Бездна взывает к бездне

Жизнь Ацуши была странным набором картинок. В приюте — одна сплошная серая картинка-киноплёнка. А когда его выкупили эти странные люди, Портовая Мафия, будни превратились в чёрно-белые картинки, и это было непостижимо.

В начале было трудно.

Акутагава взглянул на него через плечо. Новые рубашка и брюки сидели на Ацуши как влитые — у Накахары, подбиравшего одежду, был хороший глазомер. Засунув руки в карманы плаща, Акутагава развернулся и прошёл мимо, бросив:

— Пошли.

— Прямо сейчас?

Акутагава отреагировал язвительным: «А ты что думал, я тебе сопли утирать буду?» Ацуши это задело. Он не плакал уже очень давно, даже наедине с собой. Однако ему не оставалось ничего другого, кроме как проглотить это и пойти следом.

На улице разливалось дождевое молоко тумана, усугубляющее сумрак раннего утра. У Ацуши не было с собой ни телефона, ни наручных часов, а счёт времени он давно потерял. Блики стекающей, чёрной воды смутно играли на вымокших деревьях и плаще шедшего впереди Акутагавы. Он не смотрел под ноги, но умудрялся не вступать в лужи и грязь, в отличие от напарника. Впереди стоял чёрный джип, на чьих гладких боках крупными бусинами блестели водяные капли, и Ацуши занервничал при мысли, что после своего провала ему нужно вернуться в штаб.

— Что случилось потом? — спросил он в спину Акутагаве. Он не смог выговорить «когда я сбежал», потому что на него и без того давило превосходство этого человека.

— О, тебе интересно знать, что случилось потом? — ядовито переспросил Акутагава, не оборачиваясь, и у Ацуши отпало всякое желание заговаривать с ним. Ему хотелось схватить его за волосы и приложить лицом о капот джипа, чтобы стереть это надменное выражение, но Ацуши понимал, что если поддастся гневу, придётся отвечать за последствия. Акутагава силён, а он пока даже не взял свою способность под полный контроль.

Они сели в машину. Акутагава специально занял сиденье рядом с водителем, чтобы быть подальше от Ацуши, и тот был только рад. Он думал о более важных для себя вещах: о том, как господин Накахара отреагирует на очередную неудачу их с Акутагавой дуэта. Автомобиль тронулся. Ацуши взглянул в зеркало заднего вида и увидел, что чёрные глаза, смотрящие куда-то вниз, заволокла привычная пелена раздумий. Поймать его взгляд не получилось, и Ацуши отвернулся к окну, рассудив, что в этот раз виноват только он, не сумевший совладать с тигром.

Лучше бы их не делали напарниками.

— Ваши старики не вечные, — говорил тогда Накахара, ухмыльнувшись и ткнув себя кулаком в грудь, но подразумевая и Дазая. — Когда-нибудь Соукоку понадобится замена, не так ли? Новый «двойной чёрный», только чёрно-белый в вашем случае.

— Но увы, — театрально взмахнул рукой Дазай, — пока что получается только «двойной провал».

Поморщившись, Ацуши признал, что он был прав. Даже если, в отличие от него, Акутагава хорошо обращается с расёмоном, это не отменяет того факта, что он совершенно не старается принять нового напарника.

Ацуши не заметил, как они приехали. Его пугало собственное состояние, похожее на провалы в памяти. За окном только-только была окраина города и пустые влажные улицы, а сейчас — приморский район и тёмный силуэт небоскрёба, упирающегося в серое небо шпилями антенн и громоотводов. Туман в этой части города казался не таким плотным и густым. Акутагава молчаливо открыл дверцу и вышел из машины, раздражённо одёргивая вверх воротник плаща, словно бы ему было холодно. Ацуши поспешно вылез следом и нерешительно задрал голову вверх, осматривая здание.

Что может сделать мафия с тем, кто не оправдывает ожиданий?

В холле было пусто. Тут всегда было пусто и, пускай Ацуши не посвящали в детали, ему думалось, что это здание какая-то бутафория. Повсюду вкрапления японского колорита среди модерна: каменные драконы, вазы из керамики, бронзовые журавли, стоящие на черепашьих спинах, и много других прекрасных предметов. Очень ценные, очень красивые и очень старые. Мужчина средних лет на ресепшене кивнул головой проходящему мимо Акутагаве. Ацуши по-прежнему стеснялся его общества, и это усилилось, когда они временно оказались в замкнутом пространстве лифта. Акутагава ни разу не взглянул на него, а тот назло гипнотизировал его из-под сдвинутых на переносице бровей.

Двери лифта разъехались, и невозмутимый Акутагава вышел из кабины первым. Ацуши ни у кого не спрашивал, что происходит в многочисленных помещениях, маскирующихся под офисы, на самом деле, и его, в свою очередь, не спешили посвящать. Его гложила мысль, что он до сих пор не заслужил доверия хотя бы в той же степени, что и его напарник, но он не мог сделать ничего, способного исправить ситуацию.

— Наконец-то!

Поглощённый самобичеванием, Ацуши сперва услышал Накахару, а потом уже увидел. Он как будто поджидал их, стоя в дверном проёме одной из комнат и разговаривая с кем-то, не видимым взорам Ацуши и Акутагавы. Последний, сжав бескровные губы в тонкую линию, остановился напротив, и его прямая осанка и напряжённые плечи контрастировали с вальяжно расслабленным телом Накахары, который прислонялся спиной к раме. Ацуши встал позади Акутагавы, выглядывая из-за его спины.

— Что ты здесь делаешь?

Оба удивлённо заморгали, пока Акутагава не ткнул указательным пальцем себе в грудь, невербально уточняя, его ли имели в виду.

— Да, ты, — небрежно махнул рукой в тёмной перчатке Накахара. — Тебя хотел видеть Дазай.

Ацуши знал, что у Акутагавы и его наставника не особо тёплые отношения, однако тот, напротив, расслабился при упоминании его имени. Кивнув Накахаре, он без лишних слов развернулся и направился в другой конец коридора, оставляя Ацуши и заставляя его чувствовать себя уязвимее. Опасения подтвердились: Акутагаву считают достойным солдатом в рядах мафии, в то время как навязанного ему напарника — слабым звеном.

Ацуши сглотнул ком в горле и посмотрел на Накахару. Он был миниатюрным и стройным; изящную и грациозную фигуру под накинутой на плечи курткой плотно облегали брюки с высокой талией. В нём странно сочетались элегантность и опасность, из-за чего Ацуши, находясь в его компании, не мог избавиться от первобытного чувства тревоги, переплетённого с обыкновенной человеческой симпатией. Он никогда не видел Накахару без перчаток, но готов был поспорить, что его пальцы тонкие и с ухоженными ногтями.

— Ну, рассказывай.

Накахара скрестил руки на груди. Его ухмылка была кривой и насмешливой, и это давало Ацуши надежду, что он не будет злиться. В сущности, он никогда не видел Накахару всерьёз злым. Ворчащим на Дазая, раздражённым, недовольным — да.

