Сегодня Уильям с самого утра с ним не разговаривал. Грелль всё думал: почему? Может, потому что он опоздал на полтора часа или не сдал вчера квартальный отчёт? Или отправился на задание в одиночку? Сатклифф целый день ломал над этим голову, так и не придя к однозначному ответу.
Вчерашний сбор душ не прошёл гладко – стоило Греллю захлопнуть Книгу, как на него напали. Несколько демонов не самого высокого порядка, но всё же случилась небольшая потасовка. Двоих из них он прикончил, а третий успел сбежать, после чего Грелль потерял сознание с мыслью: «Что ж, вот теперь можно ненадолго вырубиться». Очнулся он под утро, найдя себя лежащим на мостовой. Плащ был безнадёжно испорчен, как и брюки, что немало расстроило – последние сидели идеально и стоили половину его жалования. И хотя платил за это нескромное удовольствие Уильям, испорченную вещь всё равно было жалко. Выругавшись, Грелль телепортировался в их с Уильямом квартиру, уже предвидя чувственный скандал за самовольную отлучку. Но дома Т. Спирса не оказалось.
***
– Уилли, я устал сидеть без дела! – вдохновенно возмущался Сатклифф, уже около часа пытаясь выбить для себя задание.
Спирс, в свою очередь, терпеливо выслушивал весь поток эмоций, изливающийся на его голову. Изредка он в своих лучших традициях поправлял очки, потирал переносицу, массировал виски или устало вздыхал. Он знал, что скоро этот поток иссякнет, и тогда можно будет поговорить более-менее спокойно. Так и произошло. Выдав свой последний аргумент, Грелль плюхнулся в кресло и, обиженно надувшись, отвернулся в сторону.
– Грелль, я тебе уже объяснял. Сейчас опасный период, жнецы работают неизменно группами по три человека. Ты же не в состоянии сработаться ни с кем из них. Выходить на сбор с тобой я возможности не имею, ты знаешь и сам. А идти в полёвку одному я тебе не позволю, – Уильям говорил сдержанно, будто повторяя что-то маленькому ребёнку в сотый раз и, откровенно говоря, его это давно достало, но он обладал большим запасом терпения и выдержки, что в случае с Сатклиффом было бесценно.
– Они идиоты!
– Они о тебе тоже не лучшего мнения.
– Но Уилли!..
– Нет, – жёстко оборвал тот, всем своим видом давая понять, что беседа окончена.
Сатклифф громко фыркнул и уже было открыл рот, чтобы возразить, сказать что-то о недооценке его возможностей и ограничении свободы действий, но будущий монолог прервал телефонный звонок.
– Да? – холодно отозвался Спирс в трубку. – Это не может подождать? Я занят. Ладно, сейчас буду.
Судя по всему, _это_ подождать не могло, потому что Уильям, бросив сухое «сейчас вернусь», вышел прочь из кабинета, оставив Грелля одного. Уныло поглядев на закрывшуюся дверь, Сатклифф пожелал всего «хорошего» прервавшему их скандал шинигами. Теперь он чего доброго остынет и успокоится, а потом и вовсе уйдёт от Уилла ни с чем, как было всякий раз до. Впрочем, уныние сменилось хитрым блеском в глазах, как только его горячую голову посетила безумная, но такая интригующая мысль. Он обязательно докажет Уильяму, как на многое он способен даже в одиночку. В любом случае бездействие для Сатклиффа было пыткой. Вдохновившись собственной идеей, он моментально бросился к папкам с будущими заданиями. Грелль давно знал расположение документов в кабинете своего дорогого начальника, а потому быстро выудить необходимую бумажку оказалось несложно. Вытащив одну из папок, он раскрыл её и принялся перебирать добросовестно подготовленные и рассортированные списки. Среди них лежала бумага, датированная сегодняшним вечером. Бегло окинув документ глазами, Сатклифф шумно захлопнул папку, и сунул её на место, сам список спрятав во внутренний карман. Через пару минут в кабинет вернулся ничего не подозревающий Уильям, а вечером перед ним стояли растерянные жнецы, чьё задание Грелль позаимствовал.
