Большой рой птиц кружился в воздухе. Кажется, это были вороны. Огромная стая громко кричащих чёрных ворон. Казалось, что она была настолько огромной, что могла заслонить уходящее за горизонт июльское солнце, но всё скопление быстро распалось.
И вот оно, голубо-оранжевое небо летнего вечера.Часы не так давно пробили 9 часов вечера. Зимой бы в такое время было уже очень и очень темно, но летом всё казалось другим. Виды, закаты, аромат воздуха, журчаний речной воды, одним словом - всё.
Городок, в котором происходили дальнейшие события, был совсем крошечным, не достигая и 500 тысяч душ в нём. Но каждый человек, что жил здесь, был крайне добрым и вежливым.
Также стоит учесть, в этой местности все друг друга хорошо знают, поэтому слухи и новости разлетались моментально. Поэтому если у тебя появится пассия или что-то страшное случится в твоей жизни — каждый прохожий будет расспрашивать тебя обо всех подробностях, словно закадычный друг.
Давайте же вернёмся к окрестностям города, а именно обратим своё внимание на сцену, что стояла уже достаточно долгое время на площади в центре города. Во времена бабушек и дедушек она была чуть ли не новой, а если говорить про наше время, то мы сможем увидеть, что от некогда места, на котором рождались и умирали таланты, осталась лишь одна рохля. Некоторые безумцы умудрялись забираться на неё с акустической гитарой в руках, и исполнять до боли в груди душевные песни, пока дорогие полисмены не сгоняли их оттуда. Данное занятие было достаточно опасным, ведь гнилые доски могли в любой момент провалиться под тяжестью человеческого тела, тем самым предвещая инцидент. Но, к счастью, на следующий месяц местное самоуправление затеяло ремонт данной постройки, так что на ней снова смогу выступать местные музыканты с их лелеющей струны души музыкой.
Прогуливаясь с гитарой за спиной, Кирштайн лишь украдкой вздыхал, глядя на разваленную сцену. Кажется, что он видел последние лучше дни сооружения, пока оно совсем не стало непригодным для использования.
Прикрыв глаза, Жан осторожно подправил лямку чехла с инструментом за спиной, и направился по направлению к сцене. Спустя короткий промежуток времени, парнишка осторожно присел на асфальт подле развалин, и достав из чехла любимую гитару, принялся наигрывать какие-то очаровательные мелодии. Люди, что проходили мимо него, лишь улыбались, а некоторые добряки даже кидали добрые 5 золотых в чехол Кирштайна. Это заставляло и Жана улыбнуться своей осторожной улыбкой, поднимая глаза, чтобы запомнить того человека, что сделал такой подарок.
По плану, составленным Жаном задолго до начала, выступление должно было быть недолгим, но из-за кучи разбушевавшихся фанаток, от которых в этот день не было отбоя, Жану пришлось задержаться. Буквально десять минут — вроде бы всего ничего, но именно эти жалкие десять минут стали для парня всем.
Наконец, закончив с огромным количеством автографов, Жан поспешно накидывает на плечи тонкий джинсовый плащ, не застёгивая его до конца, по причине того что парень итак сильно опаздывал. Всё таки он мужчина, а мужчинам не гоже опаздывать, тем более на свидании. Свидании, о котором Жан так давно мечтал. Свидания, которого парень добился большим трудом. «Лишь бы она не ушла», — крутилась в голове у Жана, пока он пробега кучу старых полуразрушенных кварталов небольшого провинциального городка.
Впрочем, наконец-то добравшись до огромной серебряной статуи какого-то древнего ужасно знаменитого героя, Жан останавливается, пытаясь отдышаться от непростой пробежки. Он всматривается в очертания той самой статуи, у которой они с Микасой договорились встретиться, но не видит ни девушки, ни статуи.
Машина. Огромная белая машина скорой. Лужа крови и мужчина, посаженнный в полицейскую машину. Жан кричит: горло невероятно давит, а в глазах постепенно начинает темнеть.
Темнота. Огромное необъятное пространство: чёрное и пустое. Жан не понимает, как оказывается здесь. В этом месте нет ни цвета, ни запаха, в общем, никаких ощущений. Лишь пустота.
Вскоре, когда Жан начинает всё так же громко кричать, зажимая уши руками, он просыпается. Перед глазами уже что-то белое, уже не такое пустое, но всё такое же странное, бессмысленное. Повсюду витал запах лекарств и каких-то непонятных снадобей.
Жан крепко сжал холодную ладонь. Он снова кричит и пытается встать.
— Микаса! Где Микаса?!
Вскоре к нему подбегает молоденькая медсестра с длинными светлыми волосами, заплетёнными в косу. Девушка пытается его успокоить: она вкалывает Жану снотворное, укладывая парня обратно в кровать.
***
Неделя спустя.
Вскоре Жана выписали. Всё это время парень всеми силами пытался отыскать хоть какой-то след, хоть какой-то знак о том, что на самом деле в тот день случилось с Микасой.