— Всё было нормально, — потупил взгляд Ацуши. — Банда Окадзаки знала, что мы рано или поздно явимся к ним, поэтому была при оружии и наготове. Акутагава сказал мне не высовываться и не мешать ему и первым кинулся в нападение, поведя за собой парней. Я чувствовал себя нелепо из-за того, что отсиживаюсь в тылу, но вспомнил, что вы сказали мне.

Правый уголок рта Накахары поднялся ещё выше, но вместе с тем в его глазах, казавшихся в освещении коридора тёмно-бирюзовыми, не было ни намёка на смех или веселье.

— Потом случилось это. Окадзаки не собирался оставаться в стороне, и в какой-то момент мы поняли, что нас обманули. Он не только обладал повышенной регенерацией, но оказался ещё и пирокинетиком. Я подумал, что обязан вмешаться и сделать что-то, потому что несколько наших ребят, как я видел, получили серьёзные ожоги, но стоило мне подойти, как Акутагава накричал на меня за то, что я путаюсь у него под ногами.

Ацуши осёкся, размышляя, не было ли это похоже на детское ябедничество.

— А после… Я… Я не помню, — признался он. — Я как будто заснул, а проснулся… Я был там же, куда мы приехали, но сидел на асфальте, а вокруг были тела…

Ацуши вспомнил, как первым делом его взгляд наткнулся на смуглую руку, лежавшую в паре метров от него, и как он осознал, что всё остальное тело находится, очевидно, в другом месте. Тогда его помутило. После осмотра местности с ещё большим количеством оторванных конечностей и распотрошённых трупов — помутило ещё больше. А сейчас он не почувствовал ничего, потому что не верил, что это действительно произошло и что это был не сон.

— Сегодня ночью была такая красивая луна, — между делом вставил Накахара, и Ацуши в изумлении вскинул голову.

— Я… всё-таки превратился в тигра?

— Учитывая внезапно сильного врага, вам нужно было преимущество, чтобы добить эту шваль, — уклонился Накахара, смотря на потолочные люстры в коридоре.

Ацуши молчал, и он взглянул на него, чтобы проверить, в чём дело. Лицо мальчишки было растерянным. Накахара рассматривал его какое-то время, словно бы раздумывая, что с ним делать, а затем поинтересовался:

— Почему ты сбежал после этого? Всё прошло лучше, чем могло быть, с заданием вы справились. Правда, никто из шайки Окадзаки не выжил, но это издержки профессии. Не было причин убегать, поджав хвост.

Ацуши разомкнул губы, собираясь что-то сказать, но, видно, передумал. Накахара приподнял брови и снова опустил, мол, «чёрт с тобой».

— Что насчёт ваших взаимоотношений с Рю? — спросил он с таким видом, точно и впрямь не видел этого. Ацуши понял, что на самом деле Накахара в курсе всего происходящего, но почему-то всё равно продолжает задавать вопросы и просит его пересказать случившееся.

— Что-что, я его на дух не переношу и он меня тоже, — буркнул Ацуши. Это заставило Накахару фыркнуть и укоризненно покачать головой.

— Я хочу, чтобы вы работали вместе, Ацуши. Я, блять, не прошу, чтобы вы ходили в бар по субботам или обменивались подарками на Рождество. Я прошу сотрудничества и грёбаной командной работы. Мы с Дазаем тоже не друзья, мы напарники и, несмотря на точно такие же недопонимания, как у вас, умеем объединяться на благо миссии, усёк?

— Но с ним невозможно работать, Накахара-сан! — горячо возразил Ацуши. — Акутагава вообще не знает слова «компромисс» и любит делать всё сам.

— Забудь об этом, с Рюноске разберётся Дазай. Сосредоточься на своём поведении. И способностях, кстати.

Накахара снял фетровую шляпу таким жестом, как если бы утомился и решил присесть куда-нибудь для отдыха, и заправил за уши вьющиеся рыжие пряди, которые из-за их длины никогда не удавалось завязать в хвост вместе с остальными волосами.

— Накахара-сан.

Тот, уже собравшийся приказать Ацуши идти домой и ждать, пока его вызовут снова, поднял на него глаза и вопросительно выгнул бровь.

— Не думайте, что я убежал, потому что хотел исчезнуть. Я просто был напуган.

Накахара отстранённо хлопнул ресницами. Ацуши выглядел решительно, но пристыженно.

— Я так и не думаю.

Он был благодарен Накахаре. Он делал жизнь Ацуши чуточку проще.

Ацуши помнил этот эпизод, как отдельную, чёткую и ясную картинку. Была ещё одна, начинающаяся с чёрного кадра и голоса Дазая.

— Жду объяснений.

В подвале было темно и сыро. Вдоль стены юркнула крыса, привлечённая запахом крови и свежего мяса. Ацуши переглянулся со всей остальной группой, решая, кто будет отвечать, и его кандидатуру явно не рассматривали. Это слегка задевало его достоинство — за целый год так и не сыскать у гокудо¹ авторитета, — но он уже почти привык и смирился. В итоге голос подал самый решительный:

— Как и планировалось, посредством усыпляющего газа они были выведены из строя. Один совершил самоубийство, а остальных мы перетащили сюда. Хотели узнать от них что-то новое. И яд из крови уже был выведен.

Дазай стоял к ним спиной, осматривая три тела, чьи лица были скрыты капюшонами плащей.

— Да знаю я, — скучающе протянул он, не оборачиваясь. — Всё ведь согласно моему плану. Меня интересует, что было потом.

Ацуши не мог не признать, что боялся его. Не так, как господина Накахару, потому что всё-таки тот был просто непредсказуемым и развязным безумцем, который в зависимости от настроения мог либо ударить, либо снисходительно погладить по головке. Настроение Накахары читалось по его мимике, а вот что на уме у Дазая — было ведомо лишь ему одному.

— Ну… — замялся докладывающий. — Один из них проснулся куда раньше, чем мы ожидали. Он успел убить своих соратников и попытался напасть на нас.

— В этом нет ничего удивительного.

Ацуши и остальные обернулись на голос. Акутагава, спустившись по ступенькам, неторопливо шёл к месту, где лежали три трупа, прислонённые спинами к стене.

— Что, проблемы? Как я и думал, — сказал он, приблизившись к Дазаю. Ацуши смотрел на него с недоверием. Акутагава практически всегда выглядел так, точно у него всё было под контролем, хотя это в большинстве случаев не являлось правдой.

— Нет, никаких, — непринуждённо откликнулся Дазай. — Похоже, он защищал своих товарищей, приняв удар на себя, Акутагава. Воистину потрясающе. Если бы не ты, такого сильного врага не удалось бы победить одним ударом. Что и ожидалось от моего подчинённого. Благодаря этому все были уничтожены.

Дазай наконец обернулся, и от Ацуши не укрылось, что он помрачнел.

