные капли.
Запах крови одурял, взывая к заточенным внутри демонам, вводя обоих иллидари в подобие транса, обостряющего звериные инстинкты.
Поддавшись сиюминутному порыву, Удар Скверны повторно вцепился в прокушенное место, жадно смакуя темную вязкую субстанцию с отчетливым металлическим привкусом. Ормаллен же, несмотря на новую вспышку боли, не спешил стряхивать с себя кровожадного противника, заворожено наблюдая за тем, как узкий горячий язык синʼдорай скользит вокруг раны, слизывая обильно сочащуюся кровь.
Шумно втянув воздух в легкие, но уже не в силах больше хвататься за стремительно ускользающий самоконтроль, Глефа Тени, наконец, отпустил себя. Издав глухой утробный рык, калдорай, все еще сжимая горло эльфа крови, резко оторвал его от своего плеча и запустил уже собственные клыки в мягкую плоть нижней губы Азкаэля. Синʼдорай предсказуемо беспорядочно задергался, чем и поспешил воспользоваться Ормаллен, грубо вклиниваясь коленом промеж ног противника.
— Я так и думал, похотливая ты мразь, — терзая окровавленные губы тихонько постанывающего от боли и наслаждения Азкаэля, выдохнул ночной эльф. — Ты развращен, как и все тебе подобные. Вас действительно есть за что ненавидеть.
Удар Скверны оказался не в силах что-либо возразить, хоть и был до крайности возмущен слетевшим с уст ночного оскорблением. Ормаллен слегка надавил коленом на его пах, потирая восставшую, стремительно твердеющую плоть, и Азкаэль буквально захлебнулся нетерпеливым протяжным стоном. Синʼдорай и представить себе не мог, что кого-то вообще было можно хотеть настолько сильно. Казалось, он мог сейчас кончить от одного лишь этого неумелого грубоватого трения, слушая сексуальный хриплый голос Глефы Тени над самым своим ухом.
— Пошел в задницу! — все же с трудом выдавил из себя ругательство эльф крови, чувствуя, как чужие зубы беспощадно впиваются уже в его ухо.
Новую попытку сопротивления калдорай сломил быстрее, чем прежние. На этот раз еще и развернув свою упирающуюся «жертву» лицом к стене с заломленными за спину руками, и вновь припечатав для верности к холодному камню.
— Я подумаю над твоим предложением, проклятая кровь, — прокушенное ухо обдало новой волной горячего дыхания. — Ты это заслужил своим ослиным упрямством.
Азкаэля пробрала нетерпеливая возбужденная дрожь, когда Ормаллен с силой прижался к нему сзади бедрами. Нельзя было сказать, что он совсем уж не рассчитывал на подобное, однако, когда в его поясницу уперлась неслабая эрекция, все равно немного удивился. Желание мгновенно заполонило все мысли эльфа крови, топя в своей бездонной пучине слабеющий под напором демонического «второго я» рассудок. И лишь осознание того, что сдавшись сейчас, он покорится воле врага, все еще удерживало Удар Скверны на тонкой грани безумия. Как бы нестерпимо тело не жаждало то животное, что рвалось из ненавистного ночного с вполне определенной целью — удовлетворить похоть, Азкаэль не мог позволить себе наплевать на свои же принципы, которые мнил нерушимыми.
— Ну и кто еще из нас, после этого, похотливая мразь? — огрызнулся синʼдорай, собирая в кулак всю волю и остатки гордости. Тем самым он пытался показать Ормаллену, что намерен сопротивляться до последнего. — Ты это сделаешь только через мой труп, Глефа Тени! Хотя скорее, здесь найдут вовсе не мое остывшее тело, а твое!
— Как страшно, — раздался в ответ хриплый смешок. — Можешь угрожать сколько влезет, но тебя это уже не спасет. С такими, как ты, иначе нельзя. Ведь опустив руки в грязь, невозможно оставаться чистым.
— Что ты такое несешь?! — зло фыркнул Азкаэль, безуспешно пытаясь освободить руки из захвата.
— Вы, синʼдорай, как грязь, которой в последнее время, стараниями вашего тщедушного принца, одурманившего разум владыки, стало слишком много в Караборе. Куда не ступи, обязательно выпачкаешься об одного из вас, — Глефа Тени презрительно сплюнул. — Именно поэтому я и старался держаться подальше от твоего подлого племени. Но ты…
Ормаллен вдруг смолк на полуслове, словно обдумывая что-то, но затем добавил:
— В любом случае, можешь сказать спасибо собственной недальновидности и назойливости. Ты ведь знаешь, что бывает с назойливыми насекомыми?
Снова саркастический смешок, а затем, тихо, но холодно и очень зло:
— Их давят, проклятая кровь, да так, что от них не остается и мокрого места.
Давая понять, что разговор окончен, Ормаллен с небывалой жестокостью до хруста вывернул запястья противника и крепко перехватил их одной рукой, заставив того вскрикнуть. Вторая же рука, слегка царапнув ногтями обнаженный торс со светящимися ядовито-зелеными татуировками, устремилась к широкому поясу штанов эльфа крови.
Охотники на демонов принципиально не носили доспехов в пределах Черного Храма и одевались практически одинаково, так что ночному эльфу ничего не стоило разобраться с застежками на чужой одежде. Несмотря на отчаянное сопротивление синʼдорай и поток брани, которой он осыпал ночного собрата, Глефа Тени всего за пару минут резким движением сдернул с него штаны вместе с нижним бельем, спуская их до колен.
Холодок, коснувшийся обнажившейся поясницы и ягодиц, подействовал еще более отрезвляюще, чем угрозы Ормаллена. Азкаэль теперь с абсолютной уверенностью мог сказать, что другой охотник с ним не шутит, и намерен осуществить задуманное прямо здесь и сейчас.
