Ноздри втягивают хорошо знакомый запах. Металлический, горьковатый, от которого желудок тут же болезненно стягивает. Запах крови морского животного. Мои пальцы от нетерпения сжимаются, сгребая землю, ломая мелкие ветки. Глаза неотрывно смотрят на водную гладь, фокусируясь то на одном участке, где шла рябь, то на другом. Плечи поднимаются. Язык облизывает губы.
Еще рано. Еще не появились над поверхностью высокие треугольные плавники. Значит, я должен терпеть.
Сколько дней я не ел? Может, шесть, может, десять. Ничего не случится, если я потерплю еще немного.
Вот они, пошли, пошли, да… Черный плавник с большим количеством зазубрин – это Хэчиро. Посветлее, слева – его обходит Изаму. Впереди – небольшая стая морских котиков. По коже пробегают мурашки. Втягиваю голову в плечи, сжимаюсь пружиной. Скоро.
Изаму и Хэчиро гонят морских котиков на меня. Уже отработанная тактика. Котики выпрыгивают из воды и с плеском погружаются в нее снова, похожие на упавшие капли чернил, будто дразнят. Вытягиваюсь вперед. Что происходит под водой, я видеть не могу, но замечаю, что Изаму погружается, готовясь к атаке.
Еще немного, буквально совсем чуть-чуть…
Мое терпение уже на исходе. Я еле заметно начинаю дрожать от предвкушения обеда. Глаза выхватывают колебания воды, движения мутных черных пятен. Ага, пошла работа…
Пора.
Я рывком шиноби оказываюсь над водой ровно в тот момент, когда котики, зная, что акулы во время атаки метят в центр, бросаются в разные стороны. Пальцы автоматически складывают нужную печать. От поверхности воды отделяется четыре моих клона и взмывает в воздух. Мы синхронно обнажаем оружие.
Изаму и Хэчиро взлетают, инстинктивно закатив глаза. В зубах Хэчиро трепыхается раненный морской котик. Изаму промахивается и только медленно закрывает пасть – неважно, намеренно он метил мимо или нет. Главное – я не должен промазать.
Морские котики – проворные создания. Но даже они не ждут атаки сверху от меня. Мы с клонами синхронно вынимаем специальные удлиненные кунаи и заводим руки для броска.
Шанс на победу – только один. Надо метить в бедренную артерию, под затылок в прыжке котика попасть невозможно. Я высчитываю секунды.
Три. Два. Один…
Распрямляю руки. Бросок четкий, быстрый, как удар молнии. Мы с клонами одновременно пронзаем ровно пять котиков. Затем, набрав воздух в легкие, группируемся и входим в воду. Через муть воды я замечаю, как Хэчиро мотает головой, разрывая котика пополам. Изаму крутится вокруг раненной мной добычи, выжидая, когда она окончательно умрет. Не выдерживает, осторожно берет зубами котика за ласты. Я быстро подплываю к нему, мягко опираюсь рукой о треугольную морду и рывком вынимаю кунай из туши, не давая акуле заглотить жертву вместе с ним. Отталкиваюсь, бросаюсь в сторону добычи. Клоны помогают мне собирать тушки котиков, ловко подцепляя кунаи за кольца. Нагруженные добычей, мы начинаем всплывать.
Поднимаюсь над водой, отряхиваю мокрые волосы. Запах крови заставляет мой желудок сжаться от голода. Рот наполняется слюной. Чакра разгоняется по каналам, начиная обжигать меня. Нет, нет! Нельзя терять контроль над собой. Я опять облизываюсь, сглатываю слюни, встряхиваю головой в попытке очнуться и начинаю дележ добычи.
Каждый получает в конечном итоге по две тушки. Благодарю Изаму и Хэчиро за охоту со мной и утаскиваю еду на берег. Добыча приятно оттягивает мне плечо. Голод становится нестерпимым – в глазах потихоньку темнеет, запах крови лишает разума. Я кладу котика перед собой и провожу кунаем по его брюху, разрезая кожу. Надо терпеть…
Надо снять кожу…
С губ срывается рычание. Пальцы отодвигают шкуру, с противным треском рвущейся плоти отделяют кусок. Я прикладываю побольше сил, ломая кости. Металлический запах окутывает мой разум. Глаза застилает кровавая пелена. Я даже не чувствую, как мои зубы вонзаются в плоть, не слышу хруст ломающихся костей. Инстинктивно вытираю руками лицо, оставляя только больше багровых разводов.
Ловлю свое отражение на поверхности воды. Жуткое сгорбленное существо с горящими желтизной глазами. Глазами хищника. Лицо перемазано кровью, рука застыла с куском мяса. Я коварно улыбнулся – да, когда все вокруг мнят тебя чудовищем, иногда это может быть на руку. Даже если заметят – не сунутся.
