Пристрастился

Это, без сомнений, был он.

Хината недоверчиво уставился на чёрно-белый рисунок на предплечье этого парня, потом на свой собственный, потом снова на его, потом… Потом он на мгновение забыл, как дышать, потому что у них двоих были парные татуировки. Шоё даже запамятовал, что изначально планировал поинтересоваться, какого чёрта здесь, в спортзале старшей Карасуно, делает он, Кагеяма Тобио. Волнительное чувство, из-за которого сердце на миг замерло, сменилось на горькую досаду, и эта перемена была сродни неожиданному повороту на американских горках. Хината осознал, что только что убил двух зайцев одним выстрелом: и избранного нашёл, и давнего соперника. Только — вот незадача — в одном лице.

— Ты что здесь забыл?! — спросил Шоё, беспардонно ткнув в того пальцем, и эхо разнеслось по всему залу. Рукав его толстовки задрался вверх, и Кагеяма, стоявший шагах в десяти с волейбольным мячом в руках, случайно скользнул взглядом по чужой татуировке. Минималистичный чёрный круг, в который была вписана небольшая фигурка расправившего крылья ворона.

Парные татуировки проявляются на коже не с рождения, а в более зрелом возрасте. И если бы при встрече в средней школе Хината знал, что у него с этим самодовольным засранцем будут одинаковые рисунки, он бы, пожалуй, сбежал из префектуры, из страны, с острова, дёрнув прямо по морю и по воде.

Глядя на то, как разительно изменилось выражение лица Кагеямы, Хината не сомневался, что тот думает о том же самом. Волейбольный мяч красноречиво выпал из его рук, ударился об пол, пару раз подпрыгнул и покатился по площадке мимо них, будто бы одинокое перекати-поле.

Всего лишь за минуту Хината успел напридумывать себе абсолютно всё, начиная от планов побега и заканчивая фантазией о долгой совместной жизни. От последнего он покраснел — не слишком сильно и заметно, отчего цвет его щёк ещё можно было списать на жару и духоту.

'Надо что-нибудь сказать', — лихорадочно подумал Шоё, чувствуя себя довольно глупо от этого затянувшегося молчания. Но что сказать? 'О, ты мой избранный'? 'Ой, как нам не повезло'?

И тут Хината вспомнил, что задавал вопрос, и, по идее, это Кагеяма должен нарушить паузу первым...

Кагеяма ничего не сказал, раздражённо цыкнул и отвернулся.

Хината чуть не поперхнулся от такой наглости. Сам он просто понятия не имел, как вести себя при первой встрече с соулмейтом. Нельзя же сразу броситься в объятия или полезть целоваться. Хотя, судя по рассказам некоторых знакомых, обретших родственных душ раньше Шоё, это было не запрещено.

'Нет-нет-нет-нет-нет-нет!', — мысленно затараторил он и попытался выдавить пару слов.

— Э-э-э… Я…

Кагеяма явно пытался скрыть внутреннюю сторону своего предплечья и, очевидно, очень жалел, что не надел что-нибудь с длинными рукавами. И Хинату это успокоило. Значит, не он один испытывает неловкость и желание сбежать, пускай Тобио и выглядел бесчувственно и неприступно, по-прежнему не смотря на новоиспечённую родственную душу.

— Кто ты вообще? — вдруг спросил он, и вопрос этот был похож на удар под дых.

— Чего-о-о?! — возмутился Шоё. — Так-то мы встречались в средней школе! Играли в матче друг против друга! Как можно забы…

— Нет, тебя я запомнил, — с демонстративным безразличием прервали его. — Имя не помню.

— А, имя… Меня зовут Хината Шоё.

Кагеяма не ответил, показывая всем видом, что сам представляться не будет, ибо и без того достаточно известен. Хинату это раздражало. Но теперь он чувствовал, что слова стали слетать с уст легче и свободнее, по крайней мере, не превращаясь в невнятное мычание и бормотание.

— Я твой избранный! — выпалил он, диву даваясь, как его голос не дрогнул. Кагеяма угрюмо покосился на него и сказал так, словно обращался к полнейшему тупице:

— Вообще-то я сам вижу.

Хинату ударили под дых второй раз. Он открыл рот, дабы продолжить сочинённую экспромтом пламенную речь, однако его перебили. Кагеяма посмотрел на него свысока, вложив в свой взгляд, мимику и тон как можно больше высокомерия.

— Мне не нужен избранный. Мне хорошо одному.

Это был нокаут. Тобио отправился за укатившимся мячом, оставив Шоё стоять в одиночестве и на грани истерики.

Его отшил собственный соулмейт.

Хината ощутил острую потребность в инструкции по обращению с родственными душами. Желательно, пошаговую. У кого-нибудь ещё было такое или он, как всегда, отличился? Что теперь делать? Уговаривать его изменить решение или попросту жить дальше, будто ничего и не случилось?

— Так-так, что тут у нас?

Хината резко обернулся на звук незнакомого голоса. Он ещё не успел окончательно прийти в себя, поэтому сориентировался не сразу. В дверях спортзала стояли высокие парни в тёмных спортивных костюмах и смотрели на первогодок с дружелюбными улыбками. Точнее, дружелюбно улыбались лишь двое — третий, с ёжиком отрастающих, колючих и коротких волос на голове, старательно придавал себе угрожающий вид, говорящий о том, что шутить с ним не стоит. А Хината и не собирался. Он был слишком шокирован недавним происшествием, чтобы шутить.

— Ого, это Кагеяма Тобио! — воскликнули они, и Шоё вполне понимал их восторг. Знаменитый Король Площадки, талантливый связующий… и его избранный, чёрт бы его побрал.

Парни разом кинулись к нему. И даже тот, что строил из себя местного авторитета, оживился и засиял интересом к новому члену волейбольного клуба. Хината остался стоять в стороне, минорно глядя на всех четверых с нехарактерной для него задумчивостью. Он не слишком-то разбирался в нюансах отношений между избранными, однако он навсегда запомнил этот день и этот момент, поскольку было тут что-то переломное, критическое, необратимое, после чего стёкла его розовых очков необратимо треснули. Ему всегда казалось, что родственные души — это частичка доброго волшебства в их мире, что встреча двух избранных наполнена таинственной негой и несёт в себе нечто высокое и платоническое, что связь между двумя избранными нерушима и ощущается так же явственно, как дуновение ветра или капли дождя на коже. Справедливости ради, так казалось не ему одному — это внушали всем с детства.

И вот явился один-единственный человек, имеющий такую силу, что способна разрушить магию. Хината отказывался поверить в это безоговорочно. Это невозможно.

Он шагнул к столпившимся ребятам, не обращающим на него ровно никакого внимания.

— Эй!

— А какой у тебя рост? — спрашивали у Кагеямы, разглядывая его оценивающе.

Хината готов был зарычать от злости, в глубине души понимая, что похож на маленькую собачонку, лающую на ротвейлеров. И всё же он ненавидел, когда его игнорировали. На миг ему померещилось, что Кагеяма стрельнул глазами в его сторону и ненадолго задержал на нём взгляд. То ли этот визуальный контакт был слишком мимолётным, то ли Хинате действительно почудилось, но, тем не менее, он всё равно замер на месте, точно скованный льдом, потому что проскочило в том взгляде нечто странное, нечто неподходящее человеку, которого кличут Королём.

Хината набрал в грудь побольше воздуха.

— Меня зовут Хината Шоё! — громогласно провозгласил он и наконец-то очутился в центре внимания.

Лёд, сковавший его, начинал таять, и от этого становилось неуютно, противно, как если бы капли талой воды стекали за шиворот. И дело было не в том, что он находился под прицелом чужих взоров — дело было в одном и только в одном взоре, синеглазом и надменном, без единого намёка на теплоту. Разве так смотрят друг на друга родственные души?

— О, Хината! — с промелькнувшим в голосе узнаванием сказал старшеклассник с пепельно-русыми волосами, и у Шоё радостно затрепетало сердце от того, что его тоже знают. Хоть немного, но знают. До Кагеямы Тобио было далеко, но…

Он не додумал эту мысль до конца, ибо появилось у него дурное предчувствие, что она — предвестник чего-то плохого. Не события, а, быть может, осознания элементарной истины, коей Хината узнавать отнюдь не жаждал. Пришлось даже пытаться заглушить внутренний голос, норовящий закончить суждение за него.

Хината старался не заговаривать с Кагеямой без надобности, пускай нестерпимо хотелось ответить на его сварливые замечания. Оно того не стоило. Он чувствовал себя обманутым, оскорблённым, преданным, а ещё очень одиноким. Всё это свалилось на него сразу и одновременно, и он неистово желал выплеснуть обиду на дурацкую судьбу за то, что она обошлась с ним не без чёрного юмора. Но поговорить было не с кем. С семьёй — неловко, со старыми друзьями — бесполезно, так как у них самих татуировки появились недавно и потому они были неопытны в этой теме.

Пока Хината отвечал на расспросы его новых товарищей по команде — третьегодок, как выяснилось, — он не уследил, как один из них умудрился заметить и татуировку на голом предплечье Кагеямы, и её явную идентичность с рисунком, виднеющимся на руке Хинаты, который не далее как несколько минут назад машинальным жестом закатал рукава толстовки и забыл опустить снова. Хината обнаружил, что кто-то пристально смотрит на него, а когда повернул голову, наткнулся на Сугавару Коши. Тот взглянул на него с тёплой улыбкой и добродушным прищуром, а затем точно так же на Кагеяму. И тогда Хината понял, что произошло, и возжелал провалиться на месте прямо здесь и сейчас, точно его застали за чем-то постыдным.

— О-о, так вы родственные души! — сказал Сугавара таким тоном, что ему было бы очень кстати добавить умилительно-потешное: 'Как это мило!'

Двое других, Танака Рюноске и Савамура Дайчи, уставились на них не без любопытства, и от такой заинтересованности в его персоне Хината еле сдержался, чтобы не закрыть лицо ладонями, маскируя стремительно розовеющие щёки. Кагеяма нервно спрятал руки за спиной, задыхаясь от негодования, словно его грязно оклеветали.

И тут Сугавара сделал то, из-за чего смущение этих двоих мигом рассеялось, а напряжённость сменилась удивлением. Он задрал свой рукав повыше, а после и рукав спортивной олимпийки стоявшего рядом Дайчи. Он поднял и его и свою руки, широко улыбаясь и демонстрируя чёрные узоры на их запястьях. Одинаковые. Они были простыми и незамысловатыми: две идущие одна за другой полосы глубокого чернильного цвета, которые обвивали руку подобно браслетам и по краям словно бы разлетались на крохотные точки. Дайчи почесал затылок, усмехаясь и отводя глаза. Хината и Кагеяма, неприкрыто пялясь на него и Сугавару, сложили два факта и не сумели сдержать эмоции даже ради приличия. Их брови поползли вверх, а лица вытянулись от изумления, и Сугавара, увидев такую реакцию, искренне рассмеялся.

— Да, мы тоже, — кивнул он, отпуская Дайчи, а спустя секунду покосился на Танаку, стоявшего с засунутыми в карманы руками. — А у Рю появилась татуировка, но избранный пока что не нашёлся.

— Избранная, — строго поправил его Танака и внезапно просиял. — И я надеюсь, это будет Киёко!