— Вот и зацепок не осталось, — лукавые нотки исчезли из его голоса. — Выживи хоть один из них — мы бы могли узнать местоположение их базы, их цели, приказы, имена, а также боевую мощь организации. Всю важную информацию.

Акутагава оставался при своём мнении. Засунув руки в карманы с видом напряжённой сосредоточенности, он устало парировал:

— Да это всё можно узнать и другим способом.

У Ацуши вырвался вскрик, и лишь спустя секунду он осознал, что отреагировал на случившееся быстрее, чем до него вообще дошло, что это только что было. Ему никогда ещё не приходилось бывать на заданиях вместе с Дазаем, и он впервые увидел, как тот двигается. Он был стройным и утончённым, однако сила, с которой он впечатал кулак в лицо изумлённого Акутагавы, вызывала подозрения, что в нём гораздо больше мощи, чем кажется на первый взгляд.

Акутагава упал на колени. Ацуши заметил, что даже во время падения он выглядит гордым и не теряющим чувство собственного достоинства.

— Наверняка тебе казалось, что я просто ищу оправданий, — развёл руками Дазай. — Прости уж.

Он сделал пару шагов к Акутагаве, по подбородку которого заструилась кровь из уголка рта.

— Оружие, — потребовал Дазай и протянул руку в ожидании. Гокудо снова переглянулись друг с другом, и когда один из них вложил в его ладонь чёрный Minebea, у Ацуши вытянулось лицо от недоумения и удивления. Не может быть. Акутагава его ученик, он не сделает этого.

— Был один парень, который тронул моего друга, — зашёл издалека Дазай, взводя курок. — Если бы ты знал, что с ним случилось, не был бы таким безответственным. Такие, как я, поступают с бесполезными подчинёнными как надо.

— Дазай-сан! Нет!

Ацуши вышел вперёд других членов группировки, глядя на Дазая с мольбой в глазах, однако тот даже не посмотрел на него.

— Ацуши, это очень мило с твоей стороны, — медовым голосом сказал он. — Но если ты так волнуешься за семпая, то тебе стоит быть твёрже и не позволять ему принимать решения за вас обоих.

Он наставил пистолет на Акутагаву. Ацуши услышал свой крик в унисон грохоту выстрелов. Он сосчитал: раз, два, три — один за другим. Гильзы звонко посыпались на бетонный пол. Акутагава сидел неподвижно, и только присмотревшись, можно было заметить, как дрожат его плечи.

— Ого-о-о! Можешь, значит, если хочешь! — восторженно воскликнул Дазай, когда пространство между ним и его учеником зарябило и засветилось фосфорецирующей краснотцой от активированного расёмона, чья жадная, чёрная пасть раскрылась, брезгливо выплёвывая пули в сторону Дазая.

Ацуши облегчённо выдохнул.

— Я же говорил тебе, — продолжал Дазай, убирая пистолет, — что твоя сила не только в том, чтобы людишек резать. Её можно и для защиты использовать.

— До сих пор ведь ни разу не получалось… — прохрипел Акутагава.

— А теперь удалось! Поздравляю.

От этой фразы на лице Акутагавы заходили желваки, и Ацуши готов был поклясться, что слышит его зубовный скрежет.

— В следующий раз я выстрелю всю обойму. Понял? — спросил Дазай и, не дожидаясь ответа, потерял интерес к ученику, обращаясь к группе: — Что ж, изучим трупы. Выносите их.

Ацуши не шелохнулся, краем глаза следя за Акутагавой. Он тяжело дышал. Дазай отдал ещё какие-то указания и прошёл мимо них, когда тот сплюнул кровь на пол. Ацуши не мог сказать, было ли это совпадением или актом отвращения к наставнику. В любом случае, Дазай никак не отреагировал, поднимаясь по ступенькам и тихонько обсуждая сам с собой дальнейший план действий.

Акутагава вытирал подбородок и рот от остатков крови тыльной стороной ладони. Ацуши подбежал к нему и, упав на колени, положил руку ему на плечо, беспрестанно бормоча и причитая. Он так сильно ненавидел Дазая в этот момент, ненавидел до того, что мысленно желал ему, чтобы его тоже избили и оставили в одиночестве. Акутагава резким движением убрал его руку.

— Уходи! — попытался рявкнуть он, но его голос был сиплым. Гокудо поглядывали на них, но, поймав раздражённый взгляд Ацуши, молча забрали тела и разошлись.

— Акутагава… — пролепетал Ацуши. — Тебе нужно к врачу… Вдруг у тебя что-то…

— Заткнись. Оставь меня и уходи.

— Акутагава!

— Оставь. Меня. Блять. В ПОКОЕ.

Последнее слово он произнёс настолько громко, насколько смог, и Ацуши видел в его чёрных блестящих глазах горячую ненависть, как будто его напарник заодно с Дазаем всадил в него пару-тройку пуль. И только из-за этого Ацуши не собирался оставлять его в покое — из-за поднимающегося внутри чувства несправедливости.

— Не прогоняй меня, когда я пытаюсь тебе помочь!

Он удивлённо округлил глаза, когда Акутагава внезапным рывком толкнул его и повалил на землю, занося сжатый кулак.

— Засунь свою помощь знаешь куда? — презрительно выплюнул он и ударил.

Ацуши показалось, что звук временно исчез. А ещё онемение разлилось по левой части лица. Акутагава, придавливающий его сверху, сжимал зубы от злости, и линия его нижней челюсти была напряжённой и твёрдой. Ацуши поражённо смотрел на него. Его мысли взрывались с грохотом, вторя ритму сердца. Было так жарко, как будто влажно.

— Я не позволю жалеть меня, — процедил Акутагава.

И тут онемение сменилось болью, словно место удара ошпарили кипятком.

— Почему? — тихо выговорил Ацуши.

Акутагава поперхнулся от его наглости и застыл, глядя на него сверху вниз с искажённым презрением лицом.

— Я понимаю, что здесь жестокие нравы, — говорил Ацуши с отрешённым взглядом, будто сам с собой, — но мы же партнёры… Почему мы должны друг друга ненавидеть, если мы можем друг другу помогать и друг у друга учиться…

Акутагава встал. Ацуши просто перестал чувствовать вес и, замолчав, посмотрел на то, как он поднимается на ноги и отряхивает плащ.

— Чему я могу научиться у такого, как ты? — сказал он с отвращением. — Мальчишка, за чью шкуру заплатили и теперь пекутся, как о дорогом трофее. Ты получаешь заботу и протекцию господина Накахары за красивые глаза, а похвалу от Дазая — просто за то, что дышишь. Всё, что я зарабатываю потом и кровью, достается тебе автоматически. Есть хоть одна причина, почему я должен относиться к тебе, как к равному?

Ацуши тоже поднялся, игнорируя боль.

— Пошёл ты нахуй, Акутагава! — зарычал он, смотря прямо на него.

Акутагава оторвался от приведения своей одежды в порядок и ошеломлённо уставился на напарника.

