Горбач не особо любил, когда его стихи читали. Не только из-за того, что считал, что выходят они у него не так уж хорошо, но и потому что боялся, что кто-то заметит в этих стихах что-то, что написано было про него и для него.
***
Всё началось с Чумных Дохляков.
Кузнечик привёл Волка, и вот уже у них есть своя стая со своей комнатой. И вот уже Горбач в этой стае.
Первое время это было увлекательно само по себе: отстаивать свою независимость от Храмовника, рисовать на стенах и создавать "райские кущи".
В новой стае Горбачу нравилось куда больше, он был слишком миролюбив, чтобы уживаться в стае Спортсмена. Да и Кузнечику тёплая улыбка шла куда больше, чем те эмоции, которые Горбач видел на его лице в Хламовнике или при драках в коридоре. Жизнь начала налаживаться.
***
Горбачу нравилось кормить с Кузнечиком собак, нравились их небольшие диалоги обо всём подряд. С Кузнечиком таким добродушным, активным и улыбчивым было комфортно, было уютно, было спокойно. Было хорошо.
Кузнечик приносил еду для собак в своих карманах, и Горбач после своего постоянного "Можно?" эту еду доставал, и они улыбались друг другу.
Но Горбач не мог не думать, что занимает в жизни солнечного мальчика далеко не первое место. Был Слепой, был Волк, и была даже их неприязнь друг к другу, пропитанная ревностью. Каждый из них хотел быть одним единственным самым близким другом для Кузнечика. Горбач же смотрел на это со стороны, не чувствуя, что имеет право вмешиваться.
– Совсем дикие, – задумчиво говорит Горбач, наблюдая за собаками. – Никому не нужные. Сами по себе…
Пусть Кузнечик и стоял рядом и кормил с ним собак, но когда они вернутся в комнату, он будет сидеть рядом с Волком и Слепым, а не с ним.
***
Иногда Кузнечик делал странные вещи и играл в странные игры. Вроде гляделок.
Горбачу не очень это нравилось, он совсем не понимал, зачем это было нужно. Ему казалось, что Кузнечик иногда даже мучает себя, он мог отказываться от чего-то, молчать весь день, не есть весь день сладкое и многое другое.
Горбачу не очень нравилось это, но иногда, когда он чувствовал себя слабым, он делал что-то, чтобы стать сильнее. Он наказывал себя, но не хотел, чтобы себя так наказывал Кузнечик. Кузнечик и так уже был очень хорошим.
***
Погода была довольно неприятной. С крыш капало, во дворе всюду была грязь, но дул холодный ветер.
– Им мало. Конечно, им этого мало, – проговорил Горбач, глядя на собак.
Ему вот тоже мало, но ему мало не еды, а Кузнечика. Тот кажется всё дальше от него. Слепой и Волк борются за его внимание, пусть сам мальчик этого и не замечает, а Горбачу совсем не остаётся места рядом с ним.
– Но это их подкрепляет, так что они могут искать другую еду, - Кузнечик говорил убедительно. Возможно он действительно верил в то, что говорил, а возможно хотел, чтобы Горбач верил, хотел его подбодрить.
Это тронуло Горбача, но в то же время смешалось с теми, о чём он сам думал чуть ранее. Неужели и Горбач найдёт кого-то другого, кого-то с кем ему будет так же хорошо как с Кузнечиком или даже лучше? В это не верилось. И сама эта мысль огорчала и даже злила. Оставалось лишь надеяться, что ростки этих чувств не проникли в их дальнейший разговор, потому что Горбач совсем не был в этом уверен.
А потом Кузнечика подозвала к себе Ведьма, что курила на крыльце.
Она была той, кого многие боялись, её взгляда избегали, и Горбач очень надеялся, что Кузнечик уйдёт с ним. Но Кузнечик не ушёл.
Горбач не хотел оставлять друга, даже когда сама Ведьма поторопила его уйти.
– Иди. Ты весь мокрый, – кивнул ему Кузнечик.
Сердце опять кольнуло. Это звучала с некоторой долей заботы, мальчику не хотелось, чтобы друг заболел.
Горбач дал ещё одну возможность Кузнечику передумать, но тот стоял на своём. И Горбач скрылся за дверью.
Скрылся, но не ушёл.
Горбач тихо стоял за дверью и старался вслушиваться в их диалог. Хотя слышно было не особо хорошо, он даже позавидовал Слепому, уж тот бы точно всё хорошо расслышал.
Разговор начинался странно. Сначала они припомнили, что Ведьма его крёстная.
Первый факт Горбача несколько удивил, он о том, чей Кузнечика крестник, до этого не слышал, но теперь ему стало понятно, почему старшеклассница вообще заговорила с мальчиком. Горбачу даже Ведьма вдруг стала симпатичнее после этого. Не так она уже пугала, если учесть тот факт, что она дала его другу такое хорошее и подходящее имя.
Потом шёл какой-то странный вопрос про смелость. И Горбач удивился снова. Оказывается, Кузнечик себя смелым не считал. Не считал себя смелым, хотя так спокойно разговаривал с Ведьмой, которую многие так боялись.
А потом был вопрос про собак.
– Я люблю Горбача, – сердце шпионившего за ними мальчика подскочило в груди. – Он любит собак. Любит кормить их. А я — смотреть, как он их кормит. Хотя собак я тоже люблю.
