После случая с Карлом Пауэрсом Джим наконец-то стал королем положения. Небольшая скорбь по «талантливому мальчику, так нещадно и быстро покинувшем нас» сменилась обычными для всех буднями, в которых имя школьного обидчика Мориарти уже практически не появлялось. Зато Джим, избавившись от соперника, наконец стал лидером на плавании, однако вскоре понял, что оно ему к чертям не сдалось: главным для него все же был дух соревновательности с Пауэрсом, а противника он давно и безвозвратно победил. Плавание Мориарти наскучило, и вскоре, несмотря на недовольство тренера, он его бросил. Тем более, Моран, выпустившись из школы, перестал ходить в секцию, а больше никого даже из подобия друзей там у него не было.

Убийство Карла во многом стало для Джима отправной точкой. Никто так и не понял, что мальчишка погиб, все посчитали произошедшее трагическими обстоятельствами. Мориарти лишь хихикал и ликовал: его мастерство удалось! Это и дало толчок для формирования новой личности. Джим понял, что люди в подавляющем большинстве своем глупы и ими можно легко манипулировать и превратить их в свои марионетки, а значит, можно устраивать целые представления. Поначалу он таким образом стравил друг с другом целые классы, благодаря его влиянию и хитрым козням отчислили многих ребят, когда-либо вредивших ему, однако никто так и не понял, кто за этим стоит. Нахождение в школе Джим перестал считать хоть сколько осмысленным: знания он прекрасно получал и сам и учебное учреждение ничего ему не давало, а играться с глупыми заурядными педагогами и учениками ему наскучило. Через несколько месяцев школа была заброшена, а Мориарти окунулся в бешеную дикую юность.

В четырнадцать Джим уже считал себя взрослым. Первые деньги, заработанные на перепродаже синтетических наркотиков, которые Мориарти тайком готовил в подвале дома, дали ему уверенность в себе, а когда спустя несколько месяцев нового дилера стали искать местные наркоторговцы с целью изувечить за нелегальное взятие территории, Джим натравил против них одного из бывших прихвостней Морана: он слышал, что с Себом они давно поцапались, так что Мориарти уж тем более не чувствовал за собой никакой вины. Джим ликовал: он снова уделал всех! Синтетический наркотик распространился далее, у него появились свои работники — впрочем, для них Мориарти и сам представлялся не более чем мелкой сошкой, посредником на побегушках, а мифическая фигура руководителя нового наркокартеля обрастала такими жуткими подробностями, что Джим с ехидством смаковал их перед сном — никто и предположить не мог, что всем заведует четырнадцатилетний пацан, все свободное время, как считали многие, проводивший в алкогольном угаре.

Веселиться Мориарти действительно научился: алкоголь, сигареты, иногда — собственные наркотики стимулировали сознание и давали Мориарти безграничную власть над каждым, кого бы он ни захотел. Никто не подозревал подростка в чем-то криминальным, кроме постоянных тусовок. Мать, в кои-то веки очнувшаяся от алкогольного тумана, орала, но Джим давно ее не слушал и не выносил. Женщина в угаре умудрилась привести домой какого-то мужика и понесла от него близнецов. Мелкие девчонки орали и постоянно чего-то требовали, и Мориарти считал их не более чем личинками. Отчим несколько раз пытался научить Джима уму-разуму с помощью подзатыльников и ремня, но после череды отравлений даже в его пропитый разум закрались подозрения и испуг, и Мориарти он почти оставил в покое. Джим был не прочь повторить опыт с Пауэрсом, однако пропивший весь мозг отчим не являлся для него первостепенной целью и вообще чем-либо важным. Даже если бы тот пошел в полицию, никто бы не поверил пропитому хмырю, и Мориарти это знал.

Дом перестал быть для подростка безопасным местом, и вскоре свою лабораторию он перенес в недра одной из заброшек, где был чуть ли не отшельником, и дома порой появлялся лишь затем, чтобы поспать, а развлекался на подростковых и молодежных тусовках. В одну из них привел его туда, как ни странно, Моран, заприметивший подростка однажды на прогулке поздно вечером.

