Клауд застонал во сне. Тифа склонилась над ним, провела рукой по его непослушным светлым волосам.
— Интересно, что тебе снится, Клауд? — проговорила она, с нежностью и тревогой вглядываясь в его лицо.
Губы Клауда вздрагивали. Ему снился кошмар. Тот же самый кошмар. Каждую ночь. Ему снилась та последняя битва.
В тот день, внезапно ставший ночью, он сражался с Кададжем. Кададж… Такое прекрасное лицо… брат… Чёрт, и почему в этом мире все его родственники оказывались врагами?
Тогда он прижал Кададжа к стенке, у того не было никаких шансов выиграть или выжить… Он размахнулся, и Кададж поднял клинок, чтобы блокировать этот страшный удар.
Что же было потом?
Клауд опять застонал, разметался по кровати.
Разбудить его? Тифа нерешительно дотянулась до его лица, но не смогла коснуться: Клауд как будто был окружён барьером, вокруг разливалось серебристое сияние.
— Да что это такое? — в ужасе прошептала Тифа.
А потом день стал ночью, и мягкие серебристые локоны почти коснулись его лица, и голос… его голос: «Давно не виделись, Клауд!»
Клауд хорошо помнил этот момент. Он окаменел на секунду, страшно было открыть глаза… но он всё-таки открыл…
Сефирот! Сефирот, блокировавший удар длинным острым мечом. Его светящиеся лайфстримом глаза почти на одном уровне с глазами самого Клауда. Длинные волосы, вьющиеся в этом тёмном воздухе как змеи. И губы, тронутые почти умиротворённой улыбкой. Сефирот…
Клауд задрожал, его пальцы согнулись, словно сжимая рукоять меча. Сияние вокруг него сгустилось. Тифа не могла двинуться, хотя, наверное, нужно было бежать, позвонить кому-нибудь, позвать на помощь… Что происходит с Клаудом?
Это лицо, когда он пронзил его мечом… всеми мечами… Ему никогда не забыть лицо Сефирота, когда он убил его уже во второй раз. Эти губы, потемневшие от прилившей крови… Эти застывшие глаза… Но почему он улыбался? Почему он улыбался, говоря: «Я не буду только воспоминанием»?
Сейчас он превратится в Кададжа, и тот рухнет вниз…
Сефирот неподвижно висел в воздухе, с его крыла медленно опадали перья. Клауд растерялся: сон должен был закончиться. Этот кошмар всегда заканчивался так.
— Это не просто сон, Клауд, — снисходительно сказал Сефирот.
Клауд поискал глазами. Все его мечи исчезли. Ему стало холодно, он попятился.
— Этого просто не может быть, — беспомощно прошептал он, глотая пересохшими губами тёмный воздух.
Крыло Сефирота исчезло, и он плавно опустился на тот же обломок здания, где стоял Клауд. Его раны затягивались на глазах. Сефирот почти коснулся горла Клауда острием своего меча.
Тифа сделала попытку встать, но её как будто сковало какое-то заклинание.
— Не может быть! — прошептала она.
Глаза девушки застыли: сияние вокруг медленно, но верно приобретало очертания Сефирота. Его длинные волосы ниспадали ему на лицо.
— Сефирот? — беззвучно сказала Тифа.
Клауд сглотнул комок в горле. Острие коснулось его шеи. Клауд не боялся — просто не мог понять, что это: сон или…
— Клауд… — Сефирот острием прочертил по шее Клауда до груди. — Клауд…
— Я же убил тебя! — прошептал Клауд, прекрасно понимая, что этими словами только усугубит ситуацию. — Ты всего лишь мой сон!
— Клауд, ты такой наивный… — Сефирот опять улыбнулся.
«Почему он не злится? Он должен быть в бешенстве!» — Клауд готов был запаниковать.
— Ты убил не меня, ты убил призрака. Они так хотели воскресить меня… Придурки!
— «Придурки»? — не веря своим ушам, переспросил Клауд.
— Конечно. Как можно воскресить того, кто не умирал? — Сефирот опять приставил меч к горлу Клауда. — Даже ты думал, что я мёртв.
