Тысяча смертей

Когда Кедавра не работает, они пробуют деревянные колья.

Когда колья не работают, они пробуют лезвия.

      Когда лезвия не работают, истина расплескивается между ними, как огромный бурлящий океан — вечность, неизбежность.

      Они всегда ссорятся за обедом.

      — Думаю, что по крайней мере стоит попробовать, — фыркает Драко, завязывая свои волосы до плеч в узел на макушке, подальше от рта.

      Гарри вздыхает.

      — Я просто не понимаю, как это может быть более мощным, чем Смертельное зелье.

      Драко обдумывает эту мысль.

      — А что, если мы примем в пять раз большую дозу? — Он грызет ноготь мизинца. — В десять раз? Возможно, потребуется время, чтобы вырастить столько арники.

      — У нас есть время.

      — Вы, ребята, типа мастера зелий или что-то в этом роде? — говорит Ужин с дивана. Он коренастый блондин, которого Драко подцепил в баре. Ему это дается легче — он навечно сохранился в своих двадцати трех и с годами стал полностью неузнаваемым. Если люди поддаются неохотно — что происходит редко, учитывая, насколько он хорош в кожаных брюках, — он наклоняется и шепчет: «Вы когда-нибудь задумывались о том, что случилось с великим Гарри Поттером после исчезновения? Потому что я знаю, где его найти».

      — Возможно, нужно попробовать это и Смертельное зелье одновременно, — говорит Драко. — Цианидом шлифануть. Затем Кедавру, когда начнем исчезать.

      — Как хочешь, — говорит Гарри, потягивая свой напиток и глядя на них. — Просто я думаю, что это пустая трата времени.

      Драко прищуривается.

      — А могло бы не быть пустой тратой времени, если бы ты приложил хоть какие-то усилия.

      — О, да, — говорит Гарри. — Я определенно не прилагаю никаких усилий.

      Ужин сдвигается на диване и ставит свой напиток на кофейный столик.

      — У вас тут, ребята, происходит какое-то странное дерьмо, — говорит он заплетающимся от выпитого языком. — Думаю, мне пора.

      Драко толкает его на диван и седлает.

      — О, но мы еще не закончили с тобой.

      — Черт, — выдыхает Ужин. Его пальцы обхватывают талию Драко, поднимаются вверх по спине, затем вниз — сжимают ягодицы. Драко хватает его, прижимая руку к стене за диваном, и тихо стонет, когда Ужин ставит засос на его горле. Драко запускает руку в волосы Ужина, крепко сжимает и медленно лижет длинную линию на его шее.

      Гарри закатывает глаза. Драко всегда любит играть со своей едой.

      Смертельное зелье было их первой попыткой пять, или десять, или, может, пятьдесят лет назад. Гарри проснулся от того, что Драко варил его на кухне их первой квартиры, когда они еще жили в Лондоне.

      — На всякий случай, — сказал ему Драко. — На всякий случай, если оно нам понадобится.

      Зелья годами лежали в своих мешочках, два одинаковых флакона, внутри которых кружилась Закупоренная ночь. Гарри иногда смотрел на них, когда вытирал кровь с ковра, или наблюдал, как Драко тщательно расчленяет тела, собирая их под чарами Стазиса в коробки под раковиной, которые выбрасывал в Темзу раз в неделю, как выносил мусор.

      — Нам оно не понадобится, — сначала сказал Гарри. Вся эта наивность, вся эта надежда.

      Гарри понял, что Драко сварил зелья в качестве подарка где-то между своим первым и пятидесятым срывом. Поначалу они происходили так часто, что у тонкого терпения Драко просто не было шансов.

      Это случилось после того, как он пришел домой в сотый раз, чтобы найти Гарри, борющегося с корчащейся жертвой — молодой маглой, которую он заманил в их квартиру. Иногда даже звериного голода было недостаточно, чтобы заставить себя вцепиться зубами в плоть.

      Женщина закричала, увидев Драко, взмолилась о спасении, а он смотрел на разворачивающуюся сцену. Она вывернулась из хватки Гарри, смаргивая слезы. Драко опустился на колени рядом с ней, схватил ее за волосы и впился зубами в горло с бесстрастной легкостью привычки.

      Гарри упал навзничь и смотрел, как Драко пьет, а длинная линия его горла колеблется с каждым глотком. Глаза женщины распахнулись в ужасе, затем затуманились и наконец закрылись. Драко выпрямился с горящим в глазах раздражением, когда поднял голову женщины за волосы, с кончиков которых капала кровь.

      — Пей, — сказал он Гарри, бросив взгляд на полумертвое тело, — пей.

      Голод разъедал Гарри изнутри, как будто тело переваривало само себя из необходимости. Он зашаркал прочь. Драко схватил его за запястье — пальцы впились так сильно, что остались синяки. В нем всегда было меньше всего от человека после кормления.

