Осень. Тёмная пора для солнечных дней и веселья. Кажется, что именно она была самым грустным временем года. Есть в осени что-то тихое, загадочное, интригующее, но в то же время до ужаса печальное. Пожелтевшие листья деревьев кружились в медленном и осторожном танце с воздухом, ласково застилая уже промёрзшую от ночных морозов дорогу. Капли дождя, что неторопливо разбивались об эту самую золотую дорогу, придавали уличной картине особый шарм, заставляя какого-то мрачного прохожего лишь тяжело выдохнуть, потереть переносицу, и пойти дальше.
Спокойное лицо медицинской сестры, что склонилось над израненным Жаном, было таким же, как и осень за окном — с нотками грусти. Закончив перевязку ужасных ран, женщина лишь осторожно поклонилась солдату, удаляясь из палаты, впуская юную девушку — Микасу Аккерман. Дева не любила посещать данное место, но к Жану приходила практически каждый раз, как выделялась минутка. Её сердце почему-то очень сжималось, когда девчонка видела парнишку, что ещё ни разу не открыл глаза, после той миссии.
Наверное, где-то в глубине души, Микаса винила себя в случившемся. Каждый день, заходя в палату, девушка не находила себе место: она тихо вхлипывала, не раз проверив, нет ли никого поблизости. Девушка не хотела, чтобы кто-то заметил, как горько она могла рыдать, наклонившись над Жаном, крепко сжимая руку, перемотанную бинтами.
Микаса гладила кофейные отросшие волосы, казавшись похожими на спутанный клубок ниток, с которым изрядно поиграл маленький котёнок.
Микаса не понимала, как такое могло произойти. План был идеально продуман до мельчайших деталей. Тогда почему? Почему сейчас, вспоминая окровавленное тело Жана с множеством ранений внутренних органов, руки Микасы начинали дрожать, а глаза наполняться горячими слезами? Почему она не смогла его спасти? Почему он закрыл её собой в момент нападения титана? Почему? Почему? Почему?
Девушка не могла дать себе ответа на данный вопрос. Она лишь сжималась в комочек, закрывая рот рукой, чтобы никто не смог услышать её слёз. Микаса продолжала сжимать перебинтованную ладонь Жана. Она слегка наклонилась, целуя парня в лоб, что, скажем, было совсем не в её духе. Но сейчас дело далеко не в смущении — Микаса просто боялась его потерять. Боялась, что он вновь спасёт её, ценой собственной жизни. «Какой же он идиот», — в глубине души думала девушка. «Идиот, но почему моё сердце так бешено стучит?»
Впрочем, Микаса слишком сильно им дорожила. Она прекрасно осознавала в какую эпоху они жили, поэтому и беспокоилась. Беспокоилась, что могла потерять и его...
***
Огромное пустое пространство. Здесь ничего не видно, за исключением этого заполняющего все существующие границы света. Порой, от него начинали болеть глаза.
Жан всматривался в непонятные досиле очертания. Парень пытался что-то отыскать, найти, раздобыть, но, пробежав не одну сотню кругов, выдохся, упав на непонятное белое полотно, ничем не отличавшегося от оков так называемых стен. Жан потёр болевший от падения бок, медленно приподымаясь из неудобного положения.
Вскоре парень уселся нога на ногу, мысленно пытаясь хоть как-то объяснить причину попадения в столь странное место.
Голову не посещала не одна здравая мысль, а сидеть и чего-то выжидать с каждой минутой становилось всё сложнее. Хотя, здесь абсолютно не ощущается неудержимое движение времени. Тишина и бесконечная пустота — вот что на самом деле видел и ощущал Жан.
Единственное, что возникало у парня в голове — это та самая миссия. Миссия, на которой Жан был сильно ранен, но, во всяком случае, он спас её. Спас ту самую, ставшую для парня всем. Тот нежный, немного холодный, но в то же время ласковый лучик света, даривший парню счастье и в какой-то степени покой. Жан не мог представить жизни, в которой не будет существовать Микасы. Да, пускай она будет не его, пускай она будет принадлежать другому, да хоть Эрену, хотя с ним — это уже перебор. Во всяком случае, парень был счастлив, даже в том случае, если девушка не будет испытывать по отношению к нему взаимных чувств. Главное — чтобы она была жива. Жива и счастлива, пускай и не с ним.
По своему существову, Жан не был никаким эгоистом, не был таким чёрствым, холодным, каким пытался выглядеть в кругу людей. По крайней мере чужих. Среди своих парень мог дурачиться, словно последний идиот, совершать такие поступки, от которых волосы становились дыбом.