Он ни с того ни с сего приобрёл такой мечтательный и витающий в облаках вид, что наблюдающие за ним сокомандники лишь отрешённо моргнули. Хината и Кагеяма были в ступоре. Их приняли за парочку. За ту парочку, которая ходит на свидания, держится за руки, сидит вместе на обеденном перерыве, выдумывает ласковые прозвища — в общем, делает все те по-идиотски романтичные вещи, коих они не делают и делать ни за что не будут. Хината и Кагеяма переглянулись. У Хинаты и Кагеямы на лицах был написан всепоглощающий ужас. Им казалось, что чем дольше они находятся в одном помещении и дышат одним воздухом, тем больше рискуют стать такими же придурками. И ладно бы стать ими по отдельности, но вместе — уже перебор.

— Нет! — сдавленно произнёс Кагеяма.

Хината глядел на него исподлобья. Он был обижен и поклялся себе, что впредь будет обходить стороной это чудовище, которое судьба жестоко определила ему в пару.

— Нет? — опешил Сугавара. — Но ваши та…

— Нет! — повторил Кагеяма твёрже и, нахмурившись, шагнул вперёд.

Сугавара, Дайчи и Танака расступились, ничего не понимая и в поисках ответа посматривая на Хинату. Тот молчал. Кагеяма решительно направился к двери и вышел на улицу, где предзакатное солнце разливалось оловом и постепенно уходило с небосвода.

Шоё отстранённо рассматривал парные татуировки Сугавары и Дайчи и думал о том, что они не похожи на пару в привычном понимании этого слова. Они не ходили в обнимку, не смотрели друг на друга остекленевшими влюблёнными глазами. Между ними не происходило ничего особенного: они не выглядели отсечёнными от остального мира, воздух между ними не сгущался и не дрожал, они не создавали ощущения, будто находятся на своей волне. Просто они были вместе. Этому не было никаких веских признаков, но это видели все, даже если они стояли в разных концах спортзала.

Хината поймал себя на том, что немного завидует. Каждому из них достался очень хороший человек.

— У вас что-то случилось? — обеспокоенно спросил Сугавара.

Шоё торопливо помотал головой. Он не знал, что на это сказать.

Он возвращался домой поздно вечером, когда заявка на принятие в волейбольный клуб была одобрена (неформально, конечно) и когда более-менее познакомился с новоиспечёнными сотоварищами. Обратно Кагеяма так и не пришёл. Хината даже испугался, что из-за него этот чудак не будет заниматься вместе с ними, и лёгкое чувство вины преследовало его до тех пор, пока он не явился домой и не заснул в своей кровати, напоследок скудно рассказав родителям, как прошёл день в школе и приём в клуб.

Татуировка теперь мозолила глаза пуще прежнего. Раньше она хотя бы нравилась ему своим стилем и цветом, но отныне Хинате казалось, что это не что иное как клеймо, кое до конца дней будет напоминать о его позоре. Именно о позоре, потому что впредь ему нужно как-нибудь уживаться в одном клубе с человеком, отвергнувшим его ещё до того, как это успел сделать сам Шоё. Как назло, их связь известна другим ребятам. А они думают, что Кагеяма и Хината — среднестатистическая пара родственных душ, и совершенно не знают, что между ними произошло. Придётся объясняться рано или поздно.

Господи, какой стыд.

Заснул он не сразу, предварительно покрутившись и повертевшись с бока на бок. Проснулся разбитым, со слипающимися и опухшими веками. Одевался машинально, педали велосипеда крутил на автомате. Чуть позже он удивлялся, как его не сбили и как он не слетел прямиком в обрыв, спускаясь по серпантину.

Он уже учился в старшей школе. А это значило, что и его одноклассники, и одногодки, и вообще все, кто находился рядом, поголовно ходили с проявившимися татуировками, обсуждали оные, пытались найти себе родственных душ и, возможно, даже находили. И от этого Хинате хотелось отчаянно взвыть и изолироваться от них всех.

Однажды он стал свидетелем встречи двух истинных партнёров. Это случилось между уроками английского и естествознания, когда их новенькая учительница ещё не успела собрать методички и дидактические материалы, чтобы перейти в другой кабинет на занятия со следующим классом. Хината не особо обращал на неё внимание, как, в общем, и на прочих преподавателей. Единственное, что отпечаталось в его памяти — это то, что она не ругалась на него, когда заставала дремлющим на парте, а просто снисходительно качала головой и просила сидящего поблизости ученика растолкать его. Она была худенькой и низкой даже в своих туфлях на каблуках, и въевшимся в привычку жестом заправляла волосы за ухо чуть ли не каждые пять минут. Хината находил её такой же нерасторопной, как и он сам, и от этого она импонировала ему ещё больше. Собрав свои пособия во внушительную стопку, учительница взяла её в руки, прижав сверху подбородком, чтобы не уронить. Хината спросил, не нужна ли ей помощь. Она с улыбкой отмахнулась и прошла мимо него. Тогда он пожал плечами и не рискнул настаивать, а потом хотел было отвернуться, но тут его взор привлёк мелькнувший в дверном проёме силуэт. Это произошло быстро, и Хината не успел окликнуть свою учительницу. Она чуть не столкнулась с возникшим на пороге мужчиной, но, благо, среагировала вовремя и даже удержала ту гору учебников. Она ойкнула, а Хината выдохнул с облегчением. Тем мужчиной оказался их преподаватель естествознания, пришедший в кабинет под конец перемены. Они смотрели друг на друга пару мгновений, а затем он тоже предложил помощь, и она снова отказалась. Только вот у него вполне нашлась решимость настоять. Хината был далеко, но всё равно увидел его фирменную обаятельную полуухмылку, от которой сходили с ума одноклассницы, да и вообще все девчонки с потока. Он мягко, но настойчиво забрал у неё стопку учебников, и в тот самый момент, когда он протянул к ней руки, рукав его пиджака пополз вверх, оголив небольшой участок кожи. Этого хватило. Из-под плотной чёрной ткани показался цветной рисунок, наливающийся яркой сочностью красок. Хината не мог разглядеть деталей этой татуировки, однако его учительница в ту секунду выглядела так, словно среди толпы незнакомцев признала своего старого доброго друга. Она смело попросила показать ей татуировку. Он удивился этой просьбе, но, придерживая учебники, продемонстрировал узор, простирающийся от запястья до локтя. Хината не слышал их разговора и всё-таки понимал, что происходит что-то важное. Учительница громко вдохнула, будто ей не хватало воздуха, и порывистым движением расстегнула крошечную пуговицу на манжете блузки, сразу же задирая рукав и показывая свою руку, как случайно найденное ею сокровище. Их татуировки, несомненно, были одинаковыми.

Шоё помнил его реакцию. И помнил её реакцию. А лучше всего — ИХ реакцию, потому что прямо на его глазах два человека как-то моментально и внезапно превратились в тандем, который, казалось бы, был вместе всю жизнь. Помнить-то — помнил, но стоило сравнить это по-простому красивое и целомудренное знакомство с его встречей с собственным соулмейтом…

Быть может, судьба просто проверяет его на прочность?

— Суга-сан, а как вы с Дайчи встретились?

Воздух оглашали звонкие удары ладоней о мяч, но неожиданно эта ритмичная чеканка сбилась, прервавшись глухим стуком и рикошетом снаряда куда-то в сторону. Сугавара оторопел от такого вопроса и, спохватившись, побежал догонять отлетевший к стенам школьного здания волейбольный мяч.

— Мы? С Дайчи? — переспросил он, возвращаясь обратно.

Хината сконфуженно повернул голову, притворившись, что рассматривает окна первого этажа. По-хорошему, надо было взять себя в руки, однако вместо этого он уже трижды пожалел, что вообще открыл рот. Сугавара понимающе улыбнулся, мгновенно смягчившись.

— Ну, мы знакомы с первого года старшей школы, — сказал он, параллельно посылая мяч Хинате. — В принципе, у нас не очень интересная история знакомства.

Он растянул губы в извиняющейся улыбке. Хината не видел этого, потому что был слишком сосредоточен на мяче, который пытался правильно отбить.

— Мы только спустя какое-то время заметили, что у нас парные татуировки. Неделя-две — как-то так.

— А разве вы не поняли это сразу?

Сугавара отметил, что Хината стал принимать мяч чуть лучше, но в ту же минуту удручённо подумал, что навыки его не просто далеки от совершенства, а, пожалуй, нуждаются в усердных тренировках. К счастью, усердия этому мальчишке не занимать.

— Нет, — ответил он, умудряясь при этом не отвлекаться от пасов. — Мы с первых слов нашли общий язык и…

Хината принял мяч так, что тот вновь навострился не туда, куда нужно, и тихо чертыхнулся, в мыслях пообещав себе в следующий раз сделать всё идеально.

— Понимаешь, — продолжил Сугавара после заминки, — вспоминая это сейчас, мне кажется, что всё было очевидно, но в те дни мы и не догадывались. Ничего необычного не происходило. А почему ты, кстати, спрашиваешь?

— Да так… — осёкся Хината. Он взял волейбольный мяч в руки, не решаясь бросить его Сугаваре и напряжённо раздумывая над чем-то.

— У вас какая-то проблема? — догадался тот. — Ты можешь рассказать, я не против. Смогу ли помочь — не знаю.

Хината глянул на мяч в своих руках, будто впервые увидел, и засуетился, как если бы не знал, что с ним делать и для чего он нужен.

— Просто… Дело в том, что мы встретились вчера… То есть встретились-то давно, а татуировки…

Сугаваре стало жалко его. Не от того, что он проникся его историей, которую, впрочем, и не понял вовсе, а от этого беспомощного вида, способного сказать гораздо больше, чем слова.

— О, вот как. Что случилось?

— Э-э, ну… Мягко говоря, мы не поладили.

Он не стал объяснять подробности, а Сугавара не стал расспрашивать о них, поскольку чувствовал здесь что-то неладное. Хината наконец решил возобновить их игру — или, скорее, маленькую тренировку, — и в очередной раз отправил мяч в полёт.

— Может, это всё впечатление от вашей первой встречи, когда вы напридумывали себе вечное соперничество? — предположил Сугавара. — Не делай поспешных выводов. Вы ведь даже не поговорили? Не обсудили это?

— Но у всех других соулмейтов всё проходит нормально!

Сугавара поймал мяч, отступил на шаг назад и посмотрел на него, округлив глаза. У него внезапно всё встало на свои места, словно бы эта фраза была магическим заклинанием, наведшим порядок по мановению волшебной палочки. Он понял, почему Хината рвался выведать историю их знакомства.

— Хината…

Сугавара старался подобрать слова. Ему хотелось одновременно и дать совет, и утешить, но в попытке достичь сразу двух целей он не мог справиться ни с одной из них.

— Ладно, извини, что загружаю своими проблемами, — сказал Хината, делая ему знак подавать. Выглядел он столь спокойно и невозмутимо, вмиг избавившись от заполошных жестов и бессильного выражения, что Сугавара поразился этой резкой смене настроения, гадая, является ли она хорошей актёрской игрой или чем-то ещё.

Больше Хината не заговаривал с ним об этом. Иногда они тренировались на переменах, потому что Шоё сам просил вице-капитана о таком одолжении, и тот приятно удивлялся его трудолюбию. Они проводили занятия в спортзале, и Хината успел перезнакомиться со всей командой и, на первый взгляд, не поладить с двумя такими же, как и он, новичками-первогодками. Он осознавал, что ему есть куда стремиться, и не смел пренебрегать возможностью улучшить собственные навыки. И всё, кажется, было замечательно. Кроме одного. Кроме Кагеямы.

