Есть группы для таких людей, как Микки.
Афишируемые как группы поддержки, но Микки знает, блядь, наверняка, что они больше похожи на… коррекционный вид терапии. Не совсем та терапия, которую его собственный отец развернул бы, если бы знал, что его младший (самый умный) сын является не только огромным ёбаным педиком, но и педиком, который спит с людьми магического происхождения. Слишком коррекционная, чтобы Микки готов был принять участие, он не нуждается в каком-то волонтёре, который будет рассказывать ему дерьмо о нём же.
Однако, что касается его собственного мнения, Микки не считает, что магия является его фетишем, скорее он любитель больших размеров. Как бы там ни было. Всем известно, что у оборотней большие члены. Во всяком случае, больше, чем у среднестатистического мужчины, даже когда они в человеческом обличии. Такой член сильно набухает, он охуенно толстый и твёрдый.
У оборотня Йена Галлагера большой грёбаный член. У Микки нет фетиша на оборотней, действительно нет, но он, может быть, одержим рыжеволосым альфой.
Может быть, и так. Определённо, это больше похоже на «Да», когда он лежит лицом вниз, задницей вверх на краю матраса. Позади него Йен удерживает его за поясницу своими большими ладонями, едва касаясь изгиба бёдер, а большие пальцы вдавливаются в ямочки над копчиком Микки. Медленно вращая бёдрами, он трахает Микки так тщательно, с устойчивым безжалостным давлением его члена. Время от времени он вонзается глубоко и остаётся там, делая короткие и резкие выпады бёдрами, пока Микки не принимается кричать так громко, что глаза начинают косить от неустанной стимуляции его простаты.
— Ты скоро собираешься кончить? — спрашивает Йен, и этот ублюдок даже отдалённо не запыхался. Микки задыхается в простынях, чёрт возьми, почти пуская слюни, когда его рот открывается.
Это особенность Йена, о которой он узнал: тот любит, чтобы Микки кончил раньше него, намного раньше. Йен любит трахать его, когда он сверхчувствителен, перевозбуждён, любит то, каким громким бывает Микки, как он извивается.
— Блядь, — бормочет он, задыхаясь, — блядь, да, я скоро кончу, чёрт, да, да...
— О, — комментирует Йен, дохуя небрежно и довольно, — это хорошо.
— Хорошо, — повторяет Микки, будто в бреду, но всё, что он обычно рычит в ответ, теряется в грязном стоне, который он не может проглотить.
Под коленками Микки вспотело от усилий, с которыми он удерживает себя в такой позе для Йена. Его бёдра горят, дрожа.
— Охх, оххх, — жалобно скулит он, когда Йен проводит большим пальцем по ободку его входа, и что-то текучее, тёмное и греховное змеится вниз по его позвоночнику. Мог ли Йен… Он не смог бы принять больше, нет никакого способа, никакого грёбаного… — Сделай это, — он слышит свой умоляющий голос, чужой и такой пронзительный, что Микки чувствует, как его щёки пылают.
Йен рычит, и звук этот горловой, совершенно нечеловеческий.
— Микки…
Микки может сказать, что его большой палец заменён на кончик указательного, и он прижимается прямо рядом с членом Йена.
— Я кончу, если ты это сделаешь, — хнычет Микки как обещание, и Йену не нужно повторять дважды.
***
— О чём, — задыхается Микки, перекатываясь на спину, когда Йен наконец отступает от него. — О чём ты думаешь, когда делаешь это?
Йен стоит над ним, покрытый лёгким блеском пота, тихо дыша. Только ближе к своей кульминации он, кажется, прилагает какие-то усилия; когда он заключает Микки в клетку своих рук, прижимается всем своим ёбаным телом, когда сверлит задницу Микки, рыча и, чёрт побери, практически лая ему в спину, за ухом, облизывая и кусая.
Собственное тело Микки приятно болит, а из задницы вытекает непристойное количество спермы. Это заставляет его чувствовать себя грязным, немного распутным, но Йен всегда благодарно хмыкает, никогда не отводя глаз от его задницы, когда он лежит распростёртый вот так.
— Что? — спрашивает Йен, как будто не понял вопроса; он не двигается с места, нависая над Микки, не потрудившись одеться. Это больше похоже на отвлекающий манёвр.
— Когда ты, — и Микки отводит взгляд, немного взволнованный, неловко жестикулируя, — становишься весь, блядь, я не знаю. Прежде чем кончить, чувак. Ты становишься излишне… вроде зверя.
