Жертва автокорректора (и без кровопролития тут не обойдётся)

«Хей, привет. Не против, если Генри переночует у меня? Он учит Киллиана пользоваться контроллером от приставки, так что вряд ли их задницы можно будет оторвать от дивана в ближайшее время».

Эмма отправила сообщение и с тревогой взглянула на них.

После гибели Робина Реджина проводила слишком много времени в одиночестве, и у Эммы сжималось сердце от мысли, что она одна прямо сейчас, — в этом мрачном и тёмном доме. Может быть, если бы Киллиан не бесился всякий раз, когда она упоминала, что собирается туда, — она оставалась бы ночевать с ней каждую ночь.

Реджина ответила почти сразу же, и это совсем не помогало спастись от режущей, сжимавшей сердце боли.

«Всё нормально. Если Генри так хочется — пускай остаётся».

Нет, всё вовсе не нормально. Эмма вздохнула так громко, что Генри тревожно обернулся к ней.

— С мамой всё в порядке? — спросил он. Прошло не так много времени с тех пор, как Эмма избавилась от тьмы, но они вновь научились понимать друг друга без слов. Они — семья Реджины, и она слишком дорога им обоим.

Но так же серьёзно Эмма относилась и к своей роли матери Генри.

— Всё в порядке, — сказала она, вымученно улыбаясь. — Она передаёт, чтобы ты повеселился.

Генри не должен чувствовать вину за то, что хорошо проводит время, — Эмма могла попереживать за них обоих.

Она вздохнула и напечатала: «Буду должна», — потом вновь посмотрела на Генри, чтобы ещё раз улыбнуться ему, — и опустила взгляд к телефону.

Похоже, она слишком отвлеклась и наделала кучу опечаток, потому что автокорректор превратил её сообщение в «Люблю тебя». ¹

Она в замешательстве взглянула на значок «отправлено», а сердце принялось колотиться, точно бешеное, хотя для этого не было абсолютно никаких причин. Это ведь просто опечатка. Нет, разумеется, она любила Реджину, но они никогда не говорили об этом прямо. Во всяком случае — не друг другу. Нужно было сказать, что это всего лишь опечатка, и…

Сообщение от Реджины пришло как раз в тот момент, когда она начала печатать:

«Я тоже тебя люблю. Наслаждайся вечером с Генри».

Эмма не знала, почему от этих слов у неё перехватило дыхание, а сердце зашлось в безумной пляске. Нет, это же не…

«Я тоже тебя люблю»… Поняв, что глупо ухмыляется собственному телефону, Эмма натянула маску невозмутимости и вернулась в гостиную к Киллиану и Генри.

___________________________

¹ В оригинале — I'll owe you (Я у тебя в долгу) исправилось на I love you (Люблю тебя), что в принципе невозможно перевести на русский язык адекватно. В оригинале Эмма ошибок не делала.

***

И с этого момента плотину, в которой до этого они лишь безуспешно проделывали дыры, будто прорвало.

Они обе, — и Эмма, и Реджина, — всегда сдерживали эмоции и старались не показывать их окружающим. Что уж там: Эмма даже своему парню почти не говорила заветного «я тебя люблю», поскольку ей всегда было сложно сказать это вслух. Возможно, думала она, будь у неё любящие и заботливые родители, — и она выросла бы совсем другой; но, к счастью, так уж вышло, что она — эмоциональный импотент, и от этого ей только лучше.

И всё же, увидев Реджину в закусочной следующим утром, она шумно выдохнула, а её желудок сделал какой-то невероятный кульбит, поскольку она прочла в её улыбке гораздо больше, чем обычно. Теперь Реджина улыбалась мягко и грустно.

— Доброе утро, Эмма, — сказала она. — Длинная ночка?

— Не у меня. — Эмма закатила глаза. — Генри и Киллиан так и уснули в гостиной. А ещё нашему сыну как-то удалось спихнуть Киллиана на пол и занять весь диван.

Киллиан лежал на полу, когда она спустилась в гостиную утром, а его крюк болтался у края дивана. Эмма засунула руку с крюком под диван, чтобы Генри не наступил на неё, если вдруг проснётся первым.

Реджина самодовольно ухмыльнулась, и от её прежней мягкости не осталось и следа.

— Наш сын, — гордо заключила она, откинувшись на спинку стула.

Эмма улыбнулась, радуясь вместе с ней. С тех пор, как они вернулись из ада, Реджина впервые выглядела такой счастливой, — с привычным огоньком и блеском в глазах. Живая, настоящая.

Эмма задумалась, а не связано ли это с… нет. Глупо было так думать. Реджина наверняка и не помнила ни об одном из вчерашних сообщений, и уж конечно их едва ли достаточно, чтобы поднять ей настроение теперь, когда она оплакивала свою истинную любовь. Но мысль эта всё равно накрепко застряла у неё в голове, и она почти физически ощутила, как невысказанный вопрос заплясал на кончике языка.

— А ты хорошо спала? — спросила она вместо этого, прочистив горло.

Реджина приподняла брови в немом отрицании, и Эмма терпеливо вздохнула ожидая, когда она наконец заметит её искренние заботу и беспокойство.

— Ну, — сдалась она, — после вчерашнего намного лучше, чем обычно.

— Вот как?.. — выдохнула Эмма непривычно высоким голосом. Реджина наблюдала за ней с лёгкой улыбкой, и, боже, она точно не должна была так волноваться из-за её любопытного взгляда. — М-м-м, — нервно протянула она, не зная, что сказать.

Ситуацию спасла бабуля Лукас, позвав её, и Эмма облегчённо выдохнула.

— Это мой заказ, — сказала она, резко поднимаясь. — Слушай, дай мне знать, если… если захочешь поговорить, ладно? Я хочу помочь. — Она принялась нервно теребить края куртки. — И я рядом.

Реджина опустила ладонь поверх её руки, и этот жест — их привычное общение. Не слова, от которых у Эммы быстро билось сердце. Она обернулась на стойку, где её ждали кофе и круассан, и снова перевела взгляд на Реджину:

— Люблю тебя.

Сказав это вслух, Эмма почти физически ощутила реальность сказанного. Она неуверенно подняла глаза на Реджину, замерев в ожидании реакции, однако взгляд той был полон бесконечной нежности, отчего Эмма застыла, не в силах даже моргнуть. Реджина погладила пальцем её запястье, и это прикосновение приятно обожгло кожу даже сквозь ткань куртки.

— Я тоже люблю тебя, Эмма, — шепнула Реджина и с явной неохотой отпустила её.

Эмма отступила, споткнулась о стулья рядом со стойкой, и, — всё ещё спотыкаясь, — вышла наконец из кафе, удерживая ленч и кофе дрожащими руками. Реджина наблюдала за ней, пока она не скрылась, и в её взгляде теплилось прежнее веселье.