— Да ладно тебе киснуть на улице, Джим, — фыркнул он, угощая Мориарти сигаретой. — Даже гениальному уму иногда нужно развлечься. Пошли.

— А домой назад тащить ты меня будешь? — язвительно заметил он, беря ее в руку.

— А что если и да, — усмехнулся тот, поджигая сигарету Джима. — Да и всегда можно там остаться заночевать. На крайний случай могу притащить тебя к себе и там оставить, пока в себя не придешь и не уйдешь сам, вот проблему нашел.

— Спасибо, но мне не хочется получать подзатыльники от твоей матери, покорно благодарю, — засмеялся Мориарти.

Об Агате Моран ходили страшные слухи, и эта женщина действительно оказалась самых строгих правил, и Себастьяна порой искренне жалели, особенно когда она гонялась за ним и его братом с ремнем, впрочем, оба быстро удирали. Однако сам Себ, казалось, не шибко боялся матери и на ее попытки научить его уму-разуму реагировал довольно спокойно. Отец же казался буддистским монахом, который на все реагировал с нейтралитетом, оттого Моран его совершенно не боялся.

— Да ладно, тебя она не тронет. А я уже привык, — улыбнулся Моран своей акульей улыбкой. — Пойдем! — Мориарти все же согласился и позволил себя увести.

В новой тусовке его наркотики ходили прекрасно, и Мориарти это удовлетворило. К тому же его — парня, который знал, у кого из ребят купить его же наркотики и как смешивать безопасные лекарства таким способом, чтобы получить качественный приход, ценили. Особую власть он почувствовал, когда заметил, как продукт его творчества употребляет Моран. Правда, это же и вызывало некоторую необъяснимую тревогу, которую Джим предпочитал запивать алкоголем. Впрочем, Себастьян не сильно усердствовал и все вечеринки предпочитал проводить не в наркотическом угаре, а с алкоголем и с самыми разными девушками. Мориарти старался не отставать и в чем-то Морана даже уделывал, ведь ему было абсолютно плевать на пол партнера. Особой толикой юмора для него стало присутствие бывшего друга Патрика на вечеринках. Джим чувствовал ликование, когда на одной из вечеринок трахнул его девушку.

Однако во всех этих тусовках разновозрастных ребят ему не хватало внимания одного человека — Морана. Да, парень, недавно чудом закончивший школу, нередко пил с ним и курил, перебрасывался парой фраз, но и только. Балагур и весельчак теперь уделял не всегда много внимания своему товарищу из детства. И хоть Мориарти не был идиотом и понимал, что Себу элементарно не слишком интересно иметь дело с подростком, однако такая холодность бесила. Моран на самом деле не слишком любил таблетки, сделанные Мориарти, но уважал траву. Иногда подсаживался к Джиму и, затягиваясь и выдыхая красными чуть обкусанными (чертовы бабы) губами дым, наклонялся к нему и говорил:

— Не переусердствуй с наркотой, от нее отходняк нехилый.

Мориарти, сглатывавший вязкую слюну по отчего-то красному болезненному горлу, пялился на его яркие губы и спрашивал:

— Нашел кому говорить. Сам-то каждый раз с травкой.

— Тю, травка — это так, фигня! — смеялся Себастьян, обнажая пугающие, но поразительно привлекательные акульи зубы. — А ты таблетки любишь, будь осторожен.

— Боишься, что до дома не дотащишь? Сочувствую, но необязательно меня тащить к матери.

— Балбес ты, Джимка, ой, балбес, — улыбался Моран и отправлялся по своим делам.

