Джотаро ловит себя на том, что необъяснимо волнуется и поддаётся чувствам. Такое случается нечасто — он старается если не поддерживать стабильность в собственном эмоциональном состоянии, то хотя бы сохранять контроль. К сожалению, не всегда это работает безотказно. Он стоит у высокого зеркала и поправляет лацканы плаща, фуражку, беспорядочно торчащие из-под неё завитки чёрных волос и всё бы ничего, только делает он это уже в шестой раз.
— Ну вы скоро там? — нетерпеливо заглядывает в комнату Джоске. Он всё ещё не может избавиться от привычки обращаться к нему на «вы». С одной стороны, Джотаро гораздо старше. С другой, это Джоске его дядя. Но кто виноват, что так судьба сложилась.
— Я иду, — коротко бросает Джотаро и в самом деле идёт, оторвавшись от зеркала.
В машине они едут молча. Сидящий на водительском сидении Джоске не выдерживает напряжённой тишины и включает радио через пять минут. Они слушают криминальную сводку, потом новости о последней игре местной бейсбольной команды, затем мелодичные повизгивания гёрлзбенда. Зелень мелькает за окнами и успокаивает, пускай Джотаро уже отвык от такого климата. Тропический ему ближе.
— Спасибо, что согласился поехать со мной, — прерывает он молчание. Джоске, поначалу растерявшись, осознаёт, что это адресовано ему.
— О, я, эм… Ну, не за что. Вы же плохо ориентируетесь у нас.
— Никак.
Джоске неуверенно смеётся. Иногда его обезоруживает прямота Джотаро.
Они подъезжают к торговому центру, у которого договорились встретиться. Джоске оплачивает парковку и ставит машину недалеко от главного входа. Джотаро выходит, как только автомобиль прекращает движение, и закуривает. Он смотрит на свои руки — они мелко подрагивают. Достаточно мелко, чтобы этого не заметил Джоске, но так, что это волнует самого Джотаро. Он переживает?
Джоске вылезает из салона спустя две затяжки.
— Не погода, а благодать, — говорит он, потягиваясь. — А вы, наверное, уже устали от вечной влажности и жары.
— Не придаю значение.
Джотаро смотрит на наручные часы и оглядывается. Джоске ставит машину на сигнализацию, бормоча ей что-то ласковое. Кучевые облака тем временем сгущаются и закрывают солнце, оставляя только его бледное сияние.
— Пойдём поближе ко входу? — спрашивает Джоске.
Джотаро кивает. Они неторопливо уходят с парковки, и по пути он выбрасывает окурок в мусорный бак, чувствуя, что хочет вторую. Но это уже подозрительно.
Десять лет прошло.
Людей не очень много из-за того, что день будний, середина недели. Джоске рассказывает какую-то историю о постройке торгового центра, но Джотаро не слушает и смотрит то на свои часы, то на проходящих мимо людей, выискивая среди них знакомую фигуру.
— Эй!
Они оба оборачиваются. Джоске сразу, Джотаро чуть медленнее, как бы нехотя. Когда он видит знакомые рыжие волосы и этот дурацкий чуб, закрывающий пол-лица, который остался со школьных лет, его сердце ненадолго замирает, отказываясь приноравливаться к эмоциональной вспышке. Джотаро стоит с прямой осанкой и с засунутыми в карман руками, никак не выражая дружелюбия.
Он подходит к ним и улыбается так, что и не нужно никакого солнца — пусть дальше сидит себе за облаками.
— Джотаро.
Это вместо приветствия. И звучит гораздо теплее, чем «Привет». Джотаро незначительно меняется в лице.
— Какёин.
Джоске в двух шагах: удивляется, лыбится, но ничего не говорит. Над головой Какёина, в воздухе, маячит силуэт его станда. Какёин повзрослел, возмужал, а Иерофант Грин всё такой же.
— Рад тебя видеть, — сияет он.
— Взаимно, — сдержанно отвечает Джотаро.
Джоске наблюдает и видит то, что заставляет его глаза полезть на лоб, потому что в следующую секунду станд Джотаро возникает так, словно бы до этого отсиживался где-то, а сейчас не выдержал и выскочил, как чёрт из табакерки. Он утробно вскрикивает своё пресловутое «Ора» и несётся к станду Какёина, заключая его в мощные объятия, которые, судя по изумлённо-радостному лицу и застывшей в одном положении фигуре хозяина, ощущаются весьма явно.
Джоске с неверием и весельем смотрит на Иерофант Грин в тисках Стар Платинума, а затем переводит взгляд на их владельцев. Глаза Джотаро скрыты козырьком фуражки. На его губах беспомощная улыбка, которую скрыть невозможно.