***

— Ты сказала маме, что любишь её? — спросил Генри чуть позже. Они с Киллианом снова разбирались с какой-то игрушкой, где требовалась только одна рука.

Их отношения сложно было назвать дружескими: шаткие, с надрывом, балансирующие на грани приятельства и взаимной ненависти. Игры — единственное, что сплачивало их хоть сколько-нибудь, и раз уж это всё, что удерживало их от очередной ссоры, Эмма им не мешала.

И к тому же, так Киллиан переставал быть навязчивым. Она чувствовала вину за эти мысли, потому что, — правда, — она не имела права жаловаться на его назойливость после всего, что им пришлось пережить. Но иногда ей просто необходимо личное пространство, — время, которое она сможет провести с семьёй и друзьями без маячещего призрака Киллиана за спиной. Она понимала, что должна хотеть проводить с ним время, и она пыталась. Действительно пыталась.

И вот теперь у них было нечто вроде золотой середины: пока Киллиан и Генри задротили в очередную игру, — Эмма уходила на кухню и болтала с Реджиной по телефону.

— Да, — ответила она. — Думаю, это отлично. Иногда полезно открываться друг другу.

Генри широко улыбнулся.

— Милота, — сказал он. — Сейчас мы должны заботиться о ней и поддерживать её. Напоминание как сильно ты её любишь должно помочь.

— Вы придаёте слишком много значения её переживаниям, — обиженно буркнул Киллиан. — Она должна быть благодарна, что вы вообще уделяете ей время.

— Эй! — возмущённо воскликнул Генри и опасно сощурился, став подозрительно похожим на свою вторую мать. Между ними снова вспыхнуло напряжение.

— Да, да, истинная любовь и прочая муть, — закатил глаза Киллиан. — Но она встречалась с этим мужиком всего шесть недель, может, ей просто пора двигаться дальше?

Генри безучастно уронил руку на клавиатуру, и игра резко завершилась.

— Упс, — сказал он, даже не пытаясь изобразить сожаление.

— Дело не в истинной любви, — устало вздохнула Эмма. — Дело в том, что он был её судьбой, а когда речь заходит о судьбе, она…

Киллиан взглянул на неё пустым безучастным взглядом, и Эмма поняла, что он — последний человек, который хотел бы послушать о переживаниях Реджины.

— Ой, да забудь, — заключила она раздражённо. — Я лучше возьму что-нибудь перекусить, о’кей? У меня ночная смена.

Она уже направлялась к двери, когда Киллиан поймал её, не давая выйти из дома.

— Мне плевать на Реджину, — сказал он так, словно это была охуеть какая новость, и тяжело вздохнул, бегая взглядом по лицу Эммы. — Я в том смысле, что если ты хочешь быть рядом с ней — нет проблем. Кто я такой, чтобы останавливать тебя? Мне просто хочется проводить больше времени вместе!

— Мы живем вместе, Киллиан, — напомнила Эмма. — Я обедаю с Реджиной и иногда захожу к ней выпить. Это всё! Она моя лучшая подруга, и ей сейчас тяжело. Она тоже была рядом со мной, когда я потеряла тебя, хотя она тебя ненавидит, так что…

— Я знаю, — пристыженно заворчал он, но на лице его мелькнуло облегчение. — Может быть, мы сможем пойти к ней вместе. В следующий раз.

Да Реджина убьёт её, не успеют они и до крыльца дойти…

— Может быть, — вместо этого туманно ответила она и улыбнулась. — Мне уже пора на работу, ладно?

— Да, я помню твоё расписание, — вздохнул он, отступая с явной неохотой. Эмма кивнула и натянуто улыбнулась. — Я люблю тебя.

Она клюнула его в щёчку.

— Спокойной ночи, — вместо ответа сказала она и отвернулась, чтобы не видеть его потемневшего лица.

***

Со всеми этими «я люблю тебя» была небольшая проблема, и заключалась она в том, что Реджина была в этом дьявольски хороша, а Эмма на её фоне… Ну, нервно курила в сторонке. Апогея ситуация достигла в тот вечер, когда они потягивали сидр после тяжёлого дня, сидя в кабинете Реджины, и Эмма рассказывала историю, как случайно расхреначила стену Арчи прямо во время его сеанса с клиентом.

— Он просто спокойно посмотрел на меня и сказал: «Ваш сеанс на следующей неделе, Эмма», — и вернулся к пациенту!

Потом он попросил её никому не рассказывать о случившемся, но, тем не менее, в тот момент остался абсолютно невозмутим.

Реджина фыркнула:

— Да уж. Люди в Сторибруке отлично приспособились к самому непредсказуемому элементу.

— К магии? — нахмурилась Эмма.

— К тебе. — Реджина ухмыльнулась.

Эмма возмущённо уставилась на неё, но, заметив плохо скрываемую нежность в её взгляде, язвительно хмыкнула:

— Я тоже тебя люблю.

Реджина моргнула. Едва заметно, но Эмма успела уловить это движение и скользнувшее в глубине глаз изумление. Ошеломление, которое образовывалось на её лице всякий раз, когда она говорила «люблю тебя», — стоило абсолютно всего в этом мире. И теперь это стало её любимым занятием — говорить Реджине, что любит её, — хоть она бы никогда не призналась в этом вслух.

— Знаешь, это ведь всё из-за меня. Проклятие, месть твоей семье, мой счастливый конец… — придя в себя, начала Реджина, но тотчас умолкла в тоскливой задумчивости.

— Ты всё ещё можешь быть счастливой.

Реджина взглянула на неё с тихой болью в блестящих глазах, и Эмма протянула руку, чтобы сжать её ладонь, лежащую на кофейном столике.

— У нас есть Генри, — напомнила она. — У тебя есть друзья и… Сторибрук. Жители приняли тебя, и ты им небезразлична. А ещё я знаю, что это ты создала фейковый аккаунт моей матери на фейсбуке, где постишь фотки мужских порнозвезд, так что вот тебе и месть, — добавила она, в то время как Реджина внезапно заинтересовалась торчащей из диванной подушки ниткой. — Я обещала тебе счастливый конец ещё до того, как всё полетело к чертям. И я не беру свои слова назад.

— Эмма, — пробормотала Реджина. — Разве ты не достаточно сделала для моего счастья?

— Ты про что? Про тёмное проклятие? Ты пошла в ад ради моего парня, которого ненавидишь… — усмехнулась Эмма.

— Ненавижу, — согласилась она. — Но я пошла не ради него.

Реджина провела большим пальцем по её раскрытой ладони, отчего по телу забегали мурашки. Эмма сделала несколько глубоких судорожных вдохов, потому что в груди резко стало тесно.