— Неужто настолько сильно ненавидишь меня, что даже не боишься испачкаться, дитя звезд? — Удар Скверны предпринял последнюю попытку избежать предстоящего. Но заговорить зубы противнику не вышло, ибо голос, что должен был звучать спокойно и насмешливо, предательски дрогнул, выдавая даже не волнение, а самый настоящий страх.
— Поверь, я готов принести себя в жертву ради того, чтобы одним надменным наглецом, кичащимся своим происхождением, которое на деле гроша ломанного не стоит, стало меньше.
Слова калдорай звучали уверенно, и в них отчетливо сквозила жестокая издевка, ведь он прекрасно знал, какое это унижение для тщеславного и самовлюбленного подданного Кельʼтаса — стать жертвой насилия со стороны того, кого эльф крови перманентно считал злейшим врагом.
В тишине полупустой комнатушки едва слышный шорох скидываемой ночным эльфом одежды казался похоронным звоном. Азкаэль только сейчас до конца осознал, что попал в ловушку, из которой не было выхода. Помощи ждать неоткуда, да и попросить о ней он не смог бы, даже будь теоретически такая возможность, ведь гораздо хуже самой ситуации виделось любое свидетельство его позора, которое неминуемо подверглось бы огласке.
У Азкаэля перехватило дыхание. К нему вновь прижимались сзади, позволяя ощутить спиной горячую наготу мускулистого тела и немалые размеры мужского естества, втискивающегося в ложбинку между ягодиц.
Возбуждение не преминуло тут же напомнить о себе, пропуская по коже волну сладостной дрожи предвкушения. Несмотря ни на что, он продолжал желать своего врага. Стоило только Удару Скверны представить, как Ормаллен входит в него, как собственная плоть вновь налилась жаром, настойчиво требуя прикосновений.
— Сдается мне, у тебя уже были мужчины, — шепот полудемона был полон презрения, но отчего-то еще сильнее будоражил воображение и распалял. — Выходит, слухи верны, и все синʼдорай — шлюхи, независимо от пола?
Пальцы Ормаллена в подтверждение слов прошлись по старому шраму на боку и напряженному прессу Азкаэля, а затем подцепили призывно стоящий член, лишь слегка коснувшись открывшейся влажной головки. Охотник-синʼдорай с трудом подавил судорожный разочарованный вздох, готовый на все даже за мимолетную ласку этих пальцев.
На миг Удару Скверны показалось, что он вот-вот возненавидит себя самого за подобную слабость, но эта мысль стремительно растворилась в гулких ударах сердца и невероятно желанном ощущении чужой руки, по-хозяйски оглаживающей его ягодицы. Разомлев, он забылся и слегка прогнулся в спине, подаваясь назад. Однако стоило только крупной горячей головке члена надавить на упругое кольцо мышц, как Азкаэль мгновенно взвился, зажимаясь, и попытался отпрянуть.
— Ты не посмеешь! — прошипел эльф крови. Зеленые отсветы скверны вновь полыхнули из-под ткани повязки. Ему было до тошноты противно собственное поведение, диктуемое не иначе как внутренним демоном, практически полностью захватившим контроль над телом.
— Прекрати дергаться, проклятая кровь! — рыкнул калдорай, от истинной сущности которого, осталось всего ничего. — Разве ты еще не понял, что это бесполезно?
Когтистая демоническая лапа бесцеремонно сгребла в охапку длинные жемчужные волосы эльфа крови, наматывая их на кулак и утягивая за собой, вынуждая непокорного вновь выгнуть спину и прильнуть разведенными ягодицами к паху другого полудемона.
Азкаэль взвыл от боли, впиваясь зубами в собственную и без того прокушенную ранее Ормалленом, нижнюю губу. Но и этого явно было недостаточно, чтобы провести нужный контраст с ощущением невероятно грубого вторжения чужой плоти в неподготовленное нутро, успевшее отвыкнуть от сношения с мужчиной. Толстый пульсирующий орган, наскоро смоченный слюной, резкими рывками проталкивался внутрь, совершенно не щадя болезненно сжимающиеся вокруг мышцы. Ормаллен вовсе и не думал церемониться со своей «жертвой», практически не позволив эльфу крови привыкнуть к ощущению заполненности и растянутости едва ли не до предела. Дорвавшись до вожделенной влажной тесноты, калдорай раз за разом с силой вламывался во вздрагивающее от мучительной боли тело партнера.
Азкаэлю пришлось использовать весь свой предыдущий опыт, чтобы хоть немного расслабиться и избежать тем самым еще больших травм, нежели порванный кровоточащий анус. Впрочем, он заметил, что кровь в качестве дополнительной смазки, как бы ужасно это ни звучало, значительно облегчала его мучения.
Единственная уступка, на которую пошел Глефа Тени, видя полную покорность врага, заключалась в том, что он неохотно отпустил затекшие запястья Удара Скверны, позволив тому упереться ладонями в стену. Но освободившаяся рука калдорай, практически сразу же крепко сжала бедро Азкаэля, в безжалостном ритме насаживая бывшего чародея на каменно твердый член.
Давясь приглушенными стонами боли, синʼдорай однако вскоре стал ощущать, как к неприятным ощущениям постепенно примешивается такое неправильное в этой ситуации, но очень знакомое удовольствие от соития с мужчиной, ибо даже сам того не желая, Ормаллен начал каждым размеренным сильным движением попадать четко куда следует.
Но чем ближе подступало наслаждение, тем агрессивнее и грубее становился калдорай, вновь начав причинять едва терпимую боль. В могучих руках Глефы Тени словно внезапно прибавилось силы, так что пальцы до кровоподтеков сдавливали бедро, а ногти вонзались в светлую кожу, оставляя глубокие царапины. Да и вес тела, наваливающегося сзади, казался теперь просто чудовищным, буквально вбивающим Азкаэля каждым толчком в стену.
