versa

Кажется, с тех пор прошло уже не один десяток лет, но реальность — в трёх годах. Тёплая улыбка касалась его губ каждый раз, когда воспоминания посещали его голову. В прочем, они никогда не покидали; лишь вечерами, одинокими и холодными, с фужером любимого янтарного напитка он позволял становиться воспоминаниям такими, какие они есть — не веселыми и милым, а обидными и неприятными, как сотня игл под кожей.

      Он вспоминал как с улыбкой на губах подходит к счастливой паре. В его руке бархатная подушечка винного цвета, с одной из сторон которой свисает на тонкой серебряной нити колокольчик. Два кольца своим золотым блеском слепят, и он — свободной рукой поправляет очки в такой же золотой тонкой оправе.

***

- Я, как ваш близкий друг, прошу лишь об одном, - он немного помялся, подбирая слова, - как только наденете эти кольца заботьтесь друг о друге также, как заботились друг о друге во времена отношений и дружбы. Произнесите свои клятвы с гордостью и любовью.

      Сынмин улыбался широко. Он действительно счастлив. Бан Кристофер Чан — его лучший друг — заслуживал всего мира. Чан заслуживал счастья и самой большой любви, которая только может существовать в этом мире. И Чан видел эту любовь в той, кому через пару мгновений наденет на палец обручальное кольцо. Он вспоминал с улыбкой едва выступившие слёзы в уголках глаз его лучшего друга, который надел кольцо на палец своей избраннице.

***

      История Чана и Юми может и казалась обычной на первый взгляд, но Сынмин знал, как много они прошли для того, чтобы стать теми, кем они являлись сейчас. Они втроём познакомились когда Сынмин и Юми только поступили на первый курс. Примерно в то же время они начали встречаться. Сынмин видел эти отношения с самого их начала, видел как они проходили во времена стажировки Бана в Америке. Сынмин был тем, кто помогал Чану выбирать кольцо для предложения, был тем, кто помогал с организацией свадьбы. И потом Сынмин был шафером на этой свадьбе. Сынмин для Чана — самый лучший друг, некровный брат. Чан для Сынмина — смысл существования, безответная молчаливая любовь. Когда это стало так Сынмин сам не понял: может, ещё в самом начале их знакомства, может позже. Может, когда стал ловить каждую улыбку Чана и копировать в укромный уголок своей памяти. Или когда захотелось прикоснуться губами к ямочкам на щеках, или, может быть, когда комфорт Чана становился приоритетом во всём, что касалось их взаимоотношений. Ким не питал ложных надежд. Он знал кем для него является Чан и не противился, он знал кем является для Чана и смирился. Младший знал цену дружбе и знал, что его чувства могут разрушить тот драгоценный мир, который они с Чаном выстроили за 8 лет дружбы; но, если честно сказать, Сынмин устал, почти смертельно. Каждый день уверять самого себя в том, что ты в порядке, утомительно. Ким знал, что все его мечты в отношении Чана никогда не станут чем-то большим, чем мечты; но, к сожалению, Ким романтик.

      Ким честно пытался избавиться от этих чувств, но получалось откровенно скверно. Ни одна девушка, ни один парень не могли взбудоражить его сердце настолько, чтобы Чан стал занимать там чуть меньше пространства или и вовсе его покинул. Порой Мин даже думал, что придумал эти чувства. Иногда они казались настолько нереальными, что, просыпаясь, в голове мелькала мысль: «Сегодня я точно посмотрю на него и сердце не кольнёт», но, увы, кололо, словно каждую клеточку его сердца пронзали невидимые стрелы; и он оставил попытки. Ким действительно любил настолько насколько умел — ни больше, ни меньше. Он никогда не навязывался и не давил, отдавал себя ровно столько сколько нужно было Чану. Ведь это самое важное: просто быть рядом, когда это нужно человеку, которого ты любишь, помогать и поддерживать, любить и не просить ничего взамен? Ким Сынмин свято в это верил. Казалось, что ничего не может пойти не так. Всё шло своим чередом и следовало своим порядкам. Ровно до тех пор.

Погода в Инчхоне по истине удивительна, июльский вечер на берегу Жёлтого моря встречал тёплым ветром и мягким шумом волн. Пляж Вангсан как всегда тих и просторен, закат малиново-красный окрашивал водную гладь.

