В какой-то момент вся жизнь Минхо превратилась в ожидание одних единственных интересующих его съёмок — съёмок с Хёнджином. Если кодекс психотерапевтов гласил: «Не имей отношений с клиентом»; то кодекс фотографов: «Не заводи шашни с моделями. Особенно с теми, с кем ещё придётся работать». Минхо, может, и придерживался этого негласного устава, но Хёнджин — это что-то вне правил, и Ли осознал эту простую истину сразу же, как увидел вызывающую до раздражения яркий трепет в груди улыбку Хвана в их первую встречу.
— Здравствуйте, Минхо! Я Хёнджин. Для меня честь работать с таким профессионалом, как вы. Надеюсь, мы сработаемся.
Минхо видит эту улыбку и понимает — они не сработаются.
***
Съёмки с Хёнджином всегда были изнуряюще долгими, и они оба понимали, что это не было виной Хвана. Минхо ненавидел вести себя непрофессионально, но именно это он и делал, переснимая одну несчастную позу бессчётное количество раз. Сосредоточиться на объективе, когда взгляд сам соскальзывал на Хёнджина, смотрящего в камеру (но для Минхо — на него самого), казалось до невозможности сложным. Хван никогда не закатывал ссор и истерик, с улыбкой благодаря Ли в конце каждого рабочего дня «за приятное сотрудничество». И Минхо ненавидел эту фразу больше всего.
— Хён, мне немного неудобно позировать в этой кофте… Может, ты сам поставишь меня, чтобы я в кадре смотрелся?
Минхо запоздало отодвигает камеру, направляя взгляд на тушующегося блондина. Он назвал его как?
— Эм, да… Да, конечно, — Ли неуверенно поднимается и ещё более неуверенно подходит к Хёнджину.
Фотосессия для обложки молодёжного журнала. Уже по типу съёмки было понятно, что это будет ад как для фотографа, так и для модели: на Хёнджина высыпали, по ощущениям, целое ведёрко блёсток; с волосами сотворили розовое нечто, явно не пожалев красящего спрея; но самое ужасно-прекрасное… Обтягивающая чёрная кофта с разрезами на плечах, из-за чего создавалась иллюзия майки с длинными рукавами. И да, тот факт, что Минхо часто фотографировал моделей в нижнем белье, сейчас никак не помогал ему унять свою неловкую нервозность по отношению к Хёнджину. Который, кстати говоря, хоть и застенчиво улыбался, всё же выглядел уж слишком уверенно для того, кого бы смущал данный наряд.
Аккуратно направляя левую руку парня вверх, а правую, наоборот, вниз, Ли старается не думать об их близости и «рабочих» прикосновениях. Минхо нередко приходилось трогать моделей в силу своего статуса, но это всегда воспринималось чем-то до серости будничным и не вызывало лишних мыслей. Только вот Хёнджин с первого взгляда стал ярким пятном в его неконтрастной жизни.
— Хён, ты так аккуратно касаешься, как будто боишься навредить мне, — с лукавой улыбкой произносит Хёнджин, чуть наклоняя голову вбок, отчего одна розовая прядь спадает прямо на лицо.
Сегодня он впервые называет Минхо «хёном» и за последние три минуты делает это уже дважды.
— Не тебе, а тому, что на тебе, — пытается пошутить он в ответ, избегая зрительного контакта.
Минхо почему-то чувствует себя загнанным в угол. Когда ответа не следует дольше положенного, он всё же смотрит на Хёнджина, замечая мешающую прядь на лице. Ли надеется, что тот её уберёт, но Хван стоит неподвижно, пристально наблюдая за действиями своего фотографа.
— Боюсь позу испортить, — звучит до абсурдного нелепо, но Хёнджина это, по всему его расслабленному виду, совсем не волнует.
Минхо зачем-то кивает, то ли соглашаясь с услышанным, то ли со своими какими-то мыслями. Хёнджин стоит неподвижно, замерев, как кукла; и Минхо, медленно и аккуратно протягивающему руку к его лицу, этот момент кажется до одури интимным.