— Я убил тебя! — беспомощно повторил Клауд. Его лицо побледнело и покрылось холодным по́том. — Я убил тебя, Сефирот! Ещё тогда…
— Нет, Клауд! — Сефирот опустил меч и опять рассмеялся. — Я просто хотел заставить тебя думать так. И у меня это получилось. Что ты знаешь, Клауд? Что ты помнишь? Ты сам был почти мёртв тогда.
Клауд отступил на шаг. Сефирот вложил меч в ножны и небрежно откинул назад свои платиновые волосы.
— Ты так самоуверен? — стиснув зубы, спросил Клауд.
— Ты безоружен, братик.
Это фамильярное «братик» резануло по ушам. Клауд сжал кулаки:
— Не смей меня так называть! У нас нет ничего общего!
— Мы были друзьями, Клауд, — напомнил Сефирот, протянув руку, чтобы коснуться его лица.
Клауд отбил его руку:
— Были. Вот именно. Ты предал всех нас. Ты — враг мне, а не друг. Ты пытался убить Тифу.
— Сама напросилась, — спокойно возразил Сефирот. — Кто прошлое помянет…
— Ты сам прошлое!
— О нет, братик, я не прошлое. Я и настоящее и будущее.
— Ты просто мой сон! — Клауд побагровел.
— А если так, чего же ты тогда злишься? — рассудительно возразил Сефирот.
Клауд опешил. Об этом он как-то не подумал. В самом деле, это всё ему просто снилось. Зачем спорить со сновидением?
— Даже будучи сновидением, ты всё равно действуешь мне на нервы, — хмуро сказал Клауд.
— Давай просто поговорим, — предложил Сефирот.
— О чём нам говорить?
— О чём угодно, братик.
— Да прекрати ты меня называть братиком! — окончательно взбесился Клауд.
— А как ты предпочитаешь? — Тут Сефирот, что называется, выкинул фокус: чуть ли не за уши притянул его к себе и поцеловал прямо в губы.
Тифа не могла пошевелиться. Да, это был Сефирот. Он склонился над Клаудом и, придерживая рукой волосы, поцеловал спящего в губы.
— Клауд! Клауд! — позвала Тифа.
Светящаяся фигура полуобернулась к ней:
— Нет, дорогая, он не проснётся. Даже если ты во весь голос будешь звать его на помощь, я могу сделать с тобой что угодно, — но он не проснётся.
— Что ты с ним сделал?
— Ничего. — Сефирот опять склонился над спящим. — Я сделаю так, что ему больше не будут сниться кошмары. Спи, Клауд, тебе понравится этот сон.
Клауд поначалу опешил, потом оттолкнул Сефирота и вытер губы:
— Ты что вытворяешь?
— Братик, мы же родственники, это был братский поцелуй, — объяснил Сефирот, нисколько не смущаясь.
Клауд продолжал отплёвываться:
— Братский? А язык мне в рот засовывать — тоже проявление братской любви?
— Не хочешь, чтобы я называл тебя братом? Может, тогда я лучше буду называть тебя возлюбленным?
— Идиот! Идиот! Идиотский сон! Хочу проснуться! — Клауд застучал кулаками себе по лбу. — Проснись, проснись!
— Бесполезно! Ты проснёшься только тогда, когда я тебе позволю, — сказал Сефирот, подходя к Клауду сзади и обвивая его талию руками. — Но тебе нечего бояться, братик, я ничего тебе не сделаю. Несмотря на то, что ты дважды пытался убить меня.
— Отпусти меня! — Клауд силился разжать его руки, но они были словно каменные, такие же холодные и сильные. — Чего ты от меня хочешь? Почему мне снится всё это? Почему я должен видеть этот идиотский сон?
— Тише… — прошептал Сефирот, уткнувшись носом Клауду в плечо. — Я просто хочу поговорить с тобой… как раньше… когда мы были друзьями.
— До того, как у тебя снесло крышу, — уточнил Клауд.
— Клауд, не надо так. — Сефирот сжал руки чуть сильнее, и Клауд едва не застонал. — Не зли меня…
— Ты всего лишь мой сон! — На глазах у Клауда выступили слёзы, руки Сефирота были как тиски. — Ты ничего не сможешь мне сделать.
— На твоём месте я не был бы так уверен.
— Хорошо, хорошо… Давай поговорим, — согласился Клауд и вздохнул с облегчением, когда Сефирот его отпустил. — Чего ты хочешь?