***
Чистая турка стояла на сушилке для посуды; форточка закрыта; со вчерашнего утра на стуле покоилась небрежно брошенная рубашка самого Грелля. Не разуваясь, он прошёл через гостиную и заглянул в спальню – постель заправлена.
– Даже не приходил ночевать… – растерянно пробормотал он, в глубине души уже понимая, что сделал глупость.
Скорее всего Уилл искал его всю ночь и жутко волнуется, по крайней мере, так говорила его совесть, но открыто признать свою ошибку Грелль всё же не торопился. Бегло бросив взгляд на часы, он всплеснул руками и заметался по квартире: на работу он конкретно опаздывал.
***
– Сегодня так солнечно, Уилли, почему ты сидишь в тёмном кабинете? – вместо приветствия возвестил Грелль, появляясь на пороге.
Спирс сидел за столом, но, вопреки привычке, тяжёлые шторы были задёрнуты, а источником света, необходимого для работы, служила настольная лампа. Он никак не отреагировал на появление Грелля; разве что поднял голову, недовольно посмотрел на него и тут же опустил взгляд на бумаги.
Воцарилось молчание, прерываемое только шорохом авторучки, шелестом, и скрипом офисного кресла.
– Уилли, ты на меня обиделся? Ты со мной не разговариваешь, да? – поинтересовался немного обескураженный Грелль, подойдя ближе к письменному столу, но Уильям только чуть заметно поморщился, из чего Грелль сделал вывод, что тот серьёзно задет. – Ладно… – растерянно произнёс он. – Подожду пока ты отойдёшь и зайду позже.
С этими словами Сатклифф выскочил из кабинета. Маленький мерзкий червячок по имени «чувство вины» шевелился внутри него всё отчетливее, и это откровенно портило настроение.
***
– … а потом я как вскочу, как засажу ему!.. – Грелль с завидным упорством действовал любимому начальнику на нервы, рассказывая уже восемнадцатую по счёту глупую историю, при этом расположившись прямиком на его рабочем столе. Уильям, с не менее завидным упорством, его игнорировал.
– Уилли, половина одиннадцатого, на часы посмотри! Ты собираешься ночевать здесь? Так учти – я останусь с тобой и буду всячески мешать этому процессу, – пригрозил Грелль, про себя отмечая, что Уильяму не мешало бы хорошенько отоспаться.
Целый день Грелль за ним таскался, куда бы тот ни пошёл, всячески старался привлечь его внимание к своей персоне, болтал чепуху, разбрасывал документацию, путался под ногами и вешался на шею, но всё оказалось тщетно. К настоящему моменту Грелль успел уже двадцать три раза разозлиться, ещё больше раз выругаться (используя выражения, которые приличная леди даже знать не должна), и с десяток раз почувствовать себя последней сволочью.
– Уилли, ну пожалуйста, прости меня! – наконец воскликнул он, потеряв всякое терпение. – Я хотел как лучше, понимаешь? Мне было невыносимо сидеть целыми днями в этом пропахшем дешёвым Рональдовым одеколоном кабинете и перебирать эти чёртовы бумажки! Уилли, я ведь люблю тебя, – в конце-концов Грелль расплакался, уронив голову в ладони.
Ему казалось, что Уильям специально его бесит, таким образом желая отомстить за свои переживания прошедшей ночью. Сатклифф же успел сотню раз пожалеть о своём поступке. Его пугало и до безумия раздражало поведение возлюбленного, а больше всего то, что он ничего не мог с этим поделать. Он заметил, что Уилл сегодня выглядит как-то иначе, и дело было вовсе не в непривычно мятом костюме или глубоких кругах под глазами. Это самое "что-то не так" выдавало себя в дрожащих руках, обилии кофе, мутном взгляде и залёгшей на лбу вертикальной морщинке. Уильям часто курил, удосуживаясь разве что открыть окно, и часто потирал переносицу, снимая очки. Грелля беспокоило это. Неужели всё из-за него?..