— Пошёл ты знаешь куда?! — повторил Ацуши. — Боже, почему ты такой кусок дерьма?! Может, ты перестанешь выпендриваться тем, какой ты мученик, и поймёшь, что не одного тебя жизнь потрепала?!

Ацуши взорвался. Он ещё много чего наговорил Акутагаве, пускай потом помнил не свои слова, а выражение его лица. Изначально Ацуши хотел сказать, что понимает его чувства и зависть, но что-то пошло не так.

Он вспоминал этот случай каждый раз, когда видел на шее Акутагавы небольшой шрам, который остался от тигриных когтей после того, как напарник не выдержал шквал оскорблений и решил пустить в ход расёмон. От этой картинки Ацуши всегда становилось неловко и больно. От третьей картинки ему всегда становилось неловко и… тепло?

Казалось, с моря на город шёл огромный водяной вал, в котором просматривались опускающиеся на воду смерчи. Тёмно-серая густая масса поднималась над поверхностью моря, закрученная и плотная в верхней части, и Ацуши большими от ужаса глазами наблюдал за этим явлением из окна комнаты в штабе. Его удивляло то, что никто из присутствующих больше не придавал значения этой глыбе, надвигающейся на Йокогаму.

Акутагава стоял в противоположном конце комнаты, нетерпеливо перекатываясь с пятки на носок, что было нехарактерно для него. Он не снимал плащ даже в помещении, и когда Ацуши детально узнал, как работает его расёмон, это больше не казалось ему странным. Он окинул напарника заинтересованным взглядом. Акутагава следил за своим имиджем куда больше, чем показывал. Ацуши присматривался и замечал, что он всегда одевается только в дорогие брендовые вещи, тщательно подобранные друг к другу по цвету и стилю. А ещё эти осветлённые кончики волос — как будто бы они сами побелели, а Акутагава просто вынужденно носит их с присущей ему грацией безразличного отношения к собственной внешности. Точнее, он хотел, чтобы все так думали.

Накахара сидел на кожаном диване посреди комнаты. На журнальном столике перед ним стоял сосуд то ли для вина, то ли для сакэ, но тот даже не притронулся к нему. Переплетя пальцы и положив на них подбородок, он отсутствующе смотрел в окно, и Ацуши готов был поспорить, что он видит этот катаклизм. Но если бы Накахара был расстроен и подавлен из-за него…

Коё Озаки, расположившаяся в кресле, сочувствующе глядела на него одним глазом — второй был скрыт длинной, ювелирно ровной чёлкой. Сегодня Ацуши не видел на её веках красной, под цвет волосам, подводки. Видимо, она слишком спешила сюда.

Неожиданно Накахара с размаху ударил по журнальному столику кулаком.

— Ублюдок, — прошипел он, опустил голову, а затем снова вскинулся, не в силах держать слова в себе: — Блять, да что за мудак?! Я знал, что он рано или поздно выкинет какое-нибудь дерьмо — такой он человек.

Коё вздохнула. Ацуши считал её мудрой женщиной, но, наверное, она просто не могла подобрать слов, чтобы успокоить бывшего воспитанника. Тёмная «борсалино» Накахары одиноко лежала на спинке дивана, и без неё он выглядел непривычно. Обычно он всегда был безупречен и одевался с иголочки, но сейчас казался помятым и измотанным, будто ночевал на полу какого-то барака.

— Я найду его и убью за предательство, — произнёс Акутагава.

Ацуши стрельнул глазами в его сторону. Он давно догадался, что партнёр не питал тёплых чувств к наставнику, однако не рассматривал вариант развития событий, где он убивает его. Хотя не сомневался, что Акутагава и глазом не моргнёт. Особенно после того, как не получил от Дазая того, чего хотел — признания своей силы. Накахара никак не отреагировал на эту угрозу, а Коё закусила нижнюю губу.

Ацуши не чувствовал относительно новости об уходе Дазая из мафии ничего, кроме естественного удивления. Этот человек иногда давал ему какие-то советы, иногда пенял за какие-то погрешности, иногда сюсюкался, как с ребёнком, но, по большей части, был занят обучением Акутагавы и ведением расследований внутри концерна. О нём ходили жуткие слухи, и Ацуши предпочитал не нарываться, держась от Дазая подальше.

Он однажды сказал Ацуши: «В тебе слишком много подавленной ярости. У тебя до сих пор стоит психологический блок к насилию, потому что ты думаешь, что из-за него уподобишься своим мучителям из приюта. Но на самом деле держать в себе свои эмоции опасно». Это не означало, что ему давали зелёный свет на зверства и призывали подобно его напарнику убивать всех без разбору. Признаться, Ацуши до сих пор не до конца понял, что это значило, но эти слова застряли у него в голове надолго.

За окном поток холодного ветра, ударяясь об острые углы зданий, завывал на низких тонах.

— Мальчики, — позвала их Коё, — я всё понимаю, но вы не отправитесь за Дазаем. Вы не имеете право делать этого без согласия и уж, тем более, ведома Мори.

Ацуши встретился с ней взглядом и пожал плечами, давая понять, что не собирается идти по чью-то душу. Она посмотрела на Акутагаву и снова на него, и у Ацуши перехватило дыхание от мысли, что она могла подумать, будто бы в нём достаточно безумства для препятствования действиям этого безжалостного монстра. Они научились работать вместе, научились совмещать свои способности так, что при слиянии становились практически непобедимыми, но Ацуши не мог контролировать его. Ему хотелось, чтобы Акутагава прислушивался к его советам, но это было невозможно.

— Я вижу ваши переглядки, — посуровел тот. Ацуши притворился, что его чрезвычайно интересует вид из окна, и, в сущности, притворяться было почти не нужно.

— Мне этот ваш Дазай нахрен не нужен! — всплеснул руками Накахара, и Коё опасалась, что такими темпами он перевернёт сосуд. — Я что, похож на собачонку, чтобы бегать за ним? Больно надо.

— Мы охотно верим, — сконфуженно улыбнулась Коё, поднимая руки, словно он был зверем, который может наброситься. — Я очень надеюсь на ваше с Акутагавой благоразумие. Мы все удивлены решением Дазая, но, если он ушёл, значит Мори позволил ему и вы вряд ли сможете что-то сделать, — она взглянула на Накахару. — Чуя?

— Что? — раздражённо отозвался тот.

— Не стоит переживать из-за предателя. Тем более, из-за Дазая.

— Я не переживаю. Меня просто бесит эта хрень. У тебя никогда не было напарника или напарницы, ты не понимаешь. Если бы, например, Ацуши ушёл без предупреждения, то Акутагава… — Накахара посмотрел сначала на одного, потом на другого, а затем отмахнулся: — Ладно, неудачный пример, ему было бы похер.

Акутагава горделиво задрал нос и отвернулся, показывая, что это не смешно. Коё продолжала растягивать губы в улыбке, зная, что она выглядит ненастоящей, но не решаясь стереть её с лица. Ацуши ощущал себя лишнем на этом торжестве скорби.

