— Я хочу это видеть.
— Что?
— Как ты покончишь с собой. Другого выхода у тебя нет. Ты же лучший снайпер.
***
Десять лет назад началось то, что даже двадцать лет воинской службы на благо Соединенного Королевства в Индии и Афганистане, в жарких пустынях, не имея с собой иногда даже питья и воды (а скорее, растраченных понемногу во время длительных путешествий зачастую без транспорта из одной части страны в другую), покажутся просто замечательнейшей работой.
Десять лет назад меня взял на работу Джеймс Мориарти.
Уже тогда он начинал управлять картой мира так, как ему заблагорассудится. Он словно вырезал страны из атласа, кромсал их на маленькие кусочки, а затем на чистый белый лист клеил их так, как хочется, создавая новые безумные государства. Порой рисовал сумасшедшие стрелки, сталкивая людей друг с другом, устраивая массовые беспорядки. Или же он играл с правительством Великобритании (да и любой другой страны, кстати, тоже) партию в шахматы. Ему было плевать, какими играть — белыми или черными, Джеймс все равно заранее знал все ходы противника и устраивал ему бесподобный мат, превосходно обходя руководящую рать в несколько ходов. Хотя, Мориарти не был бы Мориарти, если бы не любил издевки. Порой в хитрой партии он подпускал к себе верхушку власти так близко, что казалось, вот-вот — и шахматной доской будет править как бы добрая сторона, само правительство, победно вскинет руки и поставит мат черноглазому хитрецу Джеймсу. Да как бы не так, он любит грани, и частенько в таких партиях ходит по лезвию ножа, на конце иголки, на самом краю перед бездной, которая может спустя мгновение его поглотить и разрушить хитросплетенную преступную паутину, которую Мориарти так долго строил. Но каждый раз этот ход является гениально продуманным, и такой манерой он ловко обходит противника, кто бы то ни был — правительство, президент, простой игрок или же пресловутый Шерлок Холмс. Мориарти всегда знал, что делает, ради своей цели он подводил себя к краю, подпускал ближе, но каждый раз ловко выигрывал и оставлял всех с носом. Кто-то даже не подозревал, что проиграл, радовался мнимой победе, а потом не мог понять, почему все вокруг него начинает разрушаться прямо на глазах.
Так и произошло после якобы самоубийства Джеймса Мориарти. Об этом не писали газеты, не говорили вслух обычные люди, но те, кого хоть немного коснулась паутина злодея-консультанта, знали, что Мориарти на крыше застрелил себя, держа за руку Холмса. А вот о том, как тот спрыгнул с крыши, знали все. Два гения в один день якобы исчезли, но на самом деле выжили, и оба знали, что их игра продолжится, они не закончили, а лишь только готовятся к чему-то новому и непонятному, но оба знают, что их ждет очень серьезная игра.
Я не предполагал, что Мориарти выживет. Точнее, я очень хотел, чтобы это было так, хотя этот хаос в обличье человека сделал все, чтобы я поверил в то, что знали злодеи всего мира. Но ему не было равных, он ловко обставил всех в игре, а потом ярко вернулся, напомнил о себе сразу всему миру. Это же Мориарти, он любит выступать по-королевски, хотя, признаться, он и есть король. Преступного мира. И я знаю, ему чертовски нравится, когда его так называют.
Когда Мориарти вернулся, то нашел меня… Никаким. Все эти два года я скатывался по наклонной вниз, наблюдая, как рушится преступная паутина Джеймса, словно карточный домик, складывается вся его система в беспорядочную колоду карт. Но откуда я мог знать, что он сможет так ловко и быстро перетасовать преступную колоду и вступить новую игру, первым выкинув карту всему миру своим представлением со словами «Miss me?». Хотя, признайся, Моран, ты мог это подозревать, ты надеялся на это всем сердцем. Оказалось, что оно у тебя осталось с тех давних времен, когда ты лез под пули, дышал страшным запахом пороха и думал лишь о том, что есть у тебя сейчас. Да, оказалось, что сердце осталось, оно что-то чувствует… Чувствует к Джеймсу Мориарти.
