Дождь, зарядивший с утра, всё лил и лил, так что вскоре на входе в пещеру Фумо образовалась огромная лужа. Прежде чем возвращаться к себе, Вэй Ин искупался в реке и ещё тогда успел продрогнуть настолько, что зуб на зуб не попадал. Нахохлившись, как замёрзший воробушек, он сидел на своей лежанке, заваленной листками с записями, и наблюдал, как виднеющийся в каменном проёме мрачный лес окутывает вечерняя тьма.
Подёргивая худыми плечами от пробирающего холода, Вэй Ин слушал урчание собственного желудка, не заглушаемое даже шумом дождя, и всё сильнее погружался в уныние. В пещере стояла жуткая сырость. Жалкую кипку хвороста, прибережённую со вчерашнего вечера, удалось поджечь далеко не с первой попытки и то лишь с применением магического талисмана. Подтянув к себе старый мешок, с которым спускался недавно в селение под горой, Вэй Ин нащупал ломоть зачерствевшей лепёшки, яблоко и пару невзрачных на вид локв. Он нечасто покидал Луаньцзан, поскольку только ему было под силу сдерживать обитающих на ней тёмных тварей и восстанавливать барьеры, защищающие от мертвецов, скрывающихся на горе Вэней.
Продолжая изнывать от холода, Вэй Ин тщательно вытер куском ткани всё ещё влажные после купания волосы и подсел поближе к костру в надежде перестать зябнуть, но тот больше дымил, чем грел, поэтому заклинатель взял съестное и забрался на лежанку, а там — обложился стылыми, неуютными одеялами и, подхватив один из свитков, начал читать. Чтение немного отвлекало от озноба и вкуса несвежей лепёшки, с трудом поддающейся пережёвыванию. Едва расправившись с ней, Вэй Ин принялся за локву, чтобы ею перебить неприятное послевкусие «основного блюда».
Стемнело быстро. Слабый свет костра рассеивался между широкими сводами пещеры и еле-еле дотягивался до лежанки. Масло для ламп Вэй Ин израсходовал ещё на прошлой неделе. Чтобы сделать закупку, предстояло снова снаряжать Вэнь Нина в посёлок продавать редис и, конечно, впрягаться самому, потому что торгаш из того был скверный, да и оставлять без присмотра лютого мертвеца, пусть и с восстановленным сознанием, не следовало.
Вэй Ин не сомневался, что Вэнь Цин будет ворчать и упрекать его в безответственности. Целительница беспрестанно твердила, что в преддверии зимы необходимо пополнить припасы и прикупить тёплую одежду. Только откуда взять денег? Вэй Ин ломал над этим голову не первую неделю. Питаться одними кореньями и редисом следующие несколько месяцев было просто невозможно, не говоря уже о том, что хижины из хилых деревьев, растущих на горе, являлись ненадёжным укрытием в сезон ураганов, морозов и снегопадов. Печи приходилось уже сейчас топить круглосуточно. Толку от этого было мало. Древесина, добытая на Луаньцзан, едва тлела и тепла почти не давала, а потому вопрос обогрева вставал перед вынужденными поселенцами Могильных Холмов всё острее.
Вэй Ин ощущал разбитость — моральную и физическую. Он настолько замёрз и устал от мучивших его забот, тревог и одиночества, что поймал себя на желании отправиться прямиком к домикам спасённых Вэней, расположенных поодаль от пещеры Фумо, и напроситься к кому-то на ночёвку, даже если спать придётся подобно псу на земляном полу при входе. Но памятуя, что на Луаньцзан никому не было спокойно, легко и комфортно, он прогнал эту идею прочь. Стеснять и без того стеснённых людей не годилось. Как бы тяжело ему ни приходилось, старикам, ютившимся на горе вместе с ним, выпала доля в разы хуже. Лишённые дома, подкошенные утратами, одряхлевшие мужчины и женщины тем не менее не опустили руки и предпринимали всё необходимое, чтобы выжить.
Вэй Ин упрекал и корил себя за многое. Намерения его были благими, но он не смог в должной мере позаботиться о тех, кого взялся защищать. Далекоидущие планы оказались дыркой от бублика — пустой бравадой человека, слишком мало знавшего о непостоянстве и коварстве жизни. Вэй Ин давно поставил крест на гордости и без колебаний переступал через собственные нужды, но всё шло наперекосяк. Последней каплей стала ссора с Цзян Чэном, после чего тот на весь заклинательский мир объявил о разрыве отношений между ним и Старейшиной Илина. Вот тебе и братские узы, вот тебе и друзья до гробовой доски! Впрочем, всё к тому и шло: Цзян Чэн отдалился намного раньше, чем у его шисюна возникла размолвка с заклинательским сообществом из-за недобитых после войны остатков Ордена Цишань Вэнь.
Вэй Ин старался держаться и даже перед самим собой отрицал, как глубоко и больно ударил по нему разрыв связи с кланом Цзян. Он не тешил себя надеждой, что после брошенного обществу вызова всё для него останется как прежде, но того, что шиди выберет отвернуться, поставив мнение чужих людей выше их совместного прошлого, не ожидал.
Вэй Ин метался в поисках облегчения боли, но она лишь нагнеталась при виде того, как спасённые им от расправы люди в скудном, изношенном облачении, не покладая рук трудятся на бесплодной земле Луаньцзан, а в конце дня не могут даже досыта поесть и отправляются ко сну с пустыми животами. Бедняга А-Юань в своём возрасте должен был быть на голову выше и раза в три плотнее телом, но ребёнок жил впроголодь. Старшие отдавали ему собственный кусок, лишь бы не видеть его голодных слёз.
Подумав о малыше, Вэй Ин поневоле вспомнил, как тот смеялся и ликовал, когда Лань Чжань накормил их в трактире, накупил мальчику игрушек и заполнил его карманы сладостями. Образ Лань Чжаня овеял душу Вэй Ина теплом, но следом накатила новая порция боли, повергающая едва ли не в агонию.
— Вам нельзя оставаться на горе, — приговаривал Лань Чжань, покачивая А-Юаня на руках. — За твою голову назначена награда. К тому же грядёт зима, на Луаньцзан она всегда лютая.
До Вэй Ина доносились слухи о кровожадных замыслах кланов в отношении него и Вэней. Он также был прекрасно осведомлён о суровости условий их неприветливого «дома». Вэй Ин был бы счастлив сбежать куда глаза глядят и забыть как дурной сон лишения и скитания последних месяцев. Он бы даже согласился понести суровое наказание, лишь бы те, за кого вступился, обрели пристанище, но кланы жаждали полного и бескомпромиссного уничтожения хозяина Чэньцин и его невольных соратников.
Судьба весьма причудливо распорядилась убеждениями Вэй Ина, сорвав вуаль со многих лиц. Люди, которые пресмыкались перед ним и заискивали во время Аннигиляции Солнца, ныне строили против него козни и подначивали остальных к травле. В этой череде разочарований Второй Нефрит клана Лань, напротив, открылся Вэй Ину с новой стороны. Добродетельный и честный, Ханьгуан-цзюнь не кривил душой: откровенно порицал деяния Вэй Ина, когда они того заслуживали, но не отвернулся, когда все прочие нарекли его изгоем.
Вэй Ин уже и не помнил, в какой момент стал смотреть на свой былой объект ироничных замечаний и подтруниваний совершенно иначе. Сердце охватывала тоска, когда он размышлял, как могла сложиться жизнь, приди они с Лань Чжанем к миру и согласию лет на пять-шесть раньше.