— Я ведь не один это вижу? — озвучил он мучивший его вопрос, когда молчание затянулось. Накахара бросил затуманенный поволокой взгляд в панорамное окно. Он грыз ноготь на большом пальце, и Коё всё порывалась стукнуть его по руке, чтобы прекратил.

— Это морской туман, — угрюмо ответил Акутагава.

— Туман?

— Тигр, может, о погоде поговорим в другое время?

— Да, — вмешалась Коё, — например, когда поедете разбираться, почему мы до сих пор не увидели плату от Хаджиме. А учитывая, что мы уже долго тянем и что больше давать ему поблажек нельзя, это надо сделать срочно.

— Ты посылаешь нас заниматься выбиванием долгов?! — искренне оскорбился Акутагава. Ацуши подумал, что это и впрямь плохая идея, потому что он умеет жёстко говорить с людьми только тогда, когда сильно разозлится, а Акутагава моментально приходит в ярость и уничтожает всё на своём пути. Но сказать об этом вслух значило признаться в собственном непрофессионализме.

— Какие-то проблемы? — спросила Коё, невинно поднимая брови.

— Нет, госпожа, абсолютно никаких! — ответил за Акутагаву Ацуши. — Мы сейчас же отправимся к Хаджиме и всё сделаем.

Акутагава недовольно покосился на него, но Ацуши старался игнорировать его испепеляющий взгляд. Коё улыбнулась и кивнула, отворачиваясь к Накахаре, чтобы наклониться и прошептать что-то ему на ухо. Ацуши воспринял это как сигнал того, что они могут идти, и, не сговариваясь с напарником, просто направился в сторону двери. Когда он проходил мимо него, то ощутил на локте грубую хватку, которая заставила его остановиться. Акутагава молча оттеснил его и прошёл вперёд, выходя из комнаты первым, и Ацуши, оправившись от удивления, покачал головой, скептически глядя ему в спину.

Не то что бы Акутагава сильно изменился после давней тирады Ацуши про то, что им следует работать сообща, но он хотя бы прекратил сопротивляться и отказываться от навязанного ему тандема с негласным условием, что лидером будет именно он.

— Машину, — коротко приказал Акутагава стоявшему в коридоре мужчине в чёрном костюме. Ацуши не различал рядовых сотрудников и, честно говоря, не был уверен, что их состав остаётся неизменным.

— Думаешь, с господином Накахарой всё будет хорошо? — поинтересовался Ацуши, пока они шли к лифту, чтобы спуститься вниз. Он понятия не имел, почему при всей его неприязни к Акутагаве его всё равно тянуло заговорить с ним.

— Почему нет? — резко отозвался тот. — Мир не перевернулся.

— Мне казалось, он был очень привязан к Дазаю.

Они остановились напротив лифта, и Ацуши заметил, что к кнопке вызова потянулись змейки расёмона. Он часто видел, как Акутагава, осознанно или нет, использует свою способность даже в бытовых моментах: берёт чашку со стола, чтобы не идти за ней, достаёт книгу с полки, чтобы не вставать с дивана. У Ацуши возникал диссонанс, когда он наблюдал такое. Особенно, после того, как тысячу раз видел расёмон в боевом действии. Это то же самое, если бы он, Ацуши, превращался в тигра, чтобы побыстрее добраться из дома до магазина.

— Они знали друг друга с детства и очень давно работали вместе, — говорил Акутагава ровным, почти безэмоциональным тоном. — Разумеется, когда от тебя уходит человек, с которым вы долго и тесно общались, ты не можешь остаться равнодушным. Но господин Накахара переживёт это. Перебесится. Ему давно пора было выйти из тени Дазая, он заслуживает большего.

Лифт призывно звякнул и раскрыл двери. Ацуши, хлопая глазами, смотрел в затылок напарника, пока тот выражал своё мнение, и думал, что это, пожалуй, самая многословная его речь за всё время их знакомства. По крайней мере, между ними двумя. Акутагава вошёл в лифт и скучающе взглянул на Ацуши, который спохватился и влетел следом. Он не решался задать второй вопрос: «А что ты сам чувствуешь по поводу ухода Дазая из мафии?», потому что наверняка это было слишком личным.

— Тигр.

Ацуши вздрогнул от неожиданности, но старался скрыть это.

— Да?

— Тогда, когда господин Накахара сказал, что мне было бы плевать, если бы ты ушёл, — произнёс Акутагава, по-прежнему не смотря на него. — Так вот, мне не плевать.

Ацуши показалось, что он не понял какого-то скрытого смысла или истинного посыла его слов. В любом случае, это звучало так, словно он признал его.

Четвёртая катушка с плёнкой разматывалась кадром с запахом гуляющего меж построек ветра.

Ацуши не нравился этот район Йокогамы, но именно в таких местах им часто приходилось работать. Трава и сорняки росли между плитами тротуара, выбоины на дороге были такого размера, что в них можно было наступить ботинком. Все здания выгоревшие, с облупившейся краской, потрескавшимся бетоном и ржавым металлом. На блёклых строениях яркими пятнами выделялись свежие граффити.

— Ну, так что? — услышал он голос Акутагавы и повернул голову, отрываясь от разглядывания здешних пейзажей. Вдоль стены одного из зданий стояли четыре человека, и это напоминало Ацуши зрелище казни через расстрел, которое он нередко встречал на страницах исторических учебников из библиотеки приюта. Вокруг них трепетали щупальца расёмона, похожие на паучьи лапки, и люди боялись лишний раз вздохнуть, чтобы не вызвать случайным шорохом ответную реакцию.

Акутагаве тоже не нравились такие районы. Ацуши иронично подмечал, что, конечно, тому хочется с апломбом разгуливать по центральным улицам и бросать высокомерные взгляды на прохожих, которые расступались бы пред ним, как перед божеством, но приказы Мори быстро спускали его с небес на землю.

— Я задал вопрос, — напомнил он, едва шевеля тонкими губами. Либо он был очень уставшим, либо очень разгневанным, и Ацуши больше склонялся ко второму варианту. Он сильнее сжал ребристую рукоятку пистолета, продолжая между делом оглядываться по сторонам. Если бы он пропустил подоспевшую этим четверым помощь, то потом рисковал быть насаженным на расёмон, как на вертел.

Мужчины были явно не в состоянии сформулировать свои мысли. Впервые встретились с эспером, очевидно.

Ацуши знал, как нетерпелив Акутагава. Допросы и пытки были не его стихией; он предпочитал кровавую бойню и добывание информации разведкой. Он посмотрел на напарника через плечо.

— Нет, — смущённо, но решительно отказался Ацуши. Смущение он чувствовал исключительно из-за того, что сам себе казался бесполезным в данной ситуации.

— Я ещё даже ничего не сказал, придурок.

— У тебя всё на лице написано.

Акутагава недовольно цыкнул и отвернулся. На самом деле в его наружности было что-то зловещее и трагическое, и Ацуши не ждал от него ничего хорошего.