По правде говоря, несколько раз Мориарти действительно умудрялся перейти порог вседозволенности, и как ни странно, единственным, кто оказывал ему помощь, был именно старый… друг? Знакомый? Кем бы ни был Моран, но именно он, приметив, что Джима настигал отходняк, подходил к нему и выводил на свежий воздух, силком поил водой, несколько раз придерживал тело, скукожившееся в рвотных судорогах, обтирал его льдом и укладывал отдохнуть. Один раз даже умудрился где-то добыть (или, кто его знает, сварить) легкую кашу для измученного синтетикой желудка. Каким бы ни был передоз, Моран всегда легко находил Мориарти, даже если тот валялся где-то в углу, и спасал, наплевав на очередную вешавшуюся на него фифу или новую партию алкоголя или танцы.

— Ты мой ангел-хранитель, — Джим, смеясь, заявил ему это однажды после очередного отходняка. — Ну, если бы я во что-то верил.

— Отличный у тебя ангел-хранитель — любитель выпить, покурить и красивых баб, — хохотнул Себ, затягиваясь очередной сигаретой. — Поешь кашу, желудок успокоится.

— Заботливая мамочка-наседка из тебя получится, Моран!

— Ой, Джим, иди нахуй.

— Если только на твой, — парировал Мориарти, все же придвигая к себе тарелку с очередной кашей.

— Я подумаю над этим, — ответил Моран, в очередной раз затягиваясь.

Легкий, ни к чему не обязывающий флирт присутствовал в их взаимосвязи, названия которой Мориарти не давал, ибо не было смысла, однако что-то между ними действительно проскальзывало.

Внимательный, весёлый балагур, играющий на гитаре и поющий свои низким томным голосом, пользовался успехом у девушек. К тому же Моран был очень хорош собой: рослый, плечистый и мускулистый парень завлекал, а узкие современные джинсы сексуально обтягивали и накачанную задницу, и зону паха, и Джим даже в алкогольном угаре мог углядеть и понять, что достоинством Себастьян явно не обделен. Девушки тоже это замечали и постоянно крутились возле Морана даже после того, как он с ними развлекался, и желали продолжения. Мориарти всё больше заглядывался на него, закусывая губу и нередко бессмысленно и слишком подолгу пялясь. Спустя полгода он начал осознавать, что это зависимость и привязанность, которой не должно быть, если он собрался действительно стать королем мира и управлять людьми. Особенно ясно это стало, когда Моран стал объектом его фантазии при мастурбации. Оргазм, полученный при представлении трахающего его Морана, стал одним из самых сильных за все время. И он же заставил Мориарти понять, что все, откровенно говоря, хреново.

Он был зависим, блять.

От человека.

От мужчины.

Для самого Джима его ориентация давно не была проблемой. Какая разница, с кем получать удовлетворение своих биологических потребностей? Однако так не считала его так называемая семья. Мориарти давно присутствовал в их жизни только как объект, иногда приходящий спать, однако это не мешало матери продолжать орать на него, отчиму — повторять за ней (устраивать баталии с ремнем он больше не решался), а сестрам — ненавидеть его, впрочем, все эти чувства были взаимны. Свою комнату Джим считал неприкасаемым местом и запрещал в нее заходить кому-либо в ее отсутствие, но даже несколько замков не стали преградой для пьяного отчима, который в очередной отходняк Мориарти взломал дверь. Увидев среди его вещей журнал с голыми фотографиями не только женщин, но и мужчин, он взревел. Мигом примчавшаяся мать устроила ему разнос.

— Мало того, что никчемный, как и твой папаша, так еще и пидор!

— Пидор — это ты, а я — бисексуал, — пробормотал Джим, морщась от головной боли и пытаясь снова заснуть.

— А ну встань, когда с тобой говорят, ты, ублюдок! — в Мориарти полетела ваза, и лишь врожденная ловкость позволила ему вовремя уйти от удара. Ваза попала в стену и разлетелась на куски.

Как и желание Мориарти хоть еще сколько находиться в этом доме.

— Я — не ублюдок, я родился в законном браке, а вот ты — приживала. И ходи теперь осторожнее, а то вдруг ненароком в тебя что-то полетит.