Спокойная улыбка не покидает лицо Хвана, пока в Ли формируются и распадаются одна эмоция за другой, хоть этого и незаметно внешне. Он кончиками пальцев цепляет прядь, остерегаясь испортить макияж (или попросту прикоснуться к чужой коже, но упорно отрицает это даже для себя), и аккуратно уводит её за ухо. На это короткое мгновение они оба перестают дышать: Хёнджин — глядя на сосредоточенное лицо Минхо совсем близко от своего; Минхо — пытаясь побороть накатившее враз волнение.
— Ты мог бы и сам стать моделью, — вдруг тихо говорит Хёнджин на грани шёпота, из-за чего атмосфера накаляется раз в десять сильнее. — Ты очень красивый, ты знал?
Ли от неожиданности сначала смотрит на него секунд пять, а затем неловко прочищает горло, заходясь в смехе и кашле одновременно.
— Не знал. Спасибо, что сказал.
У Минхо защитная реакция — переводить всё в шутку. Он вообще тот ещё юморист.
— Но нет, меня это не интересует. Предпочитаю быть по ту сторону объектива.
— Жаль. Я бы хотел сделать пару твоих фото на полароид. Думаю, это были бы мои любимые фотографии.
Хван произносит фразу таким будничным тоном, что полностью выбивает Минхо из колеи. Разве такое говорят просто так? Постороннему человеку?
— Ах, извини! — Хёнджин начинает смеяться и, забыв про позу, прикрывает лицо руками. — Ляпнул, не подумав… Прости, прозвучало странно.
Минхо облегчённо вздыхает, невольно улыбаясь из-за чужого смеха. Обстановка, кажется, разряжается, и он этому рад.
— Ничего, бывает. Но я бы на твоём месте не разбрасывался такими словами кому попало.
Хёнджин затихает и улыбается ярко-ярко.
— Ну, ты не «кто попало», хён.
Третий раз — контрольный. Минхо хочет улыбнуться в ответ и заново пошутить, но блеск в хвановых глазах отвлекает и зарождает в голове Ли совсем уж сумасшедшую мысль.
— Ты можешь, — и, чуть промедлив, дополняет: — Если всё ещё хочешь.
Хёнджин забавно склоняет голову влево с коротким «а?». Минхо нравится эта его привычка, которую он заметил ещё на третьей их совместной съёмке.
— Полароид, — поясняет Ли. — У меня на сегодня больше нет моделей.
Ему кажется, что он слышит, как вертятся шестерёнки в голове Хёнджина. Тот задумчиво кусает губу и выдаёт через минуту обдумывания:
— Хорошо. Только мы можем сначала поесть, как закончим? Я обычно не ем перед съёмками, — объясняет Хёнджин, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— А? Прям совсем?! — Минхо это, видимо, удивляет больше, чем само предложение пофотографироваться на полароид Хвана сегодня.
Хёнджин рассказывает про отёчность и плоский живот, на что Ли с жалостью во взгляде обещает накормить его в потрясающем ресторанчике поблизости студии. Остаток рабочего дня проходит в хоть и небольшой суматохе (Хёнджину всё ещё неловко в кофте, а Минхо всё ещё периодически отвлекается), но завершается по итогу хорошо сделанными снимками. Ли шутливо ругался на сбежавший в первой половине дня персонал в лице визажистов и помощников, на что Хёнджин «портил» кадры проскальзывающей улыбкой, после чего точно так же возмущался в шуточной манере, но уже на самого фотографа — за то, что тот мешал держать серьёзное лицо для снимков.
***
После вкусной еды Хёнджин выглядит сытым и довольным, жалуясь на внезапную сонливость. Минхо же, в свою очередь, с едой получает заряд бодрости и необходимые калории для предстоящей прогулки.
Весенняя сеульская улица пахла замечательно; Ли не мог перестать вдыхать этот особенный сладко-цветочный аромат. У Хёнджина была предрасположенность к аллергической реакции на пыльцу, из-за чего они вместо парка отправились в освещённый вечерними, причудливых форм, фонарями сквер. Минхо не мог перестать ощущать это как свидание, особенно после того, как поделился с замёрзшим Хваном своей чёрной джинсовкой.
— Хён! — Хёнджин достаёт полароид из миниатюрного рюкзака. — Встанешь возле скульптуры? Хочу сфотографировать.