Обернувшись через плечо, насколько позволяли все еще зажатые в кулаке Ормаллена пряди волос, Удар Скверны вдруг с ужасом осознал, что калдорай вот-вот сорвется с катушек и войдет в состояние завершенной метаморфозы. Это становилось едва ли не смертельно опасно для миниатюрного эльфа крови, ведь громадный демон, практически утративший эльфийские черты, с утробным рычанием продолжал ожесточенно вколачиваться в узкое нутро. Ему не оставалось ничего другого, как тоже выпустить наружу свою вторую сущность, ведь только она способна была спасти от тяжелых увечий.
Полыхнули скверной татуировки-печати, тело ощутимо поменяло размеры и форму, за спиной Азкаэля раскрылись широкие перепончатые крылья. Перестать на время быть собой — едва ли не самый лучший выход из ситуации.
Последующие минуты напоминали чистое безумие. Получив долгожданную свободу, крылатый демон с упоением подставлял тело хозяина под укусы и царапины партнера, раздирающие в кровь кожу. Но боли не было. По-крайней мере, Азкаэлю она больше не казалась болью, а может просто начала доставлять какое-то извращенное мазахистское удовольствие. Ормаллен совсем не ласкал его, как это обычно делали прежние любовники, заботясь о взаимном комфорте, однако грубые животные рывки внутри тела, интенсивно стимулирующие простату, отчего-то ощущались верхом блаженства, и их оказалось вполне достаточно, чтобы налитая перенапряженная плоть эльфа крови оросила каскадом горячих брызг безжизненные серые камни Карабора. Предчувствуя собственную близкую разрядку, демон-мститель с громким рычанием обхватил поперек груди своего более мелкого и изящного сородича, грозя ненароком переломать тому появившиеся в результате метаморфозы крылья. Азкаэль, все еще содрогаясь в экстазе, лишь глухо заскулил в ответ, когда острые зубы любовника впились в основание шеи, пуская струйку крови, а не в меру крупный член погрузился сквозь судорожно сжимающиеся мышцы на всю длину, обильно изливаясь внутрь истерзанного тела.
***
Удар Скверны слегка тряхнул головой с аккуратными изогнутыми рогами, отгоняя через чур яркое воспоминание. Все осталось в прошлом, хотя именно этот случай и положил начало их с Ормалленом недоотношениям. Ведь даже зная, на что способен Глефа Тени, нынешний лидер иллидари не смог заставить себя держаться подальше. На деле это оказалось куда сложнее, нежели полностью залечить многочисленные раны, синяки и более крупные повреждения, вроде пары сломанных ребер, оставшиеся на теле после столь близкого знакомства с чужим внутренним демоном.
Мазохизм? Нет, едва ли. Азкаэль никогда не относил себя к тем, кому было по душе столь грязное и грубое удовольствие, и уж тем более неприкрытое физическое насилие. Истинная природа этой тяги просто не поддавалась никакому описанию, выходя за пределы разумного. И хотя синʼдорай и клялся себе тогда, что больше не допустит подобного обращения, меньше чем через неделю, он сам отыскал Ормаллена с вполне определенной целью. А тот, как оказалось, только этого и ждал.
Все это дошло до степени абсурда, превратив заклятых врагов, готовых прилюдно вцепиться друг другу в глотки, в тайных любовников поневоле, ищущих уединения в укромных уголках Черного Храма. Поначалу Азкаэль чувствовал себя униженным и одураченным. Демоническая сущность словно насмехалась над ним, методично втаптывая в грязь его гордость и амбиции. Единожды вырвавшись из-под контроля, она начала с завидным постоянством отдавать его на растерзание ненасытному животному, алчущему плотских утех и кроющему бывшего чародея, как самку, при любом удобном случае.
Но было и нечто похуже, нежели регулярный секс в состоянии неконтролируемой метаморфозы. Чем больше проходило времени, тем сильнее крепла его странная болезненная привязанность к Ормаллену, все больше напоминающая зависимость. Словно наркотик или медленный яд, она подтачивала прежние убеждения, лишала воли к сопротивлению и, казалось, отравляла рассудок. Мысли Азкаэля все чаще начали занимать незнакомые прежде переживания. И даже на поле боя он лихорадочно искал взглядом своего врага, испытывая навязчивую потребность постоянно держать его в поле зрения. Удар Скверны не хотел себе в этом признаваться, но в душе вновь поселился страх. Мерзкое, почти позабытое чувство, впервые испытанное им в тот день, когда весть о падении Луносвета достигла Даларана, где он находился, по стечению обстоятельств, вместе со своим принцем. Это чувство немыслимо терзало его до тех самых пор, пока не сменилось безутешным горем и отчаянием. Его семья была мертва. Мать, отец, братья и даже любовник, к которому он может быть даже что-то чувствовал. Пережить потерю оказалось непросто, но когда боль наконец утихла, сменившись циничным холодным равнодушием к окружающим, он сразу же почувствовал себя лучше. Новоиспеченному эльфу крови проще было жить лишь жгучей ненавистью к Плети и демонам, что ее породили, чем иметь хоть какие-то привязанности, способные причинить страдания.
Однако сколько бы он не бежал от самого себя, история повторялась. Азкаэль прекрасно помнил тот жестокий кровопролитный бой в одном из миров Легиона, унесший множество жизней иллидари и едва не погубивший владыку Иллидана, уцелевшего лишь благодаря своевременному вмешательству Корʼвас Кровавый Шип. В отличие от Азкаэля, входившего в авангард, возглавляемый Яростью Бури, Ормаллен остался в числе защитников на ступенях нечестивой цитадели Азгота, не позволяя ордам демонов прорваться внутрь и помочь своему господину.