То ли пугающий взгляд черных гипнотических глаз, то ли злость, чуть ли не выливающаяся из него, напрягли отчима, но тот отступил, и Мориарти ушел, даже не став ничего забирать — все основные вещи давно уже находились в его тайном убежище. Спустя пару месяцев его машина неожиданно взорвалась («проводка старая, что вы хотели»), еще через пару — попал в больницу с отравлением. Мориарти решил оставить его в живых в назидание наконец притихшим со своими визгами сестрицам. Джим после кинутой в него вазы обозлился еще сильнее, и даже на тусовках порой выглядел настолько разъяренным и так дико на всех озирался, что его начали шугаться. Однако Моран и тут оказался рядом.

— Джим, что-то с тобой явно случилось. Ты в порядке? — обеспокоенно спросил он, затягиваясь очередным косяком.

— Отъебись! — Мориарти сцепил зубы и отодвинулся от парня, однако тот подошел еще ближе, словно бы не его сейчас послали.

— Тю, злюка, — усмехнулся он, придвигая к губам Джима косяк. — Держи, вдохни немного, успокоит.

Мориарти с изумлением посмотрел на него и перевел взгляд на сигарету. Моран предлагал ему косяк. Там, где зону фильтра (которого не было) касались его губы.

Моран предлагал ему непрямой поцелуй.

Сердце Джима отчего-то сделало кульбит, но он постарался снова сцепить зубы, чтобы не выдать своей реакции. Он чувствовал, как щеки обдало жаром, но оценил, что в сумраке комнаты Себ вряд ли это заметил, и немного успокоился. Хмыкнув, он забрал косяк, легонько коснувшись теплых пальцев Морана и затянулся.

— Неплохо… а в личное не лезь. Серьезно, иди нахуй, — снова сказал он.

— Я подумаю, — засмеялся Моран, наливая им обоим коньяк.

— Сомневаюсь, что будешь думать. Во-первых, тебе это несвойственно…

— …заткнись.

— …во-вторых, ты гетеросексуал.

На этих словах Себастьян дернул бровями и, тяжело вздохнув, спокойно ответил:

— Если честно, я в этом уже сомневаюсь.

Джим чуть было не подавился втянутым дымом. Откашлявшись, он покрасневшими от дыма глазами посмотрел на задумчивого, но при этом нарочито спокойного Морана. А Мориарти пытался прийти в себя после его слов.

Что, блять?!

Моран — гроза всех дам сомневается в своей гетеросексуальности?

Кажется, его взгляд сказал все за него, и Моран, бросив в его сторону нечитаемый взгляд, вмиг подскочил и, схватив Мориарти за шкирку, резко прижал к стене. Косяк выпал из руки Джима на пол. Себ, как ни в чем не бывало, потушил его ботинком и впихнул одну ногу между бедер Джима.

— Что, не ожидал? — Хмыкнул он, придвинувшись вплотную к парню, так, что Джим чувствовал, как движется его грудная клетка от тяжелого возбужденного дыхания.

Опешивший Мориарти не успел собраться с мыслями, как Моран, придвинувшись к нему совсем близко, прошептал ему на ухо:

— Тебе, сука, каких-то гребаных четырнадцать, почти пятнадцать… как, сука, можно быть таким охуенным?! — И с этими словами парень впился ему в губы с требовательным поцелуем. Мягкие теплые губы Джима встретились с горячими, обкусанными, но такими желанными и умелыми Морана. Недолго думая, Себ протиснул юркий язык, и Джиму хватило всего пары секунд, чтобы оставить сопротивление и отдаться на волю случая.