От всех сокомандников не укрылось, что они не разговаривают друг с другом. Совсем. В особых случаях ворчали себе под нос: Хината — не стесняясь в эмоциях, Кагеяма — не стесняясь в выражениях. Они оба носили лишь вещи с длинными рукавами, а в сильный зной забинтовывали или перевязывали предплечья, делая это не сговариваясь, из-за чего раздражались ещё больше. И только Сугавара знал, в чём дело, и не мог отрицать, что у него сердце щемит от такого зрелища. Но здесь он был не властен, хотя Дайчи считал по-другому. Как-то раз он вполне явственно намекнул, что выходки Кагеямы и Хинаты портят командную работу и что неплохо было бы прекратить этот бойкот. И позже добавил, что если Коши ничего не придумает, то придумает он сам.

Сугавара так ничего и не придумал, и Дайчи исполнил обещание.

Однажды Хината пришёл на тренировку и понял, что двери спортзала заперты. Он подёргал ручку, постоял с минуту, очумело хлопая глазами и соображая, почему так произошло, а после первоначального шока пришёл в себя и приник ухом к холодной металлической поверхности двери, прислушиваясь к звукам с той стороны. И зал определённо не пустовал. Он слышал и гулкие удары волейбольного мяча, и скрипы скользящих по полу подошв, и перекрикивания его сокомандников.

'Это что ещё за шутки', — возмутился Хината и навалился на дверь всем весом, которого, к сожалению, не хватило. Тогда он, фонтанируя недовольством, принялся методично пинать вставшую перед ним преграду в надежде если не проделать в ней дыру, то хотя бы привлечь внимание.

И, надо сказать, у него получилось.

Дверь раскрылась, и собравшийся улыбнуться Хината мгновенно помрачнел, а уголки его губ поползли вниз так же стремительно, как и поднялись. На пороге стоял капитан, и вид у него был такой, что скажи или сделай что-то не то — лишишься половины зубов. Хината уставился на него огорошенно. К чему такая суровость? Что он успел натворить и, самое главное, когда? За спиной Дайчи маячил Сугавара с выражением вселенского сочувствия на лице.

— Д-дайчи-сан? — стал заикаться Хината. — В чём дело?

Савамура сдвинул брови к переносице и для вящего эффекта выдержал паузу.

— Мы с парнями подумали и приняли решение, — начал он таким серьёзным тоном, что было непонятно, шутит он или нет. — Ваши с Кагеямой передряги пускают коту под хвост каждую нашу тренировку. Нам не нужны игроки, действующие не на благо команды, а против неё. В волейболе важно взаимодействие игроков и, раз уж вы на это не способны, ребята, я вынужден прибегнуть к мерам.

Дайчи драматично замолчал. Сугавара позади него тяжко вздохнул.

— Чего? — растерялся Хината, глядя на капитана как на палача. — Какие меры? Вы исключаете меня из клуба?

— Нет, — ответил Дайчи, и у Хинаты гора с плеч свалилась. — Но заниматься не пущу.

— Чего-о-о?! — повторил тот досадливо. — А разве это не одно и то же?

— До тех пор, пока вы с Кагеямой не оставите свои закидоны. Будете заниматься с остальной командой только тогда, когда докажете, что вы можете работать вместе.

— И как мы это докажем?!

— Как хотите. У вас двоих будет время договориться и подумать об этом сообща.

И с этими словами он закрыл дверь. Раздался характерный щелчок дверного замка. Хинате захотелось броситься на неё и взять штурмом, но какая-то его часть трезво рассудила, что такую железную стену ему не проломить при всём желании. Он развернулся спиной к двери и в отчаянии плюхнулся на одинокую ступеньку, сбросив с плеча спортивную сумку и подперев лицо руками. Периферийным зрением он увидел чернеющую на предплечье татуировку. Проклятую татуировку, из-за которой всё это происходит. Хината подумал, что раз уж ими всеми повелевает судьба, то ей самое время что-нибудь предпринять.

Судьба смеялась ему в лицо, и смех этот был слышен везде, начиная от шелеста деревьев и пения цикад и заканчивая шебуршанием ткани его рукава, сползшего вниз и обнажившего рисунок на коже. А ещё в послышавшихся совсем рядом неторопливых шагах.

Хинате казалось, что хуже уже быть не может и что судьба поиздевалась над ним с лихвой. Он понурил голову, как бы сдаваясь абстрактному захватчику, а спустя несколько секунд увидел перед собой носы чужих кроссовок. Должно быть, со стороны он выглядел побитым щенком, а опущенная голова навевала подозрения, что он и вовсе плачет. Но это было не так: глаза его оставались сухими, зато в мыслях царил небывалый разброд вперемешку с роем вопросов. Он не был стратегом. И сейчас не мог спланировать, что будет делать дальше.

Кагеяма ничего не сказал. Быть может, хотел, но не сказал. Хината как никогда сожалел, что не видит выражения его лица, однако поднять голову не рискнул, потому что не желал вновь встречаться с этими жуткими глазами. Они не были холодными, как, например, у Тсукишимы. В них постоянно что-то горело и пылало: то злоба, то презрение, то азарт, то ещё что-то, неведомое Хинате. И это пугало его больше всего.

Кагеяма прошёл мимо. Хината со злорадством прислушивался, как он пытается открыть дверь, а затем недоумённо молчит с полминуты. Как и в прошлый раз, она раскрылась, давая некую надежду, но выросший на пороге Дайчи развеял все иллюзии.

— Пришёл? — строго вопросил он.

Хината еле подавил желание обернуться и пронаблюдать за этой сценой воочию.

— Да, а что?

— Спросишь у Хинаты, — рубанул Дайчи.

Следом воздух огласил скрип закрывающейся двери и изумлённое: 'Что?!' Хината готов был по-злодейски расхохотаться, позабыв, что сам же пребывает в аналогичной ситуации.

— И что за хрень? — резонно поинтересовался Кагеяма, помолчал с пару секунд и добавил: — Эй, придурок.

Хината подскочил как ужаленный.

— Как ты меня назвал?! — переспросил он, стараясь сделать тон максимально угрожающим, но Кагеяма стараний не оценил.

— Я спрашиваю, что за хрень?

Хината почувствовал себя так, словно в него с размаху вбили с десяток гвоздей, припечатав к месту и обездвижив. А это был всего лишь взгляд.

— А, Дайчи-сан сказал, что мы мешаем тренировкам и что он не допустит нас до них, пока мы не помиримся.

— Что? А ему-то какая разница?

— Я же сказал: мы тренировкам мешаем. Ты чем слушаешь?

Он попятился назад, заметив озлобленный вид Кагеямы, хотя в тот же момент состроил из себя неустрашимого героя, готового кинуться в атаку в любую минуту. Пускай Хината выглядел, скорее, забавно, он не собирался сдавать позиции.

Кагеяма недовольно цыкнул. Он явно был вне себя от бешенства, и это напряжение нарастало всё больше и больше, грозясь прорваться наружу.

— Чёрт, — процедил он и, вопреки ожиданиям Хинаты не продолжил выпускать пар. Тогда тот воспользовался случаем вставить слово:

— Ну, не всё потеряно. Мы, по крайней мере, разговариваем. Это уже что-то.

Он тут же пожалел, что вообще издал звук, поскольку Кагеяма отреагировал так, будто Хината вылил на него ушат ледяной воды.

— Разговариваем?! Не всё потеряно?! Послушай-ка сюда. Если бы не ты, со мной бы ничего такого не случилось. Если бы не ты, я бы жил спокойно и спокойно тренировался. Я бы…

— Я могу сказать то же самое про тебя! — парировал Хината, прерывая его гневную диатрибу. Он одновременно гордился своей неожиданной смелостью и страшился возможных последствий.

Глаза Кагеямы почернели от злости, и, смотря на Хинату сверху вниз, он был похож на опасного демона в людском обличье. Шоё в первый раз в своей жизни захотел стать ещё меньше, чем он есть, чтобы спрятаться, скрыться, исчезнуть из виду.

Дверь распахнулась в третий раз. Это было слишком внезапно, и они оба повернули головы, как по команде. На этот раз, помимо Дайчи, на пороге возвышался Танака Рюноске.

— Они тут ещё и орут, вы поглядите! — зарычал на них он, пока Савамура отстранённо наблюдал за карой. — А ну-ка брысь отсюда! Устраивайте разборки в другом месте!

Кагеяма лишь опять цыкнул, зато на Хинату это оказало нужное действие.

— Простите, Танака-сан!

Он низко поклонился, чуть ли не ударив лбом землю, и Танака громко хохотнул.

— Извините, — всё-таки пробормотал Кагеяма.

— Хей, Дайчи, как думаешь, — вкрадчиво сказал Танака, — это можно считать за прекращение бойкота?

Стоящие перед ними первогодки обиженно насупились, как если бы их жестоко обманули.

— Нет, — неумолимо отрезал капитан.

Двери в который раз захлопнулись у них перед носом. Только вот сейчас у обоих было чувство, что это навсегда.

***

Сжатые кулаки Кагеямы дрожали. Хината поднял с земли свою сумку и решил от греха подальше уйти отсюда, дабы не угодить под горячую руку. Он направился в противоположную от дверей спортзала сторону, нервозно сжимая ремень сумки до побеления пальцев и отчётливо ощущая, что поступает неправильно. То-то и есть, что неправильно, поскольку тому было целых две причины: во-первых, Дайчи ясно дал понять условия для возобновления тренировок с командой; во-вторых, Хината знал, что в данный момент просто-напросто бросает Кагеяму. Он пытался внушить себе, что последнее волнует его меньше всего, но попытка не увенчалась успехом — он так не мог и всё тут.

Он резко остановился и развернулся.

— Кагеяма!

Хината прекрасно осознавал свои возможности: если он не наберётся отваги сказать это сейчас, то пройдёт слишком много времени, прежде чем он осмелится превозмочь себя снова.

— Что? — глухо спросил Кагеяма, и Хинате пришлось выдавливать из себя слова.

— Знаю, ты хочешь вернуться к остальным. Я тоже. Но ты слышал Дайчи-сана. По одиночке мы только зря время потеряем.

Он умолк. Он не видел глаз Кагеямы, потому что те были скрыты чёлкой, но его застывшая и напряжённая фигура не предвещала милой беседы.

— И что ты предлагаешь? — саркастично осведомился он, веря лишь в худшее.

Кагеяма вскинул голову и открыто взглянул на Хинату. Было очевидно, что он готов принять в штыки любое предложение, высмеять любой вариант и что, скорее всего, в эту самую секунду предполагает, какая затея придёт в вихрастую голову его сокомандника. И какая бы затея ни пришла, Кагеяма заранее был настроен скептически.

— Побросай мне мяч.

Скепсис и сарказм сползли с лица Кагеямы — их попросту вытеснило удивление. Он успел предположить многое, но чего-то такого не ожидал ни в коем разе. А самое главное, Хината говорил серьёзно, и это катастрофически сбивало с толку. Видя, что Кагеяма намертво завис, тот шагнул вперёд и пояснил, пока у того не случился очередной эмоциональный взрыв:

— В спортзал нас всё равно не пустят, а ехать домой ни с чем я не хочу. И ты наверняка тоже.

