Зарево

Дазай сделал глубокий вдох и отложил наушники. Он сделал всё, что требовалось, но решение Кёка должна принять сама. Здесь он ничего больше не сделает.

Сам он встал и поспешил наружу. Оставленной подсказки хватило, чтобы понять, где может его ждать этот человек. Дазай на мгновение замешкался, дотронувшись до кармана, в котором лежал телефон, а после прикрыл глаза ненадолго, и быстрым шагом направился вниз по улице.

Убить его не убьют в любом случае, а исход их битвы определится в ближайшие несколько минут. Падающий с небес Моби Дик взорвался и распался на несколько частей, причем несколько из них отлетело куда дальше, чем он рассчитывал.

– Значит не только перехват, – пробормотал Дазай со смесью восторга и удивления. Часть города, куда отлетел кусок, который угодил не в залив, утонула в огне.

Сам Дазай находился достаточно далеко, но едва устоял на ногах. От падения фрагмента обшивки по земле прошлась ударная волна.

Дазай только мимолётно отметил, что и здание агентства и штаб-квартира мафии, по идее, должны уцелеть, а после поспешил в сторону одного из парков, откуда открывается вид на набережную. Он один из немногих не паниковал, да и в такое время немногие хотели просто прогуляться, учитывая обстоятельства. Слишком мало времени прошло после атаки гильдии на город, и люди ещё не оправились после той атаки.

Но сейчас ему это на руку. Основной каркас упал в воду, вызвав небольшое цунами, но сюда почти не должна дойти волна. Он быстро просчитал, что именно здесь будет наиболее безопасное место.

Достоевская сидела на лавочке. В длинном темном плаще и шапке на темных волосах она выделялась в этот осенний день. Где-то вдалеке гремели взрывы, кричали люди, а она не реагировала. Только перевела на него взгляд бесстрастных тёмных глаз.

– Ты пришёл один, – полуутвердительно сказала она. И пусть для мира существовал только Фёдор Достоевский, Дазай не обманывался этим маскарадом. Впрочем, он знал, что и девушка не питает иллюзий по этому поводу. Они встречались, и он разгадал её ещё тогда.

– Один. Ты меня обыграла, – констатировал он.

– Не до конца, – поправила она. – Я хотела уронить его на город целиком, но упала лишь часть.

– Не прибедняйся. Ты знала, что мы вмешаемся, – Дазай приблизился и посмотрел на неё сверху-вниз. Она не пошевелилась, лишь подняла голову. Смотрела все тем же бесстрастным взглядом темно-фиалковых глаз, и он никак не мог понять, какие эмоции вызывает вся эта ситуация – Восторг? Непонимание? Удивление?

Она действительно его переиграла. Он свёл потери от катастрофических к чуть менее катастрофическим, но ситуацию в целом не слишком изменило. Он действительно совершил ошибку.

Он чисто механически, почти не заметив, опустился на скамейку рядом, сцепив пальцы в замок.

– Да, поэтому подправила переменные. Но разве это неинтересно? Иногда проигрывать? В прошлую нашу встречу проиграла я, – она пожала плечами. – Теперь я просто возвращаю услугу.

– Нет. Это было весело, – слова слетели с губ легко, словно он всегда хотел сказать именно это. Девушка моргнула и посмотрела на него с тенью понимания во взгляде, как когда-то очень давно, в прошлом. Во время их первой встречи. – Тебе ведь тоже?

Она некоторое время сидела спокойно, а после поднесла пальцы ко рту и прикусила кожу большого пальца, сосредоточенно глядя перед собой.

– Да. Наверное, можно так назвать. Но я полагала, что ты все же придёшь не один. Я тоже могу ошибаться, – она говорила немного задумчиво и не спеша. Где-то вдалеке горели дома, и отблески пламени танцевали в небе, почти тонули в отблесках заката.

– Я тоже полагал, – искренне ответил он. Телефон прозвонил уже дважды. Он ощущал вибрацию, но не испытывал никакого желания брать трубку. Какое-то странное ощущение мешало – возможно он просто не хотел возвращаться, разгребать весь этот бардак. В конце концов, сейчас они действительно с него спросят. Почему его план не удался. Почему...

Хуже всего, пожалуй, было то, что Одасаку бы не одобрил. Столько людей погибло, столько погибает сейчас. Наверняка его помощь нужна, но Дазай впервые за долгое время мог честно признать – ему безразлично. Своего рода чуть радостно, что все так обернулось. Ведь именно благодаря их игре он ощутил хоть какие-то эмоции, скинул надоевшую маску.

– Что собираешься делать? – девушка не шевелилась. Все также смотрела на зарево вдали, покусывая палец, в лёгкой задумчивости. А после негромко сказала.. – Мафия шла тебе больше. Тут ты выглядишь более искусственным.

Дазай тихо рассмеялся и отмахнулся.. Он от неё не ожидал подобных слов.

– Не то, чтобы кого-то действительно волновало, где мне стоит находиться. Но спасибо, – он правда удивился, что ей есть дело. Никому не было. В мафии разве что замечал только Одасаку. Иногда ему казалось, что вот-вот что-то поймет Накахара.

Здесь же… Куникиде и без того хватало забот. Но она поняла с полувзгляда. И действительно иронично. – Делать? Не знаю. Если честно, совершенно не думал об этом.

– Прогуляемся тогда? – легко предложила она, поднимаясь на ноги и отряхивая плащ лёгкими, почти воздушными движениями. Почему-то то, как двигались ее пальцы, завораживало.