***
К вящей радости Сатклиффа, хоть и была она весьма сомнительной, ночевать на работе Т. Спирс всё-таки не стал. Теперь они вдвоём лежали на их кровати: каждый со своей стороны, каждый в привычном положении. Как всегда. Грелль смотрел на Уильяма, Уильям смотрел в никуда. Грелль тревожился. Он подвинулся ближе к возлюбленному и обнял его, уже давно не требуя никаких ответов. Он был уверен – достаточно обнять, и пусть Уилли обижается на него сколько угодно, пусть игнорирует хоть всю неделю, только он, Грелль, даст ему понять, как сильно любит его. Хотя бы в таком простом, но тёплом и искреннем жесте.
Они лежали на постели вдвоём: почему-то выглядящий обескураженным Уильям и обнимающий его Грелль.
– Я люблю тебя, Уилли, – прошептал он ему на самое ухо.
– Я люблю тебя, Грелль, – вдруг ответил Уильям.
Грелль заулыбался. На душе вдруг стало так спокойно и светло, что он лишь крепче обнял возлюбленного и уснул, убаюканный его теплом.
***
Сегодня Уильям с самого утра с ним не разговаривал. Впрочем, этот день не был похож ни на вчерашний, ни на какой-либо прежний. Т. Спирс проснулся как всегда рано, но на работу не торопился. От удивления Грелль даже решил свериться с календарём, не запутался ли он в днях. Нет, не запутался – сегодня пятница, вполне рабочий и более чем будний день.
– Странно, – заключил Сатклифф, расположившись в кресле гостиной и наблюдая за одевающимся Уильямом. Тот достал из гардероба свой выходной костюм. Грелль с улыбкой вспомнил, как они покупали его вместе на прошлое Рождество. Это был его подарок Уильяму, и тот, хоть и не выказывая бурного восхищения, берёг его. Следом за костюмом мужчина достал черную рубашку, что окончательно сбило Сатклиффа с толку.
– Уилли, что происходит? Я не понимаю…
Он подошёл к Уильяму со спины как раз когда тот стоял перед зеркалом. Уильям на секунду поймал взглядом отражение в зеркале, вздрогнул и резко обернулся, но лишь на мгновение. А дальше всё было как в тумане. Грелль следовал за Уильямом, продолжал пытаться с ним заговорить, и всё сильнее его одолевали плохие предчувствия.
***
Уильям нёс в руках огромный букет его любимых кроваво-алых роз. Каблуки лакированных туфлей стучали по тротуару, в скором времени заглушенные травой, когда началась территория кладбища. Грелль шёл рядом, немея от ужаса с каждым шагом, но боясь отойти от Уильяма даже на полметра. Долго идти не пришлось: через несколько десятков шагов тот остановился у надгробной плиты с выгравированным на ней именем: «Грелль Сатклифф». Ниже следовала эпитафия:
"Странствуя между мирами, я храню в себе память о каждом твоём воплощении.
И в назначенный час я узнаю тебя по первому прикосновению.
Где бы ты ни был.
Кем бы ты ни был".
***
Двое сидели около свежей могилы. Неестественно сгорбившийся Уильям опёрся спиной о гранитную плиту, и казалось, что эта плита давила на него своим весом. Рядом с ним, положив голову ему на плечо, сидел Грелль. Он сжимал руку возлюбленного, теперь уже понимая, что тот вряд ли это чувствует, и смотрел в никуда, всем своим естеством впитывая тепло его тела.
– Прости меня, Уилли. Мне так жаль… Я люблю тебя, – произнёс Грелль, поднимая на него свои невозможно зелёные глаза.
– Я люблю тебя, Грелль. Прости меня, – ответил Уильям.