      — Гарри, — прошипел он. — Пей.

      Гарри попытался вырваться, но Драко держал крепко.

      — Гарри, если ты не…

      У Гарри закружилась голова от голода и отвращения. Драко сердито фыркнул, а затем толкнул его на пол, оседлав талию. Бесполезно было пытаться бороться — он был слаб.

      Драко одной рукой прижимал Гарри к полу, а другой поднес запястье женщины ко рту. Он проколол его зубами, а затем протолкнул кровящую рану в рот Гарри. Всхлипы жалких возражений смешивались с кровью, льющейся в горло, когда Гарри бесплодно боролся с твердой рукой Драко. Драко смотрел на него сверху вниз с совершенно невыразительным выражением лица, когда движения Гарри замедлились, и опьяняющее очарование свежей крови омыло тело.

      Драко отпустил безвольное запястье женщины. Гарри закашлялся медью, перевернувшись на руки, когда сила ее закипела внутри него, гася жажду. Драко прижал металлический поцелуй к дрожащему виску Гарри, а затем звуки удаляющихся шагов заполнили комнату, когда тело рядом с ним стало окоченевшим и холодным.

      Сначала Гарри думал, что никогда не сможет стать таким черствым, как Драко. Но время показало, что это просто заняло у него большее количество лет.

      К тому моменту, когда они наконец согласились попробовать Смертельное зелье, это решение было принято не из чувства вины. Не из необходимости переезжать каждые пять лет или наблюдать, как друзья, с которыми они оставались в контакте, стареют и умирают.

      Из скуки.

      Они сидели на полу своей квартиры в Праге, коробки были упакованы и уменьшены перед их десятым переездом. Драко нашел зелья во время упаковки, и ни один из них не смог придумать веской причины не попробовать.

      — А что, если это сработает? — тихо спросил Гарри, наблюдая, как Драко откупоривает один флакон, затем другой.

      Драко не смотрел на него.

      — А если нет?

      Драко, должно быть, знал, что это не сработает. В противном случае он поцеловал бы Гарри в последний раз, прежде чем броситься в это с головой. Наполненные ядом, они лежали на полу квартиры, прижавшись плечами друг к другу и глядя в потолок.

      — Может, оно работает медленно, — сказал Гарри.

      — Нет.

      — Возможно, оно сработало, — сказал Гарри. — Может, мы уже мертвы.

      Драко оглядел комнату, облупившуюся краску и ободранную мебель, бежевые стены, которые напоминали их предыдущую квартиру, и квартиру до предыдущей, и ту, что была до нее.

      — Может, — сказал он. — Я мог бы, конечно, поверить, что это ад.

      И вот так, много лет подряд они делали только это: трахались, кормились и пытались умереть.

      Деревянные колья кажутся очевидным способом, но, возможно, слишком очевидным, чтобы сработать.

      — Подожди, — говорит Гарри с колом в руке, оседлав Драко на диване. — Если это сработает, как я должен умереть?

      Драко улыбается ему.

      — Уверен, если это сработает, ты сможешь найти дружелюбного охотника на вампиров, который поможет тебе.

      Гарри смотрит на оружие, острое, но слишком тупое, чтобы резануть чисто. Он проводит рукой по обнаженной груди Драко под расстегнутой рубашкой. Желудок сжимается.

      — Я не уверен.

      Драко берет его за бедра, потираясь о него.

      — Давай, детка, — мурлычет он. — Воткни его в меня.

      У Гарри перехватывает дыхание.

      — Кажется, ты думаешь совершенно не о том.

      Драко смеется.

      — Мы вернемся к этому позже, — говорит он. — Давай. — Его лицо кривится в сардонической гримасе. — Или ты боишься?

      Гарри вонзает кол в его сердце. Глаза Драко распахиваются, короткий вдох вырывается из губ, полузадушенный болезненный крик — из горла. Драко расслабляется под ним, глаза закрываются. Голова поникает в сторону.

      — Драко, — шепчет Гарри. — Драко. — Он хватает Драко за плечи, слегка встряхивая. Драко остается неподатливым под его прикосновением. — Драко, — шепчет Гарри, паника разливается ледяным окоченением в грудной клетке, когда он гладит холодное лицо Драко, его волосы. — Я… блять, — задыхается он. — Стой… Драко…

      Лепет Гарри прекращается, когда он замечает улыбку, играющую на губах Драко.

      — Ты ебаная задница, — ворчит Гарри.

      Драко задыхается от боли, когда Гарри выдергивает кол из его груди. Они вместе смотрят, как обнаженные красные мышцы и сухожилия медленно поглощаются идеально зажившей плотью.

      Обычные пули мало на что способны. Серебряные пули разбрызгивают такое же количество крови и разводят такой же беспорядок в их квартирах, но оставляют их такими же безумно живыми.

