***
jean-pierre taieb — running after my fate (alternative version)
Исчезаю в оболочке, обретая собственный ад.
Му Цину хочется скрыться.
Ему хочется спрятаться, чтобы никто не нашёл. Превратиться в маленький комок, чтобы никто не смог увидеть. Му Цину тяжело настолько, что хочется разрыдаться, но сделать он этого не может. Точнее… он запрещает себе это сделать. Хотя в тайне ото всех, за закрытыми дверями своего дворца, слёзы душат его нещадно, почти каждую ночь. Маска безразличия, высокомерия прилипла к лицу прочно, что даже если постараться — не отодрать. Его единственное поведение — едкий сарказм и вечно закатанные глаза.
Никто не знает, что это просто маска, защитная реакция, которая выработалась ещё тогда, восемьсот лет назад, когда Се Лянь даже не вознёсся.
В Небесной столице ему всегда было тревожно.
Тревожность эта появилась в тот самый день, когда он стал служителем низших (переименованных сейчас в средние) небес. И она накапливалась не годами, а веками, что проходили мимо него, оставляя сильные следы на его душе. Тревожность эта росла в груди, пускала корни настолько глубоко, что больно было дышать. Она прорастала и развивалась в груди столетиями, пока не расцвела красивым цветком внутри него.
Му Цину стало невыносимо тяжело выходить из своего дворца. Будто раньше этого не было. Му Цину хотелось целыми днями лежать на кровати и ничего не делать. Ему было трудно не то, что одеться — расчесать свои волосы было непосильной задачей. А чтобы их собрать… об этом даже можно было и не заикаться.
Если с этим всем (одеванием и заботой о волосах) он мог попросить помощи у своих служащих, но чтобы помыться... ему приходилось делать это самому. Ему было невыносимо стыдно просить хоть кого-то об помощи. Поэтому Му Цину приходилось перебарывать самого себя, чтобы залезть в купель и вымыться. Он на это тратил слишком много времени, но по-другому мужчина не мог.
Но самой настоящей пыткой для него было выполнение заданий. Ответ на просьбы верующих. Если с последним Му Цин более или менее мог справляться, отдавая большую часть работы своим служащим (за что испытывал неимоверную вину, потому что привык работать сам и эту большую часть забирать себе), то выполнения заданий… были просто невыносимы.
Ведь очень многие задания были совместно с Фэн Синем.
Несмотря на то, что их пререкания, оскорбления и драки было тем, что заставляло его чувствовать себя живым — ему это безумно надоело. Му Цин устал от этого. Устал настолько, что огрызался и посылал Фэн Синя уже просто по выработанной привычке. Закатывал глаза на реплики мужчины так же по привычке, как и отпускал едкие высказывания, которые соскальзывали с его языка каждый раз.
Му Цин делал все это по привычке, которую невозможно было вытравить никакими способами из себя. Ведь прекратив делать это, другие небожители и сам Фэн Синь заметили бы что что-то не так.
А этого ему бы не хотелось.
И когда его в очередной раз отправляют на задание с Фэн Синем, то для него оно заканчивается полным провалом.
Этот день был для него ужасным с самого начала, точнее со вчерашнего дня. Невыносимая усталость легла ему на плечи, не собираясь никуда уходить. Под глазами залегли огромные круги из-за нескольких ночей беспрерывной работы. А ночь его началась с кошмара, который преследует его уже на протяжении восьмисот лет.
И все усугубилось на месте задания намного сильнее. Меч в руке дрожал нещадно, слова Фэн Синя звучали намного обиднее, чем когда-либо (хотя они всегда так звучали). Му Цин был рассеян, невнимателен. Он не чувствовал абсолютно никакой связи со своим мечом. А когда его ранила нечисть в плечо настолько сильно, что он не смог подняться на ноги, Му Цин понял — ему намного хуже, чем он думал на самом деле.
Нечисть добил Фэн Синь, пока Му Цин кое-как смог доползти до дерева и привалиться к нему. Правое плечо адски болело, и как бы он не пытался зажать рукой рану — кровь не переставала течь. Его ладони, одежда были полностью в крови. Му Цин пытался первые минуты пользоваться духовной энергией, чтобы залечить рану, но её оказалось катастрофически мало. Это не на шутку испугало Му Цина.
Ведь на этом задании он ей не пользовался совершенно.
Паника медленно, но уверенно начала сковывать тело. Сильно задрожали руки. Он резко сжал пальцы на ране. Острая, режущая боль ударила по глазам и затылку, что подступили слёзы. Му Цин закусил губу, что почувствовал вкус крови во рту. Дыхание начало сбиваться. Му Цин закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на нем, но предательское сердце заходило ходуном, будто оно готово вот-вот пробить грудную клетку. Зашумело в ушах.