Реджина пожертвовала слишком многим ради неё, ради всех них. Потеряла родственную душу, лишилась счастливого будущего с ним, — и всё только потому, что решила пойти за ней в ад. Однажды в Нью-Йорке она призналась, что в глубине души всё ещё мечтает придушить Крюка, потому что он тут, а Робин — нет. Но она подавляла это желание, душила его на корню, — и вот теперь прикасалась к Эмме так, словно вовсе не обижалась на неё за случившееся.

— Прости, — прошептала Эмма, и эта гигантская вина вновь обрушилась ей на плечи. — Мне так жаль.

Поймав её взгляд, Реджина отпустила руку и принялась теребить злосчастную нитку.

— Не стоит, — сказала она, тяжело вздохнув. Её глаза сияли влажным блеском. — Мне кажется… Я бы поступила так снова. Не знаю, почему я выбираю это из раза в раз… — Она глубоко вдохнула. — Почему я готова добровольно жертвовать своим счастьем ради нашей семьи?

— Реджина, — поражённо выдохнула Эмма. Реджина скрывала слишком много эмоций после смерти Робина, но о таком Эмма даже не догадывалась. — Я…

Реджина отодвинулась, потупив взгляд, и Эмма ощутила себя так, словно лишилась чего-то важного и дорогого.

— Тебе нужно идти, — сказала она. — Пока твой парень не начал заваливать тебя мемами про инцелов. ²

— Ой, да всего раз было, — закатила глаза Эмма, но намёк поняла. Реджине всегда было тяжело открываться и делиться чувствами. Эмма неохотно поднялась. — Я завезу Генри, о’кей? Он говорил, что скучает по своей кроватке.

Реджина смерила её взглядом.

— Хорошо. — Она переплела их пальцы, провожая до двери. — Но я могу переночевать и одна, — добавила она.

— Генри скучает по своей кровати, — с упрямой настойчивостью повторила Эмма.

Нет, сегодня она точно не оставит Реджину одну. Если бы не Крюк, — она бы и сама осталась с ночёвкой.

— Ладно, — вздохнула Реджина, но затем улыбнулась той самой нежной улыбкой, от которой Эмме захотелось расплакаться. — Я люблю тебя. — И затем она шагнула ближе, обхватывая ладонями талию Эммы.

Такого с ними ещё не случалось.

Эмма широко распахнула глаза, когда Реджина притянула её для жарких объятий, и замерла на секунду, не в силах пошевелиться. Затем она наконец приподняла руки и обняла её в ответ, скользя ладонями по хрупким плечам.

Так они и стояли, тесно прижавшись друг к другу, словно утопающие, и в этот момент Эмма пережила настоящее интимное откровение. Таких эмоций от объятий она никогда ещё не испытывала.

Она провела рукой по волосам Реджины, когда та опустила голову ей на плечо, и они обнимались так долго-долго, наслаждаясь тихим спокойствием и теплом друг друга.

 — Я люблю тебя, — шепнула Эмма, касаясь губами её макушки, и Реджина улыбнулась ей в шею.

___________________________

² Инцелы (англ. incels, словослияние от англ. involuntary celibates — «невольно воздерживающиеся (от секса)») — члены субкультуры, которые описывают себя как неспособных найти сексуального партнёра, несмотря на желание это сделать. Вину за невольное воздержание инцелы целиком возлагают на женщин, при этом иногда призывая к изнасилованиям © Википедия.

***

После этого объятия стали привычным делом. Небрежные и короткие — в кафе или при случайной встрече на улице, глубокие и долгие — когда их никто не видел. Эмма ловила себя на мысли, что ждала прощания с Реджиной так же, как жаждала и встречи с ней. Та, меж тем, становилась всё больше похожей на прежнюю себя. С каждым объятием, с каждым «люблю тебя» она оставляла грусть и меланхолию позади.

— Привет, — сказала она, когда однажды днём Реджина зашла к ней с контейнером «Tupperware», полным печенья. Реджина широко улыбнулась, и от этой улыбки день стал в пять раз лучше. — Печенье!

— Это любимое печенье Генри, так что я испекла побольше, чтобы у него было свежее, — непринужденно пояснила Реджина, прислонившись к дверному косяку.

Эмма взглянула на контейнер с растущим подозрением.

Там лежало шоколадное печенье с арахисовым маслом, которое Генри ненавидел. В прошлый раз, когда Реджина пекла его, — Генри не притронулся ни к одному, а вот Эмма слопала все, до каких смогла дотянуться.

— Ага. Для Генри, — с сомнением протянула она.

— Ты что думала? Что я стану печь печенье только для того, чтобы прийти сюда и накормить тебя? — усмехнулась Реджина, но в глазах, тем не менее, мелькнул плохо скрываемый озорной блеск.

Эмма порывисто стянула с контейнера крышку и откусила кусочек печенья.

Ещё тёплое и прямо-таки волшебное на вкус. Не сдержавшись, она прикрыла глаза и блаженно застонала.

Реджина шумно сглотнула.

— Они были для Генри, — всё ещё пыталась протестовать она.

— Да Генри здесь даже нет! Ты же знаешь, что сегодня у него день с любимым дедулей, — отмахнулась Эмма.

— О, так он сегодня? — Реджина распахнула глаза в притворном удивлении. — И как же мне не дать тебе слопать всё печенье до его прихода?

Эмма самодовольно ухмыльнулась, даже не скрывая, что получает от этого удовольствие.

— Если тебе нужно было приглашение, Реджина, ты могла просто спросить.

Реджина обиженно фыркнула.

— Я не хочу сидеть здесь и играть в видеоигры с пиратом, который всё ещё думает, будто мыться два раза в неделю — роскошь…

— Я работаю над этим. Он месяцами считал стиральную машину демоном, — вспомнила Эмма. — Это не минутное дело.

Эмма подхватила её под руку и затащила вглубь квартиры. Реджина слишком редко приходила к ней, чтобы упускать такую возможность. Она просто не могла позволить себе упустить такое.

— Пойдем. Сегодня выходной. Будем есть печенье и смотреть всякое дерьмо по телеку.

Под «дерьмом по телеку» Эмма подразумевала странные реалити-шоу на Нетфликсе, где оголтелые девки бросались на первого попавшегося мужика. Реджине всегда нравились такие шоу.

— Это пошло, — сказала она, тыча в экран. — Не могу поверить, что кто-то купился на это. Он безвкусный. В нём отвратительно вообще всё: от бороды до автозагара. Неужели они думают, что он нужен кому-то из этих девушек?