      — Думаю, это больше для оборотней, — небрежно говорит Драко с кухонного пола, вываливая серебряные патроны из патронника револьвера, который они взяли у одного из своих Ужинов.

      В голове Гарри гудит — залатывается дыра, которую пуля Драко проделала между глазами. После щелчка спускового крючка, но перед тем, как снова моргнуть в свете флуоресцентных ламп кухни, Гарри видел то, что видел всегда: темноту и тишину. Шепот смерти был достаточно близко, чтобы попробовать его, но все еще вне досягаемости.

      Удушение больше подходит для удовольствия. Они знают, что это не сработает, но безусловно нельзя упустить возможность схватить друг друга за горло. Драко продолжает корчить глупые рожи, пока Гарри сердито смотрит на него, крепко впиваясь пальцами в гортань: надувает щеки, закатывает глаза, высовывает язык в глупой карикатуре на смерть.

      — Стой, стой, стой, — наконец говорит он, отталкивая Гарри и перекатываясь сверху, обхватывая прохладными пальцами его горло. — Теперь моя очередь.

      Гарри надеется утонуть. Драко предлагает Большое озеро для потомков, но Гарри не хочет травмировать первокурсников. Поэтому они пробираются в бунгало на юге Испании, осушают официанта из тапас-ресторана, привязывают шлакоблоки к лодыжкам и левитируют их на глубину.

      Но оказывается, что дыхание — это скорее привычка, которую они не переросли, чем что-то необходимое, чтобы остаться в живых. Проведя почти час на темном дне океана, наблюдая, как друг друга колышет невидимыми волнами, Гарри разрывает веревки беспалочковым, и они плывут к свету.

      Иногда Гарри просыпается с наступлением сумерек, поворачиваясь, чтобы посмотреть, как Драко медленно пробуждается ото сна. Он прислушивается к медленному ритму его дыхания, заглушенного звуками городской жизни, льющимися сквозь всегда тонкие стены их всегда дерьмовых квартир.

      И он надеется. Надеется, ради Драко, что тот сейчас окружен не сном, а милосердием смерти.

      Гарри никак не может заставить себя спросить, почему Драко сделал это, и почти никогда не позволяет себе удивляться. Гарри не знает, хотел ли он спасти его жизнь или его просто одолел запах крови.

      Он может вспомнить ту ночь только вспышками: белизну волос и кожи в лунном свете, безумную взбудораженность на лице, на десять лет моложе, чем должно было быть. Он склонился тогда над Гарри в темном переулке, когда жизнь медленно покидала его после неудачной аврорской миссии, или нападения мстительного Пожирателя Смерти, или, может, случайного удара магловским ножом. Гарри никак не мог вспомнить.

      Гарри едва почувствовал резь от зубов Драко, впившихся в его шею. Когда Драко проткнул свое запястье и прижал рану ко рту Гарри, он едва почувствовал вкус его крови.

      Большую часть времени Гарри думает, что Драко действовал из милосердия — или, по крайней мере, он так думал. Но иногда, когда просто не получается этого отрицать, Гарри позволяет правде накрыть себя с головой.

      Это было не милосердно. Это было эгоистично. Драко не хотел оставаться один.

      — Что-то большое, — говорит Драко за стаканом дешевого скотча после их следующего переезда. — Что-то, где мы окажемся разрезанными на миллион разных частей.

      Звуки быстрого турецкого наполняют бар. Гарри и забыл, что они в Турции. Он все еще работал над своим немецким. Гарри выжидает как можно дольше дней между кормлениями, и от этого оказывается в замешательстве и полуобморочном состоянии почти все время.

      — Взрыв, — рассеянно говорит он.

      Драко обдумывает это и кивает.

      — Тогда, возможно, мы не сможем исцелиться.

      — Не знаю, — говорит Гарри. — Стоит попробовать, думаю.

      Драко медленно изучает его.

      — Тебе нужно поесть. — Он бросает взгляд поверх бара. — Там полно народу. Я мог бы найти кого-нибудь.

      Гарри качает головой. Сглатывает.

      — Честно, я в порядке.

      Драко находит его час спустя, соскабливающего кровь с пола туалета.

      — Блять, — шипит он, переступая через труп.

      Гарри так глубоко укусил мужчину за шею, что его голова наполовину оторвалась от тела и стала видна белая кость позвоночника.

      — Из-за тебя нас поймают, — говорит Драко, поворачивая подбородок мужчины в ладони, как будто выбирает свежий кусок мяса в мясной лавке.

      — Хорошо, — говорит Гарри. — Тогда, может, они убьют нас.

      Драко считает, что в Америке будет легче раздобыть взрывчатку, и он прав. Гарри понятия не имеет, где Драко достал бомбу, но это не имеет значения, потому что она оказывается бесполезной. Она сносит Драко несколько пальцев, а Гарри теряет ухо, и у обоих зияющие дыры в груди, а куски оттуда разбросаны по пустыне. Но их тела все еще слишком целы, и все это отрастает снова.