Когда с повелителем демонов было покончено, уцелевшие охотники собрались во внутреннем дворе крепости, перевязывая раненых и терпеливо ожидая, пока шиварры помогут владыке открыть портал в Черный Храм. Удар Скверны и сам уже точно не помнил, что за нелегкая толкнула его покинуть соратников и начать обследовать наружные укрепления цитадели, но это чуть не обернулось для него катастрофой. Оставшись в одиночестве, синʼдорай угодил в засаду. В узком переходе, соединявшем сторожевые посты, ему отрезали пути к отступлению сразу несколько Стражей Ужаса. Еще никогда смерть не была так близко. Однако когда он уже готов был заплатить жизнью за свою неосторожность, ему на помощь внезапно пришел Ормаллен. Израненный и порядком истощенный длительным пребыванием в состоянии метаморфозы, Глефа Тени бесстрашно рванулся вперед, практически закрыв собой ненавистного синʼдорай.
И каково было ему, спасенному собственным врагом столь дорогой ценой? Тошно. Азкаэль метался по Карабору, не находя себе места, пока Глефа Тени боролся за жизнь под присмотром Акамы. Глубокая рана, оставленная клинком Стража Ужаса в груди ночного эльфа, вполне могла стать смертельной. Такой отвратительно знакомый, липкий, навязчивый страх душил Азкаэля, сковывая по рукам и ногам, напрочь лишая покоя.
Удар Скверны искренне считал, что давно и безвозвратно утратил способность испытывать нечто большее, чем банальное физическое влечение, но обстоятельства все настойчивее убеждали охотника на демонов в обратном. У него ведь была в последние годы такая замечательная жизнь! Ни сожаления, ни боли. В какой же момент все стало иначе? Почему? Зачем?.. Судьба, как и всегда, все решила за него, абсолютно не считаясь с его мнением.
***
Азкаэль как-то совсем робко и неуверенно заглянул в просторное полутемное помещение, которое использовали Пеплоусты для врачевания раненых. Он все-таки пришел, а это уже о многом говорило.
Ормаллен провел здесь долгие три недели, восстанавливаясь после ранения, но за все это время синʼдорай так ни разу и не решился навестить того, кому был обязан жизнью. В прочем, это ничуть не мешало ему лично интересоваться у Акамы, занимавшегося раной Глефы Тени, состоянием пациента и дальнейшими прогнозами.
Удар Скверны более всего желал разобраться в себе и своих чувствах, прежде чем показаться на глаза своему спасителю, однако ему этого так и не удалось. В душе царило все то же смятение, но всеобъемлющая тоска и нарастающая тревога за врага, которого и врагом-то в прямом смысле слова назвать уже не получалось, в итоге привела его этим вечером к дверям лекарской обители.
Войдя, он окинул беглым взглядом ряды плоских каменных возвышений, приспособленных под размещение лежачих больных. В настоящий момент все они пустовали, заботливо прикрытые чистыми серыми тряпицами, сберегавшими их от пыли. В зале остро пахло травами и настоями, так что синʼдорай невольно поморщился. Он не любил подобные запахи, но это никоим образом не поколебало его решимости.
У противоположной входу стены неспешно копошился пеплоуст-целитель, один из тех, что были отряжены в помощь Акаме, переставляя с одной каменной полки на другую какие-то флаконы и склянки. Самого же темного жреца поблизости не наблюдалось, как в прочем и его единственного подопечного. Азкаэль нахмурился, направившись прямиком к лекарю. Ситуацию необходимо было прояснить и чем скорее, тем лучше.
— Эй! — приблизившись на достаточное расстояние, охотник окликнул пеплоуста.
Сломленный мгновенно обернулся, цепким взглядом бесцветных глаз оглядев посетителя с ног до головы, но затем несколько нараспев произнес:
— Что угодно воину повелителя в столь поздний час?
— Мне нужен Акама, — без лишних вступлений отчеканил Удар Скверны. — Где он?
— Боюсь, я не смогу вам ответить, — пожал плечами пеплоуст. — Как только последний из солдат покинул нашу обитель, он отлучился по делам в другую часть Храма. И когда он вернется, мне доподлинно неизвестно…
— Ты сказал — покинул? — уцепившись за нужную ниточку, Азкаэль сменил тему, не очень-то вежливо прервав целителя. — А куда направился охотник на демонов?
— Простите, но это не в моей компетенции, — и без того уродливую физиономию падшего дренея исказила кривоватая ухмылка, которая совсем не понравилась эльфу крови. — Вам должно быть виднее, где следует искать собратьев по оружию.
— Просто замечательно! — фыркнул в крайнем раздражении себе под нос синʼдорай, развернувшись и быстро зашагав прочь.
Ему, как и всегда, и в голову не пришло поблагодарить сломленного за информацию или, хотя бы, на худой конец попрощаться.
«Мало того, что я не застал Ормаллена на месте, так еще и эта дренорская крыса зубы скалит, — подумал охотник-синʼдорай, поджав губы от досады. — Как будто бы что-то знает обо мне. Хотелось бы думать, что Акама все-таки внял моей просьбе и не начал трепаться налево и направо о том, о чем велено было помалкивать».
Бредя по коридору, Азкаэль пытался наскоро прикинуть, куда именно мог податься Глефа Тени. Во время последнего визита эльфа крови пару дней назад, калдорай, со слов все того же Акамы, был уже практически здоров, что означало скорое его возвращении в строй. Ормаллен мог оказаться где угодно, однако что-то подсказывало Удару Скверны, что для начала следует заглянуть в комнатушку у Святилища Потерянных Душ.
И снова он очутился в пустынном, продуваемом ледяными сквозняками, знакомом крыле Храма, на этот раз, правда, уже не ощущая себя вором или шпионом. Поворот, еще один. Впереди показалась полуразрушенная стена со щербатым выступом. Собравшись с духом, синʼдорай шагнул на порог, перед этим заметив льющийся оттуда свет.
— Ну, заходи, раз уж пришел, — через плечо насмешливо фыркнул Глефа Тени, как и много дней назад безошибочно почуявший его присутствие. — Проклятая кровь.
Азкаэль едва заметно улыбнулся. Ормаллен называл его так с момента знакомства, но сейчас эта ненавистная кличка почему-то вовсе не казалась оскорблением или ругательством. Калдорай теперь вкладывал в нее нечто совсем иное и Удар Скверны сразу же это почувствовал. В словах ночного эльфа было что-то близкое, почти родное, незримо связующее их двоих.