Минхо окидывает взглядом ряд скульптур, не понимая, какую именно имеет в виду Хёнджин. Решив выбрать ту, что больше понравилась, он становится возле неё, по-дурацки жестикулируя в камеру.
— Хён, ну давай нормально, — просит Хёнджин, сам же смеясь с выходки старшего.
Минхо ощущался для него таким комфортным. С ним было не страшно сделать ошибку, ведь он не будет кричать или обвинять. Наоборот — он поможет; покажет, как нужно; ещё и разрядит напряжённую обстановку непринуждёнными фразами, которые влияли на всех успокаивающе, словно волшебная палочка. Для Хёнджина это значило многое, если не всё: ему катастрофически не хватало спокойных людей в жизни.
— А если так? — Ли продолжает экспериментировать с позами то приседая, то подпрыгивая.
Хёнджин уже начинает заливаться слезами от смеха, пока Минхо, улыбаясь во всё лицо, наблюдает за безуспешными попытками младшего успокоиться.
— Всё… Всё, — он еле хватает вечерний воздух ртом, сдерживая прорывающийся смех. — Минхо, я сейчас умру! Перестань, пожалуйста.
— Ладно-ладно, только не умирай, — Ли прекращает веселить их обоих, принимая обычную позу с жестом «мир» и улыбаясь одними губами в камеру.
Хёнджин недовольно хмурится, убирая камеру.
— Что?
— Что значит «что»? Я тебя не в семейный альбом фотографирую, расслабься хоть немного. Мне нужны живые фотографии!
Минхо привычно закатывает глаза.
— Я не знаю, как вести себя на камеру, — честно признаётся он.
Хёнджин снова прыскает от смеха, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
— Ты как сапожник без сапог. Только фотограф, не умеющий позировать, — весёлым тоном заявляет он Ли.
— Что ты там сказал? — несерьёзно угрожает Минхо, начиная двигаться в сторону Хёнджина, отчего тот тут же пятится назад.
— Ой, погоди! Стой! — он поднимает полароид и смотрит на Минхо через объектив. — Замри и сделай лицо попроще.
На слове «попроще» Ли специально кривится, но почти сразу же следует просьбе и просто смотрит в тёмный кружочек. В этот момент он вспоминает, каково это — находиться по другую сторону объектива, и думает о взгляде Хёнджина, который всегда словно предназначен вовсе не камере, а ему самому. Минхо глядит в полароид напротив и мягко улыбается. Не камере. Парню за ней.
Звук щелчка. Хёнджин медленно опускает камеру и завороженно смотрит на искренне улыбающегося Минхо.
— Ты очень красивый.
Ли издаёт нервный смешок, почёсывая кудрявый затылок от смущения.
— Кто бы говорил. Ты, вон, вообще модель. Не в плане работы, а внешне.
Хёнджин, кажется, пропускает его слова мимо ушей, по привычке склонив голову вбок.
— Я имею в виду, в моих глазах ты правда очень красивый.
«Самый», — остаётся неозвученным на кончике языка.
Минхо замирает. Ему часто говорят, что он красивый, но почему-то от Хёнджина это звучит совершенно иначе. Не как «тебе повезло с внешностью», а как «я вижу в тебе красоту». И это самая приятная вещь, которую ему кто-либо когда-либо говорил.
— Я… Эм, спасибо? — Минхо теряется, как никогда прежде. — Я не знаю, что на такое следует отвечать. Извини.
— Это ты извини, — теперь и Хёнджин ощущает себя немного неловко. — Я не хотел тебя так смущать.
— Хотя… Может, немного и хотел, — добавляет он прежде, чем Минхо успевает что-то ответить, и тут же спешит отойти на безопасное расстояние.
— Это кто тут смущён! — восклицает на пустой сквер Ли и угрожающе приближается к Хвану.
— Ну, явно не я, — не сдаётся Хёнджин, отбегая в сторону.
Минхо бежит за ним и аккуратно (полароид всё ещё в руках парня) ловит того сзади в ловушку из рук, обвитых вокруг тела и не дающих свободно пошевелиться.
— Что ты там сказал? Ну-ка повтори!
Хёнджин вяло сопротивляется, предпринимая слабые попытки выбраться: Минхо сцепил руки в замок, из-за чего побег невозможен.