Примерно то же самое Эмма думала и о Робине, когда они познакомились в Камелоте. Она мудро промолчала, но Реджина, не обременённая желанием щадить её, сказала:

— Он напоминает мне твоего пирата.

— Эй, — возмутилась Эмма и запихнула в рот ещё одно печенье. Их было восемнадцать штук. Реджина съела всего три, а Эмма — всё остальное. — Киллиан не безвкусный.

— М-да уж, — великодушно хмыкнула Реджина. На экране две женщины, борющиеся за приз, как раз жарко о чём-то спорили. — Гляди, какое сексуальное напряжение, — переключилась она, явно довольная происходящим, и Эмма озадаченно взглянула на неё.

— Они дерутся.

Реджина вскинула брови.

— Разумеется. — Она откинулась на спинку дивана и снова перевела взгляд на экран. — Они вот-вот сорвут друг с друга одежду. Посмотри на эту страсть. Вот это настоящие отношения.

Эмма удивлённо моргнула. Первая женщина подошла ближе, её голос звучал низко и угрожающе. Вторая, тем не мене, не отступала, и напряжение между ними нарастало с каждой секундой.

— Она пытается запугать её, — блаженно протянула Реджина с нескрываемой ностальгией. — Раньше я постоянно так делала.

— Да, — согласилась Эмма. — Особенно со мной.

Реджина хищно улыбнулась, и эта улыбка — смесь Злой Королевы и мэра Миллс, — была завораживающе прекрасна.

— Я помню, — едва ли не промурлыкала она и наклонилась ближе. У Эммы резко пересохло во рту, так что она задержала дыхание и старалась даже не шевелиться, особенно когда Реджина опёрлась о её бедро, чтобы дотянуться до кофейного столика.

Прижавшись к ней вплотную, Реджина нарочито медленно ухватила печенье пальцами.

— Эх, были времена, — задумчиво заключила она, вновь откидываясь на спинку дивана, но не отодвигаясь. — Тебя было так легко вывести из себя.

— Что? Ни хрена. Я оставалась спокойна, в то время как ты носилась по городу и манипулировала всеми вокруг, лишь бы никто не снял твоё драгоценное проклятие!

— М-м-м, — протянула Реджина. — Почему ты вообще осталась в городе, Эмма?

Эмма перевела на неё полный возмущения взгляд.

— Из-за проклятия! И Генри! И на дорогу выбежал волк, из-за которого я чуть не разбилась…

— Ты осталась только потому, что я сказала тебе убираться, — самодовольно поправила её Реджина.

— Ты что, собираешься притворяться, будто так и было задумано?

— Ну… — Реджина вздохнула. — Офис шерифа пришёл в упадок, конечно…

 — Как ты смеешь!

— …И мой сын ест макароны с сыром на ужин раза три в неделю…

— Максимум два!

— …И если бы не ты, Крюк давно бы уехал. — Реджина недовольно поморщилась. — Но в остальном твоё присутствие пошло нам всем на пользу.

Она улыбнулась, утопая в воспоминаниях; взгляд её стал глубже, словно она была не здесь.

— До твоего приезда Сторибрук был… спящим. Генри единственный, кто рос и развивался, и он меня ненавидел.

— Реджина, нет, — застонала Эмма. У них с Генри и правда были тяжёлые, натянутые отношения. Но он никогда не ненавидел её. Он был зол, расстроен, обижен, но не…

— Ты тоже меня ненавидела, — отмахнулась она и неожиданно хищно улыбнулась. — Не то чтобы я сильно горевала из-за этого. Ты вернула меня к жизни.

Сейчас Реджина выглядела такой счастливой и довольной, по-домашнему тёплой, что Эмма не смогла удержаться и обняла её, крепко прижавшись к ней всем телом. Реджина улыбнулась, опустив голову ей на плечо, и Эмма зарылась носом в её волосы, позволив себе задержаться вот так и раствориться в этом мгновении.

***

Прошло время, и Реджина стала улыбаться всё шире, а выходить из дома — всё чаще. Этим вечером они встретились в кафе для небольшого перекуса после работы, и, как и всегда, обнялись при встрече. В этот раз даже Генри позволил им обнять себя, хоть и выглядел явно смущённым всеми этими нежностями.

— Если вам так нравятся прилюдные обнимашки, то я не против, зануды, — ворчал он, пока Реджина ласково обнимала его, прижимаясь губами к виску.

Эмма меж тем сосредоточилась на более важной части его заявления.

— Пардоньте, ты назвал нас занудами? Ты себя вообще видел?

— Наш сын не зануда, — возмутилась Реджина.

Эмма покачала головой.

— Генри, у тебя есть друзья-подростки? — спросила она. Генри нахмурился. — Может, у тебя есть тайные суперсилы помимо всего этого волшебного писательства? Или, быть может, среди всех тех игр, за которыми ты проводишь часы, есть хоть одна популярная? — Генри моргнул и нахмурился вновь. — Ну, вот! — самодовольно припечатала Эмма. — Из нас троих крутая тут только я.

Генри и Реджина одновременно фыркнули, и Эмма, закатив глаза, добавила:

— Уяснили? А теперь, на правах булочки с корицей, я пойду и куплю ещё одну.

Так она и поступила.

Позже они устроились за дальним столиком и тихо ужинали. Генри рассказывал о новом школьном проекте, а Реджина ругала Эмму за её ужасные ленивые отчёты, которые она послала ей на прошлой неделе. Но что важнее всего, сидя здесь, в окружении любимых людей, Эмма ощущала себя так, будто находится в огромном вакууме: уютном, тёплом и безопасном. В такие моменты она всегда понимала, что это — самое драгоценное, что есть у неё в жизни.

Она подняла взгляд на Реджину, глаза которой светились счастьем, и широко улыбнулась ей, поняв вдруг, что она чувствует то же самое.

Всю идиллию испортило раздражённое сообщение от Киллиана.

— Киллиан сейчас придёт, — тоскливо сказала она, не понимания, почему от этой мысли тот вакуум тепла и уюта резко лопнул. — Так что давайте закругляться.

— Оу, ладно, — оживился Генри. — Я как раз хотел показать ему одну игрулю, в стиме недавно была распродажа…

— Задрот, — ласково пробормотала Эмма, поглаживая его по спине. — Увидимся позже, — добавила она, повернувшись к Реджине. Если Генри снова займёт Киллиана игрушками — она сможет ускользнуть и поговорить с Реджиной, глаза которой светились надеждой. — Люблю тебя.

Она потянулась к ней, чтобы обнять, и в этот раз объятия продлились неприлично долго, во всяком случае — для людного места. Реджина тихо пробормотала ответное «люблю тебя» и провела ладонями по её спине, отчего по телу вновь забегали мурашки. Ну и плевать, что они стояли на виду у всех, подумала Эмма. Главное то, что в этих объятиях она утопала, наслаждаясь ими как ничем другим в этой жизни.