Вэй Ин безотчётно потёр глаза и с удивлением осознал, что они влажные. До чего же он докатился? Распускает нюни, как двухлетний А-Юань, перетряхивая то, что быльём поросло. Пространство вне пещеры тонуло в густом мраке ночи. Вэй Ин выпустил из рук письмена, и они палыми, пожелтевшими листьями усыпали пол возле лежанки. Свернувшись на ней калачиком, он поджал ноги к груди и обнял их руками, мечтая согреться, а ещё лучше — беспробудно уснуть до самого рассвета. К нему давно не приходили хорошие сны, одни кошмары; в лучшем случае накрывало чёрной бездной без звука и движения, но чаще выпадала бессонница — затяжная и выматывающая.
Казалось, исключения не будет и в этот раз. Ночь правила бал ветра и дождя над горным хребтом, а Вэй Ин всё ёрзал и ёжился в поиске удобного положения в гнезде из остро пахнувших осенним увяданием тряпок. Согреться не удавалось. Тело сотрясала дрожь. Глаза были на мокром месте. Мысли вязли в картинах обречённой предрешённости. На первых порах пребывания на Луаньцзан Вэй Ин разгонял муть удручающих предчувствий верой в случайное чудо и прочую наивную чушь, но чем дольше находился на проклятых могильных пустошах, тем явственнее постигал одну единственную, уготованную ему дорогу — дорогу к смерти.
Гибели Вэй Ин не боялся ни в ранней юности, когда ребёнком дрался с собаками за пропитание на улицах, ни потом, с завидной регулярностью попадая в передряги, ни теперь — опутанный по рукам и ногам тёмной ци и загнанный в капкан непреодолимых обстоятельств. Смерть жаждала заполучить его, и всё же он не отдался ей после извлечения Золотого Ядра, после издевательств Вэнь Чао, после падения на скалы и нескольких ужасающих месяцев, пока он осквернённый и изломанный, питающийся травами и древесными грибами, искал способ вернуться.
Вэй Ин сходился с мрачной девой с косой в сражении каждую ночь, когда тёмные твари со всей округи сползались к его укрытию, уповая полакомиться плотью. Эксперименты с тёмной ци обещали оборвать истончившуюся нить жизни в любой миг, но, вопреки всему, Вэй Ин продолжал дышать полной грудью — грудью, в которой томилось скованное безысходностью сердце уже не совсем человека, а скорее призрака, одной ногой стоящего среди живых, а другой — среди мёртвых.
Чем увереннее Вэй Ин черпал силу из покорившейся ему Тьмы, найдя ключи к потустороннему, тем равнодушнее становился к смерти — она представлялась лишь пока не поставленной точкой в строке страданий. Куда страшнее её объятий для него стала потеря опоры в лице родных, когда пришлось проходить через предательство кланов, за которые он проливал кровь при Аннигиляции Солнца, через низведение его от героя до ничтожества лишь потому, что он отказался забыть о сострадании.
Течение мыслей нарушили шаги по размякшей почве. Сначала Вэй Ин решил, что в его обитель направляется Вэнь Цин. Она, в отличие от остальных жителей маленькой общины, нисколько его не боялась и не церемонилась, даже после захода солнца врываясь в его чертоги как в собственные. Прислушавшись, Вэй Ин быстро определил: шаги другие — более твёрдые и стремительные, нежели у невысокой хрупкой целительницы. Он приподнял голову и взглянул в проём точь-в-точь в момент, когда на пороге пещеры вырос нежданный, но, судя по сорвавшемуся в сумасшедшее грохотание сердцу, очень желанный человек.
— Лань Чжань?! — изумился Вэй Ин, молниеносно вскочив на ноги. — Откуда ты здесь? Боги! Ты вымок до нитки! Проходи скорее! Что стряслось? Какие-то новости из Юньмэна? — выпалил он, стрелой ринувшись к заклинателю в белом — прекрасному как солнце и скромному как луна.
— Здравствуй, Вэй Ин, — слетело с губ пожаловавшего. — Не тревожься. Насколько мне известно, в «Пристани Лотоса» дела идут хорошо.
— Фуф! — с облегчением выдохнул Вэй Ин. — Надеюсь, в Облачных Глубинах тоже порядок?
— Мгм.
— А в остальном мире?
— Всё по-старому.
Лань Чжань промок с головы до ног. Даже с его длиннющих угольно-чёрных ресниц соскальзывали, словно слёзы, хрустальные капли. Под подошвами шёлковых сапог вмиг образовались лужицы от стекающей с одежд воды. После встречи месяц тому назад в посёлке, перекуса в трактире и спешного возвращения на гору из-за пришедшего в себя Вэнь Нина Вэй Ин был уверен, что, если им с Лань Чжанем и доведётся свидеться вновь, то очень нескоро. Их общение, как обычно, вышло неловким, а прощание — отрывистым и тягостным. Много раз в дальнейшем Вэй Ин размышлял над тем, что хотел бы переиграть всё — поменьше фальшиво храбриться и острить, а напоследок, возможно, признаться Лань Чжаню, как ему не хватает их встреч, бесед и даже перепалок.
— Прости, что заявился без приглашения, — проронил Лань Чжань, взирая на него с лёгким смятением.
— Брось! Я жутко рад тебе! — подталкивая его ближе к чадящему костру, выпалил Вэй Ин, но почти сразу помрачнел, явственно ощутив убогость обстановки и собственную ничтожность на фоне того, как жил и кем являлся доблестный Ханьгуан-цзюнь — уважаемый господин, второй человек в клане Лань после главы, гордость и слава ордена.
Не подавая виду, что огорчён, Вэй Ин засуетился — закружил вокруг гостя с улыбкой, которую привыкли видеть на его лице окружающие, не задумывающиеся, какие чувства он скрывает за ней, однако Лань Чжаня было непросто обмануть. Его будто выточенное из благородного белого мрамора лицо померкло.
— Я не вовремя?
— Как ты можешь?! — голос хозяина пещеры стал предательски высоким. — Что за глупости?! Всё с точностью до наоборот! Ты словно ответ на мои молитвы! Я взвыть готов от хандры и скуки в этой берлоге!
Он рассмеялся, но смех прозвучал неестественно и резко оборвался. Лань Чжань смотрел, не отводя взгляд — жадно и пристально.
— Почему глаза опухшие? — спустя мгновение спросил он и (что ошеломило Вэй Ина больше, чем его наблюдательность) приблизился и охватил его скулы ладонями. — Ты плакал?
Внутри себя Вэй Ин ощущал, что нуждается в участии Лань Чжаня, но опасения показаться жалким, раскисшим слабаком порождали горечь.
— Нет… Нет, что ты! Зачем бы мне? — сбивчиво возразил он.
Взметнувшиеся ладони непроизвольно легли поверх рук Нефрита — таких поразительно горячих и сильных, — но так и не решились их сбросить. Из-за того, что волосы, тело и одежда Лань Чжаня намокли, сандал — его характерный аромат, запомнившийся Вэй Ину ещё со времён переписывания в библиотеке Облачных Глубин трактатов о должном поведении, — стал ярче. Он обволакивал, чаровал и воскрешал слишком много непозволительных ныне эмоций, забрасывающих в беззаботное, утраченное прошлое.