Я был, как мне казалось, гетеросексуальным. Я предпочитал девушек, а они прекрасно предпочитали меня, и когда решали провести со мной вечер, ничуть не жалели об этом, видя меня уже без одежды. Да, мне определенно есть, чем гордиться. Хотя я никогда не зацикливался на этом, потому что мне было не до того. Даже во время службы, когда найти девушек не всегда было легко, я предпочитал их. Женский пол. Я был воспитан в правилах, подразумевающих гетеросексуальные отношения. И признаться, когда я впервые понял, что что-то чувствую к своему боссу, я подумал, что он мне что-то подсыпал в столь любимый мною чай.
Джеймсу Мориарти часто бывало скучно. Он продумывал множество хитрых преступных планов и воплощал их в жизнь, он играл странами, как ему заблагорассудится, он мог сделать все, что угодно, и все время занимался продумыванием гениальных схем. Но иногда даже ему становилось нечего делать, и тогда ор «Скучно!!!» сотрясал весь его огромный коттедж. Он доставал охрану, вырисовывая ножом у кого-то из телохранителей на спине свои инициалы, а бедолага при этом стоял и не двигался, как ему и полагалось. Он отвечал за безопасность консультанта, за ним и следил. Джеймс мог сорваться в любой клуб и пристрелить там весь народ, а потом мне и его работникам приходилось разбираться со всем этим. Мориарти любил залезть на крышу какой-нибудь многоэтажки и постоянно срываться вниз, а мы, его работники, должны были успевать его ловить, и плевать, где мы были сейчас: на четырнадцатом этаже, на первом, на посту в доме, на задании или же вообще на отдыхе, который Джеймс давал, конечно же, с неохотой. Ему на всех было плевать, он слушал только себя (и то не всегда) и творил то, что хотел. И поэтому, когда он, пьяный в стельку, забрался в ванную и попросил помыть ему голову, мне пришлось набирать ему ванную, добавлять пену и его любимые цветки роз (кстати, он любил их просто в ванной, как обычные цветы терпеть не мог), приходилось… раздевать его. Аккуратно, чтобы не потревожить его королевско-преступное величество Джеймса Первого (точнее, единственного), расстегивать пуговицы на манжетах, почти невесомо развязывать и стягивать галстук, медленно (почему-то так нужно было его величеству) расстегивать пуговицы на рубашке, незаметно для него же снимать рубашку и аккуратно, без единой неровной неправильной линии вешать все на специальную вешалку, сделанную из какого-то очень дорогого дуба (Мориарти похвастался этим фактом, когда аналогичной вешалкой избивал охранника, чуть не разбившего стакан). Потом нужно было обязательно встать на колени, чтобы расстегнуть пуговицу на брюках, аккуратно расстегнуть ширинку, неслышно снять брюки, вытащить ноги босса из брючин, обязательно нежно держа каждую ногу за щиколотку, и так же, как и остальные вещи, ровно повесить на другую вешалку. Снять носки и выкинуть их (потому что одни и те же носки Мориарти, как правило, не носил, другие вещи обычно держались от двух до четырех носок), после чего приступить к снятию самой дорогой (и личной, и реально баснословно дорогой) вещи — боксеров, их нужно было непременно разорвать прямо на самом Джеймсе (да, белье он тоже менял постоянно), после чего нужно было уложить его в ванную.
Когда я это делал первый раз (да, я снайпер, но у Мориарти все быстро проходят дополнительную квалификацию против своей воли), я был в шоке.
Второй — осторожен.
Третий — наблюдателен.
Десятый — чуть не сошел с ума, понимая, что мне это нравится. И не только мне, но и моему… товарищу, которого так любили девушки.