Синʼдорай еще где-то с минуту молча наблюдал за другим охотником. Глефа Тени приводил в порядок свое оружие, ловко орудуя промасленной ветошью и точильным камнем, счищая с боевых клинков запекшуюся кровь демонов и одновременно возвращая сверкающим лезвиям остроту. Несмотря на то, что Ормаллен не выглядел нездоровым, верхняя часть его груди и левое надплечье до сих пор были плотно перебинтованы, прикрывая практически затянувшуюся рану. Азкаэль нервно закусил губу, не в силах отвести взгляд от бинтов. Словно немой укор его оплошности, которую он никогда не сможет себе простить.
— Я всего лишь хотел узнать, как ты, — прочистив горло, начал Удар Скверны, словно оправдываясь за свой спонтанный визит. — Ведь твоя рана…
Ему было крайне неловко и это вызывало подспудное раздражение. В конце концов, почему его это так беспокоит? Он ведь давно уже не сопливый мальчишка, каким был когда-то в Луносвете, чтобы смущаться, краснеть и тщательно подбирать слова.
— Знаю, — непривычно мягко перебил охотник-калдорай, поворачиваясь к нему. — Акама поведал мне крайне занимательную историю о том, как ты день за днем обивал порог лечебницы, пока я лежал без сознания.
Азкаэль окончательно смешался, не зная толком на кого ему злиться и что предпринять. Ощетиниться ли и холодным равнодушным тоном заявить, что собеседник ошибается или все же постараться открыто поговорить обо всем, что терзало его душу все эти бесконечно долгие три недели?
Пока синʼдорай угрюмо молчал, опустив голову, ночной эльф отложил в сторону клинки и неспешным шагом преодолел разделявшее их расстояние.
— Если что-то собирался мне сказать, говори это сейчас, — необычайно спокойно произнес Ормаллен. — Второго шанса у тебя не будет, Удар Скверны.
Калдорай сказал «не будет», но Азкаэль ясно услышал «не дам». Что ж, его вполне можно было понять, учитывая все то, что между ними произошло.
— Я хотел бы ненавидеть тебя, как и прежде, — тихо проронил эльф крови, вновь начав терзать небольшими клыками свою многострадальную нижнюю губу. — Но, черт подери, не могу! Что ты со мной сделал?
— Хороший вопрос, — ночной эльф тяжело вздохнул. — На который у меня нет ответа. Ни для тебя, Удар Скверны, ни даже для себя.
Они впервые разговаривали относительно спокойно, находясь настолько близко друг к другу. Ни разрушительной агрессии, ни патологической страсти, что казалось крайне непривычным. Однако от этого Азкаэлю становилось только хуже. Его переполняли сильные противоречивые эмоции: он был подавлен, смятен, зол на самого себя и любовника, и одновременно счастлив, что Ормаллен остался жив и сейчас стоит перед ним.
Молчание было долгим, напряженным, и очень тяжелым, словно небо над Черным Храмом. Удар Скверны никак не решался нарушить его, в этот момент остро ощущая себя замершим у края бездонной пропасти, так внезапно развернувшейся под ногами.
— Зачем ты пришел? Отвечай! — тоном не терпящим пререканий потребовал Ормаллен, четко проговаривая каждое слово.
— Видимо за тем же, зачем ты меня спас! — огрызнулся Азкаэль, вскидывая голову. — Что ты хочешь от меня услышать, Глефа Тени?! Ведь это ты рисковал жизнью ради меня, своего врага! У меня гораздо больше оснований спрашивать тебя — зачем?!
— Ты действительно так хочешь это знать? — в голосе калдорай зазвенело едва сдерживаемое раздражение.
— Представь себе, хочу! Я…
Азкаэль не успел договорить, его вновь прервали. Ночной эльф ловко поймал сильными пальцами надменно вздернутый подбородок и повлек другого охотника к себе. Синʼдорай едва успел сделать судорожный вдох, как Ормаллен, склонившись, накрыл его приоткрытые искусанные губы своими. Опаляющий жар чужого рта был незнакомым, но невероятно желанным. Единственное, что раньше перепадало Азкаэлю — это болезненные укусы во время секса, так что подобное проявление нежности было первым и пока единственным в своем роде.
Глефа Тени не спешил, проявляя свой истинный темперамент, не замутненный демоническим началом. Язык ночного медленно заскользил по губам, слизывая с них выступившую кровь, а затем, с мягким нажимом, протолкнулся внутрь чужого рта. Не встретив явного сопротивления своим действиям, Ормаллен принялся уверенно, но без излишней настойчивости ласкать чувствительную слизистую десен и внутренней поверхности губ. Азкаэль некоторое время просто позволял себя целовать, наслаждаясь сводящими с ума прикосновениями, отчасти только для того, чтобы потом перехватить инициативу. Жадно сплетаясь языком с калдорай, он обвил руками крепкую мужскую шею и притянул партнера еще ближе.
Ормаллен, получивший негласное одобрение, сразу же сомкнул объятия, тесно прижимая к себе стройное тело и собственнически сминая большими ладонями упругие ягодицы. Поцелуй был поистине непередаваем, плавно перетекая от необузданной страсти к почти трепетной нежности, а затем наоборот, и прервать его смогла лишь ощутимая нехватка воздуха, от которой у обоих начала кружиться голова.
— Ну, все еще есть желание поговорить об этом? — тяжело дыша в ухо эльфу крови, спросил Глефа Тени.
— Желание есть, и было всегда, — усмехнулся Азкаэль, лизнув выступающий кадык партнера, и тоже пытаясь отдышаться. — Вот только разговоры я бы предпочел оставить на потом.
— Уверен, что потом не пожалеешь?
— Уверен, — синʼдорай все же кивнул, хоть и счел вопрос чисто риторическим. — Но у меня к тебе есть одна просьба.