— Я сказал, что ты смути-ился! — тянет со смехом Хёнджин, не заботясь о том, что о них подумают люди, ведь вокруг ни единой живой души, кроме них двоих. — Хён, мы на детей похожи, а ведь нам третий десяток.
— Пф-ф, ну и что? — фыркает Минхо, укладывая голову на спину переставшего сопротивляться Хёнджина. — Как будто только дети могут беззаботно веселиться. Что за глупости.
— Ты самый большой ребёнок, которого я знаю.
Хван ладонью опирается об запястье Минхо, чтобы не упасть из-за веса старшего, но тот сразу же расцепляет руки, из-за чего Хёнджин непонятливо смотрит на него.
— У тебя руки холодные, — серьёзно говорит Ли, чем немного пугает младшего. — Ты замёрз? Пойдём потихоньку, пока совсем не похолодало.
— Да нет, просто… — Хёнджин запинается в середине предложения, чувствуя, как его невесомо берут за руку и заботливо тянут в сторону выхода из сквера.
В ушах — шелест листвы из-за ветра, треск выстроенных в ряд фонарей, звуки их шагов по вымощенной дорожке и собственный стук заходящегося сердца. Хёнджин смотрит на спину впереди идущего Минхо, на его белую футболку, и думает про себя: «Ты же явно замёрз раньше, так почему…»
У Минхо в это время в голове кто-то явно прожал красную кнопку: он старательно делает вид, что всё в порядке, но внутри умирает с каждым новым шагом. Ему так хотелось побыть с Хёнджином подольше, что он нарочно скакал туда-сюда, дурачась, чтобы согреться. Хван был прав, когда назвал его большим ребёнком.
Ли слышит щелчок сзади и останавливается. Разворачивается — ещё щелчок. Хёнджин мило улыбается.
— Что ты только что…
— Как я и сказал: эти фотографии точно будут моими любимыми.
Минхо смотрит в поблёскивающие в свете фонаря глаза напротив и ощущает сорвавшуюся лавину из обволакивающих, словно большой тёплый плед, чувств.
Хёнджин такой красивый: и внешне, и внутренне. От него всегда веет искренностью, и для уставшего от лживых людей вокруг Минхо одна его улыбка — оазис в пустыне. Ли сейчас чувствует столько лёгкости от нахождения рядом с ним, от возможности видеть его неподдельный интерес к себе и разделять на двоих приятные эмоции, которые они вместе и создают друг для друга.
— Джинни, — Минхо впервые обращается к нему сокращением, и это своего рода уже признание. — Я бы с удовольствием стал твоей моделью.
Из уст Минхо это произносится крайне серьёзно, и Хёнджин даже не думает шутить в ответ. Он слабо кивает, будто принимая к своему сведению, и привычно наклоняет голову влево с улыбкой.
— А я бы очень хотел быть твоим фотографом.
***
Когда они останавливаются возле дома Хёнджина, Хван неуклюже переминается с ноги на ногу, не зная, что делать и говорить. Как бы он не пытался отговорить Минхо его провожать, тот упёрся и насильно выдавил из младшего адрес. Они так и шли до автобусной остановки за руки, после чего, когда завиднелся подъезжающий транспорт, пришлось отпустить друг друга: многие люди всё ещё принимают только разнополые выражения привязанности.
— Спасибо, что проводил, — наконец-то подаёт голос Хёнджин и внезапно вспоминает о джинсовке. — Ой, точно!
Он принимается стягивать с себя чужую одежду, чтобы вернуть её владельцу. Не хочется признавать, но расставаться с тёплой, а главное приятно пахнущей вещью совсем не хотелось. Но отпускать парня обратно в одной футболке тем более.
— Держи. Спасибо большое.
— Не за что, — Минхо забирает джинсовку, одним движением накидывая её себя, и продолжает стоять в ожидании чего-то.
Хёнджин тоже стоит. Они не смотрят друг на друга, но очевидно одно: оба не хотят прощаться вот так.
— Эм, — Хван поднимает взгляд первым. — Спасибо за сегодня. Мне всё понравилось. Ну, не только в студии, а и после тоже…
— Да… Мне тоже. Спасибо за вечер.
В воцарившемся молчании Хёнджин думает, что сморозил полную глупость; Минхо же набирается смелости для вопроса.