Я брал любимый клубничный шампунь Джеймса и намыливал ему голову, аккуратно массируя, особенно кожу головы на затылке и возле лба, от этого Мориарти просто млел и выглядел прекрасно беззащитно, в такие моменты невозможно было предугадать, что этот человек ради скуки может взорвать страны НАТО в алфавитном порядке. После мытья головы нужно было аккуратно душем смыть шампунь и смазать волосы ромашковым маслом, опять же, нежно втирая его в волосы. Следующим был гель для душа, который нужно было нанести на мягкую мочалку и нежными поступательными движениями тереть спину, руки, грудь, живот, ноги и… И когда в такой момент я подумал, что именно: шампунь, масло или гель для душа — лучше подойдут в качестве смазки, я понял, что совершенно сошел с ума, и нет, Мориарти никаких коктейлей мне не подмешивал. Он сам был как коктейль, сумасшедший, сбивающий с ног, разума… Безумный, но прекрасный, который хотелось попробовать дальше. Но я, естественно, не решался, зная, что следующим этапом будет мое четвертование. Или же вливание горячего металла в глотку. Или же… У Джеймса прекрасная фантазия, и он бы непременно что-нибудь придумал.
***
Я совершил ошибку.
Ошибку по мнению моего босса Джеймса Мориарти.
Непростительную ошибку, особенно непростительную, если ты работаешь на злодея-консультанта, который управляет всеми странами, как пожелает.
Я не успел уничтожить объект.
Точнее, не так. Я не смог.
Этим объектом был Джеймс Мориарти.
Этот чокнутый математик, хренов гений заказал… сам себя! И при этом уничтожить его должен был лучший снайпер.
И как все обставил, а! Не сообщая имени, точного адреса, местоположения… Назвал лишь место, на котором я должен был находиться (обычно точку, с которой надо стрелять, выбираю я, ориентируясь на месте и по ситуации), рассказал, в какое точное время должен выйти объект, как должен быть одет, и как следует убить — выстрелом в голову. Посчитав, что это причуды клиента или же самого Мориарти, я выполнял приказ, ожидая… Но когда вышел сам Джеймс, я опешил. Это точно был он, любого двойника или близнеца я бы раскусил в два счета. За десять лет я выучил все морщинки, едва заметные шрамы, я запомнил любые детали, я запомнил все, что можно, поэтому точно знал, что объект — мой босс.
Я не знал, что делать.
Приказ — есть приказ, мистер Моран. Так тебе говорили на войне.
Но не говорили, что будет подобное сумасшествие.
Дыхание сперло, внутри что-то закрутило в какой-то узел, горло словно сдавили чем-то металлическим, а руки… Нет, они не задрожали, они по-прежнему держали прицел, но я ощущал, что на деле меня всего трясет.
Я не выполнил приказ, отложив винтовку.
Но понял, что я полюбил этого чокнутого гения.
***
— Итак, Моран, я тебя спрашиваю… КАКОГО ЧЕРТА ТЫ НЕ ВЫПОЛНИЛ ПРИКАЗ?! — как обычно, резко и неожиданно закричал Мориарти, когда меня притащили прямо с того места в какой-то непонятный подвал. Я его не знал, я тут не был. Хотя, Джеймс же всегда менял места для пыток. И я догадываюсь, что меня ожидает. Поверьте, надо было застрелиться на месте, чем терпеть все это, но теперь мне придется чувствовать все, что захочет его величество криминальный гений.
— Босс, Вы отдали приказ, но Вы не говорили, что надо будет убивать Вас, — какая наивная отговорка! Полковник, мог придумать и получше.
Мориарти подошел по мне совсем вплотную, я чувствовал его дыхание и удивительный крепкий запах дорогого элитного парфюма. Наклонившись ко мне и, глядя мне прямо в глаза своим темным завораживающим взглядом, он сказал:
— Ты — наемная сила. Ты — исполнительный кусок мяса в моих руках, — произнес со злобой, а потом наигранно-весело продолжил, — Ах, да, теперь же… — и резко закричал прямо на ухо, — ты же теперь СОВСЕМ НЕ ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ!!!
Злобно рыкнув, он сел на кресло прямо перед связанным мной. Руки крепко стянуты, ноги — тоже, шансов вырваться нет. Моран, ты сам это прекрасно знаешь, сам сколько раз участвовал в расправах.
