Доброе утро

Длинные шёлковые пряди, чёрные с синеватым отливом, скользили по коже легчайшей щекоткой. Ричард пропускал их сквозь пальцы, перебирал осторожно, а в груди было тесно от нежности, и перехватывало — совсем не так, как в детстве при грудной болезни — дыхание. Коса и впрямь будет толщиной в руку, если заплести…

Рокэ, потревоженный прикосновениями, зашевелился и лениво повернул голову, прищурился от пробивающихся сквозь неплотно прикрытые ставни ярких солнечных лучей: день обещал быть погожим. Ричард тут же отодвинулся, убрал руку, как вор, застигнутый на горячем, и отчаянно смутился — и этого жеста, и того, что ненароком разбудил, и того, что до сих пор так реагировал. До сих пор не привык, что можно. Уже больше недели он почти каждый день просыпался с Рокэ в одной постели, и почти каждую ночь в ней же засыпал, но по-прежнему словно бы боялся поверить, что это правда. Собственные чувства к эру порой всё ещё казались… недозволенными, неправильными, а глупая нежность — неуместной. Словно, если Рокэ поймёт, то в лучшем случае высмеет, а в худшем — просто вышвырнет, и даже до дуэли не снизойдёт. Ричард ведь так и думал до того вечера, когда всё изменилось, а сейчас… сейчас ещё не привык к новой реальности.

— Д-доброе утро, эр Рокэ, — пробормотал он.

Рокэ улыбнулся лениво и сонно:

— Ну надо же, глазам своим не верю. Почтенный представитель племени сов сегодня проснулся раньше меня! Я посрамлён.

И тут же ловко перекатился, оказавшись сверху. Тяжёлые чёрные пряди, пахнущие морисскими благовониями, закрыли Ричарда от мира, упав по обеим сторонам лица точно занавес, и он, забыв недавние сомнения, как зачарованный потянулся вперёд, ловя губами губы Рокэ и вплетая пальцы в его волосы. Тело, помнящее вчерашние ласки, отозвалось с готовностью, и Ричард не сдержал тихого стона. Рокэ улыбнулся в поцелуй, а потом оторвался от его губ и припал к шее, вылизывая и покусывая. Затопило жарким стыдом от мысли, что наверняка останутся следы — а Рокэ уже спустился ниже, оставляя влажные поцелуи на груди и животе, пальцами лаская соски на грани удовольствия и сладкой боли. Возбуждение не заставило себя ждать и было таким сильным, что в ушах звенело.

Ричард снова осторожно запустил пальцы в волосы Рокэ, сейчас расплескавшиеся по его животу и бёдрам. Тот приподнял голову, ожёг синими-синими глазами — и, всё так же не отводя взгляда, сомкнул губы на уже полностью вставшем члене. Ричард дёрнулся от невероятно острого удовольствия и громко ахнул. Пальцы сами сжались в волосах, и хотя Рокэ даже не поморщился, Ричард поспешно разжал их, чтобы не сделать больно даже ненароком. Но совсем не трогать — это было выше его сил. Рокэ ласкал упоённо, то беря глубоко, почти до основания, то выпуская почти полностью, щекотал языком и сладко проводил пальцем под головкой, свободной рукой поглаживая бёдра и поджавшуюся мошонку. А Ричард всхлипывал, дрожал, кусал губы, чтобы не стонать уж слишком громко, отчаянно сдерживался, чтобы ни в коем случае не толкнуться вперёд, не посметь навязать свой ритм, — и не мог оторвать от эра ни рук, ни взгляда. Перебирал волосы, гладил высокий лоб, прослеживал пальцами брови, касался влажных от слюны растянутых губ, а в груди дрожала натянутой струной болезненно-сладкая нежность, от которой пекло глаза.

Долго он не продержался, хватило и нескольких минут. Когда живот скрутило судорогой оргазма, Ричард всё-таки не выдержал, выгнулся и громко вскрикнул, тут же закусив ребро ладони и зажмурившись до искр перед глазами. Рокэ и не подумал отстраняться — только прижал его бёдра к сбившимся простыням и сомкнул губы плотнее, сглатывая вокруг вздрагивающего члена, продлевая головокружительное удовольствие, и выпустил, только когда член совсем обмяк. А потом плавным движением подтянулся наверх и поцеловал Ричарда, оставляя на губах его собственный вкус. Это было так стыдно и так хорошо, что он, наверное, возбудился бы снова только от этого, если бы не кончил какие-то мгновения назад.

В бедро упёрлось красноречивое свидетельство того, что Рокэ своего удовольствия так и не получил, и Ричард несмело протянул руку, до сих пор робея. Рокэ, заметив его движение, чуть повернулся, чтобы было удобнее, и кивнул, не сводя с него тёмного, жадного взгляда.

Ричард уже ласкал его руками и прежде, но всё равно каждый раз боялся сделать больно или неприятно, боялся, что его неопытность будет смешной или раздражающей, но Рокэ ни разу не проявил даже малейшего неудовольствия, напротив — словно бы не мог насытиться. Вот и сейчас он толкался в руку, спрятав лицо у Ричарда на плече, дышал хрипло, на грани стона, и дрожал, как натянутая струна. Первый маршал, который на весь мир смотрел свысока, терял всякую выдержку в постели с оруженосцем — такой отклик говорил лучше всяких слов.

— Смелее, — хрипло прошептал Рокэ. Ричард послушно ускорил движения и вскоре почувствовал, как тело Рокэ прошила крупная дрожь, он выгнулся и кончил, негромко застонав сквозь зубы. И тут же, даже не отдышавшись, потянулся за отчаянным, голодным поцелуем, навалился на Ричарда, сжимая в объятиях до хруста рёбер и пачкая ему живот семенем. Тот растерялся было от напора, но, сориентировавшись, ответил на объятие, зарывшись носом в чёрные пряди. Было липко, жарко, щекотно и очень, очень хорошо. Ради такого он, пожалуй, хоть каждое утро готов был просыпаться раньше Рокэ из-за бьющих в глаза солнечных лучей — спасибо неплотно закрытым ставням.

Отголоски пережитого удовольствия, тепло и тяжесть чужого тела, лёгкий запах благовоний располагали к тому, чтобы закрыть глаза и сдаться на волю дремоте, и Ричард сам не заметил, как начал соскальзывать в сон.

…который оборвался укусом в ухо и раздражающе бодрым голосом:

— Подъём, юноша! Вы же не думали, что я позволю вам пропустить утреннюю тренировку?

Ну что за невозможный человек!

«Однажды я всё-таки заплету вам косу, — мстительно подумал Ричард, смиряясь с действительностью и выползая из-под тёплого одеяла. — Сам! И заставлю так пойти на королевский совет! Не знаю, как, но придумаю!»

— Ричард, пока вы тут копаетесь, вода в купальне остынет!

— Уже иду, эр Рокэ.

«Однажды. Обязательно!»