- Сынминни, у нас для тебя новость. - Юми прикрывала ладонями щёки, пряча смущение.

- Если вы решили завести ещё одну собаку, то я отказываюсь за ней смотреть в случае вашего отъезда. Мне Бэрри хватает. - Сынмин равнодушно отпил холодное пиво, подпирая голову рукой. Любоваться закатом здесь — лучшее решение. Закат на этом побережье успокаивал.

- Нет же, глупый! - Чан смеялся заливисто и как-то нервно. Это пробудило желание перевести взгляд на зацелованного солнцем старшего. - Ты станешь дядей.

      Знаете что такое смерть? Не физическая, моральная. Когда последние остатки надежды и самообладания летят осколками битого стекла в разные уголки комнаты. « Ты станешь дядей» значит только одно — Бан Юми беременна. Бан Юми ждёт ребёнка. У Чана будет ребёнок.

- Сынминни? - Юми осторожно дёргала рукав сынминовой футболки.

- А? Простите. Я просто не ожидал. Вау, Юми, поздравляю. - Ким осторожно обнял девушку за плечи, мягко прижимая к своей груди. - Я так рад за вас! Вы же говорили, что пока что не планируете детей.

- Знаешь, так вышло... - Бан смущённо улыбнулся и почесал затылок. - Но ты ведь знаешь, мы проходили курсы, да и уже столько лет вместе... Думаю, мы готовы стать родителями.

- Вы будете самыми лучшими родителями! - Сынмин старался улыбаться как можно искреннее, отстраняясь от Юми, и обнял Чана. - Поверить не могу.

- Да, и мы бы хотели, - Чан взял жену за руку и внимательно посмотрел на друга. - Если ты позволишь, если родится мальчик назвать его в честь тебя.

      То, что разбито, разбиться второй раз не может. Тот, кто сказал это когда-то Сынмину должен получить плевок в лицо за ложь. Если бы Ким знал, что это будет настолько больно, он бы предпочёл никогда не знать их обоих. И себя бы предпочёл не знать. Сердце болит и кровоточит. Ким до последнего был уверен, что держит свои чувства под контролем, был уверен, что его больше не ранят эти чувства. Он как никогда верил, что его сердце смирилось и душа успокоилась. Не смирилось, не успокоилась. Ким почувствовал как глаза неприятно жжёт в ожидании накатывающих слёз. Трель звонка словно обухом по голове. Кем бы ни был звонивший — даже если это спам — Ким благодарен ему за возможность побега. На экране мобильного самая дурацкая фотка, присланная коллегой, и слишком строгое «Хван Хёнджин». Сынмин был готов в ту же секунду сорваться и расцеловать Хвана за звонок.

- Не портьте жизнь ребёнку, связывая его моей судьбой. Ким слушает. - Даже не извинившись Сынмин поднялся из-за стола и отошёл на безопасное расстояние, чтобы разговора не было слышно. - Хван, первый и последний раз я говорю тебе это, но я так рад, что ты позвонил.

« Ким Сынмин, Вы меня пугаете. Кто там решил связаться с Вашей судьбой?» - голос на том конце излишне вежлив и серьёзен. Ким смеётся.

- Хван, перестань быть таким. Ты чего звонишь? Восемь вечера, выходной день, я, чтоб ты знал, с друзьями на отдыхе.

« Не знаю. Просто захотел услышать твой голос и спросить, подумал ли ты о том, что я тебе предлагал?»

- Мне всё ещё нужно время, Хённи, пожалуйста.

«Хэй, Минни? Ты в порядке? Голос больно потухший. Ты ведь знаешь, что я всегда готов выслушать тебя.»

- Потом, Хённи, всё потом. Спасибо тебе. - Сынмин поднял взгляд, встречаясь с настороженным взглядом Бана напротив.

« Ты же знаешь, что я тебя люблю? Минни?»

- Знаю, и ты знаешь мой ответ. Всё, меня Чан ждёт. Видел бы ты его лицо сейчас. Такой важный. - Сынмин басит голосом, пытаясь разрядить обстановку.

« Не видел и не желаю. Позвони мне, когда будешь свободен. Целую.»

- Кто звонил? - Бан подошёл вплотную, закидываю руку на чужое плечо.