— Ты испортил все представление, нарушил все мои планы, — с какой-то даже обидой продолжил Джеймс. Он обожал такие актерские этюды, срываясь от спокойствия к крику, от криков — к просьбе, и так далее, он мог изобразить любые эмоции, какие только захочет, прекрасный талант, который очень красит злодея-консультанта. — Но даже не это самое главное, — посмотрел на меня с оттенком разочарования в черных глазах, в которых даже не видно зрачка, — самое главное, что ты ослушался меня… — он встал, подошел ко мне и, прямо глядя в глаза, снова заорал, да так, что, наверное, затряслись даже стены подвала, — Ты не выполнил свой приказ, нарушил свой устав, ты посмел ослушаться меня, меня, Джеймса Мориарти!!! Мо-о-о-о-ран… — протянул уже с улыбкой на лице, — ты же знаешь, что я делаю с такими, как ты. Так как ты столько лет верно служил мне, я, так уж и быть, дам тебе право выбора. Что тебе отрезать первым? М? Язык? Нос? Пальцы? Член? Кстати, твои шавки поговаривали, что он у тебя очень неплох… Может, его?
Я тяжело дышал. От осознания того, что со мной сейчас может сделать Мориарти, что будет потом (точнее, ничего не будет, я истеку кровью или же сойду с ума от болевого шока) и… черт, Моран, даже сейчас ты чувствуешь влечение к этому безумцу! К этому сумасшествию! Моран, что ты творишь…
— Вышли все, — резко и четко сказал он всем охранникам, что находились вокруг по периметру подвала.
— Но, босс… — кто-то попробовал возразить, но Мориарти своим взглядом так все высказал ему и, впрочем, всем остальным, что они тут же ретировались, оставив меня и Джеймса вдвоем.
— Знаешь, Моран, я слишком добр к тебе… — постукивая каблуками ботинок, босс прошелся вокруг меня и остановился за спиной, — даже благодарен. Поэтому я тебя развяжу и дам самое легкое наказание, какое только может быть, — через некоторое время оковы спали, я почувствовал, что мои руки и ноги свободны. Я встал по стойке смирно, Мориарти подошел ко мне, посмотрел пристально мне в глаза и вытащил из пальто пистолет. — Держи, — и снова сел на свое место, смотрел на меня.
— И зачем мне это? — почему-то я прохрипел, то ли от волнения, то ли от того, что долго не говорил, то ли от всего сразу. Или от того, что рядом находится Джеймс.
— Я хочу это видеть, — четко произнес он приказ.
— Что? — недоуменно посмотрел я, разум словно отключился.
— Как ты покончишь с собой. Другого выхода у тебя нет. Ты же лучший снайпер, — ровно произнес он и ехидно улыбнулся, — Не могу же я доверить убийство тебя кому-то другому, ты лучший в своем деле… был, до сегодняшнего дня. Надо поискать нового снайпера как можно скорее. Может, кого посоветуешь? — якобы с искренней просьбой обратился он ко мне, а потом махнул рукой, отвлекая от заданного вопроса. — Хотя, ладно, я сам разберусь. А ты выполни хотя бы это задание. Может, хоть это будет для тебя попроще… — произнес эти слова словно для ущербного существа, которым я сейчас и являюсь.
Что было бы, не приди я на службу к Мориарти десять лет назад?
Не было бы этого сумасшествия, огромного количества убийств, хаоса в голове и перед глазами, не было бы постоянной погони, скрытности, следования за Мориарти по пятам без возможности отдыха, не было бы постоянных приключений и драйва… Но самое главное — не было бы этой сумасшедшей, неправильной… но все-таки любви. Даже не влюбленности, сейчас я это понимал точно. И как бы оно ни было… Так, Моран, прекращай философствовать, это не в твоем духе, ты ни Ницше, ни Кафку, ни кого бы то ни было из философов так и не понял и не смог осилить их труды, потому что слишком глуп и приземлен для этого. Твоим уделом были винтовка и исполнение приказов, что ты сегодня не смог сделать. Так что выполняй, ты этого заслужил.
Руки даже не трусятся почему-то. Многое хочется сказать, о многом хочется подумать, но что-то совершенно ничего в голову не идет, все то ли путается, то ли превратилось в сумасшедшую пугающую пустоту, похоже, в самом деле сейчас в сознании только один приказ.