— Эй, хватит решать за меня, что я хочу, а что нет! — вспылил Кагеяма отчасти от того, что Хината был прав. — Ты что, предлагаешь тренироваться с тобой?

На последнем слове он поморщился, точно наткнулся на что-то неприятное, и Хината готов был придушить его голыми руками. 'Напомните-ка, почему меня угораздило дать ему второй шанс?' — задал он вопрос в пустоту, не ожидая ответа ни от самого себя, ни от судьбы.

— И где мы мяч возьмём? — перевёл тему Кагеяма, по-прежнему хмурясь. Хината был в шаге от того, чтобы силой растянуть его щёки в подобие улыбки, только бы убрать эту кислую мину. Хотя сделай он в реальности что-нибудь подобное — и вместо волейбольного мяча был бы он сам.

— Попросим у женской команды, — пожал плечами Хината, не видя проблемы. — Думаю, Мичимия будет не против

Кагеяма понятия не имел, о ком он говорит. Хината выглядел таким непринуждённым, что, казалось, его совершенно не волнует их недавняя стычка и нынешние — далеко не гладкие — отношения. Однако на самом деле лишь он один знал, насколько тяжело ему даётся это спокойствие.

— Пошли уже, — поторопил Хината и демонстративно развернулся. Теперь, когда Кагеяма не видел его лица, он мог расслабиться и хоть немного дать волю эмоциям.

Это было трудно. Шоё до самого конца думал, что его пошлют куда подальше или что его голос выдаст колоссальное волнение. Он опасался, что Кагеяма не пойдёт за ним и это будет полным и окончательным крахом. Поэтому стоило ему услышать позади шаги и раздражённое бормотание, как он чуть не привалился к стене от накатившего облегчения.

Мичимия с радостью поделилась с ними спортивным инвентарём. Хината собирался было перекинуться с ней парой слов, но понимал, что у него эта 'пара слов' превратится в долгую и затяжную болтовню, а стоящий неподалёку Кагеяма мрачнел с каждой лишней секундой ожидания. Судя по всему, он не любил незнакомцев, потому в их окружении становился ещё более угрюмым, словно бы показывая всем своим видом, что к нему подходить не стоит. И, как ни странно, Хината был не прочь прислушаться к этому предупреждению.

— Что мы будем делать?

Они примостились на небольшом пятачке рядом с футбольным полем, оставив свои вещи на траве, и Хината решил нарушить их длительное молчание. В конце концов, это было бы глупо — играть и помалкивать, как в рот воды набрав. Что до Хинаты, так он и вовсе не мог не разговаривать дольше определённого времени, только вот беда: он не имел ни малейшего представления, о чём говорить с Кагеямой, учитывая сквозившую между ними неловкость. Но Шоё хотел бы разговорить его. Хотя бы для того, чтобы узнать причину его дурацкого поведения. Ведь Сугавара был прав тогда — они даже не обсудили произошедшее.

— Мы? — уточнил Кагеяма, и по его тону стало ясно, что ни о каком 'мы' он и не задумывался никогда.

— Ты забыл? — Хината закатил глаза. — Дайчи-сан сказал…

— Плевать, — оборвал Кагеяма. — Рано или поздно они поймут, что не смогут обойтись без меня.

Это была последняя капля. Хината обрадовался, что мяч нёс именно он, и, пока Кагеяма отвлёкся, запустил им в него со всей дури, уповая на то, что в случае чего даст дёру. Но, по крайней мере, шанс опустить его с небес на землю того стоит.

Кагеяма обернулся едва ли не в последний момент и среагировал молниеносно. Хината хлопнул глазами, глядя на остановивший своё вращение и замерший в воздухе мяч. Чужие ладони держали его так, будто бы пас изначально был отдан прямо в руки, пускай Хината целился в живот или рёбра, норовя попасть посильнее да побольнее. Но не тут-то было.

— Ты что это делаешь?! — рявкнул Кагеяма, рефлекторно сжав мяч столь крепко, что Хината уже не сомневался: на месте снаряда представляют его бедовую голову.

— Я тебе мяч отдал! — замахал он руками. — Это же ты мне будешь кидать!

Кагеяма с подозрением взглянул на него, но, видимо, всё-таки поверил, из-за чего у Хинаты отлегло от сердца. Ловко выкрутился. Однако это не отменяло того факта, что его раздражала такая напыщенность. Что он о себе возомнил?

— Кагеяма, ты правда считаешь, что Карасуно к тебе на коленях приползёт? — спросил Шоё, дрожа от нетерпения высказать всё, что о нём думает. — Это чушь. Такого не будет.

— Посмотрим, — огрызнулся тот. Он слегка прокручивал мяч вокруг оси, словно примечая, как бы размазать им своего сокомандника.

— Да пожалуйста! — фыркнул Хината, отходя настолько далеко, насколько позволял закуток. — Только ждать будешь долго. Я-то не против позаниматься в женской команде — мне не в первой. А вот что всё это время будешь делать ты? Ждать? Сколько? Неделю? Месяц?

Ему пришлось прервать свою тираду, потому что в следующий миг в него на полной скорости полетел мяч, принять который не совсем получилось. Точнее, совсем не получилось. Точность и сила броска у Кагеямы действительно были выше, поэтому снаряд впечатался в грудь Хинаты, сбив того с ног. Он пошатнулся и плюхнулся на траву, потирая ушибленное место и наблюдая за покатившимся дальше как ни в чём не бывало мячом, а затем уязвлённо посмотрел на Кагеяму из-под нахмуренных бровей. Кагеяма почему-то был зол. Хината оторопел, так как это он должен был злиться — его только что нарочно приложили мячом. И всё же стоило ему немного пораскинуть мозгами, как он неожиданно осознал, что его слова могли задеть Кагеяму, коему не оставили выбора и на чью любовь к волейболу надавили, как на больное место.

— Ой… — вслух сказал Шоё, всё так же сидя на земле, и добавил, переборов себя: — Прости меня, я не хотел.

— А ты-то почему извиняешься? — произнёс Кагеяма со смесью злобы и удивления.

Хината не ответил. Он поднялся на ноги и пошёл подбирать мяч, ощущая на себе пристальный взгляд.

— За что ты извинился? — допытывался Кагеяма, и по его скулам снова ходили желваки. Он чувствовал необходимость убедиться, что это не то, о чём он подумал.

— А-а-а… Это… Ну… За то, что так получилось? — проговорил Хината неуверенно, отчего его интонация вышла вопросительной. Он не сумел вытрясти из себя правду и сказать что-то вроде: 'О, да я тут подумал, что задел твои чувства', потому что было у него предчувствие, что от подобного признания Кагеяма смутится и не оставит от него и мокрого места. Когда тот собрался открыть рот, чтобы ответить, Хината поспешно вставил: — Слушай, мы что-нибудь придумаем!

Кагеяма захлопнул рот. Потом наконец сформулировал мысль и выдал:

— Что стоишь? Может, уже отдашь мне мяч?

Это было не то, чего ожидал Хината, но мяч, однако, вернул.

— Дайчи-сан поставил нам условие, — продолжил он, несмотря на игнорирование Кагеямой этой темы. — Нам просто нужно, чтобы они поверили, что мы больше не будем мешать командной работе.

Шоё спохватился и еле принял брошенный ему мяч. Будет сложнее, чем с Сугаварой.

— Не зевай! — приказал ему Кагеяма.

— Эй, да я вообще-то говорю о том, как нам в клуб вернуться!

— Я слушаю.

Во время второго броска, когда он поднял руки, рукав его куртки предательски опустился локтю, и на светлой коже мелькнула чернота рисунка, выделяющаяся своим контрастом и глубиной. Хината никогда не думал, что чёрный цвет может быть ярким. По-настоящему ярким. Кагеяма не заметил своей оплошности, и, наверное, это и к лучшему.

— Мы можем притвориться, — выдвинул вариант Хината, прогоняя мысли о татуировке. — Я не заставляю тебя души во мне не чаять. Просто сделай вид, что мы обычные товарищи по команде… Блин, да ты можешь кидать пониже?!

— Не могу! — цыкнул на него Кагеяма, следя, как он поднимает мяч, ударившийся об ограждение футбольного поля. — Но твоя идея глупая. Ты хоть задумывался о том, что потом все поймут, что мы притворялись?

— Вот и предложи что-нибудь получше!

Кагеяма молча смотрел, как он готовится бросить мяч, и Хинате показалось, что на его лице проступила задумчивость.

— Хината.

Шоё содрогнулся от неожиданности и промахнулся, ударив не по мячу, а по воздуху. Кагеяма глянул на него, как бы говоря: 'Вот идиот'

— А? — откликнулся Хината.

— Почему ты рискнул позвать меня тренироваться вместе? Ты же знал, что я не слишком-то хорошего мнения о тебе и могу нахер послать.

Хината, не ждавший такой прямоты, растерялся с ответом и некоторое время просто стоял, переводя взгляд то на Кагеяму, то на валяющийся у ног мяч. Кагеяма чересчур уж послушно ожидал, пока он соизволит вымолвить хотя бы слово, но Хината отметил, что ожидание это было наполнено беспокойством.

— Я… Я просто надеялся, что твоя любовь к волейболу окажется сильнее, чем ненависть ко мне.

В пространстве между ними повисла тяжёлая тишина. Кагеяма чувствовал себя так, словно наткнулся на шальную пулю: это было неожиданно, странно, больно, и он даже не представлял, как остановить кровотечение из этой раны. Хината переступил с ноги на ногу, полагая, что опять ляпнул что-то не то. С той лишь разницей, что теперь он недоумевал, почему последовала такая реакция, ибо в нём укрепилась уверенность, что высказанная им мысль была чистой правдой. Но Кагеяма продолжал молчать. И Хинате было неловко и стыдно спрашивать, что случилось.

— Савамура, а тебе не кажется, что это было довольно жестоко?

День клонился к вечеру и тренировка уже кончилась. Сугавара всё это время размышлял, как объяснить Дайчи своё мнение по поводу его решения, и в итоге начал издалека. У него было минут пятнадцать, пока первогодки прибираются после занятий, но он сильно переживал, что не сможет переубедить капитана отменить наказание и придумать что-нибудь другое.

— Они уже не маленькие мальчики, Коши, — начал тот как можно более мягко.

— Ты не понял, — Сугавара покачал головой, пускай Дайчи даже не успел закончить предложение. — Дело не в том, что ты отстранил их от тренировки.

— А в чём? — искренне удивился он.

Тсукишима забрал со стоящей недалеко от них скамейки свой бежевый джемпер и натянул поверх футболки. Кожа на его руках была девственно чистой. Бывало, что татуировки появлялись на других частях тела, но в данном случае всё оказалось прозаично: у Тсуки всё ещё не было парной метки. Сугавара ненадолго отвлёкся на него, а после собрал волю в кулак и заявил:

— Ты не столь отстранил их от тренировки, сколько насильно заставил быть вместе. Весьма топорно, не находишь? Это ведь может травмировать их.

— Травмировать, значит, — сказал Дайчи и, нежданно приобняв его за плечи, притянул к себе. — С каких пор ты так печёшься о наших первогодках?

Сугавара зарделся и, косясь на остальных сокомандников, попытался сделать вид, что это просто дружеский жест.

— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал он, вздыхая. — Я серьёзно. Они родственные души и у них есть какая-то проблема, поэтому решать её надо бережно.