— Поговорить, братик.
— Ещё раз назовёшь братиком — убью, — пообещал Клауд.
Сефирот рассмеялся, сел на один из обломков:
— Ты ничуть не изменился, Клауд.
— Как же.
— Правда. И ты не в силах этого изменить. Наше генетическое родство…
— Плевал я на это! Если ты говоришь о геостигме, то у меня её уже нет. Я вылечился!
— Геостигма? — переспросил Сефирот. — Э-э… ты о том, что у тебя на плече?
Плечо Клауда пронзила знакомая резкая боль, и он с ужасом увидел, как по коже расползается тёмное пятно.
— Этого не может быть, — прошептал он, сжимая плечо, и рухнул на бетон. — Опять? Эта чёртова болезнь…
— Это не болезнь, это внутри тебя.
— Что внутри меня? — со страхом и ненавистью прошептал Клауд.
— ДНК. Твои генетические цепочки. Будь ты сто раз хорошим и распрекрасным, твоё происхождение от этого не изменится. Ты всё равно остаёшься носителем генома Матери.
— Дженовы … — пробормотал Клауд, чувствуя, что внутри всё слабеет.
— Ты наивно полагал, что с моей смертью всё кончится?
— Но они же вылечились? — беспомощно возразил Клауд.
— Они да. Они всего лишь дети. Но ты первооснова. Как и я. Лайфстрим не мог бы уничтожить Мать. А мы её истинные сыновья.
— Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с этой чёртовой инопланетянкой! — Клауд поднялся, стиснув зубы.
Глаза Сефирота вспыхнули, он встал, шагнул к Клауду и влепил ему звонкую пощёчину:
— Не смей так говорить! Ты можешь оскорблять меня, но не смей оскорблять её! Она не какая-то там инопланетянка, она наша Мать!
— Мать… — Клауд оттолкнул его и потёр щёку. — Тебе ли не знать, что мы были сделаны в лабораториях Шинры? У нас нет ни матери, ни отца, ни родственников. Мы продукт исследований. Так что у нас нет никого!
— Дурак! — Сефирот быстро отвернулся.
Клауд на мгновение опешил. Ему показалось, что на глазах у Сефирота блеснули слёзы.
— Вот уж не думал, что тебя может что-то расстроить, — пробормотал Клауд.
Сефирот обернулся.
— Дурак! — повторил он. — Нет никого? У тебя есть я, а у меня есть ты.
— Меньше всего я бы этого хотел!
— Хотел или нет, а не изменишь, братик, — почти с торжеством сказал Сефирот.
Клауд, скрипнув зубами, сжал кулак и размахнулся, чтобы, как и обещал, врезать Сефироту за «братика». Сефирот легко уклонился. Рука Клауда ударила воздух, он потерял равновесие и упал бы, если бы Сефирот не перехватил его за талию.
— Всё такой же неуклюжий… — пробормотал он.
— Отпусти!
— Ладно, ладно… Только не злись. Я не хочу с тобой драться… опять. Никогда не хотел.
— А мне так не казалось. — Клауд, морщась, закрыл геостигму рукавом; она въелась куда-то глубоко внутрь.
— Ты не поверишь, но, ранив тебя, я совершил свой самый мазохистский поступок. — Сефирот подошёл к Клауду и положил ладонь ему на грудь — туда, куда он вонзил меч в последней схватке.
Тело Клауда отозвалось болью, будто рана опять открылась. Он закусил губу, алая струйка крови поползла по его губам к подбородку.
— Чего ты хочешь добиться, Сефирот? — с ненавистью спросил он.
Сефирот взял его за плечи и осторожно слизнул кровь с его лица.
— Ты извращенец! — Клауда передёрнуло. — Только не говори, что ты всегда обо мне думал так…
— Как? — Сефирот, по-прежнему держа парня за плечи, пригвоздил его к стене. — Как о друге. Как о брате. Как о единственном близком мне человеке.
— Я сейчас расплачусь.
Сефирот зловеще улыбнулся. Клауду эта улыбка не понравилась. Обычно, когда Сефирот так ехидно улыбался, последствия были катастрофические: разгром Шинры, попытка уничтожить человечество и превратить эту планету в космический корабль.
— Братик хочет поиграть со мной? — с той же ехидной улыбкой спросил Сефирот.
