Джеймс не знает, сколько времени требуется Стиву на гигиенические процедуры, но чай успевает остыть дважды, а от Роджерса по-прежнему не слышно ни звука, хотя они договорились, что Барнс поможет ему перебраться в кухню. Он идет к двери, дергает на себя ручку, но та оказывается заперта, и нехорошее предчувствие закрадывается в сердце.

- Стив? - зовет Джеймс, тарабаня по дереву костяшками пальцев, но вместо ответа слышит тишину. - Стив, я вхожу, - громко сообщает он, прежде чем двинуть плечом в дверь, снося хлипкую задвижку с первого удара.

Роджерс обнаруживается на низкой табуретке возле стены, а вокруг такой кавардак: разлитая вода, опрокинутый таз, упавшая в лужу на полу и промокшая насквозь рубашка, что Джеймс не задает вопросов о том, что здесь произошло. По подбородку Стива струится кровь, и смотреть, как он улыбается окровавленными зубами выше барнсовых сил.

- Придурок! Какого хрена тут произошло? - не то чтобы он имеет право ругаться, просто успевает испугаться так, что ругань - единственное, на что его хватает, пока он осторожно, чтобы не подскользнуться, пересекает скользкий пол и приближается к Стиву.

- Я таз потянул, он опрокинулся, - сообщает ему очевидное Роджерс, когда Джеймс оказывается рядом и принимается разглядывать кровоточащую ссадину на подбородке.

- Сильно болит? - конечно, сильно, мысленно ругает он себя за бестактность, но Стив удивляет, когда отрицательно качает головой. Храбрится как пить дать, но Джеймс соглашается на его правила и делает вид, что не заметил дрожащих рук и то и дело закусываемой изнутри щеки. - Я помогу?

Барнсу сложно спрашивать разрешение на любое - даже самое простое - действие: никто и ни в чем никогда его не ограничивал, и уважение личного пространства и смирение с отказами не входят в список его добродетелей, но после вчерашнего он пытается быть чутким, и, судя по робкой улыбке, быстро гаснущей на лице Роджерса, ему это удается. Он набирает в ладонь воды, осторожно омывая рану, дует на нее зачем-то, словно это поможет крови быстрей свернуться, и этим, кажется, очень смешит Стива, потому что глаза Роджерса теплеют, и это приятно.

Он тянется к полотенцу, висящему на бортике ванной, и видит красное пятно, заставляющее картинку произошедшего здесь наконец стать полной. Роджерс пытался набрать воды и перенести таз на пол, а в итоге не справился, опрокинул и таз, и себя, да еще и при падени ударился челюстью о твердую поверхность.

- Позволишь? - он медленно протягивает руку, касаясь подбородка, ведет пальцами от уха до уха и избегая места, где кожа содрана, в надежде не обнаружить никаких серьезных повреждений, и выдыхает, убеждаясь, что все в порядке. И, пока Стив укутывается в полотенце, стягивая промокшие брюки, рукавом рубахи стирает алый развод с ванной. О том, почему дрожат его собственные руки, он старается не думать.

*

Стив устает быстро, и после завтрака несколько часов они проводят бок о бок на диване, болтая обо всем и не касаясь самой важной темы: где был Джеймс и как Стив провел эти годы, и хотя Барнсу, привыкшему к активной деятельности, это нравится не то чтобы сильно, он терпеливо сносит неподвижность, пока Роджерс наконец не толкает его в бок со словами:

- Иди уже разомнись, весь извелся, - и смеется, вызывая у Барнса ответную улыбку.

- Я вернусь вечером, - в этот раз уходить легче, потому что он умудряется не обидеть Стива за прошедшие несколько часов ни разу, и это действительно хороший повод радоваться.

- Я могу спать в гостиной, тебе незачем таскать меня туда-сюда, - в этот раз Роджерс не злится, убеждая, просто интересуется его мотивами, и с таким Стивом хорошо и просто, совсем как в детстве.

- У тебя есть собственная спальня, неужели ты предпочтешь продавленный диван большой кровати? - Джеймс не уверен, что это хороший ответ, но он устраивает Стива.

- Я ложусь в десять, - предупреждает Роджерс, и это значит: "Не подведи меня, я даю тебе шанс". Это значит: "Пожалуйста, оправдай мое доверие хотя бы раз". Это значит: "Я буду тебя ждать".

И Джеймс не опаздывает, без пятнадцати десять уже входя в двери.