Киллиан объявился на пороге кафе как раз в тот момент, когда они отстранились друг от друга, и взглянул на них с мрачным неудовольствием. Эмма вяло улыбнулась, приветствуя его, но он словно и не обратил на неё внимания: подошёл ближе и впился в её губы яростным демонстративным поцелуем. Эмма нахмурилась и инстинктивно скосила взгляд на Реджину, но та стояла, недовольно поджав губы, в решительном ожидании.

— Извини за Киллиана, — сказала Эмма чуть позже.

Киллиан приглашал её сходить на свидание, но Генри был так поглощён своей этой новой игрой, что Эмма просто не нашла в себе сил отказать сыну. Когда они вновь устроились в гостиной перед телевизором, — она облегчённо выдохнула и выскользнула за дверь, после чего тоскливо побрела в сторону Миффлин-Стрит.

Реджина схватила её за руку и притянула для очень долгих объятий, прижимаясь губами к её щеке. Так что Эмма, растерявшись, выдохнула свои извинения, даже не подумав.

— Он… Не знаю. Он как будто не может смириться с мыслью, что не весь мир знает о наших отношениях, — скривилась она, удобнее устраиваясь на диване.

— Есть более эффективные способы сказать об этом, нежели демонстративное «посмотрите, я не умею целоваться», — поморщилась Реджина, но Эмма лишь рассмеялась.

— Он нормально целуется! — запротестовала она. Киллиан, конечно, не профи, но она уже давно к этому привыкла. — У меня бывали поцелуи и похуже.

— Сомневаюсь, — сухо сказала Реджина. — Он же всю жизнь провёл в море. Наверняка тренировался на каких-нибудь морских огурцах. — Она ухмыльнулась. — Когда я целую женщину…

— Когда ты что? — растерянно переспросила Эмма.

Реджина облизнулась, и Эмма тотчас забыла обо всём на свете, не в силах отвести взгляда от её губ.

— Женщинам не нравится, когда им в рот запихивают язык, — задумчиво сказала она. — Для начала можно едва ощутимо поцеловать её в уголок губ, чтобы убедиться в её заинтересованности. Только потом — переходить к лёгким, дразнящим поцелуям…

У Эммы пересохло во рту, сердце принялось биться быстрее. Она уже проклинала своё живое воображение.

— Нельзя просто… Прижаться к чужим губам в надежде, что из этого выйдет что-то путное. В поцелуе должна быть чувственность.

 — И что дальше? — завороженно спросила Эмма.

Реджина хищно улыбнулась.

— Немного подразнить, — прищурилась она и провела языком по губам, задержавшись на верхней чуть дольше положенного. — Чтобы она вошла во вкус, чтобы захотела большего…

Она прикусила краешек нижней губы, чуть оттянула, лукаво глядя Эмме прямо в глаза, и наконец улыбнулась. Эмма следила за каждым её движением, не в силах оторвать взгляд, и на мгновение забыла, как правильно дышать. Ей казалось, что она смотрит на какую-то вселенскую головоломку, пока наконец не взяла себя в руки и не выдохнула.

— Что ж… это работает, — хрипло выдавила она. — То есть… Мне так кажется. Я никогда… Ты никогда не целовала меня. Не то чтобы я просила… У тебя есть что-нибудь выпить? — наконец выдохнула она, и Реджина, не в силах сдержаться, рассмеялась.

Эмма перевела дыхание, отводя взгляд.

— Тебя, похоже, это забавляет, — обиженно фыркнула она. Она пребывала в полной уверенности, что Реджина сделала это специально; просто чтобы подразнить её. Но она всё равно не могла злиться. Как можно, если Реджина наконец выглядит прежней собой?

— Вообще-то да, — ухмыльнулась она.

***

Следующие три ночи ей снилась целующаяся Реджина, и Эмма просыпалась возбуждённая, взбудораженная и потная. Выскальзывая из кровати, она тихо пряталась в ванной, чтобы самостоятельно справиться с напряжением, а потом просто стояла под прохладными струями воды, прижималась лбом к кафелю и проклинала себя, своё живое воображение, и…

И Реджину. Больше всего — Реджину.

Та, в свою очередь, лишь дьявольски ухмылялась всякий раз, когда видела их с Киллианом вместе. Словно она точно знала, что навсегда испортила ей поцелуи с ним. Да и не только с ним, — вообще с кем-либо другим. Так что Эмма старалась не попадаться ей на глаза и уворачивалась от его поцелуев, которые Реджина могла бы увидеть.

— Это нечестно, — ворчала она, пока они устраивались в баре напротив Зелины и Мэри-Маргарет.

— Что именно? — невинно поинтересовалась Реджина, хлопая ресницами.

Вместо ответа Эмма смерила её хмурым красноречивым взглядом, чуть задержалась на губах, а затем вновь повернулась к Мэри-Маргарет, чтобы та наконец рассказала, зачем они вообще собрались.

Очевидно, для очередной идиотской затеи их с Реджиной родственников.

— Мы тут подумали… — начала было Мэри-Маргарет, указывая на Зелину, но Реджина её перебила:

— Это худшее, что можно от вас услышать.

— …И пришли к выводу, что ты наконец готова, — не слушая её, закончила мать, и буквально засияла воодушевлением.

Эмма настороженно посмотрела ей в глаза.

— К чему?

— К новой интрижке, конечно! — радостно воскликнула Зелина. — Дорогая, тебе нужен кто-то на одну ночь, потому что… Ну, твоё сексуальное напряжение становится слишком заметным…

— Не настолько заметным, чтобы обсуждать это с вами, — процедила Реджина. Эмма согласно кивнула и испытала странное, необъяснимое раздражение.

— Так мы тут для этого? — спросила она. — Вы притащили нас сюда, чтобы свести Реджину с каким-нибудь парнем?

— Или женщиной, — кивнула Зелина.

Ещё хуже. Эмма до сих пор помнила «технику поцелуев Реджины», и её буквально начало мутить от одной только мысли, что…

Реджина выжидающе взглянула на неё, точно прочла мысли, а Эмма невольно задалась вопросом: «С этим незнакомцем она будет целоваться так же?»

Нет, она определённо не должна была думать обо всём этом сейчас. Точно не здесь, когда они в баре, а Реджина пристально наблюдала за ней.

В раздумьях она пропустила половину сказанного матерью, и, вздрогнув, снова подняла на неё взгляд.

— Тебе нужно отдохнуть и взбодриться, — говорила та меж тем. — Я знаю, ты ещё не готова к новым серьёзным отношениям…

— Шесть недель — это серьёзные отношения? — с сомнением уточнила Зелина.