Клауд в ужасе почувствовал, что не может двинуться. Стена как будто стала магнитом, руки и ноги наполнились свинцовой тяжестью. Клауд попытался отлепить себя от стены, но тщетно.
— Даже не пытайся, — предупредил Сефирот, — всё равно не выйдет.
Клауд был не из тех, кто сдаётся, но его рука так заныла, что он замер, боясь пошевелиться. Геостигма выступила тёмными каплями и упала на бетон, зашипев как кислота. Клауд застонал и закрыл глаза, чувствуя, что тело становится похожим на губку: таким же мягким, безвольным, насквозь пропитанным жидкостью.
Сефирот наблюдал за ним с явным интересом:
— Всё равно пытаешься?
Клауд открыл глаза и с ненавистью посмотрел на него:
— Получаешь удовольствие?
— Ещё нет. — Улыбка Сефирота стала прямо-таки гадкой.
«Что-то задумал», — почти испуганно понял Клауд.
— Я могу остановить твою боль. — Сефирот сжал пальцы как раз поверх геостигмы. — Хочешь этого?
— Отстань от меня.
Сефирот сжал пальцы сильнее. Геостигма плавилась под ними как воск. Клауд содрогнулся.
— Знаю, это больно, но только через боль ты познаешь истинную суть себя. — Сефирот отпустил его руку и стряхнул вязкие тёмные капли со своей перчатки.
— Что за бред ты несёшь?
— Мой дорогой братик, я хочу, чтобы ты полюбил меня.
— О чём ты говоришь, придурок? — Клауд дёрнулся.
— Я часть тебя, вот о чём. Ты должен любить себя. Ты должен ценить себя, ибо в этом мире нет никого ближе нам, кроме нас самих.
— В проповедники заделался? — силясь усмехнуться, спросил Клауд. — Или хочешь получить Оскара за лучшую роль заботливого родственника?
Холодные пальцы Сефирота сжали подбородок Клауда, сжали жёстко. Клауд выдержал и эту боль, и этот взгляд.
— Эх, братик! — Сефирот вынул меч и приставил его к горлу Клауда. — Мы оба не изменились, остались прежними. Мы на разных берегах Лайфстрима. Но меня это печалит, Клауд, поэтому я намерен это изменить.
— Проснись! Проснись! Проснись! — повторяла Тифа.
Клауд лежал неподвижно, лишь его веки вздрагивали иногда. Сефирот сидел на нём верхом, гладил двумя пальцами его лицо и что-то бормотал. Его сияние таяло, и он медленно обретал физическую форму.
«Он воскресает?» — в ужасе подумала Тифа.
— Я скажу тебе, почему ты не можешь убить меня, — объявил Сефирот, играя своим мечом. — Мне так нравится холодное оружие…
— Почему?
— И даже в этом мы с тобой похожи: твой огромный меч…
— Почему?!
Сефирот подошёл к нему, заглянул своими горящими глазами Страйфу в лицо и прошептал ему на ухо, слегка касаясь губами светлых волос на виске Клауда:
— Потому что мы одно целое. Это как если бы ты попытался убить свою собственную тень. Ты белое — я чёрное, ты свет — я тьма, мы всегда будем вместе, и ничто не разлучит нас.
— Невесёлая перспектива, — процедил Клауд, пытаясь отвернуть лицо.
— Я не ошибся, — промурлыкал Сефирот, — ты хочешь поиграть, братик. Хорошо, мы поиграем. Будет весело, обещаю.
— Это всего лишь сон! Всего лишь очередной кошмар! — пробормотал Клауд, зажмурившись, чтобы не видеть его лица.
— Открой глаза, Клауд, — приказал Сефирот, — или я вырежу твои веки, и ты никогда не сможешь их закрыть.
— Проявилось твоё истинное личико, братик? — усмехнулся Клауд.
Сефирот неторопливо прошёлся по обломкам, перешагнул на наиболее высокий и, задрав голову, посмотрел в небо:
— Помнишь тот день, Клауд? Я увидел Мать… Я видел её лицо… Ради этого стоило пройти огонь, воду и медные трубы. Это стоило уничтожения Шинры!
— Невинные люди погибли!