— У меня нет ни желания, ни времени марать об вас руки, — процедил Акутагава, скользя взглядом по дрожащим фигурам. — Предлагаю сделку: вы рассказываете, куда сбежал ваш трусливый главарь, а я отпускаю вас.

Ацуши на миг приковал к нему взгляд. Это было локальное подразделение ганпхэ² и, скорее всего, поимка их главаря ничего бы не дала, потому что оные очень часто даже не были связаны друг с другом или с основной группировкой, находящейся в Корее. Вытравишь одну — спустя время придёт другая. Они уже навели здесь шум, а Акутагава снёс достаточно голов, чтобы эта мелкая банда больше никогда не смогла восстановиться.

Неожиданно воздух рассёк длинный чёрный жгут, и Ацуши запоздало осознал, что это одно из щупалец. Вскрик со стороны стены заставил его посмотреть туда и увидеть, как крайний мужчина падает на колени, держась за живот, который пересекала обильно кровоточащая рана.

— Я сказал, у меня нет времени, — повторил Акутагава, даже не сменив позы. От его сумрачного лица веяло недоброй силой и задумчивой презрительностью. Ацуши, заворожённый и очарованный, следил то за ним, то за расёмоном, лязгающим пастью рядом с оставшимися на ногах пленниками. Раненый тяжело рухнул на бок, воя от боли и приговаривая что-то на корейском языке. Сейчас эта мелодичная речь звучала как песнь страдания.

Ацуши отвесил себе мысленный пинок. Жестокость это отнюдь не красиво.

— Он уехал сразу, как только запахло жареным! — выдал тот, что стоял ближе всех к поражённому ударом товарищу. — Сел в машину и дал по газам!

— Хм, — задумался Ацуши, — не прошло и получаса. Уверен, мы ещё сможем догнать его.

Последнюю фразу он адресовал непосредственно Акутагаве. Брови Ацуши взметнулись вверх в ожидании ответа; он старался не сильно отвлекаться на громкие стоны раненого.

— И куда он так бежит? — спросил Акутагава. Могло показаться, что он проигнорировал его, но Ацуши работал с ним уже достаточно, чтобы увидеть в этом завуалированное согласие.

— В-возможно, хочет сбежать в Бусан³ на п-пароме, — заикаясь, ответил всё тот же мужчина.

— Доки в противоположном конце города. Значит, ещё не успел, — сделал вывод Ацуши. — Вы помните номера машины?

Акутагава отчего-то уставился на него своими неподвижно-тёмными глазами, которые заставляли Ацуши вспоминать бездонную пасть расёмона, когда он разевает её прямо перед твоим лицом в попытке сожрать. Акутагава продолжал смотреть на него, пока одно из щупалец незаметно метнулось к истекающему кровью мужчине и скальпелем скользнуло по его горлу. Ацуши заметил это только из-за странных звуков, которые тот начал издавать.

— Акутагава… — проговорил он, следя за тем, как конвульсивно содрогается тело на последнем издыхании.

— Меня раздражает этот скулёж, — сказал Акутагава, чтобы было непонятно, кого он имеет в виду: мужчину или подавшего голос напарника. Очевидно, его поступок напугал остальных. Тот, что стоял посередине, сбивчиво выдал номер, и цвет, и марку машины.

— Отлично. Акутагава, они нам всё сказали, — надавил Ацуши.

— Действительно, — на удивление спокойно согласился тот и окинул троицу холодным взглядом. — Уговор есть уговор.

Расёмон покорно отступил. На лицах людей отпечатался ужас, который не ушёл вместе с угрожавшим их жизням чудовищем. Акутагава отвернулся от них и вперил взгляд в напарника. Он смотрел на него довольно долго. Так, что трое мужчин успели перебороть страх шевелиться и аккуратно, по стенке, двинулись подальше от двух мафиози.

— Тигр, — сказал Акутагава, и тот встрепенулся. — Ты не в детском саду и разговариваешь не с дошкольниками, а с бандитами. Спрашивать, помнят ли они номера машины? Серьёзно? А если не помнят, то что дальше?

Ацуши открыл рот, чтобы оправдаться. Мужчины за спиной Акутагавы решили, что раз он отвлёкся, то это отличный шанс тихо уйти, не привлекая лишнего внимания, и кинулись бежать.

— Если ты и дальше продолжишь быть таким мягким, то у меня для тебя плохие новости.

Ацуши смотрел через плечо Акутагавы, не слушая его слов. Он видел, как вслед за тремя убегающими сломя голову людьми потянулись три острых, точно бритва, отростка расёмона. Зрачки Ацуши расширились.

— Аку… тагава!

Один успел вонзиться между лопаток беглеца, который оставался на несколько шагов позади своих товарищей. Он остановился не сразу, постепенно осознавая, что произошло, а после осознания и боли издал приглушённый и удивлённый полувздох-полустон. Этот звук был слишком узнаваем, чтобы не обернуться на него. Второго, затормозившего, чтобы проверить, что произошло, расёмон буквально сбил с ног, и единственным видимым до падения тела стали брызги крови. Третьего щупальце сначала полоснуло по коленным впадинам, чтобы повредить связки и замедлить, а потом добило ударом в голову.

Ацуши обнаружил, что его рука едва ли не трансформировалась в тигриную лапу — выросли когти и проступили полосы, — которой он вцепился в предплечье Акутагавы.

— Ты… — выдохнул Ацуши, уставившись на распластавшиеся на земле свежие трупы. — Ты же обещал им, эй!

Он резко оттолкнул напарника, и тот попятился с видом оскорблённой невинности. Бледные пальцы смахнули невидимую пылинку с плаща, где секунды назад была рука Ацуши.

— Я выполнил обещание, Тигр, — заявил он почти с отвращением. — Я сказал, что отпущу их — я их отпустил. Не было никакого уговора не убивать их.

Ацуши поперхнулся воздухом от его логики. Перед тем, как развернуться и направиться к выходу со складской зоны, Акутагава ворчливо обронил:

— Ребёнок.

Тот вздрогнул, как от пощёчины. Он радовался, что Акутагава был к нему спиной и не видел, как краснеют его уши. Дело было не в возрасте, и это раздражало больше всего. Сжав кулаки, Ацуши направился следом, стараясь не обращать внимание на тела, когда обходил их. Акутагава набрал кому-то — наверное, своей ассистентке, чтобы заехала за ним.

И на этом пустая катушка падала на пол с громким стуком, потерявшая свою обмотку — свою душу — чтобы уступить место другому эпизоду.

У Акутагавы Рюноске всегда было две проблемы: неоправданно завышенная самооценка и неоправданно заниженная самооценка.