Это одна из самых неловких вещей, которые он когда-либо говорил. Несмотря на его талант снимать парней с магической подоплёкой, он никогда не беспокоился о том, чтобы действительно спросить их об этом. Никогда не было никакой реальной причины, чтобы знать, да и не похоже, что они когда-либо станут друзьями или ещё какое дерьмо. Однако у Йена это вроде как входит в привычку, и в целом трудно не заметить все характеристики не совсем человека, когда вы трахаетесь с ним ежедневно.
Прищурившись, Йен неуверенно смотрит на него сверху вниз — ведь какими бы пугающими засранцами ни были оборотни, часто Йен просто напоминает ему какого-то тупого щенка.
— Ты действительно хочешь знать?
Микки закатывает глаза и язвительно фыркает:
— Я, блядь, спросил, не так ли?
— Ну, — начинает Йен, потирая плечо, — о размножении с тобой.
— Что за хуйня, — Микки быстро садится, ошарашенный, и у него перехватывает дыхание, когда он чувствует, как промокли простыни под ним. Йен вздрагивает от перемены в его дыхании, и его глаза слегка темнеют.
— Эй, ты сам спросил, — отвечает Йен, пожимая плечами, — это не так уж и важно.
— Не важно? — переспрашивает Микки, на какой ёбаной планете. — Это чертовски странно, чувак... разводить меня? Как будто я какая-то сука?
— Самка-партнёр, — поправляет Йен, выглядя теперь по-настоящему обиженным. — И нет, это не так уж и важно. Это просто инстинкт. Очевидно, ты не можешь забеременеть, даже если бы я тебя обратил.
При упоминании об обращении Микки, возможно, бледнеет ещё больше, но это разговор для другого раза. Вместо этого он возмущённо фыркает, поднимая бровь.
— Очевидно, — усмехается он.
— Я наполовину волк, мы стайные животные, — продолжает Йен, защищаясь. — В дикой природе мы размножаемся, чтобы выжить. Не моя вина, что где-то на этом пути кто-то все испортил, добавив человеческую ДНК или типа того.
Микки чувствует укол стыда. Совсем чуть-чуть. Он ведь сам задал глупый долбаный вопрос, а теперь реагирует невежественно.
Йен отводит взгляд и больше не смотрит на его липкие, покрытые спермой бёдра и ягодицы; так что Микки начинает понимать что, вероятно, тоже является частью всего процесса размножения.
— Эй, — тихо бормочет он, не поднимая глаз на рыжего, но прикусывая губу в лёгкой усмешке. — Это дерьмо действительно заводит тебя, придурок?
Он поддразнивает и надеется, что Йен это видит. Он пытается.
— Эм, — тупо говорит Йен, и Микки клянётся, что слышит, как он сглатывает, — я имею в виду… другие вещи тоже, это не просто… я всё ещё…
— Хочешь меня обрюхатить, рыжий лобок? — перебивает он, стараясь не думать о том, как глупо и странно чувствует себя при этом.
Над ним Йен издаёт звук, которого он никогда раньше не слышал — жалкий нетерпеливый скулёж. Как выпрашивающая собака. Резко выдохнув, Микки сжимает задницу и падает обратно на локти, раздвигая ноги.
— Наполнить меня своей спермой? — выдыхает он, тихо и возбуждающе, почти задыхаясь от таких слов и своей нервозности. — Её так чертовски много во мне, Йен, ты должен чувствовать, как мокро…
Через несколько секунд Йен, тяжело дыша, снова нависает над ним, будучи таким, каким Микки ещё никогда не видел его, когда они начали дурачиться. Одна рука задерживается у его ягодиц, кончики пальцев скользят по задней части бёдер, другая рука лежит рядом с его головой, поддерживая его. Без предупреждения Йен засовывает в него три пальца, глубоко вдавливая, одновременно двигая мизинцем.
— Аххх, — стонет Микки, дергая бёдрами, грудь вздымается от растяжки. — Ах, мм, это…
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — рявкает Йен, глаза горят золотом. — Что ты делаешь со мной, говоря это дерьмо? — так же внезапно, как он втолкнул свои пальцы внутрь Микки, он вынимает их и поднимает вверх, чтобы Микки увидел.
— Господи, Йен, — бормочет он, краснея от смущения при виде гладкой и влажной руки, покрытой грёбаным семенем. Ухмылку на губах Йена можно описать только как волчью. Он издаёт всевозможные звуки — тихие, будоражащие, скулящие, и Микки не может не думать о собаке, скребущейся в дверь.
— Что, — он издевается, подталкивая вверх заднюю часть бёдер Микки, начиная устраиваться между ними, — не сможешь больше вынести? Слишком много для тебя?