— Какая? — руки Ормаллена вновь сползли с талии любовника, а губы припали к шее, покусывая и слегка засасывая мягкую кожу.
— Постарайся держать своего внутреннего демона под контролем столько, сколько сможешь, — с тихим стоном наслаждения выдохнул эльф крови, бесстыдными змеиными движениями потираясь бедрами о чужие бедра. — Я хочу знать, какой ты на самом деле.
— А разве ты не знаешь? — несколько удивился калдорай.
— Не знаю, — Удар Скверны вплел пальцы в густые волосы ночного эльфа, поощряя дальнейшие ласки, когда горячие губы достигли его ключицы. — Я хочу хотя бы раз заняться сексом с тобой, а не с тем зверем, что заточен внутри твоего тела.
— Как пожелаешь, — последовал ответ.
Азкаэль всегда находил особую прелесть в долгой прелюдии, поддерживающей взаимное возбуждение на должном уровне, вплоть до момента, когда одному из партнеров становится совсем невмоготу. Вот и сейчас, помогая любовнику избавиться от одежды, он умудрялся ласкать его могучее мускулистое тело, скользя ловкими умелыми пальцами по груди, животу, спине, избегая разве что прикосновений к паху, хотя крепкий налитой член Ормаллена уже буквально прижимался к прессу.
— До тебя я никогда не спал с мужчинами, — внезапно признался Глефа Тени, проведя рукой по обнаженному телу эльфа крови. — Не думал, что вообще когда-нибудь смогу. Но ты, кажешься таким соблазнительно хрупким, с такой нежной тонкой кожей и шелковистыми волосами… Вы, синʼдорай, по мне так, мало отличаетесь от женщин.
— Какое распространенное заблуждение, — фыркнул Азкаэль, в глубине души, однако, млея от осознания своей собственной исключительности и отсутствия у объекта его вожделения однополых связей. — Или, лучше сказать, оправдание? Ты просто не знаешь, что со мной делать, верно?
Ормаллен слегка нахмурился, очевидно, смутившись, но синʼдорай вновь прильнул к нему, выпрашивая поцелуй и заставляя тем самым забыть о неловкости.
— Если позволишь, я покажу тебе как надо, — прошептал Азкаэль прямо в чужие губы.
Заполучив на время возможность вытворять все, что ему вздумается, эльф крови уложил партнера спиной на плетеную подстилку, а сам устроился сверху.
Вне метаморфозы кожа ночного была теплой и достаточно гладкой на ощупь, хотя во многих местах ее пересекали уродливые старые шрамы. Ему было мало просто прикасаться руками, инстинктивно запоминая ход выраженных бороздок между мышцами и расположение всех до единого рубцов на этом теле, поэтому он без раздумий припал губами к груди другого охотника, чуть ниже бинтов, пробуя на вкус солоноватую кожу. Партнер ничуть ему не препятствовал, позволяя спускаться все ниже, пока прерывистое горячее дыхание не обдало напряженный пах.
— Что это ты удумал? — сиплым от возбуждения голосом поинтересовался калдорай, приподнимаясь и ловя любовника за узкое запястье.
— Поверь мне, тебе понравится, — ухмыльнулся Удар Скверны. — Просто расслабься и получай удовольствие, раз уж ты действительно не в курсе, что я намерен делать.
Ормаллен на удивление послушно отпустил его руку и вновь откинулся на подстилку, позволив эльфу крови сжать в ладони свой возбужденный твердый орган.
Глефа Тени все же проронил сдержанный стон удовольствия, когда чужой язык, словно порхая, пробежал по всей длине члена, следуя извилистому ходу пульсирующих крупных вен, а затем жадно облизал головку, задевая сочащееся тягучей влагой отверстие уретры. Синʼдорай умело вобрал плоть мягкими губами чуть больше, чем до середины, принимая ее в глубину горячего рта. Стараясь не обращать внимания на негромкие, но очень непристойные хлюпающие звуки, ночной эльф едва сдерживался от желания начать двигать бедрами, чтобы еще полнее ощутить то, что делал с ним любовник. Азкаэль губами, языком и присоединившейся чуть позже рукой творил какие-то совершенно неописуемые вещи, посасывая и чувствительно сжимая член, лаская пронырливыми пальцами промежность и подобравшуюся мошонку.
Размеры приятно поражали, хоть и вызывали некоторые опасения, вызванные воспоминаниями о первом крайне негативном опыте. Как выяснилось, метаморфоза не слишком-то сильно влияла, что на пропорции, что на длину, заставляя невольно задуматься о том, насколько безболезненно это будет, раз уж он решил не прибегать к помощи внутреннего демона.
Сильная рука ночного, периодически надавливающая на затылок и слегка потягивающая за волосы, с целью заставить брать в рот еще глубже, невероятно возбуждала. Удар Скверны почти не уделял внимание себе, однако эрекция ничуть не ослабевала.
Умение тонко чувствовать партнера уже давно и прочно сидело у Азкаэля на подкорке, позволив оторваться от перевозбужденной плоти буквально за несколько мгновений до финала. Он не мог позволить Ормаллену достичь разрядки, пока его собственное тело не получит то, чего так нестерпимо жаждет. Сгорая от желания поскорее ощутить любовника внутри, синʼдорай переместился и оседлал узкие мускулистые бедра. Отогнав мысль о том, что можно было бы пропустить подготовку, бывший чародей все же облизал пальцы, и уверенными, отточенными длительной практикой, движениями принялся растягивать и без того достаточно податливое колечко мышц.
Достигнув, по его мнению, нужного результата, Удар Скверны обхватил у основания все еще влажную от слюны плоть ночного и, приподнявшись, начал осторожно опускаться на нее, тихонько постанывая от небывалой яркости испытываемых ощущений. Пальцы Глефы Тени нетерпеливо сжали его бедра, намереваясь чуть ускорить процесс, но Азкаэль мягко осадил пыл любовника, упершись рукой в широкую грудь.