      Они оказываются в каком-то номере мотеля в Юте или Западной Дакоте. Гарри не успевает за технологиями настолько, чтобы знать, как управлять большим запутанным телевизором, поэтому просматривает все туристические брошюры, которые стащил из вестибюля. Он читает о верховой езде, уроках деревообработки и родео и думает обо всем, что нужно было сделать, о чем они, пытаясь умереть, совершенно забыли даже думать.

      Драко возвращается в комнату с двумя мужчинами лет тридцати, блондином и рыжим, одетыми в какую-то нелепую модную одежду, которую Гарри не понимает.

      — А ты западаешь на мужчин постарше, — говорит рыжий, оценивая Гарри.

      — Он скорее мой папик, — невинно объясняет Драко.

      Драко накладывает на обоих Империус и ставит их по обе стороны пыльной кровати, как тряпичные куклы. Он начинает с рыжего.

      — Нам не нужны были двое, — говорит Гарри.

      Драко смотрит на него, вытирая кровь тыльной стороной большого пальца.

      — Считай это десертом.

      Драко иногда делает так — упивается кровью. Он возбуждается от этого, как будто в его теле слишком много силы. Он приканчивает рыжего, пока Гарри смотрит, желудок урчит, и эхо отскакивает будто от стен пещеры. Драко локтем сбрасывает труп с кровати и толкает Гарри на матрас.

      — Мне нужно, чтобы ты покормился, — шепчет Драко в шею Гарри, расстегивая ширинку. — Ты голоден.

      — Я не голоден.

      Драко тянется к брюкам Гарри и обхватывает прохладной рукой его член. Гарри делает короткий вдох.

      — Для меня, Гарри.

      У Гарри перехватывает дыхание. Так было тысячу раз, миллион. Но он все еще теряется в ловких пальцах Драко, тепле рта, когда он касается его шеи.

      — Ты зачахнешь и умрешь.

      Гарри усмехается. Драко замирает и смотрит на него сверху вниз. Гарри протестующе стонет, когда Драко убирает руку, слезая с него.

      Блондин стонет под Империо, когда Драко прижимается ртом к его шее. Малиновые капли стекают по коже, впитываясь в воротник. Гарри приподнимается на локтях, но Драко прижимает его обратно к кровати, впиваясь пальцами в грудь, как пятью кинжалами. Блондин переваливается через край кровати, проливая кровь на пол. Драко стягивает с Гарри трусы и отшвыривает их, а потом раздвигает ему ноги. Он наклоняется, чтобы соединить их губы в металлическом поцелуе, толкая два нетерпеливых пальца в Гарри, прежде чем тот вообще успевает осознать это.

      — Черт, — шепчет Гарри, когда скользкое тепло беспалочкового Смазывающего заклинания позволяет Драко протолкнуть пальцы глубже, медленно растягивая его. — Дра…

      Драко вытаскивает пальцы. Наклоняется для еще одного поцелуя, прежде чем быстро войти своим членом. Гарри издает что-то похожее на крик и кусает Драко над воротом.

      — Не там, дорогой, — шепчет Драко.

      Гарри стонет от знакомого растяжения, когда Драко входит так глубоко, как только может, и останавливается. Драко подносит свое запястье ко рту, впиваясь зубами в кожу, пока кровь не вытекает из уголков его губ.

      Гарри смотрит сквозь дымку похоти, хныча, когда безуспешно пытается трахнуть себя членом Драко. Драко посмеивается, слегка двигаясь внутри, а затем прижимает свое кровоточащее запястье ко рту Гарри. Кровь Драко на вкус как все в этом мире. Она сладкая и богатая, льющаяся в горло Гарри, как древний эликсир. Гарри чувствует, как она электризует каждую клеточку его тела, наполняя огнем из глубины его ядра.

      Драко наконец устанавливает устойчивый темп. Гарри стонет, пальцы впиваются в предплечье Драко, а зубы — в плоть.

      — Вот так, любовь моя, — шепчет Драко, пока в голове Гарри взрывается сверхновая, а сам он — теплый и полный сытости и удовольствия. — Пей.

      Драко спит весь следующий день. Когда он наконец просыпается, в его сонных глазах есть что-то неузнаваемое, что-то, что всегда появляется после того, как он позволяет Гарри кормиться от него — мягкость, человечность.

      Гарри забирается на жесткую кровать мотеля и притягивает Драко к себе, прислоняясь к изголовью. Драко вздыхает в его грудь. Гарри задается вопросом — как часто делает, — на что это может быть похоже. Если бы они с Драко нашли свой путь друг к другу, когда им обоим было двадцать три — столетие назад или два. Когда они были людьми.

      — Мы не пытались совершить самосожжение, — бормочет Драко. — Может быть весело.