Чувствуя, как плывут мысли и сдают нервы, Вэй Ин наконец плавно увернулся.
— Бестолковый я! Ты же продрог! — отметил он, хотя жар рук Нефрита тому противоречил. — Нужно тебя срочно переодеть. Я сейчас.
Однако носясь по пещере в поисках подходящей одежды, Вэй Ин с ужасом обнаружил, что кроме пары чистых штанов, недавно в третий раз латаных четвёртой тётушкой, всё остальное свалено в корзину, дожидающуюся стирки.
— Надо же, как неловко, — он расстроенно застыл, сминая в кулаках старьё, годившееся в лучшем случае для работы в поле. — А переодеть-то тебя мне и не во что.
Лань Чжань, не меняясь в лице, спокойно сказал:
— Ничего страшного. Сяду поближе к огню, этого достаточно.
— Огонь еле теплится, — возразил Вэй Ин, ощущая себя с каждой минутой всё более паршиво. — А из одежды только это…
Лань Чжань с решительным видом шагнул к нему и взял из его рук штаны со словами:
— Вполне сгодится.
— Уверен? — в замешательстве переспросил Вэй Ин и тут же, ободрённый, вручил ему ещё и одеяло, а в следующий миг, позабыв о приличиях, взялся стаскивать с гостя мокрое ханьфу — опомнился, когда Лань Чжань предстал перед ним до пояса обнажённым, и удивился, что не получил никакого отпора.
В прежние времена Нефрит был жуть каким чопорным и чувствительным к нарушению личного пространства. На дурашливые попытки Вэй Ина подразнить и похохмить реагировал бурным раздражением, а на прикосновения и вовсе вскидывался и хватался за Бичэнь. Но дни, когда их «игры» заходили так далеко, остались позади. Цзян Чэн, нередко становившийся им свидетелем, самодовольно утверждал, что Лань Ванцзи ненавидит навязчивых и шумных людей. Вэй Ин на то отвечал смехом и отмахивался, но на душе от слов шиди копился несладкий осадок, и со временем знаки внимания с его стороны в адрес Лань Чжаня всё больше заменялись осторожностью и прохладой.
Взявший за привычку держать порывы в узде, Вэй Ин, опасаясь рассердить Лань Чжаня, ретировался подальше.
— Ты, должно быть, голоден с дороги, — предположил он, выловив в складках одеяла, оставшегося на лежанке, локву и яблоко — свой недоеденный ужин. — Только, боюсь, мне нечего тебе предложить, кроме этого.
Под действием его слов Лань Чжань спохватился, метнулся ко входу в пещеру, где на камнях остался лежать принесённый им довольно увесистый мешок, и, подхватив его, вложил в руки Вэй Ину.
— Для тебя и А-Юаня, — пояснил он, и пока Вэй Ин, недоумевая, справлялся с завязками, подобрал предложенное одеяло и штаны и нырнул в тень.
На тюк было наложено то же заклинание, какое обычно сопровождало распространённые у заклинателей мешочки цянькунь. Помимо свежего хлеба, вяленого мяса, овощей, свёртков с рисом и горсти конфет в нём оказалась кое-какая детская одежда и несколько игрушек. У Вэй Ина при взгляде на них свело горло. Он с трудом проглотил горький ком, а в следующий миг всё-таки всхлипнул, так как в руку легли знакомые формы сосудов с «Улыбкой Императора».
— Это же…
Как ни старался, он долго не мог продолжить фразу. И дело было не в том, что он с новой силой прочувствовал беспросветность собственной жизни, нужду и падение. Накатили воспоминания. В юности Лань Чжань весьма враждебно относился к увлечению Вэй Ина вином. Они даже пару раз скрещивали мечи из-за этого его пристрастия, а ныне Нефрит сам купил несколько сосудов, зная, что это порадует Старейшину Илина.
— Лань Чжань… Вот так неожиданность, — не зная, плакать или смеяться, Вэй Ин медленно обернулся.
Нефрит возвышался в его полинялых штанах с заплатками, босой, с наброшенным на плечи, местами стёртым одеялом. Таким Ханьгуан-цзюня гарантированно не видел никто. У Вэй Ина перехватило дыхание от восторга: величие и красоту этого потрясающего мужчины невозможно было умалить. Благодарность ему в равной степени выворачивала душу, так что Вэй Ин просто развёл руками.
— Не нахожу, что сказать…
Ресницы Лань Чжаня смущённо опустились.
— Тогда ничего не говори.
— Нет, всё-таки скажу. Спасибо. Спасибо, что ты сегодня здесь.
В глазах Лань Чжаня мелькнула тревога.
— Проходи к огню, — Вэй Ин заботливо усадил его на старенькую циновку, радуясь, что вытряхивал её аккурат перед засильем непогоды. — Что отведаешь? — собираясь накормить Лань Чжаня содержимым его же подношения, спросил он. — Может, немного мяса? Ты же ешь мясо вне Облачных Глубин?
— Ем, но сейчас ничего не нужно. Я не голоден, подкрепись сам.
— Так вышло, я как раз слопал кое-что перед твоим приходом и тоже не голоден, — соврал Вэй Ин и кивнул в сторону неумолимо угасающих головёшек в костре: — Жаль, с хворостом беда.
Он опустился на корточки, слегка пошевелил поленья и подбросил к углям несколько сухих шишек, валявшихся в пещере после набега А-Юаня.
— Большую часть я сжёг ещё вчера, а новый не запас, потому что дождь лил весь день.
Лань Чжань помедлил несколько секунд и, будто бы решившись, похлопал ладонью по циновке возле себя.
— Присядь рядом. Помнится, в Холодных Источниках тебе казалось, что вода с моей стороны теплее.
С лица Вэй Ина схлынули все краски. То, что Лань Чжань запомнил его слова и спустя столько лет воспроизвёл, ошеломило похлеще его появления. Вэй Ин в растерянности вперил в него взгляд.
— Да, было такое, — подтвердил он и на ватных ногах шагнул ближе, не желая обижать гостя отказом.
Едва он сел, Лань Чжань сам откупорил для него сосуд с «Улыбкой Императора» и вложил в руку. Вэй Ин глотнул вина и невольно улыбнулся — вкус, который ему так нравился, ничуть не изменился.
— Выпей со мной, — предложил он, но Лань Чжань отрицательно покачал головой.
— В другой раз.
— Обещаешь?
— Мгм.
— Ловлю на слове.
Лань Чжань покорно кивнул. Его близость и в самом деле внушала ощущение тепла, которое Вэй Ин бережно и жадно впитывал. Рядом с Лань Чжанем всё чудесно преображалось, хаос в душе утихал, мысли светлели, в сердце закрадывался трепет.
— Как поживают твои брат и дядя? — старался поддержать разговор Вэй Ин.
— Один проводит почти всё время в Башне Золотого Карпа. Другой ворчит, подменяя его на посту главы, и гоняет нерадивых учеников.
Вэй Ин улыбнулся, вспоминая деньки, когда был одним из таких адептов.
— Лань Чжань, — вкрадчиво проронил он. — Ты запомнил, что я сказал тебе в источниках, а что насчёт ночи, когда ты впервые поймал меня с вином на стене резиденции ордена?
— Помню.
— А Бездонный Омут в Цайи?
— Помню.
— И пещеру Черепахи-Губительницы?
Взгляд Нефрита наполнился волнением и, что странно — нежностью, он на миг упал к губам Вэй Ина, задержался на них, потом не без труда вернулся к глазам.
