Их маленькая игра в запятнанную кармазином погоню всегда возобновлялась с наступлением сумерек. Она начиналась только ночью и кончалась на рассвете. Нескончаемый цикл.
Его кисть крепко схватила тонкую перебинтованную руку. Саске мог лишь пялиться пустыми глазами на владельца той кисти и ничего не делать. Он знал, чего ожидать дальше.
Металл пронзил его тело. Металлический вкус во рту стал уже привычным. В конце концов это ведь был ритуал. Болезненное напоминание о ненавистном факте того, что он всё ещё жив.
— Даже если я тебя убью, ты не станешь моим, — сказал тот голос.
Тот знакомый голос.
— Даже если я выпущу тебе всю кровь.
Это и твоя кровь тоже.
— Возможно, ты не станешь полностью моим до тех пор, пока я не съем твоё сердце.
Итачи улыбнулся, в то время как его пальцы впивались в кожу Саске над сердцем, вызывая резвое кровотечение.
— Разве тебе не хочется этого вкуса тоже?
Мазохистский поцелуй, Саске принял его.
Он уже привык к металлическому вкусу крови у себя во рту.
От него лишь требовалось продержаться ещё немного; рассвет уже близился.
Но снова в сумерках всё началось по-новой.
И Саске с вырезанной на губах сломанной улыбкой горько поинтересовался:
Наступит ли когда-нибудь рассвет?