— До сих пор не можешь простить мне её смерть? — Сефирот по-военному развернулся на каблуках. — Жертвы неизбежны, Клауд, а весь этот мир ничего не стоит. Он что-то значит для меня только из-за того, что ты есть в нём.
— Ха, считаешь, что это романтично? — Клауд стиснул зубы. Упоминание об Айрис ранило его куда сильнее меча Сефирота и геостигмы вместе взятых.
— Тебе больно, бедный мальчик, я знаю. — Сефирот спрыгнул с колонны, взял лицо Клауда в ладони. — Это причинило тебе боль? Хорошо, в таком случае я не трону твою новую девчонку. Хочешь её — пусть так и будет. Мой подарок для любимого братика…
— Хоть пальцем её тронешь — убью! — в бешенстве прорычал Клауд, рванувшись вперёд, но невидимые оковы держали крепко.
— Успокойся, Клауд. — Сефирот расстегнул пряжки на своём кителе. — Скоро конец. Я почти всё сказал, почти всё сделал — почти всё. Но (я уже говорил это) я не буду просто воспоминанием.
— Заткнись! — Клауд напрягся, стараясь освободить руки, мускулы на его плечах заиграли.
— Красиво, — восхитился Сефирот, трогая его за бицепс, — совершенное тело… Мы оба совершенны. Мы новые боги этого мира. Когда ты поймёшь это, ты обретёшь всемогущество.
— Заткнись! — повторил Клауд. Вены на его висках вздулись, кровь прилила к лицу, но он по-прежнему не мог пошевелиться.
— Не трать силы понапрасну, — посоветовал Сефирот, — они тебе понадобятся… Нет, не смотри на меня так! Я больше не хочу сражений. Я попробую наладить наши отношения мирным путём, братик.
— Не называй меня так! — в бешенстве проскрипел Клауд.
Сефирот, не обращая внимания на эти слова, расстегнул пряжку на плече Клауда. Пояс зашелестел и упал на бетон вместе с ножнами и наплечником, которым Клауд скрывал геостигму.
— Какого…
— Поражаюсь тебе. — Сефирот нагнулся и достал из голенища сапога короткий кинжал. — Ты так любишь эту планету… А вместе с тем именно она наградила тебя геостигмой. Планета хочет, чтобы ты исчез, Клауд Страйф! И ты по-прежнему её любишь?
— Я вылечился… Это сон… А во сне… Я болен только в этом проклятом сне!
Пятно геостигмы расползлось практически до локтя. Сефирот провёл кинжалом плашмя по нему:
— Если так будет продолжаться и дальше, то ты скоро и меч не сможешь держать!
— Я справлюсь. Мне и одной руки хватит, чтобы окончательно с тобой разделаться! — Клауд мотнул головой.
— Ты кое-чего не понимаешь, братик… — Сефирот сжал руку Клауда выше локтя и нанёс ему глубокий порез.
Клауд скрипнул зубами, по его лицу покатились холодные капельки пота. Геостигма полилась из раны. Даже крови не было — одна геостигма.
— Я помогу тебе.
— Да я лучше сдохну, чем от тебя помощь приму!
— Как грубо… Но, может быть, именно это мне в тебе и нравится, Клауд.
Сефирот отшвырнул кинжал и сжал ладонь в кулак. Когда он разжал пальцы, на его ладони лежал светящийся шарик, похожий на шарики материи.
— Это мой подарок тебе, братик, избавление от геостигмы. — И с этими словами Сефирот растворил шарик в ране Клауда.
Серебряное сияние всосалось в геостигму и пошло дальше, внутрь тела Клауда. Тот застонал, это ощущение походило на предчувствие смерти. Серебряная ртуть прокатилась по его венам, прошла через сердце и опять вернулась к открытой ране. Тёмные капли, падающие из раны, стали серебряными.
— Что ты сделал?
Сефирот зубами стянул с руки перчатку, положил пальцы на эту рану:
— Ничего не сделал, братик.
— Заткнись!
— Ты такой упрямый… Это так возбуждает! — Сефирот опять как-то гадко улыбнулся. — Сейчас всё пройдёт. Потерпи.
Он наклонился к Клауду, провёл языком по серебром исходящему порезу, его глаза стали по-кошачьи зелёными. Внутри у Клауда всё похолодело.