— Не так быстро. Мне нужно немного привыкнуть.
Практически полное погружение давало о себе знать сладкой тянущей болью внутри. Удар Скверны замер, восстанавливая сбившееся дыхание, впервые чувствуя себя в подобной позе настолько открытым и беззащитным.
— Прикоснись ко мне, — попросил он. Ему отчего-то безумно не хватало телесного контакта с партнером.
Ормаллен немедля внял его просьбе. Большие теплые ладони коснулись шеи, отследив ее изгиб, разворота плеч, прошлись по груди, потревожив соски, и вызвав невольный протяжный вздох.
— Приятно? — Глефа Тени повторил свою манипуляцию, после чего подушечками пальцев слегка потер чувствительные темные кружочки, практически скрытые линиями татуировки.
Азкаэль не ответил, подрагивая от удовольствия. Желание вновь приливной волной прокатилось по всему телу, вынуждая выгнуть со стоном бедра и начать, наконец, двигаться. Вспышки боли и наслаждения терзали его одинаково сильно, когда он приподнимался и вновь медленно насаживался на член любовника. Капельки пота стекали по разгоряченной коже, а пах и низ живота мучительно сводило от сладостных толчков в простату, поддерживающих затянувшуюся эрекцию почти на самом ее пике.
Ускоряющийся темп отнимал рассудок. В погоне за ощущениями Азкаэль уже не сдерживал стонов.
Ормаллен продолжал ласково, но с нажимом водить ладонями по томительно изгибающемуся мужскому телу. Синʼдорай был очень гибким, хорошо сложенным и достаточно выносливым, чтобы самому задавать и поддерживать темп. Глефа Тени погладил напряженные бедра и поясницу любовника, чувствуя размеренные сокращения мышц под горячей кожей, и прислушиваясь к тихим, но таким страстным стонам. Удовольствие от соития, неспешное, терпкое и тягучее словно дикий мед, все нарастало, заставляя сосредоточиться на собственных ощущениях. Охотник-калдорай начал невольно подаваться навстречу партнеру, проникая резче, сильнее и глубже, двигаясь в нем, вместе с ним, и создавая тем самым их общий ритм.
Внезапно пальцы Азкаэля сплелись с пальцами ночного эльфа. Удар Скверны потянул руку любовника, удобно расположившуюся до этого на его бедре, вверх, к своему пульсирующему, истекающему члену. Огрубевшая от обращения с оружием, широкая ладонь калдорая с привычными мозолями на подушечках пальцев, пусть и несколько жестче, чем надо, обхватила твердый ствол, сразу же взяв почти идеальный темп, изредка потирая и сдавливая чувствительную набухшую головку.
Азкаэль утратил контроль почти мгновенно. Задыхаясь от накатывающего удовольствия, он начал непроизвольно сжимать мышцы, стремительно приближая оргазм партнера. Ормаллен оскалил клыки, чуть запрокинул голову и содрогнулся всем телом, изливаясь в горячую тесноту, плотно охватывавшую его член. Глазницы под повязкой полыхнули скверной, а кожа ночного в нескольких местах на миг взбугрилась и пошла костистыми наростами. Обретшая демонические черты кисть Глефы Тени, тем не менее, продолжила массировать чужую плоть, пока с длинных когтистых пальцев не начала обильно стекать вязкая густая сперма.
Эльф крови в изнеможении рухнул на грудь партнера, но почти сразу же опомнился, нащупав на часто вздымающейся грудной клетке и ребрах плотные бинты.
— Прости, — Азкаэль попытался отстраниться, но его лишь молча сгребли в охапку и вновь прижали к сильному телу.
Глефа Тени откинул в сторону длинные волосы эльфа крови, открывая взмокшую спину, и принялся успокаивающе ее поглаживать, периодически спускаясь до самой поясницы.
Азкаэль совсем не походил на его погибшую во время Второго Вторжения возлюбленную, которой Ормаллен очень долго хранил верность, боясь осквернить тем самым ее светлую память. Живя тысячелетиями в добровольной изоляции и отшельничестве, а затем став одним из первых последователей Иллидана, он и представить себе не мог, что однажды разглядит в своенравном надменном потомке ненавистных Высокорожденных что-то, что вновь пробудит в нем потребность оберегать и защищать. Что-то очень личное и дорогое ему. И пусть ночному эльфу потребовалось время, чтобы распознать в своей аномальной привязанности зародившееся чувство, ошибочно мнимое им давно умершим вместе с Тириниэль Песнь Звезд, теперь он был абсолютно уверен, что обрел новый смысл существования. И тот, кого выбрало сердце, а может и подтачиваемая демоническим началом душа, что уже не имело значения, готов был принять его, отвечая взаимностью. Ведь на самом деле, они не так уж и сильно отличались друг от друга: оба прокляты до конца своих дней, оба добровольно искалечены разрушительными демоническими энергиями, текущими по их венам, оба посвятили себя борьбе с приспешниками Пылающего Легиона. Независимо от того, что осталось в прошлом у каждого из них, они одинаково готовы были не просто забыть свою вражду, но и попытаться прийти к чему-то большему.
Удар Скверны молчал и просто наслаждался обществом дорогого ему существа, слишком хорошо зная цену подобным моментам. Он понятия не имел, что в действительности было на уме у Глефы Тени, но одно он понял точно — решившись на подобное, Ормаллен сделал большой шаг. В любом случае у них хватало времени, чтобы во всем спокойно разобраться. Вместе.
***
Вместе — именно так он думал тогда. Вместе, и больше никак иначе… Совсем скоро воля владыки собрала охотников на демонов на вершине Черного Храма. Саргеритовый Ключ, как и вся миссия на Мардуме, стоили огромных жертв, которые, к слову, почти себя не оправдали. Ярость Бури был мертв, Ключ утерян, а все иллидари оказались заточены Стражами в Казематы.
