Барнс просыпается на рассвете от неприятного ощущения под рукой - постель мокрая, и не то чтобы убрать все это будет проблемой, нет, просто придется разбудить Стива, и черт знает, чем закончится это пробуждение. Роджерс краснеет, бледнеет, судорожно выдыхает несколько раз, прежде чем крепко зажмуриться и позволить Джеймсу к себе прикоснуться, и не открывает глаз, пока Баки не заканчивает уборку.

- Я хочу есть, - равнодушно роняет он, разглядывая противоположную стену, но Барнс знает, что это неправда: Стив не ест вторые стуки, и это просьба просто попытка выдворить его из комнаты. Он возится на кухне почти час, оттягивая момент возвращения в спальню, и надеется, что Роджерс не выгонит его снова.

*

Джеймса всегда учили поступать правильно, но сейчас он готов умолять Эрскина, стоя на коленях, подписать необходимые бумаги, чтобы избежать отправки на фронт. Только доктор и так помог им больше, чем было в его силах, и просить еще об этом - невообразимая наглость. Эрскин не обнадеживает новостями в свой очередной визит, и вся его поза - молчаливое сочувствие, только Баки оказывается к нему не готов, особенно к словам, которые доктор говорит перед уходом.

- Потерпи еще немного, мальчик, скоро это закончится, - и Джеймс давится в попытке поймать воздух: боль, гнев, слезы - все затапливает волной, и рукопожатие выходит слишком крепким.

- Я не хочу, чтобы ему было больно, сэр, - Барнс понимает, что доктор воспринял его неправильно, когда тот вздыхает и суетливо кивает, перекатываясь с пятки на носок, а после чешет затылок.

- Я постараюсь помочь, - наконец говорит он, - но не сейчас, сейчас ваш друг в сознании, это неправильно. Сейчас нельзя. - И пока Джеймс пытается унять зарождающийся в груди вопль, кладет ладонь на плечо, ощутимо его пожимая. - Это сложное решение, Джеймс, но вы поступаете правильно, мистер Роджерс сирота, и в его состоянии вряд ли кто-то возьмется о нем заботиться так, как делаете это вы, после того, как вы отправитесь на фронт. И лучше так, лучше рядом с вами, чем в соответствующем учреждении.

- Я не... - осознание, как именно понял его Эрскин, обдает ушатом ледяной воды и заседает раскаленным штырем в мозгу. Он не имеет правда даже думать об этом, но комиссия, разумеется, признала его пригодным для службы, и оставлять Стива умирать одного - мысль еще более страшная, чем та, что неотступно преследует его после весь день с момента ухода доктора.

*

Капитан улыбается ему со стены - Барнс завесил всю комнату роджерсовыми рисунками в попытке поднять настроение - а Стив неподвижно лежит на кровати и реагирует не сразу, только когда Джеймс зовет его по имени, перепробовав перед этим касания от ладони до самой шеи.

Его рвет, когда Джеймс пытается его накормить, и страшно трясет от кашля почти полночи.