- Коллега из Японии. - Сынмин продолжал улыбаться. Разговор с Хваном, пусть и короткий, вернул его в норму, к его привычному состоянию. Он снова мог взять себя в руки.

- Не похоже. С коллегами так не говорят. - Чан старался посмотреть Киму в глаза, но тот умело избегал зрительного контакта.

- Мы с Хваном близки, а что? Ревнуешь? - Сынмин рассмеялся, играючи толкая друга локтем под рёбра. - Пошли уже, мой племянник ждёт своего дядю. - Ким закинул свою руку на плечо друга и повёл в сторону места, где их ждала Юми.

- Так всё же, что ты решил?

- Я против. Как я уже сказал, не связывай ребёнка моей судьбой. Хотите, чтобы я был как-то связан с его именем, то позвольте мне его дать. - Сынмин скользнул рукой ниже, опоясыв чужую талию. - Если родится девочка назовите Бёль, если мальчик — Ёнбок.

«Бёль» - звезда, далёкая и недоступная, как твоя взаимность к моим чувствам. «Ёнбок» - счастье, которого я тебе желаю.

- Уверен, Юми понравится. - Чан улыбнулся, смотря, как Ким вприпрыжку направился к Юми.

      Сынмин выглядел счастливым, как никогда. Чан был рад такой реакции Сынмина на это известие, но знал бы он, что творилось у младшего в душе.

      Они покинули Инчхон на сынминовой машине поздним вечером, укутав Юми в плед, что всегда любезно хранился в машине младшего. Дорога в Сеул занимала не так много времени, да и почти ночью дороги были практически пустые. Госпожа Бан задремала на заднем сидении, свернувшись клубком. Скоро она не сможет так делать ещё очень долго. Сынмин внимательно следил за дорогой, тихонько подпевая играющему радио. На душе было скверно. Чего он ожидал вообще? Сынмин корил себя за невозможность искренне порадоваться за самого важного человека в своей жизни. Бан для него был тем, кто всегда поддерживал и принимал его сторону. Любовь обречённая на смерть. Поэтично. И слишком слащаво. Даже при всём излишнем романтизме Сынмина это было слишком, но в тот момент в голове крутилась именно эта фраза. История любви, которая умерла, так и не родившись. Ким усмехался собственным мыслям.

- Чан, - он позвал негромко, чтобы не разбудить спящую подругу, - как думаешь, может ли любовь умереть?

- К чему такие вопросы? - Бан перевёл свой взгляд от дороги на сосредоточенного младшего.

- Просто задумался. Ведь если любовь не взаимна, она должна умереть? Не может же она существовать вечно, когда бьётся в закрытую дверь.

- А тот, кто собрался хоронить свою любовь, уверен в том, что она была закрыта? Мы о тебе сейчас? - Чан пытался посмотреть в глаза друга.

- Нет, не обо мне. О Хване. И дверь там такая, что считай, что стена.

- Любовь никогда не умирает, Сынминни. - Бан снова отвернулся, наблюдая за редкими проезжающими мимо машинами через окно. - Она преобразуется, меняется, становится тише, но никогда не умирает. То, что мы однажды полюбили навсегда останется в нашем сердце, пусть и в другой форме. Даже если эта любовь останется болезненным и одиноким воспоминанием - оно всё равно будет наполнено любовью. Потому что однажды полюбил. Мы не выбираем кого и когда полюбим. Не важно, как закончатся отношения, внутри тебя они останутся любовью.

- Вот оно как... - немного обдумав слова Чана, произнёс Сынмин, и замолчал. В машине вновь стало слышно лишь звук играющего радио.

«Значит, я могу отпустить тебя. И ты навсегда останешься лишь воспоминанием, наполненным любовью»

***

      Сынмин болезненно вспоминал тот день. Наверное, впервые в жизни тогда он так сильно плакал, выплёскивая отчаяние и боль, которые копились в его сердце долгие годы. Он отдал всё — без остатка. Каждый кусочек и без того разбитой души расколол в одночасье, обнажая каждую рану. Обида, слёзы, боль, всё несказанное открылось как самая страшная язвенная болезнь. Ким до последнего надеялся, что сможет до конца сохранять маску названого брата и лучшего друга; но будь проклят господин Пак и его длинный язык.