Ответ был получен совершенно случайно от слов какой-то миловидной старушки: «Её убили пару дней назад, где-то в районе вчера пятницы... Несчастная девушка! А ведь она, по словам опознавших её тело, была необыкновенной красавицей. Как жаль, что такие прекрасные люди умирают по воле жесточайших преступников — маньяков».
Жан молчал. Он лишь с болью всматривался в обклееные самыми разными постерами стены комнаты и рыдал. Рыдал, сжимаясь в комочек, то ли от отчаяния и безысходности, то ли от чувства вины, невыносимо сдавливающей его плечи.
Парень не мог себе представить, что такая сильная и гордая как Микаса умрёт так рано, так быстро и так болезненно для него. Несомненно, Жан любил её. Любил всем сердцем. Он не представлял себе жизни, в которой не было её. Той самой прекрасной девушки с заворажительными карими глазами.
Спустя несколько дней в квартире Жана раздался стук. Парень нехотя поднялся с кровати, совершенно не интересуясь кого могло занести к нему в воскресное утро. Открыв дверь, перед Жаном стоял каштановласый паренёк — брат Микасы. Он что-то пробубнил себе под нос, протягивая небольшой аккуратно свёрнутый конверт, и тут же развернулся в своём направлении.
Осторожно достав содержимое из конверта, Жан увидел записку, написанную аккуратным ровным подчерком с некими закруглённостями на конце:
«Если ты это читаешь, Жан, то это значит, что меня уже нет. Я долго уговаривала Эрена спрятать письмо куда подальше, чтобы ты не увидел его раньше времени. Не знаю, сколько лет прошло с тех пор, как ты его читаешь. Не знаю, был ли ты счастлив рядом со мной, стала ли я твоей невестой, познакомил ли ты меня со своими родителями... Я не могу видеть наше совместное будущее, но знаешь: ты хороший парень и всегда был мне симпатичен. Хотя из-за своего через чур холодного характера, я этого никогда не показывала...
Жан, я надеюсь мы прожили с тобой долгую счастливую жизнь, и ты совсем не сожалеешь о моей утрате. Мы ведь ещё встретимся, не правда ли? Не забывай меня, не забывай нас, и запомни: несмотря ни на что, я буду жить здесь: в твоём сердце.»
От: Микаса Аккерман Кому: Жан Кирштайн
Жан безжалостно бил себя по груди, словно, пытаясь докричаться до того подонка, так безжалостно отнявшего у него Микасу. Парень знал: встреть он того мужчину снова — он не оставит на нём живого места. Он отомстит. Обязательно отомстит. Только за что? Микасу же уже не вернуть... «Но этот подонок так просто не отделается», — ежедневно твердил себе Жан.
Несомненно, часть вины лежала и на Жане: не опаздай он в тот день на свидание, быть может сейчас Микаса могла жить. Могла так же холодно улыбаться, в глубине души пряча доброту. Необыкновенную доброту.
***
После похорон Микасы, каждый день Жан не находил себе места. Он бросил электрогитару, бросил друзей, родителей, брата... Бросил курить, выпивать по вечерам... Он выбросил ту прекрасную беззаботно проведённую жизнь из головы, каждый день, заперевшись на засов, рыдал, низко склонившись над фотографиями Микасы.
В один из таких серых неприятных парню будней, он вновь взял в руки гитару, и непроизвольно, что-то бурча себе под нос, сочинил мелодию, скорее даже песню. Песню, которую он целиком и полностью посвятил Микасе.
Помнишь, как я в первый раз увидел твои глаза?Помнишь, как я ежедневно скучал по тебе?Помнишь вечер, созданный только для нас с тобой?Помнишь ту ужасную боль, заполонившую твоё сердце?
Несомненно я бы хотел снова оказаться рядом:Получить возможность, вновь любить, Вновь мечтать, Снова слыша голос твой. И из тьмы ночной думать о нас...Представляешь, как бы ты могла жить? Ярким солнцем со мной плыть. Представляешь, что бы твоя улыбка не погасла? Глаза наполняются слезами, стоит мне только вспомнить о тебе,
Стоит мне только начать мечтать. Несомненно я бы хотел снова оказаться рядом:Получить возможность, вновь любить,Вновь мечтать, Снова слыша голос твой.И из тьмы ночной думать о нас...
Но тот день пришёл слишком рано и тебя уже нет...
Жан на минуту замолкает, Вытирая рукавом грязной давно не стиранной рубашки набежавшие на глаза слёзы.
Парень открывает старую деревянную оконную раму, смотря на провинциальный город с высоты 12 этажа. Жан улыбается, но слёзы непереставая катятся по щекам. Приложа руку к сердцу, он шепчет:
— Микаса, помнишь, когда мы встретились впервые? Я был ещё сопливым мальчишкой с глупой мечтой, а ты — действительно прекрасным человеком. Именно тогда я в тебя по настоящему влюбился. Тогда я почувствовал, будто бы нашёл смысл в жизни, а сейчас я узнаю, как больно его терять. Впрочем, это уже не так важно, — Жан раскрывает раму шире, громко всхлипывая, и делает последний, решающий шаг. — Надеюсь, мы ещё встретимся, Микаса...