      — Было, — говорит Гарри. — В автомобильной катастрофе. Машина загорелась. Разве ты не помнишь?

      Драко испускает еще один долгий вздох.

      — Это было давно.

      — Это было на прошлой неделе.

      — Точно, — говорит Драко. — Можно попробовать съедение волками.

      — Кажется, это будет щекотно.

      Драко пыхтит в его бок.

      — Я никогда ничего не добьюсь с тобой.

      Гарри запускает пальцы в волосы Драко.

      — У нас есть время, чтобы понять это.

      Драко смотрит на него, глаза скользят вниз по его лицу и обратно.

      — Ты прав, — говорит он отстраненным голосом, как будто находится за много миль отсюда. — У нас есть все время мира.

      Этот уголок Америки почти пуст, и это хорошо, потому что Гарри больше не может общаться с людьми. Все в них меняется слишком быстро: то, как они одеваются, то, как они говорят, то, как они думают, их технологии. Они снимают дерьмовую квартиру в Ларами, а затем дерьмовую квартиру в Абердине, а затем дерьмовую квартиру в Теллуриде, и между прочим пытаются умереть.

      Гарри сидит на пыльной земле в поле и смотрит, как Драко шагает под приближающийся поезд. Он наблюдает, как Драко спрыгивает с моста в ста футах над рекой Колорадо, падая в бурлящую воду, как дождевая капля. Он наблюдает, как Драко дерется с незнакомцами на парковках большегрузов, водители которых избивают его до полуживого состояния, приправляя все это безжалостным смехом, а затем отряхивается, чтобы превратиться из добычи в хищника. Каждый раз Гарри приходит в голову, что это может быть последний раз, когда он видит Драко живым. Но любой клочок печали, который он может почувствовать, вытесняется завистью.

      Они сидят на краю эстакады, когда сумерки переходят в ночь, передавая бутылку водки друг другу и наблюдая, как внизу проезжают машины. Драко забирается на перила, идет по ним, как по канату, вытянув руки в стороны для равновесия.

      — Может, если нас проглотит что-то действительно большое, например, кит, он переварит нас.

      — С ферментами более мощными, чем бомба, — с опаской говорит Гарри.

      Драко хмурится.

      — Может, какая-нибудь болезнь. Рак.

      Гарри берет бутылку из его дрожащих рук и наклоняет ее.

      — Как ты сможешь специально заболеть раком?

      — Или, может, передозировка. Я уверен, у маглов есть много таблеток.

      — Может, нам стоит просто сдаться.

      Драко останавливается на перилах, глядя на Гарри так, словно никогда не видел его раньше.

      — Ты знаешь, какой сейчас год?

      Гарри колеблется.

      — Нет. А ты?

      — Ты знаешь, сколько тебе лет? Ты хоть знаешь, когда у тебя день рождения?

      Гарри смотрит вниз на автостраду, слушает гул машин, проносящихся под ними, видит яркий свет фар, когда они приближаются, прежде чем исчезнуть в темноте.

      Драко присаживается на парапет, как кошка, глядя на Гарри.

      — Ты помнишь это? Что-нибудь из этого? — спрашивает он. — Ты помнишь нашу школу? Твоих друзей? Войну?

      Все это сбилось в туманное облако в голове Гарри. Он говорит себе, что это вплетено в его существо, даже если он не помнит все это точно. Вот, что он говорит себе.

      — Это не жизнь, Гарри.

      — Я помню тебя, — говорит Гарри.

      Драко неопределенно хмыкает. Встает.

      — Половину времени ты меня терпеть не можешь.

      — Это неправда, — лжет Гарри.

      — Ты едва можешь стоять на ногах.

      Гарри гримасничает.

      Драко снова мелодично напевает.

      — Может, дело не в одной большой смерти, — говорит он. — Может, если мы умрем тысячу раз, то в конечном итоге останемся мертвыми.

      Гарри осушает бутылку водки. Она обжигает горло, но этого недостаточно, чтобы заглушить голодную боль в груди.

      — Мы были бы счастливчиками.

      Улыбка дергает губы Драко. Он разводит руки и подмигивает Гарри.

      — Можно только мечтать.

      Он опрокидывается с моста, падая в ночь внизу. Гарри слышит только хруст. Смотрит вниз и видит переломанное тело, освещенное фарами автомобиля, который отчаянно, но слишком поздно сворачивает в сторону, переезжая его.

      А потом — ничего.

      Затем фигура в темноте, отряхиваясь, идет по дороге.

      Драко иногда исчезает, но в конце концов всегда возвращается. Гарри говорит себе, что тот теряет счет времени, когда уходит, и именно поэтому ему требуется так много дней, чтобы вернуться. Он говорит себе, что Драко не уйдет навсегда.