То, отчего он так давно убегал, скрывал под слоем тысяч масок, подавлял всячески в себе — готово было выбраться наружу. Его вековая выдержка трещала по швам.
Му Цин однажды уже сдался. Больше такого он никогда не повторит.
Хотя мысли об этом помещают его чаще и чаще. Жаль только… небожители бессмертны.
Он никогда не хотел показывать эту сторону себя никому, а в особенности Фэн Синю.
Ему особенно.
Но именно это происходит прямо сейчас.
Он слышит как его зовёт Фэн Синь, но не может сказать ни слова. Му Цин боится, что не совладает со своим голосом. С эмоциями. Он выбирает единственное решение — молчать. Фэн Синь подходит к нему. Му Цин чувствует на себе его взгляд. Пристальный и… обеспокоенный.
Му Цин не может поднять на него даже взгляд.
— Что с твоей духовной энергией?
Хороший вопрос Фэн Синь. Му Цин сам не знает ответа на этот вопрос. Он знает, но не хочет говорить это никому. Му Цин только отводит взгляд в сторону и продолжает молчать, когда Фэн Синь садится напротив него на землю. Тот так и не дожидается ответа от него. Мужчина бормочет под нос все возможные ругательства, из которых Му Цин разбирает только «гордый ублюдок». Он даже не может на это как-то отреагировать.
Фэн Синь кладёт свою тёплую ладонь на окровавленную и ледяную руку Му Цина, начиная передавать духовную энергию. Его ладонь становится красной от крови мужчины.
Му Цин смотрит на их окровавленные руки, на свою одежду, полностью пропитавшуюся кровью, и вспоминает совсем другую картину.
Картину, которую ему хотелось бы навсегда забыть.
Тогда тоже были руки в крови, которая не переставала течь. Была одежда, пропитавшаяся насквозь кровью. Был жгучий холод, сковывающий со всех сторон. Был ледяной пол.
Ему бы хотелось выжечь эти воспоминания из своей головы.
— Му Цин?
Му Цин помнит тот момент в каждой детали. Потому что он снится ему почти каждую ночь.
— Му Цин!
Но Му Цин его не слышит.
Картина из такой далекой прошлой жизни застыла перед глазами. Паника захлестнула с головой. Легкие горели от нехватки кислорода. Му Цин сжимает на затянувшейся ране пальцы до побеления костяшек. И Фэн Синь это чувствует.
Му Цин смотрит в одну точку, пытаясь взять себя в руки.
Но у него ничего не выходит.
Му Цин начинает задыхаться.
Он даже не замечает, как Фэн Синь хватает его крепко за оба плеча и заставляет смотреть ему прямо в глаза.
— Смотри на меня, — говорит мужчина. Му Цин бегает по его лицу глазами и не понимает что от него хотят.
Он не слышит, что говорит Фэн Синь.
— Дыши, — и Фэн Синь начинает глубоко дышать.
Му Цин смотрит как тот дышит и невольно начинает дышать так же. Сердце продолжает стучать в висках, но лёгкие наполняются таким нужным кислородом. Голова начинает немного кружиться.
Му Цин отворачивает голову в сторону. Пытается спрятать своё лицо, но это выходит с трудом. Фэн Синь все так же продолжает держать его, пока Му Цин не дергает плечами. Только тогда мужчина отпускает его и отодвигается в сторону, давай место Му Цину.
Он никогда не хотел, чтобы Фэн Синь увидел его таким.
Он закрывает глаза и тяжело вздыхает.
Перед закрытыми веками все та же невыносимая картина.
Руки по локоть в крови. Острая боль. Одежда, приобретшая алый оттенок. Холодный пол. Невыносимое одиночество. А через какое-то время яркий, ослепительный свет и звон.
Он отдал бы все, чтобы это забыть.
— Тебе помочь встать? — спрашивает Фэн Синь, смотря прямо на него. Му Цин чувствует его взгляд.
Взгляд обеспокоенный. Му Цин даже не удивляется этому ведь понимает Фэн Синя.
Му Цин молчит какое-то время, а затем тихо и устало говорит:
— Да.
Хорошо, что историю его вознесения знает только он сам и Владыка.
Глубокие шрамы на запястьях отдают болью.
Я чувствую напряжение.
Отравленный собственной ложью,
Утянувшей меня вниз, к моему концу
И заставившей желанием скрыться.
***