— Помню.
Вэй Ин обрадованно оживился, но не прошло и нескольких мгновений, как снова поник.
— А я, по правде говоря, так и не смог воскресить в памяти, что происходило после того, как мы одолели Зверя. Фрагменты всплывают, потом гаснут, и всё как в тумане. Кажется, меня лихорадило, я бредил… Представляешь, мне мерещилось, что ты пел для меня.
Лань Чжань напрягся и отвёл глаза к костру.
— Ты об этом просил.
— Серьёзно?! Так мне не почудилось?
— Нет. Но ты мало спишь, плохо питаешься, на твоих плечах много забот. Неудивительно, что память слабеет.
Вэй Ин кинул на Лань Чжаня долгий взгляд. Он не собирался жаловаться на самочувствие и тем более не ждал сопереживания. Их связывали давние, но довольно непростые отношения, однако сейчас не было никого, кому бы Вэй Ин так доверял и чьего бы общества так желал. Он сознавал, что поздно мечтать о жизни, в которой они бы расположились не в этой промозглой, сумрачной, пахнущей сырой землёй пещере, а за столом где-нибудь в гостеприимном трактире большого города — неспешно наслаждались бы ужином и переговаривались о том о сём. Уделом Вэй Ина с недавних пор стали загубленная репутация, косые взгляды, шепотки и пересуды за спиной, постоянная угроза смерти и ненависть, с которой взирал на него весь мир.
— Кто-нибудь знает, что ты отправился ко мне? — спросил он, вдруг испугавшись, что грязь, тянущаяся за его именем, навредит Лань Чжаню.
— Дядя.
— Он, вероятно, пребывал в бешенстве, когда ты сообщил ему о своём намерении?
— Не без этого.
— Дядя не напрасно тебя ругает. Если людям станет известно, что ты навещаешь меня, поползут слухи.
Лань Чжань медленно моргнул.
— Слухи?
— Да-да, слухи. Недобрые слухи. Я — некромант, отступник, повелевающий трупами на горе мертвецов. Некоторые уверены — демон в человеческом обличье. Такому как ты якшаться с таким как я — всё равно что в белоснежных сапогах ступать по нечистотам.
— Не говори так.
— Скажу я или промолчу, значения не имеет. Я многим не по нраву. Тебе может достаться из-за доброты ко мне.
— Не беспокойся об этом.
— Как же мне не беспокоиться? Ты — единственный, кто не шарахается от меня как от заразной хвори.
Ты — последняя ниточка между той жизнью, которую я любил, и нынешним убогим существованием изгнанника.
Лань Чжань тягостно вздохнул.
— Ты много делаешь для людей, которых спас, и поступаешь достойно, но твоё место не здесь.
Высказывание напомнило Вэй Ину, что в прошлом Нефрит не единожды выступал против его приверженности Тёмному Пути, уговаривал отказаться от следования им, предостерегал, что он столкнётся с чудовищными последствиями. Вэй Ина раздражала его настойчивость. Он знал, какова цена, только что ещё ему оставалось после утраты Золотого Ядра? Расставшись с сутью заклинателя, Вэй Ин стал слабее иного смертного. Ему чудом удалось выжить после падения со скал, но увечья, нанесённые Вэнь Чао, сделали его калекой. Всё, на что Вэй Ин был способен без Тёмного Пути, это доживать свой век, ковыляя с клюкой, выпрашивая милостыню у прохожих и мучаясь ничем не заглушаемыми, непроходящими болями. Нынешнее положение являлось далёким от желаемого, но Вэй Ин хотя бы не был ничьей обузой и имел шансы умереть на поле боя, а не в придорожной канаве с разорванной собаками глоткой.
— Нет другого места, Лань Чжань, — безотрадно произнёс он. — На Луаньцзан я, по крайней мере, могу попытаться защитить тех, за кого в ответе, а стоит им спуститься с горы, их окружат и перебьют как скот.
— Ты не должен так жить, Вэй Ин. И они не должны. Эти мужчины и женщины на пороге старости. Они нуждаются в покое и отдыхе, а вместо этого вынуждены тяжело работать, чтобы не умереть от голода.
— Думаешь, я этого не понимаю? Но разве лучше отвернуться от них и бросить на произвол судьбы?
— Позволь помочь, — сдавленно отчеканил Лань Чжань севшим и непослушным голосом.
— Помочь? Как ты намерен это сделать?
Дурные предчувствия Вэй Ина усилились, он даже перестал пить.
— Если речь о том, что Вэням следует сдаться, а ты выступишь в их защиту перед кланами, чтобы смягчить давно вынесенный смертный приговор, то забудь. Я уже говорил главе Цзинь и повторяю тебе — пока я жив, этого не допущу.
— Моё предложение помощи не имеет отношения к другим кланам, — отрезал Лань Чжань, вглядываясь своими светлыми глазами цвета мёда прямо в душу.
Вэй Ину хотелось поддаться надежде и поверить, что Нефрит и впрямь подскажет удовлетворяющее решение его накопившихся проблем, но ещё до бегства на Луаньцзан ему довелось убедиться, что клан Лань, как и прочие, не благоволил к остаткам Ордена Цишань Вэнь. Иного и быть не могло. После сожжения Облачных Глубин Вэнь Сюем у фамилии Лань были обоснованные причины отчаянно желать полного устранения ненавистного рода, так что Вэй Ин весьма настороженно воспринял сказанное.
— Не сочти за грубость, Лань Чжань, но если ты правда хочешь помочь — просто не вмешивайся.
— Есть причины полагать, что если я продолжу лишь наблюдать, случится беда.
— С чего такие выводы? В твои руки попал магический предмет, дарующий возможность заглядывать в будущее?
— Мне не нужно в него заглядывать, чтобы понимать, к чему всё движется.
Несмотря на то, что слова Лань Чжаня отражали мысли Вэй Ина, он почувствовал, как в душе поднимается тьма и прорывается наружу обвинительным тоном.
— Даже если завтра Четыре Великих Ордена придут на Луаньцзан и какой-нибудь удачливый сукин сын снесёт мне голову, что с того? Какая тебе разница, как и когда я умру?
— Вэй Ин!
Вино, заполнившее пустой желудок, сделало своё дело, раскалив эмоции. Хмель окутал рассудок Вэй Ина и вылился в резкие, жёлчные фразы.
— Нет, правда, Лань Чжань, ради чего ты стараешься? Я — пропащая душа, и не делай вид, будто ты, твой дядя и весь твой клан другого мнения. Ты никогда не считал меня достойным человеком — ни когда мы учились вместе, ни когда, спустя годы, сражались бок о бок. Так что изменилось? Стало жаль отверженного, или это забота об А-Юане привела тебя сюда сегодня?
— Твои суждения неверны.
— Так уж и неверны? Хочешь сказать, я не был в твоих глазах убожеством, выпрашивающим внимание, словно подачку, все эти годы? Я к тебе два шага, ты от меня три!
— Я был не прав.
— Я не ради твоего покаяния это говорю, — в сердцах бросил Вэй Ин. — А к тому, что моя гибель всё для всех упростит!
Лань Чжань стиснул зубы и категорично мотнул головой.
— Не для меня.
Походило на то, что приступ подпитой откровенности Вэй Ина пронял его до кишок и заставил пережить острое раскаянье. С прекрасного лица слетела маска невозмутимости. Движения обрели порывистость. Рука Нефрита потянулась к руке Вэй Ина и, не дав той ускользнуть, крепко сжала.