«Что он со мной делает?» — болезненно морщась, подумал он и посмотрел на свою изуродованную руку.
Глаза его застыли. Из краёв раны вытягивались тонкие серебристые ниточки, которые переплетались между собой, образовывая сетки. Рана медленно, но верно исчезала. Клауду стало ещё холоднее. Было ли это сном? Всё происходящее было слишком реально: он чувствовал боль, чувствовал холод, чувствовал запахи… Сон ли это?
Сефирот стоял не двигаясь до тех пор, пока рана на руке Клауда не затянулась полностью. Потом он опять прикоснулся губами к плечу Клауда, и боль ушла окончательно.
Клауду было страшно. Он предпочёл бы видеть ярость Сефирота или ненависть — любые негативные эмоции, но только не это непонятное спокойствие.
— Я тебя не понимаю, Сефирот, — морщась от отвращения, процедил Клауд. — Говоришь, мы не изменились? Да ты сам на себя не похож! Стареешь, Сефирот?
Лицо того на секунду исказилось, он вновь сцапал Клауда за подбородок:
— Глупый, глупый… Старею? Какая разница, если мне известен рецепт омоложения?
— Купаться в крови девственников? — не удержался от сарказма Клауд.
— Предпочитаю лишить тебя её.
«О чём он? — со смутной тревогой подумал Клауд. — О Тифе? О крови?»
Сефирот отпустил его подбородок и взялся за молнию на воротнике вязаной безрукавки Клауда:
— Мы оба совершенны, братик.
— Убью гада!
— Братик, братик, братик, — несколько раз повторил Сефирот, словно бы дразня Клауда этим словом.
Клауду показалось, что он может двинуть плечом. Так отчаянно он желал съездить по этой самодовольной, ухмыляющейся физиономии! Но он лишь смог шевельнуть пальцами и больше ничего.
— Какое колдовство ты используешь? — Клауд ударился затылком о стену.
— Это не колдовство. Это моя сила. Сила моей любви к тебе. — Сефирот согнул руки, и в каждой его ладони расцвело по синему пламени. — Смотри, как это красиво. Моя сила… вся моя сила… всё моё существо в твоём распоряжении, Клауд! Вместе мы сможем что угодно.
— Как я устал от твоей болтовни! — Клауд ещё раз ударился затылком и, кажется, переборщил: в голове у него зазвенело.
— Хорошо, перейдём от слов к делу. — Сефирот снял и вторую перчатку и дёрнул за собачку [замка], безрукавка Клауда распахнулась. — По правде говоря, я совсем не против.
— Что ты задумал? — Клауд поморгал, в глазах плавали какие-то тёмные точки.
Сефирот коснулся груди Клауда:
— Какая гладкая кожа… гладкая, твёрдая… а этот шрам… Я оставил тебе его… и всякий раз, как ты смотришься в зеркало, ты вспоминаешь меня.
Он провёл пальцем по беловатому шраму. Клауд стиснул зубы, рана словно бы отозвалась на это прикосновение, и стало больно.
— Чёртов ублюдок… — выдохнул он.
— Чувствуешь это? — Сефирот продолжал водить пальцем по шраму. — Холод этой стены… бесконечное одиночество…
— Я не одинок!
— У тебя никого нет.
— Ошибаешься.
— Нет, не ошибаюсь. — Сефирот прищурился. — Потому что мы здесь чужие. Чужие.
— Замолчи!
Сефирот усмехнулся. Его пальцы скатились чуть ниже и сжали сосок. Клауд вздрогнул:
— Ты!!!
Его пронзил ужас, когда он встретился взглядом с глазами Сефирота: они были мертвы, их серебристое сияние — покрыто пепельной сетью.
— Не трогай меня, идиот! — Клауд напряг все мускулы, чтобы вырваться. — О чём ты вообще думаешь?
Сефирот продолжал мять сосок Клауда пальцами. Его веки дрогнули, и длинные ресницы на какое-то время скрыли эту пепельную муть в его глазах.
Клауд почувствовал, что кровь в венах леденеет. И вправду, холод этой стены…
— Нет! Прекрати это! Ты хочешь сломать меня? Не выйдет! Это всего лишь наваждение… это…
Его гневная речь оборвалась на полуслове. Рука Сефирота медленно скатилась с его груди по животу и скользнула под пояс, удерживающий шаровары на бёдрах Клауда.