Моран действительно отлично целовался, и Мориарти с трудом подавил стон, когда требовательный язык столкнулся с его, а крепкая рука Себа обхватила его ягодицу. В мыслях промелькнуло осознание: вот он, наконец, дорвался до того, кого ему так хотелось! Однако довольно быстро сознание отключилось, отдавая Мориарти на расправу желанному телу. Моран явно хорошо знал, как быстро возбудить даже мужчину, и вскоре от его поглаживаний чувствительных зон на спине и ягодицах, от ласковых поцелуев в шею и ключицы, от покусываний и облизываний сосков (когда только с Джима стащили рубашку?) член Мориарти быстро встал и теперь требовательно ныл, упираясь в шов на узких брюках. В какой-то момент Джим уловил себя на том, что он внаглую терся о бедро Морана. Впрочем, и сам Себ явно был возбужден не меньше: в живот Мориарти прямо-таки впивалась твердая и нехилая по размерам плоть. Джим, недолго думая, погладил его, с наслаждением чувствуя, как орган Морана дернулся под джинсовой тканью от его руки.

— Подожди, Джим…

— Не собираюсь, — хныкнул Мориарти, резко сжимая его член и снова потираясь об его ногу, словно собака в период гона.

Моран рыкнул, толкнувшись в его руку и, с шумом выдохнув от сильной стимулирующей ласки, мигом уволок его в какую-то комнату, успев ее в какой-то момент освободить от какой-то парочки. Снова прижав Джима к стене, Себ резко начал расстегивать его ремень, и от быстрых прикосновений пальцев к зоне его паха Мориарти довольно заурчал.

— А вот это мне нравится, — выдохнул он, когда Моран высвободил его член из плена брюк и боксеров. И вдруг он чуть не подавился вздохом, когда Себ опустился перед ним на колени.

— Я никогда этого не делал, но знаю, что и как. Направляй, если что, — хмыкнул Моран, и с этими словами резко взял в рот головку члена Джима, отчего тот звучно простонал, вцепляясь рукой в вихрастые светлые волосы.

Себастьян явно знал, что и как необходимо делать в минете: ни один парень и ни одна девушка не сосали так ярко и с желанием, как он. Теплый язык умело, словно не в первый раз, ласкал чувствительную головку, и Моран постепенно брал все глубже, постепенно расслабляя мышцы рта и горла. Мориарти думал, что еще немного — и он упадет без сознания, настолько его шокировало долгожданное исполнение его, казалось, нереальных мечт, а возбуждение настолько пронзало каждую клеточку его тела, что еще немного — и эмоций было бы через край. Да, Моран явно не был идеален в плане минета, однако он умело компенсировал это рьяным желанием угодить, но Джиму и без того нравились ласки так сильно, что он не продержался долго и с громким стоном кончил Себу в горло. Закашлявшись от неожиданности, парень выпустил член изо рта и схватил чью-то валявшуюся бутылку с водой и выпил. Мориарти на дрожащих ногах опустился по стене вниз, не обращая внимания на то, как на его лице расцветала шальная посторгазменная улыбка.

***

Следующие полгода Джим не отрывался от Себастьяна. На все тусовки и молодежные встречи с алкоголем, кокаином, синтетикой от «босса» и дешевыми шлюхами они заваливались вместе. Мориарти по-прежнему скрывал от Морана свой бизнес, и на счастье, парень не лез в личное к Джиму, хотя явно хотел большего. Однако оба скрывали до поры до времени и свое подобие отношений, и жизнь друг друга.

Джим нередко замечал, что Моран все еще до конца принял свою бисексуальность: на людях он нередко вел себя развязно по отношению к девушкам, мог даже шлепнуть парочку, однако делал это без особого интереса, и обычно сразу после этого поворачивался к Джиму и беседовал с ним. Друзья Себа не понимали, в чем дело, кто-то предполагал, что у Морана что-то случилось и ему нужна помощь, но тот отнекивался и продолжал тайком втрахивать Джима в очередную кровать в очередной комнате в очередной тусовке. Сам Мориарти делал вид, что ему абсолютно плевать на то, как Моран себя вел. Однако девушки, на которых Казанова-Моран вдруг обращал внимания, в скором времени исчезали с тусовок и больше на них не приходили, парочка отравилась наркотиками. Себастьян не был дураком и сразу смекнул, в чем дело. Мориарти изумился, когда Моран, явно поняв, кто отвадил от него девушек, не отпрянул от Джима, а продолжил общение и секс с ним, правда, теперь прекратил изображать из себя относительно прежнего любителя исключительно лишь дам. Мориарти знал, что Себастьян ему не изменял и лишь на людях делал вид, что он свободен и все еще любит только женщин, хотя никаких обязательств ни Себ, ни Джим друг другу не давали. Это в какой-то мере компенсировало Мориарти такое поведение Морана. Однако, когда тот прекратил подкаты к девушкам, беседы о том, все ли у него в порядке, нагрянули с новой силой, друзья порой не давали Морану и прохода. Один из товарищей даже ляпнул в какой-то момент фразу, ставшую для Морана ключевой:

— Да ты с пидором повелся, — и указал на Джима, — смотри сам пидором не стань!

Моран взвился и, резко вскочив, прижал друга к стене и процедил в изумленное лицо:

— Я не пидор и им никогда не стану. Я — бисексуал. И если у тебя с этим проблемы — это не мое дело, ясно? Отъебись.

В ту ночь Джим и Себ впервые переспали прямо на улице, в открытую целуясь в гомофобном районе Дублина и исполнив мечту Джима трахнуться на лавочке.

С тех пор ряд друзей Морана отсеялся, многие даже пытались отвадить его от местных тусовок, однако Себастьяну было плевать. Знакомые и незнакомые дамы нередко лезли к нему: кто-то по доброй воле стараясь вернуть Морана в ряды гетеросексуалов, кто-то — по наущению бывших друзей Себа. Однако парень стойко держал оборону и продолжал трахать Джима на радость тому.

Несмотря на это, многие сферы их жизней по-прежнему были закрыты у них друг для друга. Мориарти хранил свое тайное убежище, Моран не раскрывал свое времяпровождение. Все, что знал Джим о нем: Себастьян учился в колледже и держался там буквально чудом, именуемом его матерью. Агата Моран, известный в городе хирург, была довольно разъяренной женщиной, и, как узнал Мориарти при более близком знакомстве с Себом, тот ее побаивался, потому частенько и пропадал из дома, впрочем, быстро находясь среди молодежи. Однако Агата не отставала от него с получением образования, и Моран тщетно пытался получить образование радиотехника, куда его и пропихнула благодаря знакомствам мать. Мориарти с удовлетворением отмечал, что Себастьян не был идиотом или балбесом: он прекрасно разбирался и в технике, и в электронике, а также в химии, и один раз потехи ради даже умудрился из подручных средств, пороха и всякой дребедени собрать пистолет, который выстреливал бы исключительно по заведенному по будильнику времени или же при помощи телефонного звонка. Второе, как замечал Моран, труднореализуемо, но возможно, и Мориарти отметил для себя пользу такого умения Себастьяна.

— И почему ты, такой умный, так паршиво учишься в колледже? — спросил его как-то Джим, пуская кольцо из дыма в воздух и пялясь на полуголое тело Себа.

— Они там все идиоты, — фыркнул Моран, забирая сигарету из рук Джима и затягиваясь. — Вот скажи, за каким чертом мне нужна их теория, если я на практике с закрытыми глазами могу все разобрать и собрать? Проблема современного образования в том, что она учит дебилов, а не практиков. Поэтому высокие баллы получают не реально способные, а те, кто зазубрил информацию, но нихуя из нее не понял. Вот и какой смысл? У нас как таковых занятий даже нет, все, что я знаю, я изучил на практике, и не по книжкам, а своими руками и упорством. Не спорю, в книгах много интересного есть, но все же практика, тем более на технической специальности должна быть во главе всего. А у нас ее было всего раз, два — и обчелся. Вот и на кой хрен мне это образование?

Мориарти довольно хмыкнул, соглашаясь с доводами Морана: сам-то почти по той же причине бросил образовательное учреждение. Однако он до сих пор там числился и его даже каким-то образом перевели.