Но гораздо больнее было случившееся совсем недавно, в тот самый день, когда Мэв Песнь Теней, уже не столь уверенная в своей правоте и силах, спустя долгие годы вновь дала им свободу. Тот, на чье плечо он более всего рассчитывал опереться в начавшемся хаосе нового Вторжения, повел себя совершенно немыслимо. Будто бы и не было всего того, что их связало. Будто бы это вовсе не Ормаллен сжимал его в объятьях в тишине маленькой комнатушки, затерянной в глубинах Карабора, обещая никогда не отпускать.
Тонкие губы Удара Скверны искривила циничная, но какая-то совсем болезненная усмешка. Он слегка поменял позу, вытягивая подогнутые под себя ноги. Спальное место, обустроенное в одном из более или менее тихих отсеков «Молота», особым удобством не отличалось, но вполне подходило для того, чтобы вздремнуть часок-другой. Едва заметно поморщившись, эльф крови принялся шевелить затекшими до колик и онемения пальцами ступней. Медленно возвращающаяся чувствительность неприятно резала стопы и голени. Охотник давно уже должен был лечь спать, но клубившееся внутри беспокойство никак не желало отступать.
Он не должен был так слепо верить своему давнему врагу, хоть и ставшему более, чем просто любовником. В этом была его самая главная ошибка. Азкаэль не намеревался разбираться в причинах поступка калдорай, ему было вполне достаточно того, что тот предал. Однако унять боль утраты, подпитываемую осознанием предательства, оказалось гораздо сложнее, чем отпустить Глефу Тени на все четыре стороны и навсегда вычеркнуть его из рядов соратников-иллидари.
Удар Скверны хотел быть сильным и у него получалось. Орден постепенно приходил в себя, набирая мощь под его пусть и временным, но чутким руководством. Охотники на демонов, синʼдорай и калдорай, заметно сплотились, оставив в прошлом мелкие распри. И общее дело объединило не только их. Остатки наг, верных Иллидану пеплоустов и шиварр с небывалым энтузиазмом оказывали посильную помощь, как в прочем и Тень Акамы, отказавшегося добровольно присоединиться к новообразованному воинству.
Видимо, пришло время окончательно отпустить Ормаллена и начать жить новой жизнью, как это делали все остальные.
— Может, хватит уже на сегодня? — из размышлений Азкаэля вырвал знакомый голос, скрывающий за беззлобной дружеской насмешкой искреннее беспокойство. — Дождешься, что мозг закипит, Истребитель.
Удар Скверны слегка наклонил голову, позволяя чужим пальцам перекинуть его белокурые волосы, небрежно собранные почти у самых кончиков в хвост, на другое плечо.
— Завтра важный день, — напомнил другой охотник-синʼдорай, усаживаясь позади него. — Тебе совсем не мешало бы как следует выспаться. «Молот Скверны» полностью готов к пространственному скачку на Нискару, как и наши войска.
— Да, я знаю, Кайн, — отстранено и словно нехотя проговорил Азкаэль, даже не обернувшись к ближайшему соратнику. — Кария и Варедис несомненно получат сполна все, что заслужили.
За его спиной раздался тяжелый вздох, в котором, как показалось, сквозило едва уловимое разочарование.
—Ты, я вижу, очень устал за день, — заметил Ярость Солнца.
Однако, так и не дождавшись реакции собеседника, на полтона тише добавил:
— Не выношу, когда ты такой.
— Извини, — Азкаэль все же заставил себя ненадолго повернуться, натянув на лицо вымученную улыбку. — На меня и правда много чего навалилось в последние дни.
— Можешь считать, что ты прощен, — хмыкнул в ответ Кайн, кладя руки на плечи своего командира и легко касаясь губами открытой шеи. — Помочь тебе расслабиться перед завтрашним сражением?
— Боюсь, мне ни к чему с утра больная поясница, — отшутился Удар Скверны, чувствуя, как горячий язык осторожно скользит по его ушной раковине. — Давай оставим это до возвращения на Мардум. Я желаю закончить все дела на Нискаре, как можно скорее.
Он явственно ощутил недовольство нынешнего своего любовника, когда тот слегка прикусил кончик длинного уха.
— Вот только не надо на меня злиться, — фыркнул Азкаэль, нервно дернувшись от укуса. — По-моему, мы с тобой еще в самом начале договаривались не давить друг на друга, Кайн.
— Дело вовсе не в этом, — раздраженно бросил Ярость Солнца. — И ты сам это прекрасно понимаешь. Я не так глуп, как тебе кажется.
Удар Скверны лишь прицокнул языком, предпочитая оставить комментарии при себе.
— Ты все еще думаешь о нем, хотя этот предатель того не стоит! — буркнул резко помрачневший темноволосый охотник. — И меня это раздражает! Ничего не могу с собой поделать.
Азкаэль вновь предпочел промолчать, а Кайн тем временем продолжал свой монолог:
— Раз уж мы партнеры, прекрати вести себя со мной так, словно я всего лишь замена. Прошу, не сравнивай меня с ним и не заставляй ревновать.
— Все давно уже в прошлом, — наконец, отозвался Удар Скверны. — Это всего лишь твои домыслы, Кайн, и не более того. С твоей стороны было бы разумным не напоминать мне больше об этой истории.
Не желая продолжать зашедшую не в то русло беседу, охотник улегся на толстый пыльный матрас, накрытый старым стеганым покрывалом, и демонстративно повернулся на бок.
— Вот и поговорили, — пробормотал себе под нос Ярость Солнца, но после нескольких минут раздумья, все же лег рядом, обнимая любовника сзади.
Азкаэль еще долго не мог уснуть, вслушиваясь в монотонное гудение двигателей и осторожно водя пальцами по руке спящего Кайна, мерно сопящего ему в шею. Не отпускало. И как только отделаться от абсурдного желания вновь вернуться в тот день, когда он впервые переступил порог маленькой комнатушки у Святилища Потерянных Душ?..