— О, может, ещё сводишь их к семейному психологу? — добродушно подтрунивал Дайчи, но Сугавара был убийственно серьёзен, и пришлось поддаться. — Ну, ладно-ладно. Но ты учитывай, что у нас нет времени нянчиться с ними и ждать, пока они перестанут грызться. Да и когда-нибудь они всё равно должны были сойтись.

— Мы их доведём до того, что они никогда не сойдутся, — категорично возразил Сугавара и, по-прежнему находясь в его объятиях, упрямо сложил руки на груди.

— И что ты хочешь сделать? Если ты забыл, я предлагал тебе что-нибудь придумать, но увы.

— Нам надо поговорить с ними, — твёрдо решил Сугавара. — Сначала с Хинатой, потом с Кагеямой, а в конце с ними обоими. И ты мне с этим поможешь.

Дайчи не был в восторге, но виду не подал.

— Как скажешь. Но попробуем только один раз. Мне не особо нравится идея капать им на мозги моралями про мир и дружбу, так что если не образумятся — я их в кладовке на день запру и пусть мирятся, как хотят.

— Савамура! — неодобрительно покачал головой Сугавара.

— Ну что?

— Это всё так же топорно.

— Я шучу. Завтра попробуем, не переживай.

Он по-домашнему чмокнул его в щёку и отправился помогать первогодкам, чтобы ускорить процесс уборки. Сугавара посмотрел ему вслед, не в силах сдержать улыбку.

— До завтра, — попрощалась прошмыгнувшая в дверь Киёко, и Сугавара ответил ей немного запоздало. Внимание Танаки к её персоне ощущалось почти физически, как если бы в воздухе проскакивали мелкие электрические разряды. Тем не менее, всё было бесполезно. Киёко ни в какую не хотела показывать свою татуировку по одной лишь ей ведомым причинам.

Когда они вышли из спортзала и закрыли тот на ключ, на улице уже начинало темнеть. Танака шустро ретировался в неизвестном направлении, оставив Сугавару и Дайчи с двумя первогодками, и последние шли немного впереди, переговариваясь о чём-то своём. Капитан был несказанно рад, что хотя бы они не доставляют хлопот, если, конечно, не считать противный характер Тсукишимы хлопотами. Надо признать, оный создавал горючую смесь только вкупе с темпераментом Хинаты и зловредностью Кагеямы, поэтому именно сегодняшняя тренировка прошла относительно мирно. Относительно — потому что оставался ещё Рюноске. Но избавляться от кого-то не выход. Дайчи был не согласен с тем, что его метод топорный — напротив, он действенный и быстрый. Проще вырвать больной зуб, чем неделями сидеть на обезболивающем в ожидании чуда.

И каково же стало ликование Савамуры, когда они проходили мимо футбольного поля.

Сперва они услышали знакомые голоса и не различили, откуда те доносятся. Затем увидели знакомые силуэты, мелькающие за сетчатым ограждением. Признаться, они бы и не заметили их, если бы эти двое не были такими громкими. Дайчи ткнул Сугавару в плечо с победоносной ухмылкой и указал на увиденную им картину маслом. Тсукишима с Ямагучи остановились и посмотрели, что там происходит, на минуту прервав разговор.

— Топорно, говоришь? Не сойдутся, говоришь? — подловил Сугавару Дайчи, ощущая внутри удовлетворение от правильного поступка. — О, жаль, что мы с тобой не заключили пари.

— Хината! — заорали со стороны футбольного поля. — Откуда у тебя руки растут?! Сколько можно промазывать?!

— О, действительно жаль, — передразнил его Сугавара. — Пошли, капитан.

— Куда? — остолбенел Дайчи. — А может, не будем? Не трогай лихо, пока оно тихо.

— Тихо? — не удержался от иронического смешка Сугавара и без слов направился к Кагеяме и Хинате. Тсукишима и Ямагучи решили, что им это не интересно, и неторопливо пошли дальше.

Сугавара и Дайчи долго оставались незамеченными. Они приблизились, совершенно не ставя своей целью прикинуться невидимками, однако оба первогодки были слишком увлечены друг другом и маячившим туда-сюда волейбольным мячом. Притом они умудрялись ругаться. Это выглядело странно: по их репликам и интонациям казалось, что они не на шутку ссорятся, зато их тела словно бы на автопилоте продолжали выполнять череду нужных действий, никоим образом не сочетаясь со словами, срывающимися с их уст. Сугавара понятия не имел, что на это сказать. С одной стороны, их бойкот наконец-то завершился, да и в добавок они стали контактировать. А с другой, у него и Савамуры уши вяли от матершины Тобио и от воплей Шоё. Нет, душевностью в их теперешних взаимоотношениях и не пахло. Впрочем, как и раньше. Сугавара с Дайчи переглянулись, будто передавая друг другу телепатемы, а после убито взглянули на сокомандников. Это не то, чего они добивались.

И вдруг Сугавара вспомнил.

— Савамура! — шепнул он. — Они ведь здесь всё это время!

Тот хмыкнул, и его брови поползли к переносице.

— Да нет, они наверняка ходили домой.

— Хината живёт чёрти как далеко от школы. Ему бы просто не было смысла ездить туда-обратно — слишком много времени это занимает.

И тут их соизволили заметить. Произошло это только потому, что волейбольный мяч отлетел к ногам Сугавары и Дайчи — в противном случае, неизвестно, сколько бы ещё они так простояли. Хината замер буквально на бегу и вместе с Кагеямой уставился на них так, словно те поотращивали себе по второй голове. Сугавара приветливо улыбнулся, а у Дайчи было такое лицо, что по нему невозможно было считать его эмоции.

— Ребята, вы что, были тут всю тренировку? — озвучил Сугавара насущный вопрос.

Те посмотрели друг на друга. Складывалось впечатление, что их застали на месте преступления в качестве сообщников.

— Ясно, — сказал Дайчи. Он ощущал необходимость вынести вердикт, ощущал некое давление от того, что все ждали, когда он выскажется. Но он был в замешательстве. И от этого замешательства его спас Сугавара, который приподнялся на цыпочки и зашептал ему на ухо:

— Слушай, Савамура, тебе надо отменить наказание! Теперь я знаю, что делать.

— Эй, о чём вы там шепчетесь? — негодующе спросил кто-то из тех двоих, но ни Дайчи, ни Сугавара не уловили кто именно, поскольку каждый чувствовал себя озарённым и готов был чуть ли не вслух воскликнуть пресловутое: 'Эврика!'

— Мне тоже пришла в голову одна идея, — признался капитан, и Хината с Кагеямой лучились возмущением и любопытством. — Так, слушайте вот что.

Первогодки навострились и вытянулись по струнке, как рядовые по приказу командира.

— С завтрашнего дня вам можно будет заниматься со всей командой.

Кагеяма и Хината задохнулись от восторга.

— Но при одном условии.

Они моментально притихли и поникли, а Дайчи тем временем продолжил.

— Мы устроим небольшой командный матч, где вы будете играть на одной стороне. В первую очередь, я хочу проверить, как вы справитесь в атмосфере реального соревнования.

— То есть вы примите нас обратно, даже если мы проиграем? — уточнил Хината.

— Мы не проиграем, — безапелляционно вставил Кагеяма.

— Возможно, — ответил Дайчи на вопрос Хинаты. — Вообще-то для начала нам нужно, чтобы вы в конце концов стали взаимодействовать во время игры. Но я ещё погляжу на ваше поведение. И подумаю насчёт того, обязателен ли будет выигрыш.

Он многозначительно поднял брови, и Хинате стало не по себе.

— Мы всё равно не проиграем, — настойчиво заладил Кагеяма с непроницаемым лицом. Сугавара снисходительно улыбнулся, а у Шоё возникло дежавю. Как и в прошлый раз, ему захотелось ударить его мячом, только в этот раз не волейбольным, а баскетбольным, ибо последний будет потяжелее.

— Но если вы начнёте ссориться на площадке… — угрожающе сказал Дайчи и загадочно замолчал. В принципе, продолжения было и не нужно.

— Я уверен, у них получится найти общий язык, — встрял Сугавара, и по его милой улыбочке стало понятно, что не оправдай они его надежд — будет очень худо. Хината нервно сглотнул слюну. Всё это время они и минуты не смогли провести без того, чтобы повысить голос друг на друга. Оба даже пытались сдерживаться, но тщетно. Перебранка завязывалась сама собой, против их воли и без их ведома, потому что порыв сделать какое-нибудь колкое замечание подчас был сильнее рассудительных доводов и здравого смысла.

Хинату бесили замашки Кагеямы. Бесило то, как он горделиво задирал нос. Бесили его повадки и вечно кислая мина. Бесила морщинка между его бровей, которая, кажется, отпечаталась на его лице намертво. Бесила его вспыльчивость и то, что он начинал орать при любом удобном случае. Бесило его ярое нежелание открываться людям и показывать свои чувства, заменяя их на хамство и на грубость. Бесило то, что у него такие прекрасные спортивные навыки и такой мерзкий характер.

Кагеяму раздражала наивность Хинаты. Раздражала его болтливость и неумение заткнуться в нужный момент. Раздражала его чрезмерная энергичность и его дурацкая вихрастая причёска. Раздражало то, что он такой же упрямый, как и он сам. Раздражала его яркость и общительность. Раздражало то, что сколько бы его не гнали и не отвергали, он всё равно цеплялся за людей с поразительной настырностью.

Они оба видели друг в друге сотню недостатков, но самый главный изъян находили сами в себе, и он злил их больше, чем что-либо ещё. И этот изъян заключался в татуировке на предплечье одного, что была неотличима от татуировки на предплечье другого.

По пути домой Хината бесконечно прокручивал в голове запомнившиеся ему моменты, начиная от отчаявшегося вида Кагеямы и заканчивая ультиматумом Дайчи. Они не сдружились и не поладили, как наверняка подумал Сугавара. Если бы не волейбол, у них бы не было общих тем. Если бы не волейбол, они бы даже не встретились и не оказались в одной и той же компании. Но сводить двух людей из-за общего увлечения — весьма неразумно. Что не так с этой судьбой?

Хинате так и не удалось последовать совету Сугавары и поговорить по-взрослому. Может, потому что он не был взрослым, а может, из-за ужасного стеснения, которое не давало произнести ни слова, когда речь заходила о злосчастных парных татуировках. Он так и заявил своему вице-капитану, когда они увиделись на следующий день, и реакция Сугавары последовала мгновенно. У него были смешанные чувства. Он удивлялся, что Хинату понесло на откровения, и одновременно жалел его, потому что это могло быть дурным знаком. Он радовался, что откровенничает Хината именно с ним, и параллельно ощущал огромную ответственность.

То, что сказал Сугавара, заставило его в прямом смысле впасть в недолгую прострацию. Вернее, это были вопросы. На них не нужно было отвечать сиюминутно, потому как эти ответы предназначались исключительно для самого Хинаты.

'А сам-то ты что чувствуешь к Кагеяме? Ты хочешь быть с ним или просто тяготишься своей меткой? Для чего ты пытаешься что-то сделать? Чтобы было как у всех или из-за чего-то другого?'

Хината предпочёл ничего не говорить. Он подумал, что спал бы спокойнее без этих вопросов, поскольку слишком уж сложными они оказались.

Что он чувствовал к Кагеяме? Желание ударить его по лицу. Хотел ли он быть с ним? Да век бы его не видеть. Для чего он пытается что-то изменить? Спросил бы Сугавара что-нибудь полегче.

