into it

Антон бездумно падает на кровать, пока Арсений ускользает в душ. По приходе в номер тот пробормотал что-то насчёт того, что ему нужно быстро привести себя в порядок, скомкано чмокнул его в губы и, оставив в растерянности стоять прямо на пороге, скрылся за дверью. Шастун думает, что ни о каком порядке не может идти и речи, Арс выглядит как всегда сногсшибательно, но послушно соглашается. Если ему что-то и взбрело в голову, то переубеждать нет смысла. Остаётся только смириться и принять правила игры. 

Шастун подходит к панорамному окну и умиротворенно выдыхает: Воронеж с высоты как на ладони. Переливается вечерними огнями, мерцает светом фар машин и фонарей, кишит людьми и машинами. Его родной город. Его любимый город. И он с любимым человеком в месте, где отдыхает душа. Что может быть лучше?

Возвращается к кровати и раскидывается звездочкой, скроллит ленту соцсетей и прислушивается к мерному шуму воды в душевой. В голове ни одной тревожной мысли – ему просто хорошо. Хорошо без всяких но. Тур завершен, а значит можно выдохнуть и урвать эти выходные для себя и Арсения. Без вечной спешки в попытках успеть всё и сразу, без необходимости срочного возвращения в Москву, без лишней шумихи. Они только вдвоём.

От размышлений его отвлекает резко стихший шум воды и возня за стенкой. Антон поворачивает голову и видит то, от чего дыхание моментально перехватывает, а в животе начинает закручиваться тугой узел возбуждения. Арсений стоит, широко расставив ноги и прогнувшись в пояснице, оперевшись грудью о стену, и медленно растягивает себя пальцами. Его голова немного опущена, губа закушена от усердия, а он сам продолжает медленно трахать себя длинными пальцами. 

Он словно не замечает, что за ним пристально наблюдают, либо же принципиально не хочет выдавать своей осведомлённости. Шастун не может отказать себе в удовольствии залипнуть на этом стройном теле, на россыпи родинок на спине, на редких капельках воды, стекающих по лопаткам. Он оглаживает каждый сантиметр кожи, спускается взглядом вниз, отмечает легкую дрожь арсеньевских ног. Значит тот уже очень возбудился. 

Антона прошибает порнографичностью данной картины. Это похоже на художественное порно. Нет. Это даже лучше. Потому что это его Арсений начинает резче двигать своей рукой и глубже дышать. Шастун сжимает себя через штаны и шумно выдыхает. В голове оглушающая пустота.

– Так и будешь смотреть или сделаешь что-то со мной? – одёргивает его Арсений. Смотрит хитро, улыбается. А Шастун внезапно растекается в приступе нежности к нему. В голове не укладывается, как можно быть таким невероятным и потрясающим. Расплывается в широкой улыбке и смотрит глазами-сердечками, но отчего-то молчит.

– Ну так ну? – после секундной заминки Арсений призывно виляет бёдрами и Антону сносит все тормоза. Он рывком стягивает с себя толстовку, скидывает джинсы сразу вместе с трусами и дёргает дверь душевой на себя. Думает, что его скорости могли бы позавидовать пожарные, но им нужно быстро одеваться на пожар, а не спешно раздеваться при виде соблазнительного голого мужчины. 

Шастун резко разворачивает Арсения, на контрасте аккуратно облокачивает его о раковину и сминает губы в требовательном поцелуе. Беспорядочно покусывая такие податливые губы, он втягивает то одну, то другую, зализывая укусы, чтобы затем вновь и вновь пройтись зубами по такой нежной и тонкой коже. Когда вопрос нехватки воздуха становится крайне актуальным, он отстраняется, тяжело дыша. Опирается лбом об арсеньевский и беспорядочно шепчет что-то бессвязное, пока руки лихорадочно оглаживают такое родное тело.

– Какой же ты... невероятный... соблазнительный... сил моих нет как хочу тебя...