Ацуши понятия не имел, как две противоположные вещи могут жить в одном человеке, но факт был налицо. Завышенная самооценка заставляла его вести себя как полнейшего мудака, а заниженная проявлялась только в те редкие моменты, когда он заговаривал о Дазае, из-за чего становилось ясно, что Акутагава считает свои усилия бесполезными и ненужными без чьего-либо одобрения. И стоило только этой его части проявить себя и стать видимой, как Ацуши невольно проникался к нему солидарностью и чем-то даже более тёплым, нежели обычное сочувствие.

Поскольку кто как не Накаджима Ацуши знал, что такое чувствовать себя полным дерьмом.

Всё это он хотел объяснить сидевшей перед ним девочке, чтобы не воспринимала всерьёз скверный характер Акутагавы. Когда Ацуши впервые встретился с Кёкой Изуми, она была в компании Коё Озаки, и он сразу понял, что она её новая подопечная. Они были похожи, как старшая и младшая сестра, потому что разница у них была всего в двенадцать лет: Коё — более чувственная и эмоциональная, Кёка — сдержанная и холодная.

Ацуши мало знал о ней и видел её на задании один раз. Увиденное вызвало у него двоякое впечатление. С одной стороны, он даже завидовал, что четырнадцатилетняя девочка адаптировалась к образу жизни мафиози быстрее, чем он в своё время, и действовала профессионально и безжалостно. С другой, ему было жаль её: сердце сжималось от вида её непроницаемого и равнодушного лица с глазами, лишёнными света.

— Кёка, вы с Акутагавой всё? — поинтересовался Ацуши. Он покосился на напарника, который ворчал на неё минут пять назад. Девочка отрешённо моргнула и медленно повернула голову на голос, наверняка даже не осознавая, кто этот вопрос задал. Когда Ацуши увидел её безразличие, он нахмурился. Она пожала плечами.

Акутагава иногда тренировал её, но гораздо реже, чем Коё. Ацуши тоже помог бы ей, если бы знал чем, потому что его напарник был отвратительным учителем в том же смысле, в каком был отвратительным отцом настоятель приюта. Доверять эту девочку ему Ацуши не хотелось.

— Может, тогда отдохнёшь? — предложил Ацуши, понизив голос. Он не видел их тренировку, однако свежие порезы на руках и лице Кёки, которые они только что обработали, свидетельствовали не о деликатности Акутагавы.

Она снова пожала плечами.

Акутагава стоял в коридоре и разговаривал с Хигучи. Ацуши критически осмотрел виднеющуюся в дверном проёме тощую фигуру, как будто прицениваясь, не будет ли он мешать им уйти. Потом взял девочку за руку, отмечая, что ладонь её сухая и холодная, и ободрил:

— Я думаю, с нас всех на сегодня хватит, и мы заслужили отдых.

Она попыталась воспротивиться, но настолько вяло, что это можно было списать на испуг и смущение присутствием малознакомого человека. Когда Ацуши, задрав подбородок, попытался молчаливо юркнуть в коридор, Акутагава поймал его за руку, даже не глядя. Хигучи, докладывающая что-то, резко прервала свой рапорт и вопросительно взглянула на босса с немым вопросом: «Мне продолжать или у вас другие проблемы?»

Акутагава повернул к нему голову спустя пару секунд. Ацуши встретился с ним взглядом и выдержал это. Запах полыни, въевшийся в волосы и одежду Кёки, тревожил обоняние тонким шлейфом горечи, но Ацуши был уверен, что только он чувствует его так остро.

— В чём дело, Тигр?

Ацуши инстинктивно закрыл собой Кёку, немного сдвинувшись в сторону.

— Хотел отвести Кёку в одну из комнат отдыха.

Он готов был начать драться на любые возражения. Она заслужила чёртов отдых. Но Акутагава удивил его.

— Хигучи отведёт, — сказал он, и та мгновенно подорвалась выполнить завуалированный приказ. Ацуши хлопнул глазами, оглянулся на испуганную Кёку и спросил:

— Эм, пойдёшь с этой девушкой? Она не кусается, не бойся. Вроде.

Кёке, по большому счёту, всё равно, и это видно по её глазам. Она покорно поплелась следом за Хигучи, которая терпеливо дожидалась её медлительной поступи. Ацуши и Акутагава провожали их взглядами в полной тишине, а затем остались в коридоре совершенно одни.

Окно было открыто. С моря потянуло солью. Близился вечер, толкая солнце к краю земли, чтобы спрятать его, оплавленное золотом, во тьму. Акутагава посмотрел на него и сказал:

— Ты ведь видишь в ней себя, да?

Ацуши вскинул брови. Он не ответил «да» или «с чего вдруг тебя потянуло на откровения?»

— А ты — себя, — ответил Ацуши.

Акутагава обернулся и взглянул на него с прищуром. Он сделал шаг и ещё, нерешительно, полшага. Ацуши думал, сейчас он его ударит. Акутагава ненавидел, когда ему в душу лезли. Когда его рука потянулась к его лицу, Ацуши решил, что это будет не удар. Когда его рука схватила его несимметрично длинную прядь, Ацуши приоткрыл рот, чтобы возмутиться.

— Ты специально оставляешь её такой при каждой стрижке? Твои волосы уже тысячу раз должны были отрасти. Глупость. Бесит.

Мелькнула чёрная полоса расёмона, и Ацуши издал удивлённый звук. Акутагава разжал пальцы, в которых держал прядь его волос, и она, не задерживаясь, выскользнула из них, стремительно падая к ногам.

Потом Акутагава молча развернулся и ушёл.

Были и совсем короткие эпизоды, выжженные в памяти, казалось, навсегда. Это была осень, и она раскрасила кроны огненно-лисьей краской, пускай для Ацуши всё было чёрно-белым. Они с Акутагавой возвращались с какого-то задания, и это воспоминание относилось к тем временам, когда их отношения уже настоялись и созрели до такой степени, что они могли позволить себе пройтись пешком до дома или штаба, разговаривая, будто старые приятели. Этим воспоминанием был диалог из двух реплик: его и Акутагавы.

— Кажется, ты нравишься Хигучи, — решил подразнить его Ацуши, когда тема зашла об их коллегах.

Ему показалось, будто Акутагава вздрогнул. Ацуши предполагал, что напарник разозлится на него и начнёт угрожать, но Акутагава ошеломил его, ухмыльнувшись и бросив:

— A nullo diligitur, qui neminem diligit, Тигр. Никто не любит того, кто сам никого не любит.

И всё. Ацуши стало неожиданно больно, и он сам этого не ожидал. Латынь закрепилась ассоциацией к Акутагаве, пускай он больше никогда в жизни ни слова на ней не произнёс. Латынь была такой же величественной, но неживой.

Были эпизоды ещё короче. Кажется, даже без раскадровки — просто картинка, изображение. Тогда Ацуши показалось, что Акутагава хочет поцеловать его, поскольку его лицо застыло в нескольких сантиметрах от его собственного. Ацуши не помнил, что случилось: Акутагава то ли случайно наклонился к нему, потому что споткнулся, то ли они были в слишком тесном пространстве и им пришлось встать близко друг к другу. Почему-то память просто выбросила эту деталь и оставила лишь глаза тёмного, почти чёрного цвета. Ничего не произошло. Тот факт, что Ацуши подумал о поцелуе, заставил его отрефлексировать этот момент.