Внутрикомандный матч обещал быть проблемным. И дело было не в сложности игры, а в том, с кем придётся играть в одной команде. И сколько бы Сугавара не уверял, что всё будет хорошо (Хината уже готов был кланяться ему в ноги за оказанную поддержку), он просто не мог взбодриться.

— Ты, главное, не переживай, — утешил его Сугавара перед матчем. — Если Кагеяма посмеет тебя обидеть, я ему уши надеру.

И при этом он улыбнулся так, что у Хинаты по спине пробежался холодок.

Они поделились на команды, и его совсем не обрадовало, что такие игроки, как Дайчи и Суга, будут против него. Что бы там ни обещал Кагеяма. Хината косо посматривал в его сторону, следя за тем, как он переговаривается с Танакой, и удручённо вздыхал, потому что неимоверно хотел, чтобы ему пасовали. Но едва ли их дражайший связующий смилостивится. Особенно, после вчерашнего, когда Хината с непривычки пропустил брошенный Кагеямой мяч с полсотни раз, если не больше. Наверное, он окончательно убедился в том, что его избранный абсолютно никчёмный, хотя, пожалуй, вряд ли когда-нибудь сомневался в этом.

— Хорошей игры!

Стройный крик сокомандников вернул его в реальность.

— Что-то этот мелкий слишком тихий сегодня, — с плохо скрываемым ехидством прокомментировал Тсукишима, и услышавший эту ремарку Дайчи пригрозил ему кулаком. 'Приехали, — подумал он, укоризненно качая головой. — Мало нам Кагеямы и Хинаты'.

Но несмотря на его опасения, эти двое вели себя спокойно. Разве что Тобио неодобрительно поглядывал на Шоё, когда тот совершал какую-нибудь ошибку, пускай и незначительную. И Дайчи это не нравилось. Они опять вели себя отчуждённо, словно бы существовали в разных плоскостях и оттого вообще не пересекались. Он мимоходом взглянул на Сугавару, как если бы желал высказать своё недовольство телепатически и, судя по ответной улыбке, ему это удалось.

Им хотелось оживить двух своих первогодок и заставить обратить друг на друга внимание, однако они готовы были взять слова обратно после случившегося в следующий момент.

Танака собирался пробить блок Тсукишимы. И то ли ему не повезло, то ли в этот раз он не рассчитал удар, но мяч впечатался в неудачно возникшую на пути ладонь и под углом отрикошетил назад, норовя принести противнику лишнее очко. И всё же не принёс. Танака чувствовал себя беспомощным, когда наблюдал, как снаряд неизбежно летит по своей траектории. Это было столь медленно и столь неуловимо, что все инстинкты разом взвыли, будто Рю смотрел на то, как бьют невиновного человека, и совсем ничего не мог поделать. Только волновался он не из-за очка, вот-вот готового свалиться в копилку другой команды. Всё из-за того, что на пути у мяча возник Хината. И всё бы было отлично, если бы тот знал, что такое произойдёт.

Создалось ощущение, что время замедлилось. Танака поморщился от сочувствия чужой боли, глядя, как мяч мощно врезается в лицо Шоё. А спустя секунду никто уже и не думал об упущенном очке.

Хината мешком рухнул на пол.

Некоторое время в спортзале висела оглушающая тишина, а затем все очнулись от растерянности в одно мгновение, загудев десятком голосов. Танака, находившийся ближе всех, хотел кинуться на помощь, но вдруг перед его носом мелькнула чья-то белая футболка — единственное, что он успел разглядеть. Танака тяжело выдохнул воздух, который ненароком задержал в лёгких слишком долго, и обескураженно посмотрел на того, кто его опередил.

***

Последним, что увидел Хината, было размытое смешение жёлтого и синего цветов, в котором он только потом признал волейбольный мяч. Тот угодил куда-то в нижнюю часть лица — не было времени точнее разбираться в своих ощущениях — и Хинате стало боязно от перспективы плеваться собственными зубами. Или месяц питаться одними лишь жидкостями — тут уж как сложится. Лёжа на спине и уставившись в потолок, кажущийся ещё более высоким и недосягаемым, Хината провёл языком по верхнему и нижнему рядам зубов, но выбитого или шатающегося не обнаружил. А вот губу саднило, и голова ныла растекающейся болью от того, что приземление вышло довольно жёстким. Он зажмурился из-за яркого накала продолговатых ламп, слыша в отдалении какое-то гудение, похожее на бормотание целый толпы народу.

И вдруг Хината почувствовал чьи-то горячие руки, и от их прикосновения распалённая после физической нагрузки кожа вспыхнула румянцем. Он приоткрыл один глаз, но различил только нависшую над ним тень, выглядящую угольно-чёрной из-за ослепительно белого света на потолке. Он кое-как разлепил веки и проморгался. Широко распахнутые от удивления синие глаза подействовали на него подобно анальгетику: про боль он мигом позабыл и яро захотел отползти назад до тех пор, пока спиной не наткнётся на стену.

Кагеяма выглядел так, словно жаждал добить его.

— Жив, — констатировал он, обращаясь к кому-то ещё.

Хината лишь сейчас понял, чьи руки он ощущал на своих плечах. Раньше он считал, что они будут холодными, но теперь кажется, что от этого касания, наоборот, могут остаться следы ожогов, как если бы к его коже приникали не ладони, а раскалённое добела железо.

— Хината! — услышал он сверху голос Танаки. — Хината, сколько пальцев видишь?

Хината никаких пальцев не видел. Видел только синие глаза и готов был поклясться чем угодно — они ни с того ни с сего стали тёплыми. Не обжигающими, как руки, а тёплыми.

— Ой-ой, — озадаченно сказал Танака, не получив ответа. — По-моему, он чем-то приложился.

— Он по жизни чем-то приложился.

— Кагеяма!

— Тебе не стыдно, зараза?

Хината нестерпимо желал, чтобы они все умолкли.

— У него кровь!

— Ерунда, просто губа разбита.

— Ерунда?!

Он уловил над собой тяжкий вздох Кагеямы, а после чужие ладони перестали жечь его кожу, и Хината поймал себя на мысли, что хочет, чтобы они вернулись. Ему оставалось надеяться на своё какое-никакое умение скрывать эмоции, но очень скоро он пришёл к выводу, что надеяться-то не на что. Кагеяма тем временем потянулся к своему предплечью и наскоро размотал обмотанный вокруг него марлевый бинт, скрывающий того самого парящего ворона. Все почему-то синхронно замолчали, заворожённо наблюдая за этим процессом, и Хината пожалел о своём последнем желании. В нынешней обстановке лучше бы было, если б они говорили и говорили без остановки, но лишь бы не молчали и не пялились на них двоих.

Он попытался встать и приподнялся на локтях.

— Я в порядке!

— Ты идиот, — не терпящим возражений тоном заявил Кагеяма, и в его голосе не было ни грамма сочувствия. — Я, конечно, знал, что мяч ты принимаешь хреново, но это уже пик твоего дебилизма.

— Кагеяма! — взревел Дайчи.

Тот демонстративно не обращал внимание ни на кого, кроме Хинаты. Сложенным в несколько раз бинтом он коснулся его лица и принялся вытирать кровь с его подбородка.

— Отведёшь его в медпункт? — спросил Сугавара, и его вопрос содержал явную просьбу.

Хината ошалело смотрел в одну точку. Он даже не зашипел от боли, когда Кагеяма аккуратно промокнул его рассечённую губу.

— Если больше некому, — ворчливо пробормотал он.

Никто особо и не рвался. Хината в ужасе округлил глаза и взглянул на вице-капитана, однако тот решил, что этот жалобный взгляд вызван болью от удара и дурным самочувствием.

— Да я в порядке! — возопил он с удвоенным энтузиазмом. Ему даже не пришлось врать: ни головокружения, ни тошноты, ни других неприятных симптомов он не испытывал.

— Пусть тебя осмотрит врач, — мягко настоял Сугавара. — На всякий случай. Ладно?

Кагеяма вернул себе привычное выражение лица и с показным безразличием оглядел Хинату.

— Ага, а то двинешься башкой, а мы и не заметим, потому что будешь вести себя так же, как обычно.

— Кагеяма! — с угрозой произнёс Дайчи. — Больно уж ты острый на язык сегодня!

— Эй, слушайте, — сказал Танака, — а вы уверены, что стоит доверять ему нашего раненого камрада? А то ж он его прибьёт по дороге и скажет, что это несчастный случай.

— Хорошая идея, — кивнул Кагеяма до смешного серьёзно.

Хината поглядывал на руки, орудующие возле его разбитой губы, и не мог сообразить, что это ещё за выходки. Он считал, что в день, когда Кагеяма Тобио проявит заботливость, на площадку упадёт метеорит, однако, как было видно, никаких небесных тел не предвещалось, а тот невозмутимо продолжал свой акт милосердия, и Хинату это отнюдь не воодушевляло. Лучше бы всё-таки добил. По крайней мере, это бы не выглядело столь противоестественно.

— Вставай, — буркнул Кагеяма, закончив колдовать над его раной. Сугавара ничего не говорил, но стало ясно, что он осуждает его за такую необходительность. Хината поднялся на ноги без посторонней помощи, чтобы ни у кого не возникло помысла тащить его на руках. Тем более, если бы это сделал Кагеяма, он бы прямо так и умер от переизбытка чувств и стыда. Ему и без того хватило потрясений.

Хината не понимал, что творится в голове Кагеямы, хотя, признаться, не слишком стремился вдаваться в эти подробности. На языке крутилось одно-единственное слово: 'Почему?'

Они вышли из спортзала. Кагеяма искоса поглядывал на него, чтобы в экстренном случае успеть вовремя среагировать, и нелюдимо молчал, нагоняя на Хинату тоску одним своим видом. Его татуировка бросалась в глаза, но он не прятал её, как если бы с вызовом выставлял на всеобщее обозрение, готовый в любой момент постоять за свою гордость. Хината и не думал подкалывать его. И наверняка даже Дайчи успел строго наказать ребятам не поднимать этой темы.

— Кагеяма!

Его просканировали взглядом, словно бы оценивая состояние, и лишь после этого Хината дождался ответа.

— Что?

Хината облизнул нижнюю губу, из которой продолжала сочиться кровь.

— Спасибо.

Глаза Кагеямы расширились, а затем он нахмурился пуще прежнего. Порой Хинате казалось, что он физически не может улыбаться, пускай было бы здорово, если бы в этот раз он сделал исключение.

Кагеяма молча взял его под локоть и потащил в медпункт. Видимо, посчитал, что Хината совсем умом тронулся, раз благодарит его.

Хината прилежно отсидел в медицинском кабинете до тех пор, пока медсестра не отпустила его. От стойкого запаха лекарств, пропитавшего всё помещение, ему становилось только хуже, поэтому он предпочитал поскорее уйти. Всё было нормально, и для диагностики собственного самочувствия не нужен был врач. Главное, теперь можно вернуться на площадку. Кагеяма ждал его на скамье перед дверью медкабинета. Его голова была запрокинута так, что Хината видел его чуть загоревшую шею, а веки мирно прикрыты, как у давно уснувшего сладким сном ребёнка. Возможно, он и впрямь спал, потому что от скрипа открывшейся и сразу же закрывшейся двери он и не шевельнулся. Хината замер, будто боясь прервать это зрелище. Должно быть, спать в такой позе было неудобно, но, очевидно, Кагеяму всё устраивало. Хината неуверенно шагнул к скамье, стараясь ступать тихо-тихо, и наклонился вперёд, рассматривая его неподвижное лицо.