— Какого… ты делаешь?
Когда пальцы Сефирота сжали его член, Клауд почувствовал, что слабеет. Это ускользало от рассудка, он терял контроль над собой, хотя панически старался удержать его. Лоб покрылся холодным по́том, но кровь внутри вдруг воспламенилась.
«Что это… что это за чувство?» — в ужасе подумал он, чувствуя дрожь во всём теле и растущую панику.
— Почему? — выдохнул он. — Почему?
Сефирот придвинулся к нему, по-прежнему не открывая глаз, по-прежнему двигая пальцами, провёл губами по щеке Клауда и прошептал ему на ухо:
— Потому что я люблю тебя, братик.
— В гробу я твою любовь видел!
Тифе удалось встать, хотя страшная невидимая сила давила на неё, стараясь пригвоздить обратно к кровати, и дотянулась рукой до плеча Сефирота. Она ожидала, что её пальцы провалятся в пустоту, но вместо этого ощутила холодное твёрдое плечо. Сефирот повернул голову, посмотрел на неё, усмехнулся и вновь отвернулся.
— Это невозможно! — воскликнула Тифа, отдёрнув руку.
— До сих пор ненавидишь меня? — спросил Сефирот, склоняясь над Клаудом и целуя его в закрытые веки. — За его смерть?
Тифа упала обратно на кровать, закрыла лицо руками.
— Не считаешь, что я уже заплатил за это? — Сефирот сгрёб в кучу свои волосы. — Быть преданным собственным братом…
— Не смей говорить так! — воскликнула Тифа со слезами. — Клауд! Что ты хочешь сделать с ним?
— Настало время воссоединения, — сказал Сефирот.
— Клауд, проснись! — изо всех сил закричала Тифа.
Клауд вздрогнул. Его тело внезапно освободилось от этих невидимых оков, но, странное дело, он всё равно не мог пошевелиться, безвольно уронил голову на плечо Сефирота и застонал. Сефирот отпустил его, и Клауд сполз по стене вниз, как тряпичная кукла.
«Что с тобой происходит? — с трудом смог подумать Клауд. — Давай вставай, врежь ему… сделай хоть что-нибудь! Почему ты не можешь пошевелиться?»
Сефирот какое-то время разглядывал свои пальцы, по которым текла белая струйка, потом слизнул её и закрыл глаза.
Клауда передёрнуло. Его тело сейчас было таким холодным, липким… Его затошнило от этого ощущения. Он кое-как поднялся, придерживаясь за стену, и сжал кулаки:
— Ты покойник, Сефирот!
Сефирот открыл глаза. Они вновь светились, как и прежде. Он облизнул губы, подхватив выкатившуюся из угла рта перламутровую каплю, и спросил:
— В самом деле?
Клауд опять почувствовал страх. Нет, не мог этот человек перед ним быть Сефиротом!
Сефирот протянул руку в сторону — в ней воплотился один из мечей Клауда — и воткнул меч в камень, в нескольких футах от Клауда.
— Тогда сделай это, если считаешь, что должен.
Клауд без колебаний схватил меч и вогнал его в Сефирота. Меч прошёл насквозь. Сефирот захлебнулся кровью, сплюнул…
— На этот раз всё кончено, — твёрдо сказал Клауд и сам в это поверил.
Сефирот взялся за лезвие и выдернул меч из своего тела. Клауд, который до сих пор держался за рукоять, отлетел в сторону, потеряв равновесие. Сефирот зажал рану ладонью и зашвырнул меч так, что тот по гарду вошёл в бетон в нескольких дюймах от уха Клауда. Страйф покрылся холодным по́том, ибо почувствовал силу этого удара. Он попытался вытащить меч, но не смог.
«Его сила… — в ужасе подумал Клауд. — Она никогда не была такой… Если бы он хотел, он бы убил меня…»
Сефирот отвёл руку — раны уже не было.
— Хочешь сказать, что ты бессмертен? — выдавил Клауд.
Сефирот вытер окровавленные губы и протянул Клауду руку:
— Нет, конечно. Я просто хотел ещё раз познать силу твоего удара.
Клауд, поколебавшись, подал ему руку. Сефирот поднял его, не выкинув никакого фокуса. Клауда это насторожило больше, чем если бы это было агрессией.