      Они были вместе годами, или десятилетиями, или столетиями. Те немногие части себя, которые Гарри когда-либо пытался скрыть от Драко, давно всплыли на поверхность. Но Гарри чувствует, что в Драко есть то, чего он никогда не узнает, стороны его личности, которые никогда даже не замерцают в тенях.

      Гарри иногда пытается спросить, но Драко никогда не рассказывает о том, как его обратили.

      Когда он копается на затворках своего разума, туманная временная шкала встает на место. Двадцать три. Год, когда два его лучших друга поженились. Год, когда он был назначен заместителем Главного аврора. Год, который начал последнее десятилетие его человечности.

      Но Гарри с трудом может вспомнить свою жизнь тогда, не говоря уже о Драко.

      Сначала Гарри предположил, что Драко не говорит об этом, потому что это рана, но даже самые глубокие раны заживают со временем. Теперь Гарри принял очевидную истину: Драко не говорит об этом, потому что это не было несчастным случаем, это не было случайностью. Драко не говорит об этом, потому что он хотел этого, искал или, может, даже боролся за это — за обещание бессмертия. А теперь он отбывает свое пожизненное заключение, которое выбрал сам, а Гарри играет свою роль рядом с ним.

      В конце концов Драко появляется снова, возвращаясь в их дерьмовую квартиру в Спокане через неделю или пять со стайкой двадцатилетних.

      — О, ты прав, — говорит одна из девушек, когда они входят в квартиру. — Он милый.

      — Он похож на моего отца, — говорит другая.

      Гарри вскакивает с дивана.

      — Драко, — говорит он. — Это слишком много.

      Двадцатилетние шатаются по квартире, выглядя немного взвинченными. Драко опускается на диван рядом с Гарри, обнимает его за шею и целует в челюсть, как будто они одни в комнате.

      — О, это не еда, — говорит Драко. — Это наши новые друзья.

      Гарри отталкивает его от себя. Он сразу же замечает это в поведении подростков, в том, как они осматривают квартиру, как будто видят все в первый раз. Он сам помнит, как это было в начале. Энергия, сила. Мощь.

      — Драко, — выдыхает Гарри. — Ты не сделал этого.

      — Мы правда сгорим на солнце? — спрашивает одна из них с резким американским акцентом. У нее густые каштановые волосы, и она напоминает Гарри человека, которого он когда-то знал.

      — Большая часть всего этого — вздор, — говорит Драко. Он целует Гарри в щеку. — Вам не нужно беспокоиться. На самом деле умереть довольно трудно.

      — Это охрененно круто, — говорит другая. Гарри едва слышит это из-за шума крови в ушах. — Я собираюсь подняться на вершину горы Ренье.

      — Я еще даже не голодна, — с любопытством говорит первая девушка.

      — Не волнуйся, дорогая, — говорит Драко. — Будешь.

      Гарри отталкивает Драко, поднимаясь на ноги.

      — Убирайтесь.

      Двадцатилетние выглядят пораженными. Одна из них смеется, опьяненная головокружительной властью.

      — Он милый, но типа мудак.

      — Убирайтесь, — снова говорит Гарри. Дверь распахивается позади них.

      — Вау, — говорит одна из них. — Я не знала, что мы можем делать так.

      Драко булькает от смеха на диване.

      — Убирайтесь к черту из моей квартиры, — рычит Гарри.

      Двадцатилетние быстро трезвеют. Одна из них тянет другую за руку, и все они медленно выходят их квартиры.

      — Повеселитесь! — кричит Драко, когда последняя закрывает за собой дверь.

      Гарри поворачивается к нему.

      — Ты… — заикается он, разъяренный. — Ты, блять…

      Драко надувается.

      — Я просто подумал, что нам не помешает компания, — говорит он, уныло глядя на дверь. — Тебе не нужно было быть с ними таким грубым.

      — Драко, — говорит Гарри. — Они дети. Они были детьми. Они… — он бросает взгляд на дверь. — Блять. Это пиздец. Даже для тебя.

      — Ах, им будет весело, — бесстрастно говорит Драко. — Очень весело. А потом им будет очень скучно. — Он тянет Гарри за талию, сразу же трогая ширинку и глядя на него остекленевшими серебряными глазами. — Я скучал по тебе.

      Гарри хватает его за запястья.

      — Ты больной.

      Драко встает и целует губы, двигаясь к челюсти и горлу, когда Гарри отстраняется.

      — Отвали от меня, — рычит он.

      Драко прижимает его к стене. Гарри переворачивает их, ударяя Драко достаточно сильно, чтобы раздробить кости запястий, которые он зажимает. Драко крепко зажмуривается, а затем открывает глаза, ухмыляясь.

      — Что ты собираешься делать? — говорит он, и смех эхом отдается в его груди. — Убить меня?

      — Пошел ты, — говорит Гарри. Он отпускает запястья Драко и падает на пол, роняя голову на руки.