Мэри-Маргарет пропустила её слова мимо ушей:

— …Но лёгкая интрижка без обязательств точно поможет тебе снять стресс и напряжение. Тебе нужно напомнить себе, что ты привлекательная сексуальная женщина, доступная для свиданий…

— Доступная?! — Эмма чуть не задохнулась. — Она не доступная! Да никто в этом баре и мизинца её не стоит! 

Она ошарашенно обвела бар рукой. Здесь не было никого даже близко подходящего Реджине, чёрт возьми! Реджина заслуживала куда большего, нежели просто интрижка с человеком, который не увидит в ней ничего особенного или, что ещё хуже, — будет видеть лишь Злую Королеву!

— О чём ты думала, мама?!

Мэри-Маргарет озадаченно взглянула на неё.

— Эмма, я думала ты поддержишь нас. Ты столько раз давала этот же совет другим…

— Но не Реджине. Она не просто кто-то, — растерянно нахмурилась Эмма. — Она…

— Очень устала, — вклинилась Реджина, закончив за неё фразу. По её лицу пробежала тень недовольства и вселенской усталости. — Мне жаль, Снежка, Зелина. Не думаю, что мне это подходит.

Она выдавила улыбку, а Эмма бросила грозный взгляд на женщин, сидящих напротив. Они испортили им прекрасный совместный вечер.

— Я лучше пойду домой, — меж тем продолжила Реджина и поднялась. Эмма колебалась всего мгновение, прежде чем встать следом, но Реджина лишь покачала головой:

— Нет, не стоит. Я просто… Хочу провести вечер в одиночестве, — призналась она, вздыхая. — Оставайся. Наслаждайся вечером.

Она скользнула пальцами по талии Эммы и, крепко обняв, прошептала ей на ухо: «Я люблю тебя». Эмма поцеловала её в висок, закрыла глаза и прижалась к Реджине на долгий миг, во время которого мир вокруг просто исчез.

Было что-то такое в объятиях Реджины, что они казались безопаснее любых других объятий; что-то успокаивающее, — как уютный дом, семья, и вся их поддержка и защита. У неё не появлялось ощущения, что всё вот-вот рухнет, пошатнув её уверенность в себе. Она прижалась к Реджине, и та чмокнула её подбородок, после чего нежно улыбнулась и отстранилась.

— Не переживайте из-за меня, — повернулась она к Зелине и Мэри-Маргарет. — Просто один спокойный вечер.

Когда она вышла, Зелина едко ухмыльнулась, подняв взгляд на Эмму:

— В следующий раз просто скажи прямо, что у вас роман, и мы не будем тратить на вас двоих время.

Эмма резко обернулась, широко распахнув глаза. Должно быть, она ослышалась.

— А?

— Эмма, вы вместе? — терпеливо переспросила Мэри-Маргарет.

— Ха! Если бы, — фыркнула Эмма, закатив глаза.

— Что?

Эмма прокрутила в голове последние несколько мгновений и замерла.

— Ну, в смысле, нет, — сказала она, отчаянно краснея. — Разве друзья не могут сказать, что любят друг друга и обняться? Разве вы так не делаете со своими друзьями?

— Нет, — сказала Мэри-Маргарет, выгнув брови.

— У меня нет друзей, — хмыкнула Зелина.

Эмма нахмурилась.

— Вам нужны друзья получше, — буркнула она и свернула с этой скользкой темы к бару, решительно намереваясь выкинуть из головы мысли о сексуальных губах Реджины.

***

Всё ещё злясь из-за случившегося, Эмма вернулась домой вся на взводе.

— Ну как там дамы? — спросил ждавший её Киллиан и налил ей выпить.

Она с благодарностью схватила стакан.

— Тупо, — зло буркнула она. — Они пытались подстроить Реджине свидание. Ты можешь себе это представить? Чтобы Реджина — и согласилась на интрижку? Она заслуживает большего. Кого-то, кто будет её ценить! А не какого-то левого парня из бара. — Она сделала глоток рома и скривилась. — Это было ужасно.

— Ну и? — допытывался Киллиан, приподняв брови. — Она нашла мужика?

— Нет, она ушла. — Эмма сделала ещё глоток. — Нужно было пойти с ней. Отстойный вечер.

— Ну, мы ещё можем спасти его, — намекнул он и плотоядно ухмыльнулся.

— Да, — рассеянно ответила Эмма, почти не глядя на него. — Я написала Реджине. Может, она захочет прийти, и мы посмотрим что-нибудь или займёмся магией… — Она наконец подняла взгляд. Лицо Киллиана, тёмное от недовольства, остудило её пыл. — Что?

— Я подумал, что мы могли бы провести время вместе, любимая. Только ты и я. Пацан сегодня дома, у нас есть ром… — сказал он умоляюще. Эмма покачала головой, и Киллиан нахмурился, мрачнея лишь сильнее. — О, но если бы Реджина пришла, ты бы мгновенно оказалась в её объятиях! С кем из нас ты встречаешься?!

— Престань, — вздохнула Эмма и вскинула руку. — Я и так слишком много выпила. Я встречаюсь с тобой. Мы с Реджиной просто друзья.

— Но при этом ты говоришь ей, что любишь её, каждый грёбаный раз, когда видишь, — горько усмехнулся он. — Когда в последний раз ты говорила мне, что любишь? Когда в последний раз ты обнимала меня так, как её?

Эмма взглянула на него виновато и ошеломлённо, придавленная к земле этим внезапным натиском.

— Я не… Я говорила тебе, что люблю! Ты же знаешь, я не умею… Обязательно делать это каждый день?

— Да, потому что ей ты говоришь каждый день! — хрипло воскликнул Киллиан. — Потому что ты и шагу сделать не можешь без того, чтобы не сказать её величеству, как сильно ты любишь её! Почему, чёрт возьми, ты просто…

— Ладно, хватит. Перестань, — умоляюще застонала она. Сначала Мэри-Маргарет и Зелина, теперь Киллиан. — Ты можешь расслабиться? Это была грёбаная автокоррекция!

Киллиан непонимающе взглянул на неё, явно всё ещё злясь, и она продолжила:

— Автокорректор исправил моё сообщение на «я люблю тебя», и потом это просто… стало тем, чем стало, — объяснила она, беспомощно глядя на него в поисках хотя бы искры понимания.

Но вместо понимания она обнаружила на его лице триумф, смешанный с самодовольством, и внезапно Эмма осознала, что в комнате стало как-то слишком холодно, — как если бы кто-то открыл входную дверь… Она медленно повернулась и шумно вдохнула.

В дверях стояла Реджина с непроницаемым выражением лица, но Эмма всё равно заметила, как в глубине её глаз растеклась боль.