— Отныне я не буду в стороне. Можешь на меня рассчитывать.
Вэй Ин дёрнулся, ошеломлённо уставившись на замок их ладоней. Этой ночью Ханьгуан-цзюнь был сам не свой — держался располагающе, позволял прикасаться к себе, сам прикасался, а главное — произносил несвойственные себе речи. Вэй Ина и без того разволновал его визит, а теперь ещё разобрал стыд за свой язвительный выплеск. Он и сам не подозревал, что так обижен на него за отвержение в прошлом. Но, в конце концов, Лань Чжань это Лань Чжань. Все знали его неприступным, закрытым, отрешённым. Нефрит вёл себя с ним не лучше и не хуже, чем с другими, но, в отличие от прочих, сейчас был рядом.
Вэй Ин парой больших глотков прикончил остатки вина и осторожно выпутал пальцы из захвата — уж больно неловко было сидеть так близко к Лань Чжаню, почти соприкасаясь бёдрами, и держаться за руки. Грудь распирало каким-то волнующим, пугающим чувством. Вэй Ин потормошил затылок, пытаясь понять, что с ним творится. По телу гулял жар и необъяснимое стеснение.
— Не придавай значения моим словам, Лань Чжань, — пробормотал он, пряча глаза. — Кажется, вино ударило мне в голову. Прости за это. Ты проделал долгий путь, да ещё и в такую непогоду, принёс угощения, составил мне компанию, а ведь у меня уже очень давно не было таковой… То есть я, конечно, общаюсь с Вэнь Цин и Вэнь Нином, с тётушками и дядюшками, но это другое, понимаешь?
— Мгм.
Какое-то время оба сидели молча и наблюдали за тем, как неохотно умирает пламя в алеющих углях. Вэй Ин уже собирался предложить располагаться на ночлег, когда Лань Чжань снова заговорил.
— Последнее время я много путешествовал вдали от дома. Предыдущий полёт был на юг — в горы Гуйлинь.
— Всегда мечтал там побывать, — отозвался Вэй Ин. — Слышал, те места необыкновенно красивы.
— Всё так. Холмы, реки, леса тянутся до самого горизонта и радуют глаз.
— А что за люди населяют ту местность? — поинтересовался Вэй Ин.
— В основном простые рыбаки и земледельцы. Дела у многих идут неплохо, но как обычно бывает, туда, где возникают селения, рано или поздно стекается и нечисть. Наплыву тварей жители противостоят храбро, и всё же столкновения с ними порой выдаются кровавыми, а потому искусный целитель в селении не помешал бы. Люди неоднократно обращались в кланы заклинателей больших городов с просьбой направить к ним сведущего человека, согласившегося бы жить поблизости и лечить их, но пока никто не вызвался.
— Скорее всего, и не вызовется, — задумчиво подхватил Вэй Ин, догадавшись о причинах отсутствия желающих. — Будем честны, далеко не все заклинатели рвутся к безвозмездному служению смертным. За внушительностью громкого звания у многих кроется стремление к славе, подвигам и высокому положению. Вряд ли найдутся те, кому не претит мысль провести жизнь в глухомани с рыбаками и крестьянами вдали от благ, сулимых большими городами.
— Да, — согласился Лань Чжань, внимательно вглядываясь в его лицо. — Земли Гуйлинь преимущественно дикие, но тихие, малообжитые, но плодородные, а жители далеки от событий мира за пределами их вотчины и, может, потому более дружелюбны к тем, кто хочет к ним присоединиться.
Вэй Ин уставился на Лань Чжаня с немым вопросом.
— Гуйлинь находится на огромном расстоянии от Гусу, а от Илина ещё дальше, — подчеркнул Нефрит. — Я добирался туда пять дней по воздуху, останавливаясь лишь на недолгий ночлег.
— Ты сказал, что хочешь помочь, — теряясь в догадках, обронил Вэй Ин. — Значит ли это…
— Гуйлинь мог бы стать новым домом для людей, что живут здесь, — подтверждая его предположения, пояснил Лань Чжань. — Там мягкие зимы, редки снега и холода. Собираясь в обратный путь, я поручил возвести новые дома и хорошо их обустроить, а также велел запасти больше еды на случай, если в селение в ближайшее время пожалует около полусотни новых жителей.
Внутри Вэй Ина словно рухнула плотина. Не сдержав порыва, настигшего раньше, чем Вэй Ин до конца осознал услышанное, он обнял Лань Чжаня и прижался всем собой, едва не опрокинув того на спину. От наплыва благодарности и забрезжившей надежды — уже не призрачной, а реальной, — Вэй Ин забыл, как дышать.
— Лань Чжань?! Но почему… почему ты решил спасти Вэней?
— Потому что хочу спасти тебя, — справившись с оцепенением, твёрдо произнёс Нефрит. — Потому что когда я просил тебя отправиться со мной в Гусу, ты отказал. Но я не сдамся и попробую снова.
Вэй Ин подпрыгнул на месте, как от болезненного щипка. Он и правда отказал, думая, что Лань Чжань намерен заточить его и покарать за использование инструментов Тёмного Пути. И дело было не только в этом. Вэй Ин бы позволил — пусть бы его покарали, пусть бы бросили в тюрьму и казнили, но в процессе непременно выяснилось бы, что у него нет Золотого Ядра, и выяснение могло привести к Цзян Чэну, несведущему, что внутри него произрастает чужой источник магии. Этого Вэй Ин допустить не мог. Тайна должна была оставаться тайной, чтобы молодой глава Цзян продолжал жить и вести свой клан к процветанию.
— Я тогда… Я… Не готов был расстаться со свободой, ещё много чего следовало сделать, — запинаясь, сказал Вэй Ин.
Лань Чжань в изумлении вскинул брови.
— Ты решил, я беру тебя под стражу?
— А ты сам подумай: то, как мы тогда встретились, и то, как ты был зол, говорило само за себя. Что ещё мне оставалось предполагать? Твой орден презирает отступников, как и прочие, а твой дядя люто ненавидит меня лично… И потом, Лань Чжань, мы ведь никогда не были друзьями.
Вэй Ин резко осёкся, мысленно сокрушаясь, что сболтнул лишнего. Последние события заставили его пересмотреть отношения с Нефритом, но из песни слов не выкинешь: жизнь не раз сталкивала их лбами и разделяла стеной. К его удивлению, Лань Чжань лишь обескураженно подтвердил:
— Справедливо. Я не был тебе другом.
Вэй Ина это утверждение огорчило. Он хотел было рассмеяться и сказать, что теперь-то всё иначе, теперь-то — они сидят плечом к плечу, говорят без притворства и нелепого пикирования как в юности, что же это, если не дружба? Но от подобного заявления предостерегало сомнение: вдруг известный своими благими помыслами Ханьгуан-цзюнь не ищет сближения конкретно с ним, просто испытывает жалость к несчастным, влачившим свои дни на проклятой горе, норовя не дотянуть до весны. Лань Чжань, сколько его знал Вэй Ин, отличался чистотой помыслов и милосердием к слабым. В их последнюю встречу Нефрит убедился воочию, в каких плачевных условиях прозябают Вэни, а голодный А-Юань, благоговейно принимавший от богатого гэгэ угощения и игрушки, очевидно, надолго поверг его в моральные терзания.