Выполнять, полковник Моран.
Я подношу пистолет к виску. Жмуриться? Джеймс довольно улыбается, его глаза поблескивают в предвкушении, а губы украшает выжидательная хитрая улыбка. Он очень этого ждет, словно азартный игрок победы ставки. Что же, если такова ставка, таков приказ…
Выполнять, полковник Моран.
Сказать ему? Или промолчать, так никому и не рассказав о том, что творилось на душе на протяжении шести лет, унести с собой эту тайну сумасшедшей любви к хаосу? Наверное, так будет правильно. Мориарти лишь усмехнется на это, или даже просто дернет уголком своих прекрасных губ. Невыносимо хочется плакать. Первая эмоция за все это время. Моран, ты ли это? Так вот ты какой, когда тебе остается лишь некоторое мгновение. Никому не нужное ничтожество. Довольно ныть.
Выполнять, полковник Моран.
Дернул губами. Я улыбаюсь. Я искренне немного улыбаюсь, но это улыбка боли, смешанная с осколками, разорвавшими что-то внутри меня, что-что, что было давно. Такое ощущение, словно внутри меня что-то зашивали суровыми солдатскими нитками, и все эти годы оно держалось под натиском крепких стежков, а сейчас осколки порезали нитки, и все вылилось на поверхность. С левого глаза стекает слеза. Серьезно, Моран? Мориарти даже не двинулся, но взгляд еще более пристальный и выжидающий, он ждет, как выжидает змея свою жертву. Впервые я жалею о том, что так и не решился на ребенка.
Выполнять, полковник Моран.
Мориарти, это были прекрасные десять лет. Как бы то ни было. И что бы то ни было. Спасибо тебе. Я не буду говорить этих слов, но я думаю, что возможно, когда-нибудь ты их поймешь, если захочешь. Хотя, тебе плевать, ты найдешь себе нового снайпера. Ладно, пусть это будут просто невысказанные слова. Это все, что от тебя осталось, Моран. Из глаза скатывается вторая слеза, уже более горячая, она словно обжигает меня. Я моргаю, и еще две слезы выкатываются из одного глаза друг за другом, одна горячее другой.
Я вдыхаю и нажимаю на курок, при этом смотрю на Мориарти. Пусть наслаждается зрелищем, это все, что я могу сделать для него. Все, что я могу ему подарить от того, что чувствую.
Но… ничего не происходит.
Нет, точнее, происходит.
Щелчок пистолета, неожиданно громкий для меня, он меня словно оглушает. Я в недоумении даже не вижу лица Джеймса, отвожу пистолет от виска и смотрю на него. Прекрасно знаю, что значит этот щелчок. Нет, не осечка. Не ошибка.
Уже в самом деле трясущимися руками я достаю магазин из пистолета. Так и есть. Пусто. В глазах становится мутно. Я уже ничего не вижу перед собой, меня отключает, словно отключает робота. Я ничего не вижу, лишь чувствую каким-то… не знаю, чем, но я чувствую, что Джим вскакивает, смеется, улыбается… Подходит ко мне, берет меня за обе руки… Я даже не смотрю на него, я неизменно смотрю в какую-то точку в стене. Похоже, я действительно робот, потому что не понимаю сейчас ничего, меня действительно словно отключили. И лишь прикосновение губ к губам внедряет в мое сознание какие-то эмоции. Мои губы словно пронзает кучей маленьких иголок, меня всего словно колют множество мелких игл. Внутри меня что-то взрывается, и я действительно отключаюсь.
***
— Моран, ну, ты даешь! Я, конечно, подозревал, что ты слишком чувствительный, но чтобы отключиться от поцелуя! — раздается смешок. Я знаю этот голос. Джеймс.
Я медленно открываю глаза. Передо мной какая-то белая пелена, что-то пищит прямо под ухом, а прямо совсем рядом на стуле сидит Джеймс и нагло улыбается. Вот же счастливая морда. Но такая любимая, черт.
— Себастьян, давай, приходи в себя, — Мориарти начинает легонько бить меня по щекам, я глотаю вязкую и отчего-то обжигающую горло слюну.