      Драко целует пальцы Гарри, его волосы.

      — Ну же, любовь моя, — бормочет он. — Имей чувство юмора. Не похоже, что тебя это заботит по-настоящему.

      Гарри опускает руки от лица. Его глаза расфокусированы, когда он смотрит на комнату вокруг них. Облупившаяся краска. Бежевые стены.

      Драко забирается на колени Гарри, седлает его у стены, продолжая ласкать челюсть и шею губами.

      — Они тебе безразличны, — шепчет он Гарри в горло. — Тебя ничего не заботит.

      — Меня заботишь ты, — говорит Гарри. — Это пиздец. Меня волнует, что ты делаешь.

      Драко отстраняется.

      — Ты не заботишься обо мне.

      Гарри немедленно качает головой. Иногда трудно заботиться, как будто все это было стерто из него за прошедшие годы, потеряно в крови и времени. Но если не заботиться о Драко, то ему не о чем будет заботиться.

      — Ты ошибаешься, — говорит Гарри. Он притягивает Драко в свои объятия. Драко наклоняется к нему, утыкаясь лицом в изгиб шеи. Гарри чувствует, как он дрожит. И внезапно понимает, почему Драко это сделал. — Я забочусь о тебе, — говорит Гарри в светлые волосы. — И всегда буду. Всегда.

      Драко неподвижен и тих, тепло прижимаясь к телу Гарри. Гарри чувствует, как сердце Драко, будто бы лишнее, бьется в его груди.

      — Хорошо, — говорит Драко.

      — А ты заботишься обо мне.

      Драко тихо дышит ему в шею.

      — Хорошо, — шепчет он.

      — Хорошо, — говорит Гарри.

      Он осторожно опускает Драко на прохладный кафель их дерьмовой квартиры. Драко скулит, когда его спина касается холодного, а затем снова, когда пальцы Гарри растягивают его, и снова, когда Гарри полностью заполняет его. Если бы мог, Гарри спрятал бы это, эту мягкость, эту уязвимость, чтобы напоминать себе, кем на самом деле является Драко под всем этим, чего он хочет.

      Он хочет знать, что не одинок.

      Идея приходит в голову Гарри сначала смутным образом, становясь крепче несколько месяцев или лет, как камень, отшлифованный волнами океана.

      К тому времени, когда идея формируется во что-то твердое, Гарри думает, что это может сработать. Поэтому он берет Драко сначала на побережье Орегона, под секвойи, а затем вниз к солнечным берегам Калифорнии. Он упивается этим. Волосы Драко убраны с молодого лица. Драко неохотно одевается во фланелевую униформу региона, свирепо глядя на него за солнцезащитными очками. Драко среди древних деревьев или с закатанными джинсами и погруженными в океан ногами. Драко, лишенный своей обычной иронии, глубоко вдыхает насыщенный горный воздух, наблюдая, как солнце сжигает розовое и оранжевое небо над океаном.

      Часть Гарри думает, что это прекрасное зрелище может спасти их, что это может заставить их решить, что стоит продолжать, но это не так. Закаты прекрасны, потому что они заканчиваются.

      Они пробираются в пустой пляжный домик в Монтерее, стены которого полностью стеклянные, достаточно тонкие, чтобы казалось, что шум океанских волн накатывает на дом. Гарри заносит Драко через порог и кладет его на роскошную белую кровать. Драко тих, как будто знает, что будет дальше.

      Драко молчит некоторое время после того, как Гарри рассказывает ему. Он использует грудь Гарри как подушку, его тихое дыхание смешивается с эхом волн снаружи.

      — Хорошо, — наконец соглашается он. — Это может сработать.

      — Есть только один способ узнать, — бормочет Гарри.

      Драко поднимается. Его глаза блестят, как будто он где-то далеко отсюда.

      — Давай попробуем.

      — Здесь? — шепчет Гарри. — Сейчас?

      Драко невесело смеется.

      — Чего нам ждать?

      Гарри шевелится под ним, осторожно переворачивая его на спину.

      — Знаешь, если это сработает, — говорит Драко, — ты будешь один. Я не смогу…

      — Я знаю, — кивает Гарри. Сердце стучит в ушах. — Я разберусь.

      — Хорошо, — говорит Драко.

      Гарри наклоняется и целует его. Его губы такие же теплые, как и в первый раз, такие же мягкие. Гарри ненадолго отстраняется, а затем снова соединяет их губы.

      — Мы застрянем так на весь день, — бормочет Драко.

      — Я люблю тебя.

      Драко приподнимается, чтобы поцеловать его снова.

      — Ладно, — говорит он. — Давай.

      Гарри опускает свои губы к челюсти Драко, прижимаясь поцелуями к мягкой коже, а потом касается горла. Он чувствует, как учащается пульс Драко, когда он впивается пальцами в его спину.

      — Гарри, — шепчет он. — Я готов.

