Напевая под нос колыбельную, коей издревле принято было в деревне убаюкивать детей и младенцев, Мицуя собирал букет из космей. Его младшая сестра, Луна, захворала, и он хотел порадовать ее, пока та не могла покинуть постель. Поле, усеянное цветочным одеялом, находилось на рубеже с лесом, и дальше идти становилось опасно. С ранних лет матушка строго наказывала: дороги за этой чертой человеку нет. И пусть очертания высоких деревьев и щекочущий шепот листвы часто пленили юношу, он соблюдал запрет матери и позволял себе только смотреть. Порой, если Мицуя долго вглядывался в лесную чащу, ему чудилось, будто бы по ту сторону проглядывала чья-то тень, и взгляд лиловых, хищных глаз мелькал в темноте. Он опасался неведомого зверя, но заставить себя перестать ходить на поляну не мог, ведь только там он находил успокоение среди танцующих на ветру нежных цветов.

      Неспешно собирая букет, и песней разгоняя неясную сердцу тревогу, Мицуя позабыл обо всем: о семье и о доме, о друзьях и о границе, которую не должен был пересечь. Лишь когда за его спиной вспыхнуло алое зарево, он обернулся и обомлел. Поляна все еще проглядывалась вдали, но теперь цветы ее, окрашенные багрянцем, походили на кровавое море. Околдованный неведомой силой Мицуя оказался в лесу. Взглянув на букет, юноша обнаружил, что по дороге к космеям добавил уродливых веток, и тотчас отбросил его.

      Липкий, первородный страх зародился в груди Такаши. Он знал, что оказался в чаще не по доброй воле. То была темная сила, терпеливо выжидающая, когда незваный гость подойдет ближе, и чары околдуют его. Сколько жителей сгинуло в ней, сколько детей веками назад оно сожрало. И Мицуе предстояло стать одним из его блуждающих огоньков.

      Темнота сгущалась, отрезая юношу от света, все дальше уводя его от дома. Шелест ветра пронесся над головой пугающим хрипом, зашевелились кусты и сквозь них Мицуя увидел тень девяти хвостов.

      — Спой, — зарокотало существо, и Такаши, испугавшись, неловко отступил.

      Споткнувшись о выступающие из земли корни, он упал. Тело юноши одеревенело, когда перед ним возвысился красивый мужчина, одетый в расшитое ликорисами кимоно. Раскосые глаза, от которых трудно было отвести взгляд, смотрели на деревенского мальчика с озорным любопытством, а губы, изогнутые в улыбке, обнажали клыки. Оно было человеком только наполовину. Ту, которую украло у кого-то еще.

      — Спой для меня, Такаши, — повторило оно, протягивая когтистую лапу к юнцу.

      И тогда, словно воспрянув ото сна, Мицуя подскочил и бросился бежать. Ветви кустов резали нагие щиколотки, шипы рвали одежду, а когти то и дело норовили поймать.

      «Не оглядывайся», — вторил себе юноша, когда теплое, лисье дыхание коснулось его плеча. Легкие горели огнем, в кровоточащих ногах копилась усталость, но, сколько бы он не бежал вперед, к полю космей приблизиться так и не смог. Такаши не знал, что мелькающая перед ним картина была лишь иллюзией, и бежал он не к деревне, а прочь от нее.

      — Такаши, Такаши, — все ближе и ближе смеялся лис и игриво щекотал мальчишке хвостами пятки. — Куда же ты?

      Оно звало и изнывало, желая присвоить себе человека. И как бы юноша не сопротивлялся, вскоре силы покинули его, и он упал наземь. Когтистая лапа легла на худую грудь, придавив Мицую к земле, лишив его возможности двигаться. Вот только даже вдоволь наигравшись, лис не собирался отпускать свою жертву.

      — Как ты красив, — проурчало чудовище, и хвосты за его спиной нетерпеливо дернулись, — и голос твой мне мил. Ты останешься со мной навсегда.

      Последние слова лиса заставили Такаши дрогнуть и, вцепившись пальцами в ткань безупречно чистого кимоно, он взглянул в нечеловеческие вересковые глаза с неприкрытой мольбой. Это и стало его погибелью. Мужчина нежно огладил лицо мальчишки, ненароком оцарапав лоб и щеки, и улыбнулся. Страх Мицуи отступил, оставив после себя призрак тревоги, но и она вскоре рассеялась. Пальцы юноши разжались, выпустив плотную ткань из рук. Тогда лис наклонился ниже, теплым дыханием опалил Такаши шею, и в следующее мгновение острые клыки пронзили тонкую кожу.

      Вдыхая запах прелой листвы, хвои и меха под тенью величавых деревьев, юноша понял: всё кончится здесь. Зажмурившись, он смутно жалел лишь о том, что оставил свою мать и сестер совсем одних.

      В деревне еще долго толковали о том, куда пропал единственный сын семьи Мицуя. Ни горюющие сестры, ни безутешная мать, ни близкие родственники не знали, что девятихвостый лис вопреки судьбе и небесам украл его у них, сделав своею вечной невестой.