– Пойдём, – Дазай легко согласился и последовал за ней. Он не знал, зачем это делает, да его и не интересовали причины и последствия собственных действий. Даже когда все это закончится и чем. Он впервые за долгое время об этом не думал.

Только поймал её за руку, и она вздрогнула и обернулась. Тёмные глаза смотрели внимательно, чуть непонимающе. – У тебя очень холодные руки, – он весело щурился, в последний момент удержавшись от шутки. – Всегда так?

– Наверное. Я не слежу, – она некоторое время смотрела на то, как его ладонь сжимает её пальцы, но не стала отстраняться. – Твои горячие.

– Да. Ну так вот...– он набрал в грудь воздуха.

– Если снова хочешь пригласить меня составить тебе компанию в уходе из жизни, я отвечу то же, что и в прошлый раз: нет, – подумав, она добавила негромко. – Ещё пока не время. Не могу уйти.

Дазай склонил голову набок, а после просиял.

– То есть у меня всё ещё есть шанс получить твое согласие?

Достоевская тяжело вздохнула, посмотрела на него знакомым взглядом, который он нередко получал от коллег: нечто вроде жалостливого сочувствия и «что с тобой сделаешь» выражения.

– Возможно. Не отрицаю, – она подошла близко к воде, глядя на то как неспокойные волны бьются о камни, но постепенно затихают – эту сторону города почти не задело. – Теперь доволен?

Дазаю почему-то снова смешно и не хочется отпускать её руку.

– Счастлив. Но я хотел спросить: какие планы у тебя?

– Пока покину Йокогаму. Меня ждут в Империи, – она коснулась волос, неосознанно поправляя шапку, словно пыталась скрыть глаза. – Вернусь сюда, когда все немного утихнет для следующей фазы плана.

Дазай подивился её искренности. Возможно в ней тоже таился расчет, но ещё больше его удивило собственное безразличие по поводу того, что произойдёт дальше.

– Жаль, – потянул он, и Достоевская остановилась, оглянулась и посмотрела на него.

– Почему? – похоже, она действительно хотела знать ответ, ведь в интонациях таилось почти искреннее неподдельное любопытство. Вот только он не знал, что именно мог сказать.

– Ты же сама сказала, что тебе понравилось, – полушутливо отозвался он.

– Искусственно, – тихо сказала девушка вдруг, отпустила его ладонь, но, прежде чем он успел испытать сожаление, встала на цыпочки, и коснулась его губ своими. Дазай застыл на месте и захлопал ресницами, на мгновение опешив. Однако она отстранилась слишком быстро, чтобы он успел хоть что-то предпринять. – Мне было интересно.

– Что именно? – он не мог жаловаться и, определенно решил, что так даже лучше, чем просто держать её за руку.

– Они такие же горячие как твои руки или нет.

– Ты часто проверяешь такие вещи, целуя людей в губы ни с того ни с чего?

– Нет, – она покачала головой. – Только с тобой.

– О! Мне стоит ощущать себя польщенным, – он улыбнулся шире. – Скажи, а ты возвращаешься самолётом или судном?

– Частный самолёт, ждёт за городом. Море сейчас слишком неспокойно, – Достоевская ответила честно, словно она уже его прочитала, и это своего рода было очаровательно.

– Не боишься, что я тебя сдам? – вдруг спросил он.

– Ты ни разу никому не позвонил и не подал знак, пока мы говорили – если бы хотел, у тебя была уйма возможностей, – легко отзывалась она. Дазаю оставалось только развести руками на подобную проницательность. Это то, что называется женской интуицией? Дазай не слишком разбирался в подобных вещах, но слышал об этом за свою жизнь неоднократно. Говорят, это работало.

– Так что, у тебя найдётся в самолёте ещё одно место? Или нам вдвоем не поместиться на пассажирское сидение?

Девушка внимательно всматривалась ему в глаза, словно пыталась понять, что именно он задумал. На её несчастье – сейчас совершенно ничего. Телефон снова зазвонил, Дазай достал его из кармана, посмотрел на отображающееся на экране имя и, размахнувшись, выбросил аппарат в океан.

На лице Достоевской отразилась тень удивления. Она снова надвинула шапку на глаза и отвернулась.

– Если ты будешь постоянно болтать во время полета, я заклею тебе рот скотчем, – негромко сказала она, развернулась на каблуках и двинулась в сторону выхода из парка.

– Это угроза или предложение? – оживился Дазай, спеша за ней следом и на ходу стягивая плащ. Возможно с лёгким сожалением, но больше он ему не понадобится. На мгновение промелькнула мысль, что стоит сходить на кладбище извиниться. При условии, что оно уцелело, естественно. Но они же ещё сюда вернутся. Тогда он и сделает то, что должен.

– Решай сам, – отозвалась девушка и ускорила шаг.

– Да иду я, иду. Не будь так жестока. Фео, я могу звать тебя Фео? – он нагнал её и попытался заглянуть в лицо, но почему-то не преуспел.

– Как хочешь. Только не отставай.

– Ладно-ладно...– он снова поймал её за руку. И она не оттолкнула, позволила идти вровень с собой, пусть иногда и откровенно неудобно в узких переулках.

Они петляли по улицам, спеша к выходу из города и натыкаясь на редких паникующих прохожих.

Небо горело багровым от зарева. Дазай не возражал – на сей раз полыхали не только районы Йокогамы, но и что-то ещё внутри. Он только надеялся, что ему удастся понять, что именно это значит. Возможно, когда-нибудь потом.

А пока они поднимутся в пылающее яркими красками небо и полетят прочь. И, единственное, что он сейчас знал точно – он совершенно не жалел.