— Ну, тогда…
— Джинни.
Хёнджин резко замолкает и смотрит на Минхо — взгляд у него необычайно серьёзный.
— Я, может, что-то не так понял. А даже если и так, то, возможно, тебе покажется, что я спешу, но…
— Хён, — поняв, что Ли отчего-то нервничает, Хёнджин решается его перебить. — Ты хочешь что-то узнать или..?
Минхо делает глубокий вдох, чтобы перевести дух и перестать запинаться.
— Я просто… Можно тебя…
Хёнджин замечает, как взгляд Минхо опускается на его собственные губы, и, кажется, понимает, что тот хочет узнать.
— Можно, — без промедления отвечает он уверенно, сам при этом едва сдерживая бушующий вихрь различных эмоций внутри.
Минхо не сразу понимает, что ему дали зелёный свет. Он пару раз моргает, обрабатывая это «можно», а затем несмело делает пару шагов вперёд.
Хёнджин от волнения непроизвольно втягивает нижнюю губу, прикусывая, и, тут же опомнившись, возвращает её на месте, лизнув напоследок. Ли замечает этот манёвр и слегка улыбается.
— Хей, — он бережно, прямо как в студии, собирает пальцами розоватые передние пряди волос и аккуратно зачёсывает их назад, придерживая рукой. — Оставь это мне, ладно?
Хёнджин непонимающе поднимает глаза на Минхо, но сразу же прикрывает их, чувствуя нежное прикосновение чужих губ к своим. От этого деликатного, едва ощутимого касания где-то в груди тягуче разливается тёплое трепещущее чувство, заставляющее забыть обо всём вокруг на этот момент единения. Хёнджину кажется, что земля под ногами может начать проваливаться в любое мгновение, и он хватается за плечи Минхо, тем самым придвигаясь ближе. Ли и самому хочется стать ещё ближе, чем есть, поэтому он свободной рукой мягко касается талии младшего, аккуратно подтягивая его к себе. Хёнджин пахнет какими-то дорогими духами и косметикой, которую наносили сегодня визажисты, но для Минхо — он пахнет самой весной: свежей, яркой, вдохновляющей весной.
У Хёнджина до невероятного мягкие губы, и Минхо не может удержаться, углубляя до этого лёгкий поцелуй. Хван издаёт шумный вздох, податливо позволяя языку Ли пройтись по своим губам и протиснуться внутрь. У него голова кругом и жар приливает ко всему телу, несмотря на то, что на улице гуляет прохладный ветер. Он жмётся сильнее, ближе к Минхо, полностью обхватывая его плечи и шею, на что Ли лишь ещё крепче прижимает парня к себе, путаясь второй рукой в светлых волосах. Хёнджин настолько увлекается собственными ощущениям, что на автомате привстаёт на носочки, чуть ли не наваливаясь на старшего всем телом.
— Тш-ш, — Минхо слегка отстраняется, нехотя прерывая поцелуй. — Джинни, боюсь, такими темпами мы оба окажемся на тротуаре.
Хёнджин растерянно смотрит на него и, наконец придя в себя и осознав услышанное, тоже отстраняется, выпуская Минхо из своих объятий.
— Прости. Я что-то… Не знаю, немного забылся, — как-то невнятно объясняется он, избегая зрительного контакта и шоркая носком ботинка асфальт, из-за чего Ли тихонько посмеивается, очарованный его смущённым видом.
— Ничего страшного. Я, конечно, знал, что хорошо целуюсь, но чтобы настолько…
— Чего?! — от неловкого Хёнджина не остаётся и следа, когда он поднимает нахмуренный взгляд и несильно тыкает Минхо в плечо. — Я тебе покажу в следующий раз, кто из нас настолько хорошо целуется!
Сначала Минхо хочет посмеяться и снова подразнить младшего, чтобы сбавить градус неловкости ещё больше, но резко передумывает на последней случайно брошенной фразе.
— В следующий раз?
Хёнджин вдруг замирает, понимая, что именно он сказал.
— В смысле… Я имел в виду…
Минхо улыбается, наблюдая за растерянным видом парня.
— Имел в виду, что в следующий раз мы будем целоваться не на улице?
