Сакура расхаживала по кабинету, размахивая бумагами, и поносила на чем свет стоит легальные препоны, которые не позволяли просто помочь нуждающимся людям. Ведь надо было заполнить бесконечное количество заявлений и предоставить дюжину справок о том, что ноги у Таканаги-сана так и не отросли с прошлого года и все еще ампутированы.

Какаши сидел за столом, потирая виски и стараясь сосредоточиться на тексте отчета о простой миссии с участием генинов, которая внезапно оказалась совсем непростой, и, слава богам, дети остались живы, и все это было смутно знакомым, и имена в его голове путались, и он не помнил, когда последний раз спал.

В какой-то момент строчки окончательно расплылись, так что Какаши решил подняться с места и налить себе кофе. Пару кружек. Желательно ведро. Его суставы мгновенно запротестовали, когда он попытался встать, и сейчас мужчина вряд ли сильно отличался от мертвеца, восставшего из могилы. Брр, плохая ассоциация, назад, назад!

Сакура остановилась у своего стола, перебирая документы и бормоча под нос фамилии пациентов. Неплохо было бы ей памятник поставить, но пока что придется довольствоваться кофе его авторства. Она говорила когда-то, что ей нравится вкус.

Какаши призвал к жизни машину в углу кабинета, и принялся пересыпать кофейные зерна внутрь (серьезно, пора заканчивать с этой загробной метафорой, а то нервы и так на пределе). Ей и Шикамару. Еще Генме с Анко. Наруто, конечно же. Так много людей помогали деревне не развалиться, не утонуть в долгах, не погрязнуть в международных конфликтах. Его дурацкая десятиметровая морда красовалась на горе, но в действительности за каждым Каге стояли сотни людей, которые поддерживали порядок и трудились, не покладая рук.

Памятник — твердо решил Какаши, прислушиваясь к жужжанию кофемолки. Хотя зачем он Сакуре? Она девушка практичная, кусок железа (или камня? Уж если увековечивать ее фигуру, то в мраморе, чтобы каждая жилка, как живая...) куда ей пригодится? Разве что ворон в поле отпугивать. Хех, Какаши-Сакура.

Пока машинка исправно булькала кипятком, мужчина пытался придумать хорошую шутку связанную с их именами, но сонный мозг отказывался справляться с задачей. У Сакуры самой, наверное, лучше получилось бы. Он подумывал рассказать ей хотя бы идею для шутки, чтобы как-то поднять настроение, но не смог вспомнить ход собственных мыслей и сдался.

Сакура, наверное, лучше него справилась бы и с работой Хокаге. Кому вообще пришло в голову, что он — подходящий кандидат? Во всем виноват Данзо...

Кофейный аромат заполнил пространство кабинета, и Какаши насыпал в одну из кружек две с половиной ложки сахара. Жаль, что сливки закончились. Он позволял себе такую роскошь только в ее присутствии.

Уже предвкушая спасительную дозу кофеина, Каге подхватил две полные чашки и направился к столу помощницы, которая все еще стояла к нему спиной, уткнувшись носом в чью-то историю болезни. Он подошел ближе, и, все еще ничего не соображая, перегнулся через кипу документов на ее столе, чтобы поставить сладкий кофе, а потом как-то так получилось, что расстояния между ними осталось совсем мало. Как-то так произошло, что Сакура заметила свою зеленую кружку и повернулась, чтобы поблагодарить.

И он мог бы, наверное, проявить ловкость или учтивость, или дальновидность. Но вместо всего этого он проявил что-то совсем другое, когда преодолел разделявшие их пару сантиметров.

(В его голове мрамор был прохладным на ощупь.)

Одно невинное прикосновение. Случайность.

Ее горячее дыхание на его щеке, и гигантские зеленые глаза распахнуты с вопросом.

В этот момент стоило бы вспомнить о способности говорить. Разъясниться словами. Извиниться и попытаться объяснить, что он вовсе не нарочно, и что памятник еще ни о чем не говорит. Памятники вообще неразговорчивы. Прямо как он сейчас, но это не о том и не туда, и пока он запутывался, она уже закрыла глаза (нет, все-таки лучше портрет. Нельзя же оставить эти бесподобные оттенки в белом да на откуп воображению) и уже тянулась вперед.

Любимая кружка (ее подарок) пала жертвой его удивления.

(Сакура пообещала, что подарит другую.)