Проснувшись, Бродяга в первую очередь прислушивается – за стенкой не раздается ни звука. Он пару минут лежит, боясь поверить в свое счастье, но в другой комнате как будто действительно ничего не происходит. 

Настроение у него мгновенно становится лучше. Брут слинял, не дожидаясь, пока его судьбу решат изгои – минус головная боль. Будет он еще с этим браслетником возиться. 

Бродяга довольно потягивается большой хищной кошкой и цепляет с пола скинутую туда ночью одежду: куртку с кучей карманов и наплечниками-броней, протертые на коленях и художественно порванные джинсы, огромные ботинки-говнодавы на толстой подошве и ножны вместе с ремнем. Бродяга ловит свой слишком радостный взгляд в разбитом зеркале над умывальником и даже на секунду себя пугается. С другой стороны, как тут не радоваться, когда проблема "что делать, если у тебя в доме оказался поехавший браслетник" разрешилась сама. У Бродяги слишком много дел и без него – патрулирование Окраин, охота, исследование новых территорий туда, на восток, все дальше и дальше от теснящего их Полиса. И хорошо бы снова наведаться на заброшенную военную базу – вдруг опять повезет найти там еще рабочие боеприпасы. 

В другой комнате что-то с негромким стуком падает и катится по полу, и Бродяга застывает в позе одноногой цапли, занеся ногу над штаниной. 

Настроение опускается обратно. 

Он одевается уже без особого энтузиазма и уныло плетeтся в большую комнату.

Брут сидит к нему спиной, и, видно, занимается чем-то очень важным, раз не соизволил даже повернуться в его сторону. 

Бродяга мысленно тычет ему в спину фак. 

– Доброе утро. Я думал, ты вообще сегодня вставать не собираешься. Переделал кучу дел, пока ты дрых, – Брут равнодушно поглядывает из-под челки, и на этот раз фак ему в спину прилетает уже вполне реальный. Бродяге кажется, что с наступлением дня к браслетнику как будто в полной мере вернулась самоуверенность и надменность. Привел себя в порядок, отрепетировал нахальную рожу – типичный представитель Полиса, даром что без браслета, как будто и не было летающих между ними ночью злых искр. Что ж, тем интереснее будет сбить с него спесь. 

По пути к столу Бродяга делает крюк к шкафчику и берет с полки яблоко – слишком лень соображать завтрак сложнее. Подумав, берет еще одно.

Брут что-то ковыряет в своей железяке, и Бродяга, поставив ему перед носом яблоко, садится прямо на стол и принимается за свой нехитрый завтрак. Браслетник, опомнившись, беспощадно тыкает его отверткой в бок:

– Так, свою тощую задницу от моих инструментов убрал! – Бродяга, угрюмо жуя яблоко, с неохотой слезает со стола, потому что отверткой его тычут слишком уж настойчиво. Дожили, его гоняют в собственном доме. – Благодаря твоему таланту ломать все, к чему ты прикасаешься, я тут все утро плясал с залипшим суставом, который не хотел гнуться, – Брут с плохо скрываемым раздражением сгребает инструменты в сумку. Маска хладнокровного и надменного браслетника идет рябью. – Конечно, это очень надежная техника, с гарантией, она прошла кучу краш-тестов и испытаний, только вот почему-то гарантия не предусмотрела, что кто-то догадается вогнать в протез нож. Тебе все как волку в зубы.

Брут встает из-за стола – он оказывается на полголовы выше – критически оценивает внешний вид Бродяги и обреченно закатывает глаза:

– Впрочем, ты же и есть волк.

Бродяга по-звериному скалится, соглашаясь, и выходит за дверь.

Через поселение идут молча. Бродяга – потому что борется с желанием высказать Бруту пару теплых ласковых про то, что у него нет желания с ним сюсюкаться, что он в гробу видал Полис и все с ним связанное, и что хвати у него сил и таланта – он бы Купол давно разнес на мелкие атомы. Шагает быстро, не оборачиваясь, изо всех сил держится, потому что обычно он о своей ненависти к Полису заявляет вперед имени при любом знакомстве. Брут – потому что вертит головой, как сова, разглядывая окрестности. 

"Конечно, они же там в своем Полисе не видят буквально дальше своего носа, не знают, как живут-выживают люди, которые комфорту предпочли свободу", – с презрением думает Бродяга и ускоряет шаг.  

Окраины появились не в чистом поле. От старого мира остались руины, которые стали фундаментом новой жизни – изгои, заколотив выбитые окна, обживали заброшенные здания. Между полуразрушенными стенами ютились палатки, шатры и бытовки – жилье более примитивное и продуваемое по зиме.

Еще несколько лет назад Окраины были полностью обесточены, но сейчас в большей половине домов было худо-бедно отлажено электричество. Не без помощи Волков, откопавших все необходимое для этого на старых базах, конечно.