— Не кори себя, Лань Чжань, сердцу не прикажешь. Как бы ты ко мне ни относился, скажу за себя: ты всегда мне нравился. Да-да, можешь поднять меня на смех, но со дня нашего знакомства я мечтал подружиться с тобой.
Чего-чего, а смеяться Нефрит явно не намеревался, напротив — вид его стал несчастным, взгляд потемнел и потяжелел. Глаза заволокла влага.
— Вэй Ин, я звал тебя в Гусу, чтобы спрятать, — словно клещами извлекая из себя слова, пробормотал он.
— Спрятать? — озадачился Вэй Ин.
— Спрятать, сберечь, спасти.
— Но почему, если я не друг тебе?
— Потому что ты дорог мне. Не как друг, иначе.
— И кто же я для тебя, Лань Чжань?
— Родственная душа. Тот, с кем я буду рядом, несмотря ни на что. Тот, за кого умру, если понадобится. Тот, без кого моя жизнь не имеет смысла.
Вэй Ин изумлённо отшатнулся.
— Лань Чжань?.. Ты… Что ты такое говоришь?..
Нефрит смотрел одержимо и говорил искренне.
— Я люблю тебя, Вэй Ин. С тех пор, как впервые увидел.
Вэй Ин опрометью вскочил на ноги, но не устоял. От шума крови заложило уши. Обстановка пещеры размашисто поплыла. В груди что-то оборвалось и колени подогнулись. Безуспешно пытаясь вдохнуть, он покачнулся и, расставаясь с сознанием, осел в руки Лань Чжаня.
༄ ༄ ༄ ༄ ༄ ༄ ༄
Последние дни осени вокруг Вэй Ина происходило столько всего, что голова шла кругом. Лань Чжань слов на ветер не бросал. С помощью надёжных членов клана он в течение нескольких недель переправлял в Гуйлинь по десять-двенадцать человек. Вэнь Цин и Вэнь Нин, а также бабуля и А-Юань переселились первыми. Вэнь Цин не понадобилось много времени, чтобы заслужить уважение и доверие новой общины. Людей нисколько не волновало прошлое заклинательницы и её большой семьи, и когда в Гуйлинь прибыли её последние родственники, она уже действовала в селении на правах едва ли не главы.
Среди заклинателей не утихали споры, как хитрецу и пройдохе Старейшине Илина удалось скрыться с горы, прихватив при этом с собой полсотни человек. Некоторые заходили так далеко в домыслах, что приписывали ему открытие портала в параллельные миры. Другие чудили не меньше и заверяли, что Вэй Усянь научился оборачиваться птицей, а заодно и обращать в воронов своих приспешников — Вэней. Мол, так он и покинул гору, а куда отправился, остаётся лишь гадать — может, прямо сейчас подбирается к тем, кто ему не угодил, и вот-вот нанесёт роковой удар.
Цзинь Гуаншань рвал и метал, собирал советы кланов, отправлял отряды на Луаньцзан, прочесал вдоль и поперёк всё предгорье, но Вэни и Вэй Усянь будто сквозь землю провалились, словно их там никогда и не было. Надвигающаяся зима гнала прочь всех, кто совался на гору, так что вскоре даже главе Цзинь пришлось отозвать людей и строить планы с расчётом вернуться весной.
После того как Лань Чжань назвал Вэй Ина родственной душой и повинился, что давно влюблён в него, он также признался, что без дозволения поцеловал его, ослеплённого повязкой, на горе Байфэн. Казалось бы, такое открытие должно было заставить Вэй Ина почувствовать себя как минимум неуютно, ведь «обрезанным рукавом» он себя не считал и в Лань Чжане подобного не подозревал. Всплывшая правда хоть и шокировала, внезапно многое между ними двумя прояснила, несмотря на то, что обморок был достоверным олицетворением того, насколько услышанное поразило Вэй Ина.
Лань Чжань не надеялся на взаимность, а поведал обо всём потому, что хотел развеять все сомнения Вэй Ина и решил, что честность в этом случае лучшее подтверждение чистоты намерений. Осознавая, что никуда от своей страсти не денется, он тем не менее заверил, что готов довольствоваться дружбой Вэй Ина и даже отпустить его вместе с Вэнями в Гуйлинь, но, вопреки всему, вновь предложил лететь вместе в Гусу, на что неожиданно получил согласие.
Вэй Ин был слишком потрясён, чтобы вот так сразу осмысленно выразить своё отношение к открывшемуся. Понадобилось некоторое время, чтобы мысли обрели ясность и улеглась буря внутри, но когда это произошло, он испытал радость. То, что Вэй Ин многие годы оправдывал для себя тягой дружить с Лань Чжанем, а после старался объяснить восхищением им как выдающейся личностью, оказалось сложнее и глубже. Вэй Ин был наивен и невинен в своих желаниях. В отличие от Нефрита он не разобрался, что на самом деле его притяжение к младшему господину Лань — это страсть влюблённого человека. Теперь, когда всё встало на свои места, было глупо отрицать, что их всегда влекло друг к другу по-особенному, только они, как два глупца, отвергали вероятность быть вместе: Лань Чжань — потому что вбил себе в голову, что Вэй Ину по душе исключительно женщины, а Вэй Ин — потому что попросту не допускал и мысли, что лучезарный Нефрит способен полюбить и возжелать такого, как он.
Признавшись себе, Вэй Ин всё же не сразу отважился признаться Лань Чжаню, который, казалось, смирился с тем, что их отношения не изменятся, и о своей запретной любви больше не заикался, не желая его смущать. Несмотря на это, он, как и намеревался, тайно доставил Вэй Ина в Облачные Глубины и спрятал в пустовавшем доме покойной матери. О том, что Старейшина Илина поселился в клане Лань, знали лишь Цзэу-цзюнь, Лань Цижэнь и несколько помогавших всё организовать слуг. Навещал Вэй Ина только Лань Чжань да изредка захаживал на чай Лань Сичэнь.
Осень в Гусу выдалась дивно красивой. Деревья стояли в облачении яркой листвы. Не уступали им и пышно цветущие в эту пору георгины, астры и хризантемы. Правда, солнце уже не грело как прежде, зато дарило напоследок много ясных деньков. Из-за необходимости сохранять в секрете своё нахождение покидал дом Вэй Ин преимущественно после отхода членов клана ко сну и неизменно в обществе Второго Нефрита, не решавшегося оторваться от него, словно боясь, что он исчезнет. Иногда они прохаживались по затерянным в дальних рощах тропинкам и кормили расплодившихся кроликов — потомков некогда подаренных Лань Чжаню Вэй Ином; иногда поднимались высоко в горы и гуляли там под луной по укрытым серебром первого инея склонам или, прихватив накидки потеплее, устраивались неподалёку от водопадов, разжигали костёр и наблюдали за истончающимися в преддверии зимы потоками.
Отсутствие возможности свободно передвигаться по Облачным Глубинам с лихвой компенсировалось для Вэй Ина временем, что Лань Чжань находился рядом. К тому же засыпал Вэй Ин по обыкновению под утро и просыпался не раньше, чем солнце переваливало за полдень. Лань Сичэнь настаивал на том, чтобы брат позволил слугам заниматься уборкой дома, стиркой и готовкой еды, но Лань Чжань не соглашался и большую часть дел по хозяйству брал на себя, объясняя это тем, что не хочет, чтобы возле Вэй Ина находились чужие люди. Он тщательно следил, чтобы Вэй Ин хорошо питался, составлял ему компанию за всеми приёмами пищи, покупал одежду, пополнял погреб «Улыбкой Императора», а также оборудовал одну из комнат под библиотеку, где мог работать, не теряя обитателя дома из виду.