Прищурившись, Микки чувствует, как его рот кривится в непристойной ухмылке, язык высовывается между зубами.
— Не, чувак, я просто жду тебя, хочу, чтобы ты снова наполнил меня…
Йен хнычет низко и глубоко, глаза темнеют, когда он снова пристраивает свой член.
— Да, — пыхтит он, кивая, — да, я кончу в тебя, собираюсь, блядь…
— Чёрт, — задыхается Микки, когда Йен вонзается в него, грубо и неряшливо, с лёгкостью, которой способствует то, насколько он мокрый внутри, — блядь, да, блядь, давай, дай мне это.
— Такая шлюха, — хмыкает Йен, сжимая рукой тёмные пряди волос Микки и оттягивая его голову назад. От ощущения тесноты в пищеводе Микки становится трудно дышать, но ему это нравится, нравится, каким грубым может быть Йен. — Что же ты, — насмехается он, скаля зубы, — скажи это, ну же, дай мне послушать.
— Я шлюха, я шлюха, я шлюха, — послушно повторяет Микки, задыхаясь от смеха, когда Йен резко кусает его за шею и ключицы, облизывая их и плечо.
— Да, — шипит Йен, резко вонзая зубы в яремную вену Микки, заставляя его задыхаться, — да, всё верно, тебе нравится большой размер, не так ли?
— Охх, мм, я люблю это, — беспомощно соглашается Микки, изо всех сил стараясь говорить сквозь свой тихий беспрерывный стон. — Я люблю его, такой охуенно большой, ты даёшь мне его так чертовски хорошо, заставляя меня, блядь, взять его.
Йен рычит громко, как раньше, глубоко, по-животному и как-то сверхъестественно; он, кажется, почти не отдаёт отчёта своим действиям, когда снова валит Микки на четвереньки, устраивая его так, чтобы он оказался в ловушке под твёрдым давлением тела Йена.
Где-то в глубине сознания Микки что-то щёлкает в осознании: это — этот быстрый звериный ритм столкновения таза Йена с его задницей, крепкая хватка его больших рук на локтях Микки, когда он трахает его неустанно, — это то, что Йен имел в виду под размножением. Йен спаривается с ним. Блядь.
Микки корчится и извивается, давление и удовольствие переходят во что-то другое, что-то неузнаваемое.
— Скажи мне, — просит он, и его собственный голос звучит чужим и незнакомым, — скажи мне, чего ты хочешь.
Позади него Йен практически воет, нежно и влажно облизывая его затылок. Он отпускает локоть Микки и надавливает туда, где только что был его язык, толкая голову Микки вниз, прижимая щекой к кровати. Смена положения заставляет руку Микки согнуться, неловко вывернувшись в неудобном положении, в то время как другой он тянется назад, пытаясь дотронуться.
— Хочу кончить в тебя, — повторяет Йен низким и сексуальным голосом, сжимая его руки. — Я хочу, чтобы ты забеременел, мать твою, Микки, пожалуйста, блядь, чёрт возьми, позволь мне, позволь мне…
В оцепенении Микки понимает: Йен умоляет его, это мольба, которой он никогда не слышал от другого мужчины, и, не в силах остановиться, он яростно кивает в ответ на слова Йена, взвыв.
— Сделай это, — он говорит, продолжая стонать, — сделай это, Йен, да, заставь меня, обрюхать меня, спарься со мной, бля.
И это первый раз, когда Йен достигает оргазма раньше него; он дрожит и матерится, когда это начинается, бёдра замирают, пока он проталкивает свой член еще глубже в Микки, если это вообще возможно.
— П-полный, — тупо говорит Микки, короткими движениями потираясь своим членом о матрас, пока всё его тело не начинает дёргаться, оргазм проносится через него быстро, остро, намного быстрее, чем то, как Йен всё ещё опустошает свой член в его задницу.
— Вот дерьмо, — хихикает Йен, проводя носом за ухом Микки и игриво облизывая его, — чёрт, это было охуенно. Спасибо.
Это странно, когда тебя благодарят после секса, в этом есть что-то грязное. Но Микки думает, что он, возможно, понимает, что Йен имеет в виду, что он пытается сказать.
Спасибо тебе за понимание, за то, что ты здесь. Что выслушал.
Это слишком много для восприятия, и Микки всё ещё не уверен, что он готов. Но он не думает ни о своём отце, ни о группах поддержки, ни о чём другом, кроме Йена, когда рыжий быстро и резко оттягивает его голову назад, чтобы грубо поцеловать его. И в кои-то веки Микки отвечает ему искренним жадным поцелуем; он надеется, что Йен сможет уловить его собственную благодарность в давлении языка.