Арсений лишь запрокидывает голову и тихо постанывает, изредка толкаясь в бедро Антона в попытке найти чуть больше стимуляции. Сейчас он воплощает собой олицетворение слова «разнеженность».

Им сносит голову от нехватки друг друга. За последние дни они оба поспали рекордно малое количество времени, а из доступных средств выражений любви были только поцелуи украдкой. Теперь же, когда они дорвались друг до друга, у них нет никакой возможности остановиться. Желания тоже нет. Им предстоит наверстать всё то, что они упустили за время тура. Антон намерен начать прямо сейчас, поэтому он мягко опускается на колени, утыкается Арсению в живот, чувствует его ладонь, мягко поглаживающую волосы, и пытается перевести дыхание. Получается откровенно плохо. Слышит, как Арсений где-то сверху издает смешок, но тут же заслуженно давится воздухом. 

Антон берет сразу глубоко, пропускает в горло и сглатывает. Улыбается, хоть и чувствует неприятное жжение нёба из-за резкости своих движений, но продолжает двигаться в медленном темпе, который так любит Арсений. Неспешно опускается и поднимается, изредка оглаживая головку языком. Слюны так много, что она, смешиваясь с предэякулятом, вязкими потёками спускается по его подбородку, собираясь где-то внизу и, в конечном счёте, стекает на кафель. Но сейчас так откровенно похуй. Единственное важное в данный момент – удовольствие Арсения. Ради него Шастун готов перетерпеть что угодно: и холод плитки, и затёкшую поясницу, и нехватку кислорода. Всё ради того, чтобы его любимый так очаровательно тихо постанывал, так нежно перебирал его вьющиеся волосы и так мелко дрожал всем телом.

– Шаст, стой. Я так скоро кончу, а ты меня ещё не трахнул, – Арсений смотрит так нежно и просяще, что это абсолютно не вяжется с его словами. 

Антон тем не менее встаёт и разворачивает его лицом в сторону окна, облокачивает на раковину, ухмыляется и, медленно проводя членом по ложбинке, спрашивает:

– Что, прям трахнуть? Или может ты хочешь «заняться любовью»? – пискляво коверкает последнюю фразу и шумно выдыхает в ухо Арсению.

– Прям трахнуть. Давай уже, – Арсений виляет бедрами, стараясь хоть немного насадиться на такой твёрдый и желанный член, но Антон крепко держит его, не давая и возможности сделать лишнего движения. Чувствует, как Арсений возбуждается ещё больше от его властности, как учащается и без того шумное дыхание.

– Как пожелаешь, любовь моя, – и на контрасте с нежностью слов резко входит на всю длину члена. Знает, что может это себе позволить, так как на растяжку и так уже было выделено приличное количество времени.

Начинает сразу быстро двигаться, задевая простату, и Арсений срывается уже на громкие, ничем не прикрытые стоны вперемешку с вскриками. Сам подаётся назад, в попытках насадиться ещё глубже, быть ещё ближе. Хрипит, когда Антон сжимает одной рукой его горло, а вторую кладёт ему на член и начинает быстро дрочить. Шастун чувствует, что в таком бешеном темпе дольше десяти минут не продержится. Слишком хорош расплавленный в его руках Арсений, слишком хорошо его стенки сжимают член.

Всё слишком.

Сделав последний глубокий толчок, Антон чувствует, как вскрикивает Арсений и забрызгивает спермой стеклянную перегородку, и затем кончает сам. Придавливает его своим телом и дышит сбивчиво, пытается урвать такие нужные глотки воздуха.

Спустя пять минут, немного успокоившись, спрашивает:

– Арс, и что это сейчас было?

– Вообще-то секс. Ты, как взрослый мальчик, уже должен такое знать.

– Нет, я вообще про ситуацию в целом, с этим номером, перегородкой блядской и перевозбужденным тобой.

– А... это наше с тобой празднование завершение тура. Продолжим?

– Подожди, дай я помоюсь и тогда продолжим, только давай уже на кровати.