И вдруг Кагеяма распахнул глаза.

Хината отскочил бы ещё дальше, если бы не возникшая на пути дверь медицинского кабинета, уткнувшаяся в спину.

— Я просто проверял, спишь ты или нет! — принялся оправдываться он, пока ещё синева этих глаз не прожгла в нём дыру.

— Всё в порядке? — осведомился Кагеяма, проигнорировав его мельтешения, и пальцем указал на свою нижнюю губу. — Она у тебя распухла.

— Пройдёт, — отмахнулся Хината и неожиданно потупился. — Ещё раз спасибо за помощь.

— Дурак, — фыркнул Кагеяма беззлобно. — Не благодари за то, чего не было.

— Но…

— Я просто прогулялся с тобой до медпункта, — упёрто настоял он и поднялся со скамьи. — Пошли уже. Мы не закончили игру.

После этих слов Хината почувствовал, что навязывается, но, в конце концов, для Кагеямы все были надоедливыми и проблемными. Он нерешительно пошёл следом за ним. Коридоры были пустыми, поскольку уроки уже закончились, и именно сейчас выдался неплохой момент, чтобы поговорить без посторонних ушей. Но Хината этого не сделал. Ему бы было полезно проанализировать последние события и разложить всё по полочкам, однако и на это он был неспособен из-за кипевших эмоций.

В нескольких метрах от дверей спортзала Кагеяма замедлил шаг и, посмотрев на него через плечо, проговорил с неохотой:

— Счёт не в нашу пользу.

— Ты всё-таки признал, что в одиночку не справишься? — спросил Хината прежде, чем успел подумать.

— Заткнись. Будь моя воля — я бы играл на площадке один.

Хината прыснул от смеха, представив эту картину.

— Ты странно себя ведёшь, Кагеяма.

В тоне его не было ни недоверия, ни удивления; он говорил об этом так, точно подмечал какой-то забавный факт. А из отворённых окон спортзала тем временем не доносилось привычных звуков, что говорило о вынужденном тайм-ауте. Хината чуть не прослезился: без них игру не начинали.

— Ты на что это намекаешь?

За умилениями он не уследил, как Кагеяма приблизился к нему на опасное расстояние. Хината в который раз нервно облизнул припухшую из-за ссадины губу, но назад не попятился. Они стояли едва ли не вплотную друг к другу, и Хинате совершенно не хотелось отходить, потому что он знал: Кагеяма его не ударит. Не после тех бережных прикосновений, когда он вытирал кровь с его лица.

— Сначала ты обзываешь и ненавидишь меня, а потом строишь из себя местную мать Терезу и даже обсуждаешь со мной матч. Если это не странно, то я не знаю что тогда.

Ему стоило огромных усилий произнести всё это. Кагеяма повёл себя так же, как в прошлый раз, когда они вдвоём тренировались на улице и когда Хината объяснил, почему рискнул попросить его об этом. Только в тот день Кагеяма, очнувшись от своего оцепенения, ничего не сказал. А сейчас сказал.

— Вообще-то я никогда не говорил, что ненавижу тебя. Ты просто бесишь меня.

— Ну, спасибо! — возмутился Хината, задирая голову, чтобы посмотреть в эти бесстыжие глаза. — Взаимно! Но это не отменяет того, что ты ведёшь себя странно.

— Ничего подобного.

— А вот и да!

— Нет.

— Не ври!

— Отвали.

Их словно прорвало после долгого молчания, и они совершенно забыли, что находятся под окнами спортзала. Раньше их перебранки прерывали товарищи по команде, но теперь их не было рядом, и оттого эти двое бросались колкостями и подначивали друг друга до тех пор, пока Хината, всерьёз не разозлившись, не выкрикнул:

— Если у тебя осталось что сказать по поводу наших меток, то скажи! Вечно ворчишь, как старый маразматик, а когда надо высказаться — из тебя фига с два что-нибудь вытянешь!

Он резко и внезапно замолчал, а потом осознал, что Кагеяма тоже молчит. Хината не сумел заставить себя взглянуть ему в лицо. Он всего-навсего выпалил ему о наболевшем, потому что в душе понимал, что причиной его дурацкого поведения и перепадов настроения являются их чёртовы парные татуировки. И, наверное, попал в яблочко.

Хината отступил назад. Не выдержал всё-таки.

— Сказать, значит, — произнёс Кагеяма напряжённым голосом, будучи в шаге от того, чтобы перейти на крик. — Я скажу.

Он подошёл ближе, заставив напуганного до смерти Хинату отойти назад.

— Знаешь, что я терпеть в тебе не могу?

Хината еле заметно помотал головой.

— Ты увидел, что у нас парные татуировки и сразу же почувствовал себя обязанным.

— А? — удивился Шоё. — Обязанным? Нет, я…

— Да, — отрезал Кагеяма, наступая на него так, будто желал прогнать отсюда. — Несмотря на то, что мы враги. Решил, что раз какая-то судьба сказала: 'Надо', то ты повинуешься ей, даже если придётся превозмогать себя. Вот что я ненавижу. Потому что не имеет значения, какой человек перед тобой: если у вас с ним одинаковые метки, то нужно выполнить свой долг. Хотя никто никому ничем не обязан.

— Кагеяма…

Хината сглотнул ком в горле, норовя вставить хотя бы слово.

— Если бы твоим избранным оказался кто-то другой, ты бы послушно пошёл к нему. Или к ней, — безжалостно продолжал Кагеяма, словно бы назло растревоживая рану.

— Кагеяма!

Хината жалел, что коснулся темы татуировок, потому что теперь никак не мог купировать этот поток слов, которые лились с убийственным напором, как если бы старательно выстроенную плотину в одночасье прорвало под натиском мощного течения. И Хинате было страшно от мысли, что это течение — он сам.

— Ты ошибаешься… — умудрился ляпнуть он между парой гневных фраз и оказался услышанным. Хината оглянулся назад, чтобы в процессе своего отступления не загнать самого себя в тупик в виде стены.

— Ошибаюсь? — мрачно переспросил Кагеяма. — Это судьба ошиблась, понимаешь? И такое случается. Всякие идиоты поголовно верят в сказки о родственных душах, но до них не доходит, что реальность совсем другая. Скажешь, такого никогда не бывает? Такого, что выделенный тебе человек не подходящий, не тот, и что была бы твоя воля — ты бы выбрал другого? Не бывает? Типа судьба всегда щепетильно отбирает нам кого-то единственного и истинного, чтоб вокруг него аж бабочки летали? Да ни хрена подобного! Разуй глаза и посмотри на этот мир, придурок. Он не романтичный. И не волшебный. Он страшен. И мы в нём…

В воздухе раздался звонкий звук пощёчины. Хината хотел привести его в чувства, заставить помолчать и успокоиться, но ничего умнее в голову не пришло. Теперь он никогда не узнает окончание того предложения, однако ничуть не сожалеет об этом. Кагеяма ошалело уставился на него, не веря, что Хината мог осмелиться на такой поступок. Удар был несильным. Да и Шоё не ставил целью бить его — он просто хлопнул его по щеке отрезвления ради, можно даже сказать, по-дружески ласково.

Лицо Кагеямы перекосило от возмущения. Он, либо позабыв, либо наплевав на разбитую губу Хинаты, замахнулся было для ответной оплеухи. 'Дружеской' или нет, проверять было не охота.

Кагеяма видел его блестевшие от избытка эмоций глаза и видел, как они совершенно внезапно стали ближе — он и моргнуть не успел. Видел, но ничего не сумел сделать. Его всегда восхищали рефлексы и скорость Хинаты, и данный случай был ещё одним поводом для неуместного восторга. Он приготовился к удару. Сам виноват — нечего замахиваться и нагнетать драку, но это было, скорее, неосознанным жестом. Рядом с Хинатой ему вообще думалось тяжко и порой даже одними чувствами, а это выводило из себя похлеще всего остального.

Удара не случилось. Случилось столкновение, а затем Кагеяма почувствовал, как чужие губы врезаются в его собственные в неком подобии поцелуя, то ли случайно, то ли намеренно, но уж точно — больно и далеко не романтично. Он не смог удержать равновесие после такого толчка и со страхом осознал, что сейчас они вдвоём распластаются на земле и что это падение будет чревато ушибами только для него.

Хината совсем лёгкий. Кагеяма ощутил это уже тогда, когда они вместе повалились на протоптанную дорожку, ведущую к спортзалу. Хината лежал на нём, по-прежнему прижимаясь к его губам, и в его действиях и движениях сквозила небывалая решимость, будто бы говорящая, что оторвать его можно лишь силой и что сам он не прервёт поцелуй никогда и ни за что, пускай и невозможно лежать вот так вечно. Кагеяма мог бы отшвырнуть его подальше одним ударом, однако он этого не сделал. В первые секунды он был слишком ошарашен. Потом слишком сконфужен. Потом промычал что-то недовольное, и Хината приник к нему крепче, чуть усиливая нажатие и вгоняя Кагеяму в краску. Это было похоже на то, как если бы он желал приклеиться к нему и стать ближе, хотя ближе было уже некуда. Руки Кагеямы застыли в воздухе, и он понятия не имел, что с ними делать и куда их деть.

И тут они оба услышали шаги. Прежде, чем они успели что-то предпринять, над ними раздался недоумённый и рассеянный голос:

— Э-э… Ребята… Я говорил вам доказать, что вы можете работать в команде, но не ожидал, что… что вы пойдёте на такие крайности…

Кагеяма столкнул с себя Хинату, который едва успел оторваться от него и взглянуть на подошедшего капитана, а затем приподнялся, сидя на земле и запрокинув голову вверх, на Дайчи, еле сдерживающего смех. Кагеяме было стыдно. Хинате было стыдно вдвойне перед ними обоими. Он морально приготовился объясняться в причинах своего поступка, но дело в том, что поступок был спонтанным и объяснений ему не находилось. Просто ему захотелось сделать это. Просто он посчитал, что это надо сделать.

— Дайчи-сан, мы не… — собирался пуститься в оправдания Хината.

— Это не то, о чём вы подумали! — заверил Кагеяма, хотя тут не о чем было думать — всё и так было кристально ясно.

Они двое были помятыми после валяния на земле и короткой изжелта-зелёной траве. Они оба были ошеломлёнными и потерянными. Савамура стоял над ними, не зная, отчитывать их или смеяться. В итоге он обернулся посмотреть на высунувшегося из спортзала Сугавару и мелькающего где-то рядом Танаку, который гаденько похихикивал и прямо-таки извергал неприличные шуточки и остроты.

— Вы так орали, что мы всё слышали, — наконец сказал Дайчи. — Я вышел проверить, что случилось, потому что вы внезапно замолчали. Мы думали, вы поубивали друг друга. Но раз всё в порядке…

Неожиданно Хината вскочил на ноги, и Дайчи замолчал, решив, что он собирается что-то сказать. Но вместо этого он моментально рванул прочь отсюда в неизвестном направлении, скрываясь за углом здания спортзала и оставляя сокомандников позади. Те не ожидали такого расклада. Хината исчез из виду за считанные секунды, словно испарился.

— Сволочь! — вдруг крикнул вслед Кагеяма, заставляя Дайчи испуганно вздрогнуть. — Нашкодил и смылся?!