В одном из разговоров, когда Лань Чжань предложил полететь в Гуйлинь навестить А-Юаня, Вэй Ин признался, что лишился Золотого Ядра и полёты ему заказаны. Не скрывая боли за него, Лань Чжань предложил ему встать на Бичэнь вместе с ним — так они выяснили, что когда путешественники поглощены друг другом, многодневный путь может пронестись как одно мгновение. А по возвращении в Облачные Глубины произошло неизбежное: дожидаясь ночного визита Лань Чжаня, Вэй Ин пренебрёг тёплыми источниками возле дома и отправился унимать телесный жар к холодным, застав причину своего воодушевлённого состояния там же. Сбегать было по-детски глупо, да и не хотелось. Вэй Ин много дней выискивал повод рассказать Лань Чжаню, что чувствует, и случай представился.
Во рту пересохло, как в заброшенном колодце, и руки дрожали как в припадке, пока Вэй Ин стаскивал одежду. Ноги так и вообще чуть не подогнулись, когда он входил в воду. Лань Чжань выглядел не лучше. При виде Вэй Ина он испуганным кроликом юркнул к берегу, где аккуратной стопочкой лежала его одежда, но, опустив на неё руку, вдруг передумал и вернулся в воду. Обнажённые, уязвимые и смущённые, они стояли друг напротив друга, не в силах разорвать переплетенье взглядов. Их словно забросило в прошлое, только на этот раз Лань Чжань не сбегал, а Вэй Ин не провоцировал и не ронял насмешки. Ночную тишь нарушало лишь их шумное дыхание и запах поздних хризантем, вплетающийся в клубы плывущего над землёй тумана.
Вэй Ин заставил себя сделать маленький шажок в сторону Лань Чжаня и, преодолевая оцепенение, улыбнулся.
— И снова мне кажется, что рядом с тобой вода теплее.
Эти слова стали последней каплей. Нефрит, тяжело сглатывая, кивнул.
— Должно быть, так и есть.
На его губах, будто солнечный луч сквозь тучи, прорезалась ответная улыбка, бесповоротно вскружившая Вэй Ину голову и толкнувшая в раскрывшиеся ему объятия, как в желанный омут. Поначалу они соприкасались друг с другом едва-едва — несмело и неловко. Вэй Ин с ошеломлением смаковал сладкую волну истомы, прокатившуюся по телу от этих прикосновений. Наконец он набрался смелости и, отринув стеснение, влажно и горячо поцеловал Лань Чжаня. Вдохновлённый его порывом, тот тут же перехватил инициативу — одной рукой обвил его талию, прижимая к себе, второй придержал его затылок, собственнически испивая вкус его губ.
Их второй в жизни поцелуй оказался ничуть не хуже первого — того, что состоялся на горе Байфэн, — и вскоре перерос в третий, четвёртый… На пятом они потеряли счёт, как потеряли ощущение прохладных вод и времени. Оторваться друг от друга было невозможно. Вода то плавно окутывала их льнущие друг к другу тела, то разлеталась брызгами, не в силах притушить захватившую их страсть. Они сталкивались, потирались, сплетались, будто в намерении сплавиться в единое целое. Вскоре этого стало мало.
Дорогу обратно до дома Вэй Ин совершенно не запомнил. Немного прийти в себя удалось, лишь когда Лань Чжань, не мешкая, содрал с него и себя липнущую к телу одежду, швырнул его на благоухающие свежестью простыни и навис сверху. Уши разгорячившегося Нефрита полыхали не просто розовым — горели багровым пламенем. Его трясло, но он не двигался, не сводя влюблённых глаз с Вэй Ина — дожидался разрешения продолжать и немо клялся в духовном постоянстве, нерушимых преданности и верности.
Читая на лице напротив выражение слепого обожания, Вэй Ин сдался собственному безумию — решительно потянул Лань Чжаня на себя, пылко впиваясь в его податливые губы. Новые ощущения заставляли звенеть, пьянеть, лететь. Вэй Ин, словно лишившись костей, томился и плавился под ладонями и ртом Лань Чжаня. Тот с ошалелым энтузиазмом изучал тело под собой, взахлёб вдыхал запах, покрывал поцелуями, клеймя и заявляя права на каждый цунь.
На их удачу, дом располагался в отдалении от основных построек — в относительном уединении старой персиковой рощи, благодаря чему они не перебудили весь орден в первые же минуты своей стихийной близости. Сознавая всю пикантность ситуации, Вэй Ин старался вести себя как можно тише, но получалось едва ли. Он захлёбывался рвущимися из него стонами и почти в голос вскрикнул, когда Лань Чжань, изрисовав поцелуями его шею, грудь и живот, без колебаний опустился ниже и, облизав губы, полностью вобрал в себя его восставшее естество.
Вэй Ина подбросило на месте, пронзив стрелой экстаза. Он непристойно выгнулся, теряя очертания обстановки. Всё, что творилось с ним, было ново и непривычно, и хотя картинок из Сборника Весеннего Дворца он в юности насмотрелся с избытком, реальность удивляла. Ласки ощущались головокружительно — влажно, горячо и так остро, что на пике переживаний глаза непроизвольно полыхнули рубиновым. На смену сдержанности и робости, с которыми Лань Чжань действовал вне ложа, пришли необузданность и неистовство. Вэй Ин не мог оторвать взгляд от того, как собственный член скользил, возникал и скрывался между влажных разомкнутых губ Нефрита, даривших невыносимо приятные ощущения, от которых немели ноги и сводило судорогой пальцы.
Как любой новичок, под напором выкручивающего внутренности удовольствия Вэй Ин продержался всего ничего. Зачарованно прослеживая движения языка Лань Чжаня на своей раскалившейся плоти, он сорвался в накатившую огненную волну, протяжно застонал и на несколько мгновений вознёсся к звёздам.
Ночь прошла в безумном угаре. Едва попустила нега разрядки, Вэй Ин набросился на Лань Чжаня, поменявшись с ним местами и возвращая наслаждение сторицей. Действия его были неумелыми, чуть торопливыми, но безмерно искушающими. Не с первой попытки приноровившись к завидному размеру Лань Чжаня, он плавно погрузил тёмно-лиловую головку в рот. Влага, выступившая на ней, на языке ощущалась солоновато-пряной. Первые движения были сосредоточенными и размеренными из-за опасений причинить дискомфорт. Лишь когда Лань Чжань запрокинул голову, хватая ртом воздух в беззвучном крике, готовый кончить в любой момент, Вэй Ин почувствовал себя увереннее и перестал осторожничать.
Время от времени он распахивал глаза, проходясь ладонью по всей длине массивного ствола и стараясь понять насколько Лань Чжаню нравится то, что он делает. Во взгляде Нефрита плескался огонь. Легчайший румянец окрасил бледные скулы. Напрягшийся кадык подрагивал в такт рваному дыханию и смущающим причмокиваниям Вэй Ина. Чудилось, пространство вокруг них искрится и проявившиеся в нём золотистые пылинки волшебно растворяют полутьму ночи.