— Чего ты на самом деле добиваешься, Сефирот? — нахмурившись, спросил Клауд, отступая от него.
Сефирот за талию притянул его к себе:
— Тебя.
— Ты, извращенец! Что ты ещё со мной сделать хочешь? — Клауд пытался освободиться.
Сефирот завалил Клауда навзничь, прижал его руки к земле:
— Ещё только одну вещь, братик. Скоро наступит утро, тебе пора просыпаться. Осталась лишь одна вещь, которую я хотел сделать.
Клауд напрягся, почувствовав, как колено Сефирота раздвинуло ему ноги:
— Ты что, обалдел? Даже если это сон…
Тело почему-то не слушалось. Надо признаться, ласкать Сефирот умел.
— Прекрати… — слабо повторил Клауд. — Если ты это сделаешь, я тебя из-под земли достану!
Слабость, боль… Полнейшее бессилие…
Сефирот встал, застёгивая китель.
— Скотина, — простонал Клауд. — И почему я должен был лишиться девственности именно с тобой?
— Так было суждено, — глубокомысленно заметил Сефирот, смахивая с лица прилипшие ко лбу волосы.
— Хочу проснуться! Хочу проснуться! — Клауд закрыл лицо руками.
— Через минуту. — Сефирот встал возле него на колено. — Напоследок, братик, я скажу тебе, в чём твоя ошибка.
— «Ошибка»?
— Да. Почему тебе так и не удалось убить меня.
— И в чём же причина? — сумрачно спросил Клауд, представляя, как вмажет Сефироту, если тот наклонится чуть ниже.
— Здесь… — Сефирот положил ладонь на грудь Клауду. — Причина в нашей ДНК. Мы с тобою одно целое, братик. Чтобы убить меня, тебе нужно убить себя. Только тогда я прекращу существование. Мы были созданы из одной и той же клетки. И сегодня свершилось настоящее воссоединение.
Он наклонился и погладил Клауда по щеке. Его фигура слегка засветилась и стала исчезать, как облачко, рассеиваемое ветром.
— Проснись, Клауд! — сквозь слёзы повторяла Тифа.
Тело Сефирота вдруг потеряло очертания, стало прозрачным. Клауд зашевелился.
«Просыпается», — догадалась Тифа.
Сефирот испарился. Клауд сел, протирая глаза.
— Клауд? — осторожно спросила Тифа.
— Идиотский сон, — пробормотал Клауд.
— Что тебе снилось?
— Да ерунда всякая! — Клауд потёр плечо. — Как будто снова геостигма…
Он посмотрел на руку, там ничего не было. Клауд свалился обратно на подушку, вздохнув. Сердце у него до сих пор прыгало, но облегчение от того, что всё это лишь приснилось ему, нельзя было передать словами.
— Ты в порядке? — озабоченно спросила Тифа. — У тебя странный взгляд…
— Всё хорошо, — успокоил он её, — просто… Почему людям снятся сны, Тифа?
— Не знаю. Наверное, их навевают наши мысли, — предположила она.
— «Мысли»? — повторил Клауд. — Я никогда не думал об этом.
— О чём?
— Да так, ни о чём! — Клауд потянулся. — Пора за работу! Приму душ, и за дело.
— Да, — кивнула Тифа, успокаиваясь. Это её прежний Клауд, значит, нет повода для беспокойства.
Клауд встал и ретировался в ванную. Там он с неудовольствием заметил тёмное пятно на шароварах.
— Надо же, — пробормотал он, — в штаны наделал от такого сна… Всё было так реально! Блин, и с чего мне привиделось такое извращение?
Он разделся, чтобы принять душ, с подозрением оглядел себя в поисках геостигмы. Возможно, это была паранойя, но он до сих пор боялся, что пятна появятся снова.
Клауд встал под холодный душ, по коже побежали мурашки, такое приятное ощущение… Он выключил воду и нащупал полотенце. Холодный душ его освежил и взбодрил.
— Служба доставки? — говорила кому-то по телефону Тифа.
— За работу! — сказал Клауд, поворачиваясь к зеркалу, чтобы расчесать волосы.
Из зеркала на него смотрел человек с длинными серебристыми волосами, в глазах которого плавился Лайфстрим. Сефирот…