      Гарри кусает.

      Драко неглубоко вдыхает, а затем выдыхает. Пальцы расслабляются на спине Гарри, медленно поглаживая ее, пока он пьет. Кровь фонтаном хлещет в горло Гарри, освещая его изнутри, и Драко медленно расслабляется на кровати. Гарри пьет, и пьет, и пьет. Руки Драко опускаются по бокам. Из горла вырывается тихий стон. Его пальцы сжимают простыни. Гарри игнорирует это. Поток крови постепенно замедляется, пока Гарри не приходится сильно втягивать ее. Он находит руку Драко в простынях и переплетает их пальцы. Уже холодные, как лед.

      Драко задыхается под ним, а затем издает долгий затрудненный вдох. Гарри пьет. Он чувствует, как это течет через него — энергия, жизнь, а кожа Драко становится холодной и окоченевшей, как будто все это переходит из умирающего тела Драко в него. Он пьет, пока почти ничего не остается, а затем пьет еще. В конце концов, тело Драко настолько костенеет, что если в нем и остается кровь, то нет никакой надежды высосать ее. Но Гарри все равно старается. Следит за тем, чтобы ничего не осталось.

      Затем поднимается с кровати. Драко лежит там, окоченевший и холодный, волосы разметались по подушке, глаза полуоткрыты, как будто он засыпает. Гарри вытирает рот тыльной стороной ладони.

      Солнце исчезает за окнами, быстро приближаясь к финальному закату. Оно окрашивает комнату в желтый цвет, потом медленно гасит собственный свет, а Драко лежит там в своем угасающем сиянии.

      Комната становится черной. Гарри понимает, что, возможно, стоит там часами. Драко не двигается. Он холодный на ощупь. Желудок Гарри переворачивается, полный горящей крови. Он поднимает одеяло до шеи Драко и убирает волосы с его лица. Когда он целует его в лоб, губы холодеют.

      Гарри идет на пляж босиком. Мир пахнет богато, как будто морская соль взвешена в воздухе, а дневная жара захвачена ветром. Густые хлопковые облака скрывают луну и звезды, их свет пробивается сквозь туманные пятна. Гарри сидит на берегу, позволяя воде плескаться, захватывая песок, у его ног.

      Гарри не ожидал, что это сработает. Но ожидал, что если это произойдет, то он почувствует себя опустошенным. Не так, как это было, когда Драко уходил, а как потеря конечности, или как вечный свет, исчезающий вдали, как будто часть его умерла. Он надеялся, что в нем будет убито достаточно, чтобы ему не пришлось чувствовать всепоглощающую печаль от реальной смерти.

      Ритм волн погружает разум Гарри в пустоту. Еще будет время скорбеть. Не будет ничего, кроме времени, чтобы скорбеть. У него достаточно времени, чтобы наблюдать за движением темного океана, за огромной пустотой.

      Звук приближающихся шагов едва перекрывает шум волн. Беспорядок светлых волос Гарри замечает краем глаза. Драко падает на берег рядом с ним.

      — Хорошая попытка, — говорит он.

      Гарри приподнимает очки тыльной стороной ладони, сдвигая их на носу. У него перехватывает дыхание. Драко обнимает Гарри за плечи, кладет руку ему на грудь. Он все еще холодный. Такой холодный.

      — Все в порядке, — говорит он. — Я здесь.

      Гарри всхлипывает от смеха.

      — Извини, — говорит он. — Думаю, это означает, что я облажался.

      Драко обнимает Гарри за шею, качая головой у его груди. Гарри обнимает его обеими руками, такого холодного, такого окоченевшего.

      — В любом случае, было не очень весело, — бормочет Драко, наблюдая за волнами. — Честно говоря, было довольно скучно.

      — Да, — говорит Гарри, и одно из бесплотных воспоминаний охватывает его. — Кажется, припоминаю что-то.

      — Очень скучно, — повторяет Драко. Он сцеловывает соленую слезу с поцелованной морем щеки Гарри. Океанский воздух медленно согревает, но его губы все еще холодны. — На самом деле, — говорит Драко между поцелуями, — я не уверен, что мне понравилось.

      Гарри смеется одними губами.

      — Хорошо, — говорит он. — Пока отложим это.

      — Мы можем вернуться к этому в следующем тысячелетии, — бормочет Драко. Он забирается на колени Гарри, обнимая его за шею. — А сейчас, — говорит он, — можно мне вернуть часть?

      Гарри смеется с облегчением, усталостью и страхом. Он опускает воротник рубашки, дрожа, когда Драко касается холодным поцелуем его кожи. У него перехватывает дыхание от острых зубов, прокалывающих плоть, веки закрываются, когда Драко медленно согревается в его объятиях.

      Драко пьет и пьет. Шум крови, струящейся по телу Гарри, смешивается с ревом океана и растворяется в абсолютном ничто.