Есть у Туди странная привычка, подметил коллектив — кусаться — и совсем не важно в какой момент это может произойти, сколь важно на каком участке кожи могут остаться следы его присутствия.
Укусил за палец? Значит, в плохом настроении — вывел теорию Рассел.
Укусил за ухо? Голоден — проверяла Нудл.
Укусил за шею? Наверное, ему в кайф, считает Мёрдок, наверное, ему вкусно.
Ребята посмеиваются, умиляются, собираются вечерочком — пока Стюарт отсутствует где-нибудь под диваном в поисках запыленной кассеты старых песен — и показывают отметины покушений на своём теле.
Оказывается больше всех страдает Мёрдок, не обессудьте!
Он голову ломает над тем, зачем и почему Ди кусает аж до крови, до посинения, ведь так с теми же Расселом и Нудл не поступает — где же насолил вокалисту, какую черную кошку пустил ему под ноги, под какой стремянкой прошёл он сам?
Он даже в интернет полез, ища ответ, но безбожно натыкается на психические расстройства и на прочую дуристику, в которую почти верит, кивая головой, мол да-да, все симптомы вот с той галимотьей совпадают, и совсем неважно, что читал он уже далеко не об укусах, а об лечении геморроя.
Как бы комично то ни звучало.
— Может он выражает так свою любовь, — говорит в один из вечеров Нудл за уплетанием мороженного в первый осенний заморозок. — Не думал над этим?
Не думал.
— Я читал, — подключается к словам девушки Хоббс, стягивая очки на нос и отвлекаясь от чтения книги задом наперёд. — Что мозг не может обработать правильно эмоции при виде чего-то милого, того, что нам нравится, и наше желание "затискать досмерти" и прочие "так бы и съел" - это сигналы от мозга, буквально пытающегося дисквалифицировать, умертвить источник раздражения.
— О, — тычет в Рассела ложкой Нудл с улыбкой весёлой. — У меня так и с людьми работает. Вечно хочется сожрать, раздавить и сломать объект привязанности.
Мёрдок и Рассел переглянулись.
— А вы думали, чего это я вас тумаками кормлю.
Троица знатно погоготала, конечно, но заметно задумалась над этим фактом — быстро вернулись к своим делам, когда в комнату вошёл счастливый Туди с поп-корном в руках.
Ах, ну точно. Просмотр картин Тима Бёртона от первого шедевра до последнего диснеевского дриста. Обещали ведь последнюю неделю перед Хэллоуином глянуть всем вместе.
Нудл неизменно корпела над опустошением ведерка клубничного, совершенно не заботясь о последствиях в виде боли в животе. Рассел отложил книгу и скучающе завалился на подушки, лениво следя глазами за шныряющим туда-сюда Туди, который, очевидно, искал пульт от плазмы — забавно, сам ведь его куда-то дел. А Мёрдок... А что Мёрдок? За Туди бдил как Рассел, только пристально, дотошно, да так, что клавишник это чувствует и поворачивается с вопросом во взгляде.
— Чо? — не выдерживает прямого контакта с белыми глазами мужчина и бегло отворачивается, но, признаться, поглядывает искоса.
— Что?
— В смысле...
— Это я хотел у тебя спросить? — вопрошающий тон в голосе и изогнутая бровь привели Никкалса во внезапный тупик. Сам не понял, зачем так пялил. — Ты хочешь посмотреть что-то другое??
Мёрдок отрицательно крутит головой быстро-быстро, до плывущих разводов интерьера перед глазами, а затем рукой отмахивается, мол включай уже что-нибудь и помолчи, ну, пожалуйста.
Пожалуйста...
Потому что невыносимо теперь воспринимать укусы после кинутого Расселом факта в лицо.
Нет. Он и до этого не понимал, на кой хуй вообще он при себе свои блядские зубы не держит, а теперь вообще в край растерялся, запутался, думает теперь задать вопрос в лоб, а какой — а придумается сам, как шанс подвернётся.
И вот они смотрят уже пятый фильм по хронологии: Нудл увлечена игрой Деппа в образе Эдварда Руки-ножницы, Рассел изредка комментирует происходящее на экране не согласный с действиями персонажей, Туди подкидывает и ловит ртом поп-коринки — смотрел уже фильм и ни один раз, напевает вместе с героями любимые песни и мычит мелодию, когда видит, как у Нудл наворачиваются слезы от игры актёров. Не всегда хорошей, но это уже придирки.
Мёрдок все сидит рядом с Ди у дивана и таранит глазами телек, давно потеряв нить повествования на экране. То жмется к клавишнику, то как от адского костра в сторону откидывается, и в самый разгар действий, кульминации, захватившей всех, спрашивает:
— Я тебе мил?
А на экране тишь, да гладь. Герой Деппа дышит от поцелуя героини взволнованно и Никкалс чувствует, как сильно он облажался, попав в такой неудачный тайминг, когда и Нудл, и Рассел могли запросто услышать. Сердце волнуется не меньше персонажа из фильма, готово оно совершить космический кульбит через множество световых лет на Плутон, а Никкалс предпочёл бы сейчас провалиться, кубарем по ступенькам вниз в тартарары в испепеляющие объятья Мефистофеля, поплакать у него на плече и сгореть живьём со стыда.
А говорят, что дуракам неведом стыд.
Стюарт, вопреки играющей песне, которую он безумно любит, оборачивается к старшему — с набитыми щеками, небось, весь поп-корн сожрал в одиночку — задумывается над ответом и, кажется, проходит целая вечность, когда он, наконец-то, выдаёт:
— Конечно, — по-простому отвечает Ди, улыбнувшись этой своей дырявой улыбкой, от которой у Мёрдока начинают мурашки по ногам ходить. — А ещё говоришь, что до меня долго доходит.
И до Мёрдока действительно долго доходит ответ. Пешочком так, через весь Стоктон-он-Тис прямо в мозг, в котором играет в две музыкальные тарелки заведенная обезьяна из третьей части Истории Игрушек (или это было в Симпсонах?).
Ди двинется ближе, положит голову на чужое плечо, всучит в руки пустую коробку из-под карамельной воздушной кукурузы, и без заминки продолжит просмотр, а Никкалс, заалевший и отключенный от мира сущего, позволит ему вновь укусить себя, осторожно, бережно, почти бесследно, где-нибудь под линией челюсти под какой-нибудь осуждающий говор Рассела и громкий смех Нудл.
Просто Туди умеет ловить момент и пользуется своим навыком профессионально, выражая любовь по-своему.