— Мир полон умопомрачительных идиотов. Так мало действительно умных людей. Такая скука… — протянул Джим, поворачиваясь к Морану. — Разбавишь ее собой? Давно пора.

— Ненасытный маленький гениальный подонок, — засмеялся Себастьян, нависая над Мориарти.

— Так давно пора меня насытить, а ты все болтаешь. Кажется, тебе пора поработать языком несколько в другом направлении, — фыркнул Мориарти, хватая Морана за волосы и опуская к своему паху.

Себастьян лишь хмыкнул, но послушно опустился к наливающемуся члену.

И так происходило чуть ли не каждый раз. Моран оказался умопомрачительно послушным в этом деле, и собственническое чувство Мориарти неистово ликовало.

После секса с ним Джим начал прекрасно понимать девушек, которые увязывались за Мораном. Красивый член в девять с лишним дюймов не только радовал взгляд, он хорошо удивлял и в сексуальном плане: Себастьян мог не только долго, но и качественно, к тому же, он легко мог довести Джима до пика, до состояния лужицы, когда он буквально растекался по поверхности от полученного сильного оргазма, а потом распластать его по кровати и взять, после чего подарить новый, не менее сильный. Джиму казалось, что он раньше и не знал, что такое возбуждение и секс, все остальные партнеры казались ему блеклыми и скучными. С Мораном же скучно никогда не было: тот мог взять его у стены, на кровати, на подоконнике, на полу — в принципе на любой поверхности, пару раз ремнями привязывал и брал чуть ли не без опоры. Себастьян оказался груб и жесток, язвителен и хитер, нежен и обходителен — он был разным и никогда нельзя было предугадать, каким будет секс с ним в этот раз, что вызывало у Мориарти трепетное предвкушение внизу живота, как только он видел его на очередной тусовке.

Правда, один раз они даже умудрились переспать у Морана дома, когда прямо за стенкой сидели его родители.

— Сделай вид, что ты хороший и тихий мальчик, — Себастьян закрыл ему рот ладонью и толкнулся в разработанное и смазанное отверстие, вырывая из Мориарти довольный стон, заглушенный рукой. — Нас могут поймать в любой момент, ты же не хочешь, чтобы наш с тобой секс вдруг прекратился? —На этих словах Моран толкнулся прямо к простате, и Джим чуть ли не взвыл от удовольствия и вскинул бедра к парню, хныкнув от нетерпения снова почувствовать то самое проникающее и взрывающееся блаженство. Моран, на счастье, сразу его понял и перешел на быстрый темп, не давая Мориарти и шанса передохнуть, чему тот был даже рад.

Это был первый раз, когда Джим кончил от одной лишь стимуляции, без ласк руками.

Агата Моран с тех пор подозрительно косилась на Мориарти, когда он бывал дома у Себастьяна, а его отец, Оливер, лишь в первый раз после случившегося посмотрел на него с изогнутой бровью, и более никак не отреагировал, что подтвердило его несколько пофигистичное отношение ко всему. Себ даже как-то признался, что завидовал такому поведению своего отца.

Несколько раз Себ и Джим отдавались страсти даже в доме Мориарти, и однажды отчим их таки засек: ор был чуть ли не на всю улицу, в Морана летели тарелки, книги (откуда они в их семье вообще?), однако Себастьян, успев одеться, схватил отчима за грудки и хорошенько встряхнул.

— Еще раз меня или Джима тронешь, паскуда, я тебе гланды вырву и в задницу вставлю!

Мужчина, признав поражение по силе, притих, лишь рыкнул что-то про «пидорство» и оставил их в покое.

— Кто тут еще пидор?! — рыкнул Моран и собрался было снова врезать отчиму Джима, но тут быстро ретировался, оставляя парня разъяренным, а Мориарти — в какой-то мере счастливым.

Мориарти настолько оказался доволен парнем, который не только защитил его перед отчимом, но и показал свою силу, что наградил его прямо там же, в комнате со сломанными вещами. Себастьян полученный минет явно оценил.