— Себастьян… — хриплю в недоумении и смотрю пристально на Джеймса, все принимает более понятные очертания, и теперь я вижу его более ярко.
— Эй, в смысле? — смотрит на меня недоуменно. — Ты забыл, как меня зовут? МЕНЯ? Я Джеймс, эй, ты, придурь!
Собираю все силы, вдыхаю неожиданно горячий обжигающий воздух и с трудом говорю:
— Вы никогда… Не… называли меня… Себастьяном… — тяжело дышу, почему-то дыхание перехватывает, я хватаюсь за что-то… кровать… одеяло… Рука Мориарти?! Поднимаю на него взгляд и впервые вижу испуг. Настоящий. Не наигранный.
— Ты в порядке? — спрашивает он с беспокойством и наклоняется ко мне ближе. Я улавливаю нотки его парфюма и понимаю, что обычно Джим, изображая беспокойство, говорит и смотрит по-другому. Сейчас это искреннее волнение? За меня? Да быть такого не может. Моран, хватит придумывать сказки, ты все-таки выстрелил себе в голову и сейчас видишь то, чего так хотел — беспокоящегося за него Мориарти. Да ну, Моран, ты чего? Ты не должен видеть такое спокойствие для себя, учитывая, каких дел ты натворил, должен уже давно нести свое наказание. Дышать все равно тяжело, я смотрю прямо на Джеймса.
— Ты идиот, Себби, — вдруг произносит он ласково, от чего я в шоке раскрываю глаза, неотрывно смотрю на него. — Мы были одни, ты бы прекрасно мог выстрелить в меня и уйти, я прекрасно знаю, ты бы уложил всю нашу охрану как нечего делать. Почему ты этого не сделал? — Мориарти спрашивает спокойно, что было совсем удивительно. Я вижу какого-то другого Джеймса. Настоящего. Почему я это сейчас все прекрасно понимаю?
— Почему ты этого не сделал? — он повторяет свой вопрос и кладет свою голову мне на грудь. Такой доверчивый и… милый жест… Но мне становится еще тяжелее дышать, и Мориарти снова поднимает голову.
— У меня был приказ, — говорю более четко.
— Но предыдущий приказ ты не выполнил, — справедливо замечает.
— Я не смог.
— Почему?
— Потому что люблю тебя, урод.
Говорю это спокойно, почему-то поразительно обычно, словно так и надо. Хотя все это неправильно, Мориарти снова решит что-то сделать с тобой, ты же знаешь. Но сейчас тут совершенно другой Джеймс… Внизу живота почему-то собирается тепло. Нет, это не возбуждение, нет, определенно нет… Это что-то совершенно другое, новое… Черт, это так чувствуются гребанные бабочки в животе? А это приятно, как ни странно. Да и плевать уже, что Джеймс со мной сделает за эти слова. Я уже ко всему готов.
Смотрю на него и вижу… Сначала некоторую ошарашенность в его глазах, а потом все это сменяется искренней улыбкой. Опять же, настоящей. Моран, да что с тобой?! Почему ты видишь то, чего не должен видеть?! Что происходит?!
— Наконец-то… — Мориарти довольно и искренне улыбается, берет мою левую руку и сцепляет со своей рукой. Руки у Джеймса очень холодные.
— Вам холодно. Оденьтесь.
— Руки у меня всегда холодные, балда, — ох, эта прекрасная улыбка сводит меня с ума, теперь уже как-то по-другому. И она мне нравится еще больше.
— Вам надо пройти обследование. Это ненормально.
— Беспокоишься за мое здоровье? — и снова эта улыбка.
— Допустим, — я снова отчего-то хриплю, а Джеймс нежно проводит пальцем другой руки по моей левой щеке, по которой текли слезы. Мужские, скупые, но все же слезы. Моран, хренов нытик.