      Когда Хван предложил перевестись к Токио, Сынмин отказал. Тогда они с Хваном только познакомились, сошлись на общих интересах и одинаковой специализации в работе. За год из обычных знакомых они переросли в то, что Ким переживал сам. Только на месте Сынмина оказался Хван. Хёнджин был в курсе всего, что происходит в жизни Сынмина, знал про Чана и знал про то, что испытывает Ким. После того, как стало известно о беременности Юми, Хван сам того не подозревая запустил цепную реакцию, повторив своё предложение о переезде. И Киму не оставалось ничего, кроме как согласиться. Только оформление всех документов заняло больше времени, чем он рассчитывал. И он никак не ожидал, что треклятый господин Пак расскажет Бану о решении Кима раньше самого Кима.

      В тот вечер Чан фурией влетел в сынминову квартиру, в которой не осталось практически ничего от её прежней обстановки. Ни одной фотографии на стенах, ни мягких жёлтых гирлянд, что так любил младший. Только бесконечное количество коробок и обёрточной бумаги. Старший зол и расстроен, как никогда не был.

- И что всё это значит, Ким Сынмин? - Его лицо побагровело, в отличии от костяшек, которые стали совершенно белыми от того, насколько крепко он их сжимал.

- Мне предложили работу в Токио. - Ким старался оставаться сдержанным. - Я должен буду приступить к работе сначала октября, но решил поехать немного раньше, чтобы заняться обустройством квартиры.

- И когда ты собирался мне об этом сказать?

- Я планировал позвать тебя и Юми на ужин в вечер перед вылетом. - Ким как ни в чём не бывало монотонно упаковывал необходимые вещи в коробки, сидя на полу в гостиной.

- И когда у тебя вылет? - Чан дышал тяжело, перебирая пальцы в попытке успокоиться.

- Послезавтра.

      Чан, казалось, выпал из этой реальности в попытке переосмыслить слова, сказанные другом. Скоро он должен будет оставить всё здесь и уехать — неизвестно куда и неизвестно зачем. А главное принял такое важное решение даже не посоветовавшись. Не сказал раньше, потому что знал, что Бан не отпустит? Нет, не сказал раньше, чтобы уберечь и себя, и Чана. Это никому не нужные игры в прятки, где Ким давным давно проиграл.

- Да ты издеваешься? - Бан приподнял младшего за ворот рубашки, будто в попытке ударить. - Послезавтра? Ты обо всём подумал? Ты обо мне подумал?

- Вот именно, что в первую очередь я подумал о тебе! - Ким повысил голос и схватил друга за запястье, пытаясь оттолкнуть. - Я всегда думаю о тебе в первую очередь, Бан Чан. И я так больше не могу. Я слишком устал думать о тебе, я слишком устал любить тебя. Я эгоист, я сбегаю, но с меня хватит. Я просто хочу освободится, Чан-и. - Сынмин сидел на полу в собственной гостиной, вытирая бесконечный поток слёз тыльной стороной ладони. - Я так устал и у меня больше нет сил бороться. Я не могу так, понимаешь? Не могу. Это рвёт мне душу. Я до последнего хочу оставаться твоим лучшим другом, не вынуждай меня. Я хочу, чтобы мои чувства изменились. Хочу, чтобы моя любовь стала лишь воспоминанием, наполненным теплом, а не адским пламенем сжигающим меня изнутри.

      Сынмину не хватило смелости поднять взгляд даже когда хлопнула входная дверь. В Сеуле стало как-то слишком холодно. Он не помнил, через какое время он нашёл в себе силы перестать плакать и подняться с пола.

      В день вылета Бан так и не объявился, хотя Сынмин не оставлял попытки нормально попрощаться. Телефон молчал, а домашний адрес четы Бан отвечал звенящей пустотой.

- Хённи, иду на посадку, встретишь меня в Токио? - Ким прижимал телефон в уху, поднимаясь на третий этаж аэропорта.

«Конечно. Я выстелю дорогу из роз по всему Токио, чтобы ты шёл по ней.»

- Ты дурак, Хван Хёнджин.

«Я просто люблю тебя»

- Мой ответ ты знаешь.

«Ничего, моей любви пока что хватит на нас двоих. Я жду тебя, Минни.».