Всё началось ночью. За окном стучал дождь, так кротко и умеренно, но не без отсутствия жестокости. Небо сплошь заволокло тучами, и последний лунный лучик окончательно затаился во тьме.
Ханджи сидела на подоконнике и нервно стучала подушечками пальцев по стеклу. В её голове возникла новая мелодия, совсем не похожая на привычный лязг клинков и вопли титанов. Эта мелодия во много отличалась от остальных и ритмом, и звучанием, да и в целом всем тем, что привыкла слышать девушка. Это было совсем не то, это было что-то новое и странное. Признаться честно, Зоэ сама не знала, как именно описать эту мелодию.
Мелодию сломанной и разбитой вдребезги души.
Другие члены Разведотряда посчитали странным распущенные волосы и поникший взгляд в лице прежде безумной учёной со странными идеями и нестандартными гипотезами. Обычно Ханджи не вела так себя, обычно следила или хоть как-то старалась ухаживать за собой, но сейчас это стало для неё бессмысленным и безмерно глупым. Это превратилось в идиотскую затею, которая с каждым днём всё больше и больше теряла интерес.
Хотя внешне: в тех же идиотских шутках и подколах, в незамысловатых смешках и постоянной улыбкой на лице, она вовсе не казалась странной, но некоторые мелочи всё же её выдавали. Например манера речи.
Девушка привыкла говорить бодро и не всегда ясно, часто жестекулировала и топала ногами по доскам, если никто не желал её слушать... А искры... В её недалёких глазах, цвета топлёного шоколада, всегда виднелись искры, мелкие, но такие заметные... Сейчас же всего этого не было. Всё пропало. Всё испарилось.
Ханджи начала лишь притворяться счастливой. Подлинного счастья она более не излучала.
Если бы человек, прежде никогда близко с ней не контактировавший, заметил бы девушку в состоянии разбитого об камни стекла, он бы и вовсе не отличил её настоящую от её фальшивой.
Но близкие друзья и советчики всё прекрасно видели и осознавали. Многие предлагали помощь, лишний совет, но Зоэ было это не нужно. Она отмахивалась от помощи, одним простым: «Да в порядке я, не придумывайте», — но ей никто не верил.
Гнетущая боль и неразделённое с товарищами чувство вины с каждым днём помаленьку сжигало сердце девушки. С каждым днём она всё больше и больше отчаивалась и окончательно теряла себя. Она считала, что не в праве портить жизнь окружающим своими проблемами. У всех их навалом, зачем же кому пригодятся её терзания?
Все всё видели и прекрасно осознавали, и тем не менее никто не попытался разрушить эту огромную стену фальша и притворства.
Лишь с виду холодный и эгоистичный Леви в действительности понимал, что на самом деле творится у подруги на душе.
Он, как никто другой, видел опухшие от ночных истерик глаза, обкусанные в кровь губы и исцарапанные тыльные стороны рук. Он видел это, он видел и понимал, что ничего не может сделать.
На самом же деле Леви чувствовал тоже самое. Он тоже ненавидел себя, тоже причинял себе немыслимый вред, задыхался в истериках и по ночам тихим шёпотом молил о скорой смерти.
Леви всё понимал от этого и не хотел лезть в душу старой подруги, но в этот день всё же решился.
Он подошёл к подоконнику тихо, неслышными шагами, подстать опытному разведчику, опёрся о край руками и обречённо произнёс:
— Может всё таки расскажешь, что с тобой происходит?
Ханджи не ответила, лишь обомлела и прижала исцарапанные кисти к себе.
— Точно не хочешь?
Девушка судороженно сглотнула и помотала головой в знак того, что не в состоянии говорить. Леви прекрасно видел, что ещё одно слово, выпавшее с её уст, и подруга больше не сможет сдерживаться. Об этом говорили стеклянные глаза и мокрые ресницы. Больно было смотреть на неё в таком виде. И тем не менее она ответила.
— Да всё в порядке, тебе лишь кажется... Кажется...
Нервный смешок и Ханджи поспешила отвести взгляд в сторону. Глаза ещё сильнее опухли и превратились в ещё более жалкое зрелище.