Капитан не успел и слова вымолвить. Кагеяма побежал вдогонку, и вид у него был настолько разъярённый, что, очевидно, Хинате грозил не ответный поцелуй, а фингал под глазом.

— Парни… — проговорил Дайчи непонимающе.

На его плечо опустилась чья-то рука, и он, вздохнув, накрыл её своей ладонью.

— Я так понимаю, — подал голос Сугавара, — тайм-аут растянется на неопределённое время.

Губу жгло болью ещё больше, чем раньше. И не мудрено: чего он, в сущности, ожидал после такого столкновения?

Кагеяма его догнал. Догнать-то — догнал, но сил на взбучку уже не хватило, поскольку бегал Хината быстро, невероятно быстро, особенно когда надо было удирать от неловких ситуаций в попытке скрыть стыд. Ему тогда подумалось, что в присутствии Кагеямы и под прицелом взоров сокомандников он просто-напросто взорвётся от смущения и собственного идиотизма. Но что поделать, раз Хината привык думать эмоциями?

Кагеяма согнулся в три погибели и глубоко дышал, хватая ртом воздух и с трудом переводя дух. Возможно, лёгкие истощил не столь бег, сколько его громкая и неистовая ругань в спину Хинаты. Тот выглядел не лучше. Сидя на тротуаре и прислонившись к решётчатому ограждению, он походил на потерявшего сознание человека. Они ничего не говорили друг другу, точно оба рассудили, что восстановить дыхание превыше какой-то болтовни.

Хината ждал, когда Кагеяма наорёт на него, отведёт душу и угомонится настолько, что о том поцелуе они постараются дружно забыть. Но случилось ужасное — Кагеяма был спокоен. Это было плохо, потому как значило, что он размышляет о произошедшем.

Он отдышался и плюхнулся на тротуар рядом с Хинатой.

— Болит? — спросил он вместо того, чтобы устроить разбор полётов.

— Откуда ты знаешь?

— Почувствовал тогда вкус крови.

Хината улыбнулся сквозь стеснение. Кагеяма опустил голову так, что волосы стали закрывать половину его лица, и подозрительно затих. Они находились вне территории школы на полупустынной улице, и редкие прохожие бдительно косились на двух старшеклассников. Хината понимал, что Кагеяма не просто так за ним погнался. Он что-то не договорил. Или не доделал. Или тоже возжелал скрыться с глаз сокомандников. В любом случае, сейчас он был рядом.

— Ты зачем это сделал?

Хината поджал губы и сразу поморщился от боли, проклиная себя за неосторожность, а после туманно признался:

— Я не чувствую перед тобой долга.

— А что чувствуешь?

Кагеяма вскинулся и вздёрнул бровь в ожидании ответа.

— Ты серьёзно хочешь, чтобы я отвечал на этот вопрос?

— Да.

— А может, лучше не надо.

— Надо.

Хината вздохнул с видом мученика. Он мог убегать сколько угодно, но от себя бы не убежал никогда. Тем не менее, сознаваться Кагеяме не хотелось, и он нашёл выход, переведя стрелки:

— Не знаю, а ты?

— Я? — опешил Кагеяма, не ожидавший подвоха. — Вообще-то я первый задал вопрос, дурень!

— А я уже сказал: не знаю, — парировал Хината. — Твоя очередь!

— Ты нарываешься на ещё одну стычку?

— Ну, по крайней мере, мы знаем, чем она кончится.

Хината победоносно усмехнулся, когда Кагеяма едва не подавился словами от такой дерзости и отвернулся, строя из себя само воплощение гнева, но на деле пряча неконтролируемое смущение.

— Просто тогда ты был не прав, — сказал Хината как ни в чём не бывало. — Я действительно не понимаю, что значат эти твои слова про долг и про обязанность. Я вижу, что тебя что-то задевает. Даже несмотря на то, что ты заявил, что я тебе и даром не нужен.

Кагеяма молчал. Хината как бы невзначай придвинулся к нему, и теперь их плечи соприкасались, согревая кожу теплом. Хината был зол на него, но при этом обладал одной способностью — давать людям второй шанс. Кагеяма порывался было встать, однако его внимание привлёк нарочито неспешный жест сидевшего рядом Хинаты.

— Ну хватит! — скривился Кагеяма, следя за тем, как он поднимает рукав с какой-то зловещей медлительностью.

— Я, — перебил его Хината, — не чувствую себя обязанным поладить с тобой, но сейчас я чувствую, что могу… и хочу это сделать.

У Кагеямы было ощущение, что ещё чуть-чуть — и его разорвёт изнутри. Он чувствовал, что если хочет спастись, то должен уйти прямо сейчас, немедленно, без колебаний, однако не мог двинуться с места, как скованный по рукам и ногам.

— Сначала я подумал, что это нелепая случайность, — сказал Хината, глядя на своё предплечье с сардонической усмешкой. — Но если они, метки, появились у нас двоих, то это что-то да значит? Значит, это кому-нибудь нужно?

Его тон был невинным. Он говорил без задней мысли. От последнего вопроса, который прозвучал как заключение, Кагеяма весь подобрался.

— Мне.

Хината тряхнул головой и оторвался от своей татуировки.

— Что? — выдохнул он.

Наверное, у Кагеямы на лице было написано непреодолимое желание ретироваться прочь от этого разговора, поэтому Хината заранее не дал ему этого сделать, одним ловким движением оказываясь напротив него и преграждая путь. Кагеяма вжался спиной в решётку забора. Хината был близко. Слишком близко.

— Что слышал, — сварливо пробормотал Кагеяма, стараясь отвернуться.

Карие глаза оживлённо буравили его взглядом, норовя отыскать в его лице какую-то важную деталь, эмоцию, чувство.

— Тебе? — переспросил Хината, заинтересованно склонив голову набок. — Но ты же сказал, что соулмейт тебе не нужен.

— И не соврал! — огрызнулся Кагеяма, выставляя вперёд руки и отодвигая от себя Хинату. — Мне не нужна такая связь.

— Какая такая? — устало нахмурился Шое, утомлённый тем, что слова из него приходится вытягивать щипцами. Не может он, что ли, сказать всё на чистоту, как сказал сам Хината? Неужели это так сложно?

— Такая, где приходится через силу быть с ненавистным тебе человеком.

Хината ничего не понял. Ладони Кагеямы по-прежнему упирались ему в плечи, не давая сократить расстояние. Тот недавно заявил, что не испытывает к нему ненависти, так в чём же теперь дело?

На Хинату внезапно свалилось осознание. Кагеяма увидел, как его зрачки расширились на половину радужки, и посерьезнел от странного предчувствия.

— А, так ты считаешь, что это я тебя ненавижу? Из-за того, что мы были соперниками? Из-за того проигрыша в средней школе?

Его пальцы, как капканы, сжались на запястьях Кагеямы, и тот изумился тому, что у такого хрупкого мальчишки такая крепкая хватка. Они необычайно много прикасались друг к другу сегодня, и это было чем-то непривычным и из ряда вон выходящим.

— Допустим, — осторожно сказал Кагеяма, которому абсолютно не нравилось неожиданное воодушевление Хинаты.

Он резко дернулся, но вдруг замер, вспомнив что-то и облизнув отёкшую губу. А потом Хината убрал его руки, силой опустив их вниз, и поцеловал его уже не так, как в прошлый раз, а плавно, аккуратно, мягко.

Кагеяма почувствовал облегчение и спокойствие, словно бы ему отпустили вину и навсегда простили. Хината не держал на него обиды и не хотел отомстить. А ещё он сам обо всём догадался, и за это Кагеяма был благодарен ему больше всего.

Хината ощутил, как чужие руки смыкаются вокруг его талии. В голове промелькнула мысль, что если бы не его безрассудная смелость и настойчивость, то он бы не докопался до истинного мотива Кагеямы отвергнуть его. Он бы так и думал, что не нужен. И Кагеяма так бы и не признался в том, что попросту поверил в сочинённую им же легенду.

***

Воздух был накалён. Пот стекал градом, и мышцы болели после долгой физической нагрузки, но ликование от победы перекрывало все невзгоды и неудобства. Сугавара находился на скамейке запасных и, несмотря на это, тоже был полон радости и гордости за свою команду. Он увидел, как ошеломлённый и восторженный Хината бросился на шею Кагеяме и повис на нём, вопя что-то оглушительно громкое и сумбурное. А ещё увидел, как губы Кагеямы растягиваются в неловкую улыбку и как он картинно закатывает глаза, делая вид, что Хината ему докучает, а сам в то же время нерешительно обнимает его в ответ.

Сугавара не знал, как они помирились. И не спрашивал, потому что это было исключительно их делом. Но одно было известно точно: это случилось тогда, посреди внутрикомандного матча, когда они вместе куда-то запропастились и долго не возвращались, да так, что напуганные их пропажей товарищи рвались броситься на поиски. Потом нашлись, конечно. И получили тумаков от Дайчи.

Вечером, после выигранного товарищеского матча, они разбредались по домам. Пускай Хината упорно настаивал на тренировке, желая то ли попрактиковаться, то ли выжать из сокомандников последние силы, его никто не поддержал. Кроме Кагеямы. Но и того, и другого благополучно заткнули, диву даваясь, откуда бьёт этот неиссякаемый источник энергии.

Они уже не скрывали свои парные татуировки.

— О, Хината, я сочувствую, если ты свяжешь всю свою жизнь с Кагеямой, — подшучивал Танака, игнорируя направленные на него взгляды Сугавары и Дайчи.

— А? Почему? — удивился Хината, отвлёкшись.

— Если он уже сейчас невозможный, мерзкий и невыносимый засранец, то что с ним станет с возрастом? В старости у людей характер портится ещё больше, знаешь ли.

Со стороны Кагеямы послышался зубовный скрежет.

— А разве может быть хуже, чем сейчас? — подлил масла в огонь Тсукишима, идущий чуть поодаль от них, но всё равно слышавший их диалог.

Ямагучи подавился смехом.

— Конечно, может! — закивал Танака. — Вспомните только Ойкаву.

Кагеяма готов был убивать. Парни принялись демонстративно обсуждать, что в этом деле ему до своего семпая расти и расти, а Хината переводил внимание с одного на другого. Никто не заметил, но одновременно с этим он намертво вцепился в руку Кагеямы, чтобы тот не полез в драку. Ему на секунду даже стало жаль его, но вдруг он приобрёл недобрый и прямо-таки злокозненный вид, будто затевал какую-то гадость.

— Я погляжу на тех, с кем всю жизнь придётся провести вам, — процедил он и надменно отвернулся.

Танака расхохотался, восприняв это как вызов. Тсукишима посмотрел на Кагеяму из-под сдвинутых бровей, и из-за бликов фонарного света глаза его были засвечены стёклами очков. Дело в том, что не далее как пару дней назад у него тоже появилась метка и не сказать, что он был рад этому событию.

— Не поглядишь, — спокойно ответил он. — Меня не особо трогает ваша суматоха с родственными душами. Мне это не надо.

Хината фыркнул, а спустя миг уткнулся в плечо Кагеямы, сотрясаясь от смеха и выдавливая из себя что-то вроде: 'Где-то я это уже слышал!' Кагеяма был единственным, кто смекнул, о чём он говорит, и, алея от стыда, отвесил ему подзатыльник.

Все остальные молча переглянулись друг с другом и решили не вдаваться в подробности.