Были эпизоды ещё короче, хотя, казалось, это невозможно. Они состояли в мимолётных прикосновениях холодных пальцев Акутагавы или в том, как он произносил это дурацкое «Тигр».

Одну плёнку Ацуши хранит на отдельной полке, нежно лелея, но пытаясь никогда не пересматривать. Эта плёнка его первой попытки признаться Акутагаве, что, возможно, не всё так просто. Эта плёнка состоит из его страха, адреналина и сомнений. Эта плёнка должна быть сожжена.

Это была мясорубка. За пять лет Ацуши привык к этому и с некоторым ужасом обнаруживал в себе равнодушие к крови и оторванным конечностям. Равнодушие к чужой физической боли. Акутагава был ранен, Ацуши был ранен, подмога прибыла поздно. Их перевязали, и Накахара оставил их сидеть на тротуаре в кольце машин Портовой Мафии. В безопасности.

— Мы разберёмся! — заявил Накахара, и его широкая задорная улыбка была самой обнадёживающей вещью на свете.

Бледность Акутагавы достигла пугающей отметки. Ацуши помнил эти кадры в замедленной перемотке: вот он тянет Акутагаву к себе, чтобы найти раскалённый рот и забить его поцелуями, игнорируя здравый смысл и раны. Трогать мягкость щёк изнутри и отказываться верить, что когда-то всё было по-другому, что эта горячая ярость, поддеваемая чужим языком, имела другой вкус. Ацуши помнил, точно помнил, как они потеряли равновесие. Акутагава был сбит с толку и с ног. И тяжесть его тела, оказавшегося сверху, утоляла все жажды.

— Ты спятил! — просто сказал Акутагава, отрываясь от него и немного приподнимаясь. Ацуши лежал на асфальте и чувствовал обжигающую боль от потревоженных ран, которая не имела значения. Он смотрел на лицо Акутагавы неверящим взглядом, потому что Акутагава не злился.

Потому что Акутагава был всего лишь изумлён до глубины души.

Они не обсуждали этот случай. На следующий день Акутагава вёл себя так, будто ничего не произошло. Быть может, он подумал, что этот поцелуй нёс в себе радость и эйфорию от их чудесного спасения, а не романтический посыл. Ацуши повторил бы попытку рассказать о том, что он думает на самом деле, если бы не ещё один эпизод, вырезанный в его памяти, как имена влюблённых на дереве ножом. Болезненно, навечно — и это останется даже тогда, когда чувства двух сердец угаснут.

Воспоминание врывается отрывистыми кадрами, хранящимися на плёнке с зернистостью и шумом, в приглушённых цветах, с низкой контрастностью. Ветра тогда не было абсолютно. Ацуши машинально опустился на корточки над телом Дазая. Ему стало дурно.

— Дазай, — шептал он сиплым голосом. — Дазай… Дазай… Боже, почему вы так… так легко сломались. Это шутка, что ли?

Они ещё ничего не сказали Накахаре. Они даже не успели сами это осознать. Акутагава подошёл к нему и, наклонившись, положил ладони ему на плечи. От этого жеста Ацуши захотелось заплакать, потому что он подтверждал, что это не шутка.

— Угомонись, Тигр.

Иногда Ацуши казалось, что у Акутагавы просто красный ледяной мешочек в форме сердца.

Узкий ручеёк крови прибежал к подошве ботинок Ацуши. Он нервно шкрябал ногтями по коже лица, желая прикрыть ладонями глаза, но не способный отвести взгляд от этого зрелища. Дазай мечтал умереть аккуратно и красиво, но сейчас его лицо взбороздили глубокие, до кости, раны — картина не для открытого гроба.

У Ацуши горели глаза.

— Это же твой учитель, — подавленно произнёс он. — Разве ты не расстроен?

У Акутагавы не было склонности к тактильным контактам, поэтому Ацуши поверить не мог, что он его утешает. Это ещё одна причина, по которой Ацуши до последнего считал это сном.

— Мне правда жаль, что это произошло. Но Дазай-сан умудрялся наживать себе неприятности даже после ухода из Портовой Мафии. Хотя казалось бы, живи спокойно.

Ацуши смотрел и молчал. Именно они стали случайными свидетелями этой ситуации. Именно они не смогли ничего сделать. Даже если Акутагава был подавлен этим фактом, он этого не показывал.

Делается тяжелее в тысячи раз, словно все боги смерти вышли на земную поверхность. Воздух становится гуще, Ацуши — старше.

Акутагава стоял над ним, как демон, вышедший из лесного сумрака с ароматом сухих трав, дождя и шлейфом тянущегося за ним запаха тёмного и мрачного замка, стоящего где-нибудь на краю земли, над самой бездной. Как те мощные призрачные духи с бесчувственными холодными ртами. Но, к удивлению, ладони Акутагавы, лежащие на плечах Ацуши, были тёплыми.

Дрожь переливалась по телу и зудела где-то в горле.

— Мне больше жаль Накахару-сана, — неожиданно сказал Акутагава, и Ацуши запрокинул голову так, чтобы увидеть его, стоящего за спиной.

— Поче… му?

— Он будет очень горевать. Пускай и не покажет этого.

В голосе его переливался тёмный бархат и казалось, что если он заговорит снова, то земля расколется лишь от одного звучания оного и образуются новые миры. Миры внутри Ацуши.

— Ужасно, — вздохнул Акутагава, убирая руки и разворачиваясь спиной к нему. — Привязываться к людям ужасно. Потому что это не проходит и тебе, чёрт возьми, больно от потери. Никогда не делай этого.

И тогда Ацуши услышал, что ему не всё равно. Тогда Ацуши распахнул глаза широко-широко и стал слушать звук его шагов. Наверное, он отходил в сторону, чтобы сделать звонок и сообщить об инциденте, но Ацуши казалось, что он оставляет его одного-в-поле-воина сражаться с собственными мыслями и чувствами самостоятельно.

«Ты что же, Акутагава, хочешь сказать, что боишься, будто с нами будет, как с Накахарой и Дазаем?» — собирался спросить Ацуши, но не решился.

На самом деле плёнка закончилась на словах «Никогда не делай этого» и туманном звуке шагов по твёрдой земле, однако воображение растянуло эти мгновения на целую вечность. Вечность Ацуши сидел над телом человека, с которым они не то чтобы сильно были связаны, но который внезапно оказался ему дорог. Вечность шли гудки в телефоне Акутагавы, который вслушивался в них, цеплялся за них, как за крючок реальности. Вечность, казалось, капали чьи-то слёзы и впитывались в иссушенную землю, но Ацуши не плакал.

Чёрно-белые картинки и позже сохранялись в обугленной памяти, но уже не такие яркие.

Чёрно-белый не значит серый.