Но, когда рядом находилась Микаса, Жан выстраивал из себя самого что ни на есть умного, сильного, крутого парня. Во всяком случае, он мечтал завоевать её признание. Но, ничего не вышло. Видимо, девушка и правда не видит в нём ничего больше, чем просто товарища, ну или же друга. Хотя какого друга? Это уже вряд ли. Жан совершенно ей неинтересен, и он это понимал. Понимал и принимал, как бы больно от этого ни было...
Вскоре, всматриваясь в однотонные белоснежные подобия стен, Жан увидел знакомое выражение лица. До боли знакомое.
Короткие чёрные волосы, немного завиваясь ложились на аккуратно круглое личико с множеством хорошо выраженных веснушек. Узкий разрез глаз хорошо подчёркивали обрамленные плотным слоем нижние века. Это был он. Без сомнения. Марко.
На лице парня сияла мягкая кроткая улыбка. Одежда же, ничем не отличалась от той, в которой был одет Марко в тот день. В тот самый роковой день...
Жан застыл на месте. Он не мог поверить, как такое могло быть возможно. Жан нервно сжимал в кулак побледневшие пальцы. Может, он и сам умер? «Наверное, это и к лучшему», — прокрутилось у парня в голове.
В глубине души, парень не мог простить себе смерти Марко. Именно в тот день, оказавшись он рядом, парень мог бы выжить. Его лучший друг. Самый дорогой и важный человек в его жизни...
— Не вини себя, Жан.
Марко ненадолго останавливается и с неким сожалением смотрит в глаза Кирштайну.
В тот момент, Жану начинает казаться, что это просто сон, что ему всё просто кажется... Но Марко вновь повторяет:
— Ты не виноват, Жан. Рано или поздно это должно было случиться. — парень сжимает побледневшую ладонь Жана, прижимая её к себе. — Живи, живи, и ещё раз живи. У тебя ещё есть те, кто тебя ждёт, и кто в тебе нуждается. Так живи ради них.
— Но... — Жан ненадолго опешил. Парень не мог произнести и слова. Горячие слёзы стекали по его щекам, падая на чистый немного загнутый воротник.
— Не волнуйся, я всегда буду рядом с тобой. — Марко отпускает руку, и медленно, постоянно оглядываясь назад, направляется в сторону двери, появившейся из ниоткуда. — Запомни, каждый человек может быть окутан чёрными лепестками роз. Может даже и не сейчас, но прошу не забывай, что после чёрных лепестков растут новые — белые, красные, розовые, те, которые ты сам посадишь. Слёзы — это вода, а солнце — твоя искренняя улыбка. Пожалуйста, вырасти цветок волшебным, таким, каким бы хотел видеть свою жизнь...
Через какое-то время, Жан перестал плакать. Он лишь сжал ладонь, к которой совсем недавно прикасался Марко, и приложил к своему сердцу. Теперь, парень ни о чём не сожалел. Жан осознал для себя одну единственную вещь — мы живём лишь один раз, и прожить его необходимо так, чтобы в конце жизни, ни о чём не сожалеть...
Вскоре, парень начал падать в необъятное чёрное пространство — дыру. Совсем скоро, Жан открыл глаза.
***
Осень. Всё то же холодное утро. Всё та же палата, уставленная всевозможными капельницами и препаратами. Микаса спит. Так сладко, словно, маленькая девочка. Она ни на минуту не разжимает паребинтованную ладонь Жана, будто бы ждёт, до последнего надеется, что парень проснётся.
Через какое-то время, девушка чувствует лёгкие касания холодной паребинтованной руки. Аккерман мгновенно просыпается, судороженно садясь в идеально ровное солдатское положение. Девушка пытается казаться серьёзной, собранной, холодной, полной некого безразличия, но не может. Горячие слёзы капают прямо на ледяные ладони Жана, от чего девушка неуверенно краснеет, прижимая ладонь к груди.
— Ты живой... — девушка всхлипывает. — Ты живой...
— Ты меня так рано к мертвецам не приписывай. — Жан расплылся в улыбке, протягивая ладонь вперёд. — Ты поди уже несколько дней не спала...
Микаса кивнула головой, нежно целуя ладонь парня. Она гладила его по голове, так мягко и нежно, словно котёнка. Жан же это принимал и ещё сильнее покрывался багрянцем.
— А я люблю тебя, Микаса. — парень прерывает гробовое молчание такими странными, но в то же время очень приятными словами.
— Я это уже давно знаю. — мягко отвечает девушка, всё так же спутывая непослушные кофейные волосы Жана.