Потерявшись в ощущениях от старательных движений губ и пальцев на члене, Лань Чжань на короткий миг замер и с глухим стоном излился.
— Я люблю тебя, — словно срываясь в экзальтацию вместе с ним, шумно сглатывая, прошептал Вэй Ин.
Услышав, Лань Чжань вздрогнул и резко открыл глаза, вперив в него замутнённый пережитым взгляд.
— Повтори, — хрипло попросил он.
— Я люблю тебя, хочу тебя, радуюсь при виде тебя. Дышу полной грудью лишь рядом с тобой. Всё, что мне нужно от жизни — ты, ты и ещё раз ты…
— Вэй Ин…
Захлебнувшись дыханием, Лань Чжань переменил позу и заключил Вэй Ина в крепкие объятия. Он целовал его и целовал, млея от счастья и вынуждая вновь тонуть в сладком забытье вновь пробуждающегося желания.
— Мой Вэй Ин. Мой навсегда.
— Твой, твой, — вторил ему Вэй Ин, сквозь слёзы усмехаясь. — Забирай и владей!
Он чувствовал, как любовь наполняла силой и светом его оживающее сердце до краёв. И он знал: какие бы тяготы и испытания ни ждали впереди, Лань Чжань не предаст, не отступится, не оставит одного, всегда будет стоять рядом и оберегать.
Дальнейшее было предрешено. С падением последних листьев в Облачных Глубинах состоялась необычная церемония, участие в которой приняли лишь старейшины клана Лань, гости из Юньмэна — глава клана Цзян с сестрой, а также Цзинь Гуанъяо, по случайности или же нет гостивший в ордене. Лань Цижэнь, хотя грозился игнорировать торжество, всё же появился. Выглядел заклинатель соответственно не свадьбе, а похоронам — трагично хватался то за голову, то за грудь, закатывал глаза, охал и стонал, будто не выдержит и вот-вот рухнет замертво. Когда младший племянник с его избранником принесли обеты и поднялись с колен, старик рявкнул что-то на ухо умиротворённо усмехающемуся Лань Сичэню и, опираясь на руки поддерживающих его мужчин, поспешил удалиться.
Вэй Ин благодарил небеса, что на протяжении всей церемонии его лицо, волосы и плечи укрывала полупрозрачная вуаль, прячущая от окружающих переполняющие его эмоции и немеркнущую улыбку от уха до уха. Поведай ему кто-то месяцем ранее о подобной свадьбе, где вместо жениха и невесты — два жениха, один — благонравный и досточтимый Второй Нефрит Ордена Гусу Лань, а второй — заочно уличённый во всех грехах и приговорённый к смерти преступник, которого разыскивала половина Поднебесной, он бы счёл рассказчика безумцем и поднял на смех.
Позднее, лёжа на брачном ложе в халате, наброшенном на голое, умащенное маслами и благовониями тело, Вэй Ин слушал песнь ветра за стенами их с Лань Чжанем дома и вглядывался в пляску огня в очаге, вспоминая примерно такую же ночь всего чуть больше месяца назад, когда Ханьгуан-цзюнь ворвался в пещеру Фумо и изменил его жизнь.
Прохлада уходящей осени добралась и до Облачных Глубин, напоминая, что зима на пороге. До наступления снегопадов и сильных заморозков они с Лань Чжанем планировали снова полететь в Гуйлинь — повидать друзей, побаловать подарками малыша А-Юаня, обновить защитные барьеры от нечисти вокруг селения, а пока предстояло выдержать первый натиск со стороны недругов.
Было лишь делом времени, когда молва о необычной свадьбе докатится до глав других орденов. Раньше Вэй Ин был вынужден скрываться, чтобы не подвергать клан Лань осуждению за укрывательство отступника, но обстоятельства изменились. Как спутник Второго Нефрита клана Лань на тропе совершенствования, он обретал защиту новой семьи. Разумеется, не приходилось ожидать, что все легко смирятся с этим и оставят его в покое, но вменять ему пособничество Вэням, как прежде, не имело смысла — покинув Илин, те находились вне досягаемости противников и их козней, а Печать Тьмы, которую так жаждал заполучить Цзинь Гуаншань, ныне была схоронена в тайнике клана Лань и запечатана самим Вэй Ином, а следовательно, не представляла угрозы.
Лань Чжань, закончив купание, вошёл в комнату и вырвал мужа из раздумий. Столкнувшись с его мягким взглядом, Вэй Ин приподнялся на постели и призывно улыбнулся.
— Я так люблю тебя… — донеслось до него в следующий миг.
Вэй Ина бросило в краску. Он ещё не привык к такому Лань Чжаню — говорящему ему слова любви в лицо и претворяющего их в жизнь. В глаза бросились слёзы. Вэй Ин смахнул их, словно ослеплённый ярким светом, подполз к краю постели и вскинул руку, притягивая Лань Чжаня к себе, чтобы немедленно развеять опасение, что всё это сон.
— Мог ли я подумать, что однажды нас с тобой свяжут супружеские обеты, — провозгласил он, вдыхая смешавшийся с мыльным корнем сандаловый аромат. — Мне не верится и всё ещё немного беспокойно…
— Не тревожься ни о чём, я рядом и никому не позволю причинить тебе вред.
— Я знаю и беспокоюсь не о себе.
— Вместе мы всё преодолеем.
Лань Чжань уложил голову Вэй Ина на свою грудь. Он делал так всегда, когда не хватало слов и зашкаливали чувства. Отчётливо слыша биение его сильного сердца, как собственного, Вэй Ин погружался в умиротворение, исцеляющим потоком проникавшее внутрь.
— Люблю тебя и это навечно, — пообещал Лань Чжань, целуя его в макушку.
— И я тебя люблю, — заверил Вэй Ин и, приподняв голову, соединил их губы поцелуем. — Если позволишь, я буду каждый день и каждую ночь своей жизни дарить тебе всего себя до капли… всеми возможными способами.
— Каждый день и каждую ночь, — повторил Лань Чжань, нежно касаясь его щеки. — Всё, что пожелаешь.
Вэй Ин чуть отстранился и не мешкая выскользнул из халата.
— В таком разе приступим, начну прямо сейчас.
Его тело всё ещё оставалось по-мальчишески худощавым, но заметно прибавило здорового рельефа, кожа возвратила красивый персиковый оттенок, а волосы — объём и блеск. Вэй Ин уже знал, как на него реагирует Лань Чжань, и если поначалу это повергало в ступор, то теперь неизменно льстило и невероятно возбуждало. Их воссоединение состоялось быстро, в то же время понадобились годы, чтобы они по-настоящему обрели друг друга.
Это была их первая ночь в качестве супругов. В глазах Лань Чжаня плескалась ласковым прибоем лучащаяся радость. Проявив мужество и смелость, пойдя собственной дорогой наперекор большинству, он был вознаграждён взаимностью Вэй Ина, о которой не решался мечтать. Переполненный трепетом и нетерпением, он с трудом усмирял соблазн поскорее сделать Вэй Ина своим. Боготворяще оглядев раскинувшегося в приглашающей позе возлюбленного, Нефрит поспешил уложить его на себя и сверху прикрыл одеялом.
— В доме прохладно. Не хочу, чтобы ты мёрз, — предупредил он полушёпотом.
— Не волнуйся, — рассмеялся Вэй Ин, опаляя его губы страстным поцелуем. — Мне это не грозит, ведь рядом с тобой всегда тепло.