Щёки Горбача пылали. Тема разговора сменилась, и он ушёл прочь. Хватит с него, он услышал уже самое важное для себя.
***
Однако после этого почти ничего не изменилось.
В комнате Кузнечик оставался рядом с Волком или Слепым. С последним они иногда ещё обменивались какими-то конвертами, стараясь, чтобы никто этого не видел, и Горбач знал, что у них общая тайна.
Волк учился играть на гитаре, и Горбач думал о том, что он бы так открыто не смог играть на флейте достаточно хорошо. Хорошо у него получилось только тогда, когда никто не слышал.
Но ещё Горбач писал стихи и думал о Кузнечике больше прежнего. Кузнечик любил его, и этого было достаточно.
Кузнечик был с ним, когда Волк и Слепой оставляли его хоть ненадолго. Они говори обо всём подряд. Они кормили вместе собак. Этого было достаточно.
***
Они должны были вот-вот уехать к морю. Начались переполох, сбор гигантских сумок и вообще лёгкое помешательство. Настроение у Горбача было прекрасное. Волк и Слепой не ехали с ними, и он не мог не думать о том, как проведёт время с Кузнечиком.
Пока они ждали автобусы Кузнечик почти засыпал, и Горбачу вдруг пришла идея сесть в автобусе рядом с ним и позволить поспать на своём плече.
И пусть первый автобус прибыл для колясников, радость переполняла, хотелось скорее кинуться вперёд навстречу прекрасным моментам этого лета.
Кузнечик сидел не рядом с ним, и даже не в том же автобусе. Это несколько расстраивало. И хотя впереди было ещё полно времени, которое они могли провести вместе, но только тревога никак не отпускал, лишь потихоньку нарастала.
Когда они наконец приехали, Горбач уже понял для себя, что Кузнечик с ними не поехал. Он не злился и не обижался, только скучал по нему и грустил из-за упущенного шанса.
Оставалось только запомнить море, чтобы рассказать о нём Кузнечику позже.
А потом Кузнечик слушал о море, и видимо совсем не жалел, что остался. Так что Горбач решил, что тоже жалеть не будет.
***
Выпуск был кровавым.
Кузнечик не приходил в себя.
Горбач чувствовал, что что-то в нём тоже умерло. Было горько и было страшно.
Слепой, который потерял своего Бога и мог потерять друга, страдал. Волк, которого воротило от Могильника, где лежал без сознания его друг, тоже страдал.
И сердце у Горбача разрывалось.
***
Из Могильника вернулся уже Сфинкс. В нём произошли серьёзные изменения: он будто стал взрослее, стал серьёзнее, стал опытнее. И дело кажется было не только в пережитом. А ещё он стал ещё более недосягаемым.
Сфинкс начал курить сигареты.
Горбачу по вкусу пришлась трубка.
***
Перемены сыпались одна за другой.
Спортсмен, стал Чёрным и был теперь с ними в одной комнате. Вопреки всем опасениям, конфликтов почти не было. И Сфинкс из-за Чёрного совсем не беспокоился, как беспокоился бы Кузнечик из-за Спортсмена.
Македонский – добрый и робкий. Горбачу почему-то казалось, что он всё знает, всё видит. И всего боится. Когда Сфинкс с ним говорил, пытался вытянуть из него все те страхи, что сковывали его, Горбач мог только сочувственно смотреть, иногда подбадривать и помогать, чем может.
Лорд и его одомашнивание Сфинксом стали для Горбача маленьким кошмаром. Он старался не смотреть. Не мог смотреть, не мог верить, что Кузнечик способен на жестокое обращение хоть с кем-то. Оставалось утешать себя, что Сфинкс верил, что действует во благо состайника.
А потом смерть Волка. Горбач не понимал, как кто-то может вот так просто умереть, не проснуться и всё. Что-то не сходилось. Слепой старался быть рядом со Сфинксом, вся остальная стая разрывалась между тем, чтобы притихнуть и замереть на время, или, чтобы постараться вернуть хоть что-то как было раньше. А Македонский драил всю комнату, дёргался и шугался от тех мест, где вроде ничего не было. У Горбача были догадки, но догадки эти ничем бы не помогли, лишь стали бы ржавым гвоздём, вколоченным в свежую рану. И Горбач промолчал.
Потом был Курильщик с его бесконечными вопросами.
Потом была Русалка, которую со Сфинксом вроде ничего и не связывало, но он был вдруг с ней.
Был дуб, как попытка его бегства. Разговор со Слепым. И пришлось смириться с тем, что Слепой явно что-то знал об отношении Горбача к Кузнечику Сфинксу. Хозяин Дома не осуждал его, даже понимал в какой-то степени, сочувствовал ему, как и себе.
А потом был выпуск.
Горбач знал, что Сфинкс уйдёт в Наружность. Он мог уйти с ним, но их связь слишком ослабла. Горбач повёл за собой неразумных.
Возможно Горбач не ушёл в Наружность, как и Кузнечик когда-то не сел на автобус к морю.
А потом Горбач вспоминал о Кузнечике, иногда даже виделся с Русалкой, которая рассказывала о том, как там Сфинкс поживает в Наружности, и видимо Горбач старался совсем не жалеть, что остался на Изнанке, так что Сфинкс в Наружности, пролистывая сборник стихов скандинавских поэтов и вспоминая стихи Горбача на стенах, решил, что тоже жалеть не будет.
6 мая 2022