— Реджина, нет, — зашептала она бледными губами, но Реджина не стала её даже слушать. Она порывисто развернулась на пятках и зашагала прочь.

***

Реджина не говорила с ней.

Эмма заваливала её десятками смс и голосовых:

— Да какая разница, как это случилось? Главное то, что это правда. Реджина, пожалуйста. Я скучаю… По тебе и по этим словам. Я скучаю.

На следующее утро она проснулась к полудню и сразу же направилась в кафе, где заказала обед, после чего решительно двинулась к мэрии.

— Сегодня она работает из дома, — виновато извинилась секретарша. — Странно, что она тебе не сказала.

Но и дома ей никто не открыл.

— Я вышибу дверь, если ты мне не ответишь!

Вокруг двери расцвёл магический барьер. Эмма крикнула: «Не круто!» — и яростно пнула его.

Матерясь и хромая, она побрела в участок, где сверлила Киллиана взглядом, пока он не ушёл, и отправила письмо в офис мэра с просьбой назначить встречу на поздний вечер. Письмо вскоре одобрили, так что она, прихрамывая, двинулась в мэрию, но застала там только Генри, сидящего за столом Реджины. Он хмуро взглянул на вошедшую Эмму.

— Что ты сделала? — требовательно спросил он.

Эмма виновато покачала головой.

— Как она?

— Плохо, — нахмурился Генри. — Она даже со мной не хочет разговаривать. Она просто грустно и злобно печёт печенье. Восемь видов! И ими всеми она пыталась накормить меня, когда я пришёл из школы. — Он скривился. — Если бы её разозлила не ты, я бы принёс тебе немного.

— Эй! — возмутилась Эмма. — Если она печёт их из-за меня, то мне причитается хотя бы… чуть-чуть…

— Даже не пытайся, ма, — фыркнул Генри, искоса взглянув на неё. — Ты не получишь ни одно из них, пока не придумаешь, как всё исправить. А теперь иди!

И она ушла.

Дома, не сдержавшись, она со всей силы врезала по двери, но тут же зашипела и прижала ладонь к груди. Всё, на что её хватило тем вечером, — просто лежать, растянувшись на диване, и смотреть в потолок стеклянным взглядом.

Она писала Реджине смс, звонила ей, отправляла дюжину сообщений в «LinkedIn» и даже нашла её секретный аккаунт в инстаграме, где Реджина выкладывала фотографии сторибрукских собак.

Пожалуйста, дай мне шанс объясниться, — написала она в комментариях, но Реджина решительно кинула её в чёрный список.

— Ну и что, что это была автокоррекция? — вопрошала Эмма у Мэри-Маргарет на следующий день. — Это не делает чувства менее значимыми! Я люблю её! Она моя лучшая подруга! — Мэри-Маргарет оскорблённо взглянула на неё, и Эмме пришлось раздражённо напомнить ей: — Ты моя мать! Ты не можешь быть ещё и моей лучшей подругой.

— Не могу, — обиженно засопела она. — Но её лучшая подруга я, а не ты.

В общем, никакой пользы. Она оказалась даже бесполезнее Киллиана, который, пользуясь возможностью, буквально не отлипал от неё ни на минуту. Эмма уклонялась от его поцелуев, ссылаясь на занятость, но с каждым днём он становился лишь настойчивее, впиваясь в неё, словно пиявка.

Генри если и приходил, то только затем, чтобы поиграть с Киллианом. Он бросал на неё уничтожительные взгляды и выглядел так, словно всё это — целиком её вина. Конечно, отчасти так оно и было. Но ведь Реджина даже не давала ей шанса объясниться! Как она могла всё исправить?

Однажды, сидя на крыльце поздно ночью, она думала о Реджине: наверняка она снова одна в этом мрачном доме, да ещё в полной уверенности, что Эмма на самом деле не любила её. От мысли об этом её сердце обливалось кровью. Она создала небольшой огонёк и послала его к окну Реджины, представляя, как она сядет на кровати и заметит эту небольшую искру, слабо светящуюся в темноте. От этой мысли её сердце готово было разорваться.

Когда она снова открыла глаза, — искорка висела прямо перед ней, разросшаяся и похожая на лицо Реджины.

— Прости, — шепнула она. — Я не знаю, что ещё сказать, чтобы всё исправить. Не понимаю, чего все ждут от меня…

— Ты правда не знаешь? — донёсся до неё недовольный голос. Генри высунулся из окна спальни, но Киллиана нигде не было видно. Пробежавшись по Эмме оценивающим взглядом, он наклонился к подоконнику и тихо сказал: — Когда вы уже наконец признаетесь друг другу в чувствах, чтобы мне больше не приходилось играть с Киллианом?

— Я думала, тебе нравится играть с Киллианом, — удивлённо заморгала она.

— Ты прикалываешься?! — фыркнул Генри. — Я показываю ему игры с распродаж в стиме. Ты реально думаешь, что в них кто-то играет? Да я просто был в отчаянии! — Он застенчиво пожал плечами. — Я надеялся выиграть для вас с мамой время, чтобы вы… Ну, знаешь… Разобрались со всем сами.

— Разобрались в чём? О чём ты вообще говоришь? — Эмма подняла на него отчаянный взгляд. — Мы с твоей мамой друзья. Я люблю её. Не понимаю, с чем тут ещё разбираться…

Генри смотрел на неё с терпеливым ожиданием.

— Я люблю её, — повторила Эмма.

— Знаю, что любишь, — спокойно сказал Генри, а Эмма смотрела на него в полном неверии, ощущая себя так, будто только что упала с девятого этажа.

***

Вооружившись книгой и самодовольством, Генри отправился ночевать к бабушке с дедушкой. Эмма написала Реджине смс, чтобы сказать об этом, и, разумеется, не получила никакого ответа. Зато Генри практически сразу пришло сообщение с пожеланием спокойной ночи. Что ж, во всяком случае, Реджина читала то, что она пишет ей. Эмма невольно задавалась вопросом, а слушает ли она голосовые сообщения, и разрывается ли её сердце так же сильно, как её собственное, когда она их записывает.

Она не знала, о чём думала раньше, но теперь начинала понимать даже слишком много.

Она вернулась домой пораньше, нервно играясь со связкой ключей. Заметив её, Киллиан призывно похлопал рукой по дивану рядом с собой и широко улыбнулся. Эмма тяжело сглотнула, но вместо этого уселась в кресло напротив.

— Мне лучше съехать, — резче, чем хотелось, сказала она.

Киллиан замер, широко распахнув глаза, но затем его взгляд потускнел.

— Да. Знаю.