Не спрашивая, Леви сел рядом и облокотился об тот же подоконник. Жестокий и пронзительный взгляд превратился в мягкий и понимающий, но выходить за рамки дозволенного парень не собирался.
— Да не смотри на меня так! — девушка замахала руками, всеми силами пытаясь отвлечь внимание от жалкого расплаканого лица, — Я ведь... Я просто...
Девушка смолкла и закрыла рот рукой, чтобы никто более не смог услышать её жалобный вой. Ханджи положила голову на плечо Леви и тяжело вздохнула, но больше ничего не добавила. Парень же в ответ на это вздохнул и даже не попытался убрать её с плеча, хотя раньше за подобное дело давно бы уже послал убирать комнаты.
Но Леви, как никто другой понимал, что лучше сейчас оставить девушку в покое.
Он смотрел в окно. Холодный моросящий дождь всё так же стучал по крыше, разбивая последние надежды в пух и прах. Иногда Аккерман всё же оглядывался на девушку.
Совсем скоро она уснула. Парень закрыл глаза, а затем обернулся. На мгновение парню показалось, что на плече спит вовсе не Ханджи... Хотя, это были глупости... Эрвин уже давно мёртв, как и многие его товарищи...
**'
Ханджи и Леви всё больше разговаривали ни о чём, всё больше доверяли друг другу и ценили друг друга. Была ли это любовь? Нет, просто одна большая дружба. Одна большая трагедия, лишившая обоих чего-то важного и сблизившая, как никогда.
Они часто гуляли, часто беседовали и даже плакали друг другу в жилетки. Это стало единственным утешением для обоих.
Девушка иногда жаловалась, как ей стало одиноко, когда молодой неприметный парнишка по имени Моблит больше не приглядывал, больше не защищал её. Румяные губы дрожали, стоило только Зоэ вспомнить последний их общий день. Последний, когда он всё ещё был жив, когда не пожалел жизни во имя жизни Ханджи...
Девушка винила себя в том поступке. Она считала, что в тот день умереть должен был не Моблит, умереть должна была она.
Леви понимал её.
Перед глазами всё чаще появлялся образ Эрвина, совместные чаепития и беззаботные деньки. И всё же в глубине души парень сожалел, что в тот день выбрал не Эрвина.
Иногда ему казалось, будто бы Ханджи с каждым днём всё больше и больше превращалась в Эрвина. Девушка же видела в прежде холодном друге мягкого и заботливого Моблита.
Они нашли в друг друге замену.
И даже в тот день, когда они танцевали под ненавязчивую мелодию, которую напевала девушка им казалось, будто бы что-то изменилось. Будто бы их близкие снова вернулись к жизни.
Но это было лишь навождением.
Даже когда на девушку накатывало уныние и, когда их губы соприкасались в кротком поцелуе, Ханджи видела вовсе не Леви.
Она видела Моблита.
Парень же, непривычно для себя, принимал поцелуи и судороженно поднимал взгляд, представляя, будто бы это был Эрвин. Будто бы вовсе не Зоэ так нежно целовала его.
Будто бы это делал Эрвин.
И всё же, когда каждый из них оставался наедине с собой, каждый понимал, какой ужас совершил и от этого ненавидел себя ещё больше.
Рваные волосы и заплаканые глаза. Это отличало Ханджи и Леви и, наверное, всё то единственное, что связало их вместе.
И лишь в один прекрасный день каждый из них понял, что на самом деле происходило.
Перед тем как пойти на решающий шаг, перед тем как увидеть собственную смерть, девушка прошептала:
— Мы слишком долго заменяли дорогих нам людей. Пора бы уже, чтобы всё встало на свои места.
Помимо Аккермана этих слов не услышал никто. Но этого было достаточно, чтобы каждый понял, как сильно он ошибался.
Но ни Ханджи ни Леви не сожалели об этом. Наоборот, они скрасили последние деньки доверием, заботой друг о друге, и пускай это было лишь нелепой заменой, они оба были счастливы.