Каждый выживал, как мог – Бродяга заметил, как Брут удивленным взглядом проводил нагло расхаживающих куриц и кособокую теплицу – в Окраинах ты либо выращиваешь еду, либо охотишься, рискуя сам стать чьим-нибудь обедом. Бродяге огород удовольствия никогда не приносил, созидательному собирательству он предпочитает азарт, свист ветра в ушах, сбитое от долгого бега дыхание и мягкую поступь зверя – а уж потом можно получить у соседей мешок картошки в обмен на дичь или в благодарность за охрану территорий. 

На импровизированной центральной "площади" поселения, где у костра по вечерам любят собираться изгои, Бродяга замечает знакомую спину в потертом плаще – Бард что-то негромко втолковывает маленькой девочке. Он-то им и нужен. 

– Пришли. Там Бард, вот с ним и разговаривайте, а я умываю руки, – Бродяга кивает Бруту в нужную сторону, а сам отходит и садиться поодаль. Ему чертовски интересно, как Брут будет выкручиваться.

***

Брут медленно подходит к Барду, и при виде его изгойскую девочку как ветром сдувает. 

Если честно, Бруту тоже хочется куда-нибудь сбежать.

Бард – седой философ с гитарой, лидер изгоев, Брут его хорошо запомнил – смотрит на него из-под стекол очков проницательным тяжелым взглядом, будто уже заранее знает, что он сейчас услышит. Бруту от этого взгляда не по себе, если честно. Брут судорожно обдумывает, что сказать, чтобы его не прочитали как открытую книгу в первую же секунду, но Бард сам начинает разговор, не дожидаясь, пока тот соберется с мыслями:

– Брут? Вот уж кого я точно не ожидал здесь увидеть, да еще и в таком виде, без браслета. Поделишься, что привело тебя в Окраины? – Бард едва заметно, одними глазами, насмешливо улыбается. Брут отпускает ситуацию:

"Будь что будет".

– Да, если честно, я тоже не ожидал, что окажусь в такой ситуации, – Брут возвращает ему полуулыбку. – Видите ли, пару месяцев назад произошел глобальный сбой – отключились браслеты, купол, среди жителей Полиса началась паника, – Брут намеренно не упоминает, что причиной этого сбоя были взрывы – он не знает, какое отношение к ним имеют изгои в общем и Бард в частности. – Не буду вдаваться в подробности, вы наверняка знаете, как работают браслеты и чем чревато их отключение, если вы изначально были против них. В тот день я понял, что вы, похоже, были правы. Браслеты лишь на время подавляют агрессию и яркие эмоции, происходит накопительный эффект, и при их отключении все это вырывается наружу. Я решил отказаться от браслета и сам взять все под контроль: себя, свою жизнь, свои эмоции, – Брут почти не врет, потому что не надевать браслет и жить при этом в Полисе ему не представлялось возможным. – Поэтому, если такая возможность есть, я бы хотел пожить с изгоями без браслета и посмотреть, как без них справляетесь вы. Это должно помочь моему исследованию, и я надеюсь, что смогу убедить Тесея отказаться от браслетов, – Брут, осмелев от того, что его не перебивают, даже немного выпрямляется и надеется, что звучал достаточно искренне. 

Где-то у них за спиной возмущенно давится воздухом Бродяга. 

Бард, до этого кивавший с полуприкрытыми глазами, на последней фразе замирает и поднимает брови. Брут мысленно усмехается сам себе. Он тоже от себя в ужасе, но это временный меры. Очень хочется в это верить. 

– Я очень ценю, что даже такие преданные системе люди, как ты, Брут, не безнадежны и могут рано или поздно прозреть, – Бард звучит мягко, но у Брута от этого тона по затылку все равно бегут мурашки. – Но я должен тебя предупредить, что свобода – не игрушка, не новый гаджет, который можно попробовать и купить новый, если не понравится. Я не хочу ставить тебе ультиматум в духе "либо оставайся с изгоями навсегда, либо возвращайся в Полис". Ты умный молодой человек, я наслышан, поэтому надеюсь на твою осознанность. Пойми только, что у свободы нет середины. Это, в первую очередь, ответственность – за свою жизнь, как ты и сказал. В Окраинах надо полагаться исключительно на себя – но нередко приходится и просить помощи, и самому выручать других, – Бард смотрит Бруту за спину, и он оборачивается за его взглядом. Бродяга злобно топчется на месте, сверкая глазами. – На первое время, пока ты не освоишься и пока мы не найдем тебе постоянное жилье, пусть за тобой присмотрит Бродяга. Никто не расскажет тебе о жизни на Окраинах лучше, чем он. Он покажет тебе фронт работ, ты покажешь все, что умеешь – будешь приносить пользу и заодно посмотришь изнутри, как мы живем, – Бард медленно поднимается с бревна и уходит в сторону палатки, оставив Брута в недоумении, а волчонка в бешенстве. 

Брут даже не подозревал, что на одном вдохе можно материться ровно пять минут, ни разу не повторившись.