С ехидной улыбкой Драко каждую неделю, каждый чёртов традиционный семейный ужин неустанно заявлял своему отцу:
— Я ненавижу Поттера.
Но когда стоило вернувшему после войны и Азкабана свой статус и даже должность в Министерстве Люциусу Малфою попытаться через прежних чистокровных знакомых организовать подставу нового главного аврора Гарри Джеймса Поттера, именно Драко предупредил того о грядущей беде. Более того: самолично помог выявить предателей в самом ближнем кругу аврората с единственным условием - не арестовывать снова отца. Неожиданного осведомителя заместитель Уизли и сам Поттер, разумеется, не сдали и оправдали всё неустанной слежкой на дежурствах и замеченной активности нескольких бывших арестантов. Про Люциуса никто так и не узнал, и тот всё же притаился.
При посещении своей милой подруги Пэнси Паркинсон Драко, стоило той упомянуть их явно похорошевшего и ставшего завидным женихом однокурсника, самодовольно закуривал новые качественные папиросы и высокомерно заявлял:
— Я ненавижу Поттера.
Умалчивая при этом о том, как часто этот самый Поттер смотрел на курящего Малфоя с таким восторгом в глазах, что тот был готов скурить что угодно, лишь бы бывший гриффиндорец продолжал дарить ему такое восхищение собой, облизывал свои покусанные губы в нетерпении, придвигался ближе, еле дыша, обхватывал сзади шею своей властной рукой, пробираясь пальцами в отросшие волосы, и притягивал к себе для крепкого поцелуя с привкусом горького сочного табака.
Стоило очередной болтушке-покупательнице заглянуть в его аптеку за сделанным лекарством для шелковистых волос и упомянуть об очередном храбром поступке “красавчика мистера Поттера”, описанном в “Ежедневном Пророке”, как Драко мягко усмехался и заявлял:
— Простите, но я ненавижу Поттера.
А после вечерней смены в личной аптеке он мчался домой, где гонял по всему дому того самого Поттера, который соврал ему о ходе тактической операции, и на самом деле национальный герой не просто курировал её проведение, а лично полез в атаку на мага, пожелавшего воссоздать нового Волдеморта при помощи древних проклятий, и получил серьёзные ранения. Более того - вместо того, чтобы остаться в больнице, это “гриффиндорское недоразумение” сбежало на работу и всячески пыталось залечить раненое плечо остатками чудодейственной мази, сделанной умелыми руками Малфоя. В конечном итоге Драко его, конечно, догнал и знатно пропесочил, чтобы знал, куда лезть (точнее, “куда не надо лезть, чёртов Поттер, ты хочешь, чтобы я поседел раньше времени?!”).
Всем, кто что-либо спрашивал его о Поттере, упоминал его или хотя бы намёком пытался высказаться о главном авроре - герое страны - женихе года по версии магической прессы, Драко неустанно заявлял:
— Я ненавижу Поттера.
И при этом продолжал раз за разом возвращаться не в снятую ранее неподалёку от Министерства дорогую квартирку, а в такой родной и старинный домик на Гриммо, где его ждал один интересный национальный герой с пронзительно зелёными глазами. И стоило войти в комнату и увидеть в ответ его улыбку - как на душе сразу становилось тепло и спокойно, и ощущение дома - любимого, желанного, родного - окутывало с головой. Безразличны в такие моменты становились наказы отца, плевать на собственные прошлые убеждения, на “неправильность” их отношений с точки зрения общества и семьи, не задумывался и о будущем - хотелось существовать здесь и сейчас.
Здесь и сейчас - в тёплых объятиях любимого человека.
Здесь и сейчас - в таком любимом домике на Гриммо.
Здесь и сейчас - любуясь этой очаровательной улыбкой.
Здесь и сейчас - чувствуя себя любимым рядом с тем, кого любишь сам.
Драко Люциус Малфой мог сколько угодно говорить всем о том, как он ненавидит Поттера.
Но чем больше он говорил другим о ненависти - тем больше самому Поттеру признавался в любви.