Моран мог использовать в секс-играх что угодно: ремни, подтяжки, веревки, лед, воск, фрукты — для него границ не было ни в чем. Он открывался для любых предложений, будь то минет, порка, язык в заднице, имитация изнасилования или ласковое доведение до оргазма без рук. Мир секса и плотских удовольствий раскрылся перед Мориарти в новой ипостаси.

Мориарти настолько сблизился с Мораном за это время, что подумывал и открыть для него свою настоящую личность и бизнес, в основном потому, что понимал — ему нужен помощник, а Себастьян с его мозговитостью на эту должность отлично подходил, к тому же, он умел помалкивать о тайнах и в принципе никогда не проявил себя как-то подло. Однако в последнее время Моран был довольно тихий, что не походило на прежнего балагура и весельчака.

В одну из тусовок Себ так и вовсе удивил Джима: он не только курил и вливал в себя алкоголь, но и попробовал синтетику изготовления Мориарти. В приход он только и делал, что хихикал и лез с объятиями к Джиму, да так сильно, что тот в какой-то момент наорал на него и, столкнув на пол, отправился к другой компании. Моран вернул его спустя полчаса и, кажется, был уже относительно трезв.

— Джим… я… слишком много выпил, да? — И смотрел на него виноватым взором.

Мориарти лишь фыркнул на это.

— Ты был похож на животное, и то, я свиней оскорблю, если скажу, что ты был как они.

— Я что-то перебрал, — выдохнул парень, нервно потирая лицо. — Прости. Но я уже в норме.

Джим изумленно взглянул на него и, встав на носки, протянул руки к его глазам и раскрыл их пошире, отчего Себ зашипел и дернулся.

— Ну надо же, даже зрачки не на весь глаз.

— Я постоял под холодным душем, поел и пришел в себя, — хмыкнул Моран. — Я правда в порядке. Слушай, я хотел спросить… не хочешь ли ты… отойти? — Он взял Джима за руку и поцеловал в запястье?

— Тебе опять неймется? Одно место покоя не дает? — Мориарти захохотал и резко опустил вторую руку к его паху.

Член Морана уже напрягся в так любимых им джинсах, и Джим довольно хмыкнул, легонько толкнув бедрами к его кисти.

— О, да я смотрю, он скучал по мне? — усмехнулся Мориарти, чуть сжимая пальцы и тем самым вырывая рык из горла парня.

— А ты как думал? — Язык Себа прошелся по губам. — Думаю, комната давно скучает без нас. Пошли.

Мориарти, хмыкнув, утащил Себастьяна, где тот разложил его на чьей-то наполовину сломанной постели. Эту ночь Джим посчитал особенной, ведь Моран даже с его выносливостью умудрился его удивить: девять раз на протяжении многих часов он не отпускал его от себя, раз за разом принося удовольствие разными способами. На последнем разе Мориарти, кончив уже на сухую, вырубился на Моране от этакого секс-марафона.

На следующее утро Мориарти возненавидел Морана и пожелал ему сдохнуть.

«Это была моя последняя вечеринка, я отправляюсь служить в армию. До последнего не хотел тебе говорить, надеялся, что все образуется, что я спрячусь, однако ничего не вышло. С другой стороны, я решил, что служба в армии поможет мне заработать денег. Образование мне не светит, я вылетел из колледжа, а так от меня будет хоть какой-то толк. Ты мне давно нравился, Джим, и я рад, что эти полгода были у нас с тобой. Я раньше и не думал, каково это — быть с парнем, а вот мысли про тебя постоянно приходили. Спасибо, что был со мной.

Ты прекрасный парень, пусть у тебя все будет хорошо. Ты гений, не пропей свои таланты и используй их с умом.

Себастьян».

Записку Джим сжег сразу же после прочтения. От бумаги — кажется, даже не ее, а какой-то плотной салфетки — остался лишь пепел.

Как и от души Мориарти.