Эмма подняла на него удивлённый взгляд. Она ожидала очередных разборок, истерик, криков, — как это обычно случалось, когда они ссорились из-за чего-то; она ждала, что Киллиан будет обвинять её, припоминать, через что они вместе прошли и как многим он пожертвовал ради неё. Но вместо всего этого Киллиан смотрел на неё не с гневом или злостью, — а с отчаянным смирением.

— Правда? — с сомнением спросила она. — Так просто?

Он лишь вяло пожал плечами.

— Я догадывался, что рано или поздно это случится. Когда вы с её величеством разберётесь… со всеми своими вопросами. — Он скривился, поджав губы. — Ты могла бы жить со мной и тремя нашими детьми, а потом объявиться однажды утром и сказать, что женилась на Реджине, чтобы поднять ей настроение.

Эмма нервно усмехнулась, хотя ей было вовсе не до смеха. Киллиан понимающе посмотрел на неё.

— Ты никогда не ставила меня на первое место, — добавил он.

— Неправда, — тихо выдохнула Эмма. Это в самом было неправдой. Бывали времена, когда вся её жизнь крутилась вокруг одного только Киллиана. Бывали времена, когда он — единственное, о чём она могла только думать. Но затем она сблизилась с Реджиной и осознала, что хочет быть не просто его дополнением и приставкой. Не говоря уже о том, что слова застревали у неё в горле всякий раз, когда она пыталась сказать ему, что любит его. — Я просто… Я просто не думаю, что мы подходим друг другу, понимаешь?

Киллиан ничего не ответил, и Эмма прочистила горло.

— В любом случае, я пришла забрать кое-какие вещи, — сказала она. — А всё остальное мы разберём позже.

Она поднималась по лестнице, когда внезапно услышала звон крюка и треск разбившегося кофейного столика, а затем и голос Киллиана:

— И я оставляю себе иксбокс!

Что ж… Возможно, он злился сильнее, чем ей показалось.

И всё же она собрала вещи, подавив желание спуститься и извиниться перед ним ещё раз. В конце концов, в последнее время их отношения полностью строились на том, что она вечно извинялась перед ним. Извинялась за то, что никогда не была той идеальной Эммой Свон, которой он её хотел видеть. Но сегодня она не станет этого делать. Точно не теперь, когда она наконец разобралась в своих чувствах и знала, что делать.

Перед тем, как поехать к Реджине, она забежала в квартиру матери, чтобы забрать у Генри заранее подготовленный щит. Дэвид и Мэри-Маргарет нависли над ней, как курицы-наседки, и пытались завалить идиотскими советами, которые звучали даже хуже, чем её собственный план. Она поблагодарила их, пообещав непременно сделать всё именно так, как они сказали, и выскользнула из квартиры раньше, чем Мэри-Маргарет успела напроситься поехать с ней вместе.

На двери Реджины всё ещё мерцал барьер, который, — Эмма знала наверняка, — не пропускал внутрь только её, поскольку тысячу раз видела, как Генри спокойно заходил в дом. Она злобно пнула его, затем вытащила телефон и принялась печатать сообщение.

«Я люблю тебя», — написала она.

Никакого ответа.

«Я люблю тебя», — написала она вновь, упрямо стиснув зубы.

«Не смешно, Свон», — наконец ответила Реджина, и, что ж, она хотя бы говорила с ней.

Эмма быстро набрала текст следующего сообщения и сняла с крыши «жука» щит.

«Да, знаю, об этом лучше говорить не через смс. Выгляни в окно».

Она планировала всё это в спешке, но тем не менее намеренно продумала всё так, чтобы выглядеть максимально нелепо и унизительно. Для Реджины нет ничего очаровательнее, чем унижения Эммы Свон.

И действительно: стоило ей только отправить сообщение, как уже через пару мгновений окно на втором этаже распахнулось, и в проёме показалась Реджина. Она удивлённо приподняла брови, глядя на Эмму с огромным, поднятым над головой щитом.

Эмма даже не хотела знать, где Генри откопал рекламый щит размером с неё саму, но сейчас была благодарна сыну, как никогда прежде. Всё ещё держа щит над головой дрожащими руками, она написала на нём, воспользовавшись магией:

Я люблю тебя.

Реджина рассмеялась, запрокинув голову, и этот смех, — словно музыка для её воспалённого сознания.

— Я подумала, тебе нужно что-то большее, — сказала Эмма. — И что ты скажешь на это?

Реджина взглянула на неё с неверящим весельем.

— Это просто худшее клише из подростковых комедий, которое ты могла позаимствовать. Какого чёрта ты делаешь?

— Важнее всего то, откуда ты знаешь клише из подростковых комедий, — усмехнулась Эмма. — Сколько фильмов про подростков ты втайне посмотрела?

Реджина лишь беспомощно рассмеялась, бегая взглядом от щита к лицу Эммы и обратно.

Наконец, когда руки слишком устали, Эмма опустила рекламный щит и вбила его в землю, чтобы он не свалился, а затем снова подняла взгляд.

— Спускайся, — позвала она.

Реджина всё ещё смеялась, не в силах остановиться, но всё равно покачала головой:

— Нет.

Эмма сощурилась.

— Спускайся вниз, трусиха!

Этого оказалось достаточно, чтобы добить её, и уже спустя мгновение Реджина вылетела из дома, тыча пальцем ей в грудь.

— Единственная трусиха здесь — это женщина, которая открылась только благодаря автокоррекции… — гневно начала она, но Эмма резко притянула её за руку и поцеловала, не позволяя закончить фразу.

Эмма толкнула её к рекламному щиту, и, — о! — она определённо тоже знала, как целоваться с женщинами. Сначала она прошлась лёгкими, почти воздушными поцелуями, дразня её, но затем, не сдержавшись, перешла к остервенелым; таким, что Реджина несдержанно застонала, цепляясь пальцами за её плечи, и кусала её губы, отчаянно прижимаясь спиной к щиту. И, чёрт возьми, это было даже лучше, чем она могла бы себе представить.

Она отстранилась всего на миг, тяжело дыша от нахлывших эмоций.

— Я в самом деле влюблена в тебя, — шепнула она, нежно убирая прядь тёмных волос ей за ухо. Реджина только тихо рассмеялась, а затем снова поцеловала её, прижавшись к ней всем телом.

Почему они, чёрт возьми, лишали себя этого так долго?

— Не хочешь сказать мне о своих чувствах? — тихо спросила Эмма, едва не задыхаясь.

В ответ Реджина медленно провела губами по её шее, а затем вдруг отпихнула и принялась яростно что-то печатать. Закончив, она схватила Эмму за руку и потянула в дом. Закусив губу, с озорным блеском в глазах, она наблюдала, как Эмма едва не задыхалась от возмущения, пока читала сообщение.

Там было написано: «Буду должна».