Я почему-то с трудом отрываю взгляд от отражения и возвращаюсь к трапезе. Ноздри буквально жжет запах еще теплой плоти. Мои зубы вонзаются в нее, с чавкающим звуком отрывают кусок. Запрокидываю голову, чтобы проглотить прожеванное мясо. Сжимаю челюсти, слышу знакомый треск ломающихся костей и терпкий привкус костного мозга. В это мгновение все для меня замирает. Затем снова набрасываюсь на еду. Сам не замечаю, как откладываю практически опустевшую шкуру одного котика и берусь за второго. Я расправляюсь с тушкой так быстро, что даже не сразу понимаю, что желудок уже не такой пустой, как раньше. Теплая тяжесть в животе медленно возвращает мне рассудок. Запах крови перестает давить на ноздри. Красная пелена потихоньку отстает. Разум медленно возвращается.
Я становлюсь собой. Тяжело дышу, осматриваюсь.
Вода еле слышно плещется, бликуя лучами вставшего солнца. Я сгребаю потроха в шкуру и с размаху швыряю в море. Кто-то из акул или каких-то других рыб доест. Я опускаюсь на колени, медленно зачерпываю в пригоршню ледяную воду. На минуту замираю – смотрю на свое искаженное рябью лицо. Это уже настоящий я, не голодный зверь, охочий до чужой плоти. Но где-то на глубине я все еще могу видеть хищный блеск – до конца он никогда не уходит.
Но что поделать, голод – такая штука, которая даже Изаму, самого дружелюбного самца из всех акул превращает в безжалостную машину для убийства. От него остается лишь внешняя оболочка, искаженная помертвевшим взглядом и открытой пастью. Что уж говорить обо мне… В конце концов, главное, что Итачи-сан не знает. И мне поднимает дух то, что он не знает. Пусть даже пока не знает.
Я не лгу – лишь умалчиваю о том, кто я. Я самый опасный хищник, которого он только может себе представить. И мне остается только продолжать скрывать это, как и все остальное о своей жизни, что мне приходится глубоко закапывать – мои мысли, чувства, прошлое. И это – инстинкт убийцы. Умалчивать легко, когда никто не проявляет интереса к твоим тайнам и к темной стороне личности, которую ты скрываешь.
Наконец я решаюсь умыться, вздыхаю, ополаскиваю руки и возвращаюсь к берегу. Пора возвращаться к Итачи-сану. Разум полностью прочистился. Я могу думать свободно, не отвлекаясь на больно сдавивший желудок от жажды крови.
Я привычным движением перебрасываю через плечо ремень с Самехадой. Она недовольно шевелит шипами под бинтами, урча. Я срываюсь с места и рывками начинаю перемещаться к месту встречи. На таком большом расстоянии я уже не могу его чуять, ориентируюсь пока только на память. Но все равно надо сверяться с курсом – поэтому я то и дело поднимаюсь повыше, встаю на одну ногу, высоко выпрямляясь, и принюхиваюсь, ловя запахи, зрительно оцениваю, насколько далеко до убежища.
Взобравшись на столб электропередач, я опять на миг прикрываю глаза и медленно втягиваю носом воздух. Разнообразие запахов заполняет меня, буквально проходит через мое тело. Правую ноздрю щекочет и покалывает хорошо знакомый мне дух. Я тут же вытягиваюсь еще дальше, поворачиваю голову на ее источник.
Чакра. Я хочу… Много…
Мощный, очень мощный запах. Ее так много, будто рядом находится джинчуурики. Самехада восторженно укает, подтверждая мою теорию. Тело опять отзывается жжением чакры. Взгляд начинает фокусироваться.
Я ухмыляюсь. У меня ведь еще есть время…
Пульсация и жжение чакры разгоняют кровь по венам. Я бросаюсь к источнику запаха, легко перепрыгивая с ветки на ветку. Все произойдет легко – я спрячусь в засаде. Я выжду. Серая кожа поможет мне замаскироваться среди листьев. Я буду ждать, пока не нанесу атаку. Четко и резко, словно акула, что вылетает из воды, ловя пастью морского котика.
Поддаю скорости. Солоноватый запах чьей-то чакры дразнит меня. Я снова чувствую себя голодным, но на сей раз это совершенно другой голод. Я не остановлюсь, пока не утолю его. Ради этого я опять выхожу на охоту.
Инстинкт убийцы. То, что ведет меня. Чужая плоть и кровь. Чужая чакра. Я не остановлюсь, пока не добуду ее. Буду мчаться, как в лихорадке. Потом – пир.
Простите меня, Итачи-сан.