— Прости меня, — снова искренне говорит он, и я вижу, что он действительно раскраивается. Вздохнув, он продолжает: — Я не верил тому, что вижу. Не верил тому, что меня возможно любить. После того, что я творю с этим миром и после того, что я натворил с тобой — Джеймс пристально смотрит на меня, а я снова ощущаю этих долбанных бабочек. Но черт, почему так приятно от этого чувства? — Ты сам не замечал, как ты попадаешься на мелочах. А я все видел. Ты не вымерял число сливок для моего кофе, ты знал, что я люблю ровно ложку и еще совсем немного. В отличие от других, тебе не нужно было все вымерять до миллиметра. Ты все знал, потому что однажды я лично заваривал себе кофе при тебе, и ты запомнил. Ты еще тогда удивился тому факту, что я сам решил себе все приготовить, — Мориарти по-доброму усмехнулся, я сам не мог поверить тому, что видит и слышит. — Ты точно знал, что я предпочитаю туго затянутые манжеты и туфли на каблуке и непременно без застежек. Ты четко чувствовал, как именно я люблю массаж плеч, чтобы сначала нежно, а потом все сильнее и сильнее давили на мышцы… Ты знал, какой я люблю шампунь, масло, гель для душа… Все знал. Можно было подумать, что ты просто очень исполнительный, аккуратный, все делаешь без лишних движений… Но я чувствовал. Чувствовал, что ты это делаешь… По-особенному. Ты заботился. Заботился обо мне. Иногда я приказывал то же самое выполнять кому-то другому, — о, как я тогда ревновал! — И… Кто-то делал хуже, кто-то лучше… Но заботился обо мне ты один. Я думал, что ошибаюсь, и… Я боялся себе признаться в том, что ты меня можешь любить, что… все это вообще может быть взаимно, — я удивленно смотрел на него, не веря тому, что слышу. Взаимно?.. Что?! Не может этого быть… Моран, неужели… — …потому я и задумал всю эту игру, поставив на кон самого себя. Мне все равно незачем было существование, я добился многого, ты сам видишь, мне часто становится скучно, потому что я уже знаю, что и как действует и работает. Я разгадывал тебя и сам не верил собственному счастью, — ох, как же в этом ощущения похожи! — Но мне надо было довести игру до конца. Так было надо, чтобы я полностью убедился и не сделал себя посмешищем в твоем лице, признавшись в том, что я к тебе чувствую. Потому что… если бы я для тебя был просто… Мориарти, единственным выходом было бы убить тебя. Но я бы этого сделать не смог. И отдать приказ бы тоже не смог. Поэтому я дал тебе пустой пистолет. Пришлось немного утяжелить его в нужных местах, добавить немного сплава, чтобы ты не догадался, что пистолет — пустышка. Но когда ты открыл магазин, ты уже ничего не понимал. Ты был в шоке. Прости… — Джеймс вздыхает и прижимает к себе мою руку, а я облизываю свои сухие губы, — Я не знал, что… Я настолько для тебя важен. Прости за всю эту игру. У тебя не выдержала психика, не справилась с потрясением, видимо, ты был на пределе, как мне сказали врачи. Не волнуйся, уже завтра мы поедем домой.
— Мы?.. — я немного улыбнулся, чертовы прекрасные бабочки взлетели мне куда-то под грудь.
— Мы… И ты переедешь ко мне в комнату. Знаю, ты любишь одиночество, но это не обсуждается. Я оборудую для тебя отдельную комнату, где ты сможешь отдыхать, но спать будешь со мной. Прошу, — Мориарти просит настолько невинно и искренне, что бабочки, кажется, катапультируют туда-сюда по всему организму. Я нервно сглатываю и решаюсь.
— Поцелуй меня, — прошу и сжимаю руку Мориарти. С его лица уходит волнение и напряжение, и он становится еще более прекрасным с такой замечательной милой и по-своему доброй и нежной улыбкой. Он наклоняется и нежно целует меня, я раскрываю рот, позволяю ему больше и прижимаю к себе. Внутри меня бабочкам так тепло… Пусть даже размножаются там, хрен с ними. Чувствовать любовь Мориарти — прекрасно.
— И прошу, зови меня просто Джимом, — он улыбается, и я улыбаюсь ему в ответ.
— Люблю тебя, мой прекрасный Джим, — я снова притягиваю его к себе и дарю новый поцелуй.