Этот мир разделился на «до» и «если».
Я смотрю на тебя с квартердека Мести.
В моём мире нет места вине и чести,
В твоём мире нет места мне.
В твоём мире не пьют из бутылок вина,
В твоём взгляде беспечность, почти наивность.
Как пират может выжить таким невинным?
Я топлю свой вопрос в вине.
Я топлюсь и тону в темноте и дёгте,
В моём мире кто первым покажет когти —
Тот ещё может быть поживёт немного.
Мои были острее всех.
Ты пришёл в мою жизнь безмятежно светлым,
Я привык к темноте, и теперь я слепну.
Ты похож на маяк, но не пахнешь смертью.
Может быть, я уже ослеп.
Ты хранишь вместо пороха сахар в трюме —
Это меньшее из всех твоих безумий.
Как так вышло, что ты до сих пор не умер?
Море любит тебя таким.
Это чувство так сложно убить и спрятать.
Твои руки так ласковы для пирата,
Я пью с них твою новую сердцу правду,
Ощущая себя ручным.
До тебя я не жил, только бредил жизнью,
Этот мир из меня до остатка выскреб,
Сколь огромна, должно быть, должна быть призма,
Чтоб меня разглядеть на дне.
Сколь слепым нужно быть, чтоб не видеть монстра,
Чтоб сойти с корабля на безлюдный остров,
И, увидев обглоданный чей-то остов,
Проморгать, что тебе конец.
Ты чудовище кормишь из рук надеждой,
И, застывшие камнем холодным прежде,
Расширяются рёбра, и что-то между
Вдруг толкает меня к тебе.
Этот мир разделился на «есть» и «не было».
Я сплетаю себя с красной строчки набело,
Когда Кракен свой хват наконец ослабил, а
Ты целуешь меня в ответ.