Хёнджин от этого вопроса теряется ещё сильнее, впервые действительно начав краснеть за вечер. И как только Минхо удавалось одной несчастной фразой переворачивать всю атмосферу разговора?
— Да? Наверное, — то ли спрашивает, то ли отвечает он. — Если ты тоже хочешь, конечно.
Минхо это уточнение кажется настолько милым, что он едва может сдержаться и заставить себя не наброситься сейчас с объятиями. Пожалуй, хватит на сегодня тактильностей.
— Тогда… Я могу написать тебе завтра и пригласить на свидание?
— Ты можешь написать хоть сегодня… — тихо проговаривает Хёнджин, из-за чего у Минхо сердце летит куда-то вниз со скоростью света.
— Хей, Джинни, — он ласково касается его руки, переплетая их пальцы, и мягко поглаживает подушечкой выступающую косточку. — Я счастлив, что ты ответил мне взаимностью, и мне тоже сейчас хочется всего и сразу, но мы никуда до завтра не денемся, хорошо? Тебе нужно согреться: принять ванну, выпить горячий чай… Мы тут уже сколько?
Минхо смотрит на часы на запястье другой руки и нарочито театрально удивляется.
— Какой кошмар, Джинни, мы тут обжимаемся уже двадцать минут!
Хёнджин, не выдержав этой интонации, прыскает со смеху.
— Ну что за странный хён мне достался?
— Самый лучший, самый заботливый и самый, — Минхо специально делает паузу, вызывая у Хвана любопытство, а затем, подмигнув, договаривает, — фотогеничный.
Хёнджин закатывает глаза и отпускает его руку.
— Всё, я отправляюсь принимать ванну и пить горячий чай, пока ты ещё что-нибудь не выкинул.
— Иди-иди, — Минхо, довольный тем, что получилось вывернуть завершение встречи на что-то более повседневное, не может сдержать широкую улыбку.
— Я ухожу, — прищурив глаза, словно шантажируя, проговаривает Хёнджин, показательно медленно делая шаги назад, но при этом глядя на Минхо.
Ли это забавляет и умиляет одновременно, и он охотно принимает правила игры.
— Да-да, уходи, — он так же с прищуром смотрит в ответ, как бы намекая, что ему всё равно, при этом продолжая глупо улыбаться.
— Я уже почти ушёл, — Хёнджин ставит одну ногу на первую ступеньку крыльца своего дома, останавливаясь.
Минхо смотрит на этот комичный спектакль и понимает, насколько сейчас чувствует себя безгранично счастливым, прямо как влюблённый подросток на своём первом в жизни свидании.
— Ну всё, пока! — шутливо пренебрежительно бросает Хёнджин, поднимаясь на крыльцо, и, достав ключи из кармана брюк, начинает открывать входную дверь.
Ли медлит какое-то время, о чём-то задумавшись, и в итоге, всё-таки поддавшись своему внезапному порыву, быстро добегает до Хвана; разворачивает его возле двери и снова целует, но в этот раз одними губами, словно ставя прощальную печать для них обоих. Он тут же отстраняется, пока Хёнджин не успел опомниться, и ребячески бежит обратно.
Хёнджин не может унять болезненную для щёк улыбку, которую словно тянут за ниточки к ушам. Ну вот почему он такой?
— Теперь точно можешь идти, — кричит Минхо, успевший отойти на приличное расстояние.
— Спасибо за разрешение, — саркастически благодарит Хёнджин, в душе отмечая, как же ему не хочется уходить.
Но это было настолько эмоционально правильным завершением дня, что он совсем не чувствует какой-либо грусти и уж тем более разочарования. Наоборот — некую воздушность и эмоциональный подъём. И Минхо прав: они никуда не денутся до завтра. Скорее всего, после домашних процедур они, по взаимному желанию, начнут переписываться и просидят до самой ночи, кидая друг другу сегодняшние фотографии и тонко флиртуя. Начало отношений всегда особенная пора.
— Хей! — Минхо останавливается возле дороги и машет рукой, мягко улыбаясь. — До завтра, мой фотограф.
Хёнджин так же тепло улыбается, ощущая комфортное спокойствие, как в конце хорошего фильма с хэппи-эндом, и машет в ответ.
— До завтра, моя модель.