«Не паникуй», — сказано ему. Акабане честно пытается послушаться и у него выходит, но вовсе не из-за приложенных к этому усилий. Акабане пуст, как пуст неосторожно поставленный на край стола стакан — целый внешне, но пошедший трещинами внутри, не подлежащий восстановлению. Руки его не слушаются, и когда он опускается на корточки, чтобы подобрать стакан. Акабане несколько секунд безрезультатно пытается сжать ладонь, но пальцы не гнутся и стакан все выскальзывает и выскальзывает, будто состоя из пролитой на пол воды.

Спустя минуты Асано Гакухо так его и застает. Видя перед собой чужие ноги, Акабане поднимает голову. Выпрямляется и садится обратно на стул.

— Стучаться вас не учили?

Асано, подобрав за него стакан, молча встает с другой стороны кровати. Акабане ерзает на стуле и отворачивается. Больничная палата не место для споров и, как он считает сам, воссоединений, так что он не уходит.

— Акабане-кун.

Он не реагирует.

— Сегодня было весело?

Акабане улавливает шелест ткани и, чуть отклонившись назад, наблюдает, как Асано склоняется над кроватью. Рука мужчины на мгновение замирает над лицом спящего и пальцами касается лба. Акабане не сдерживается и фыркает.

— Я все-таки отец, Акабане-кун, — отвечает Асано, хотя его и не спрашивали — Произошедшее действительно прискорбно.

Акабане удается сжать ладони. Крепко вцепившись в колени, он собирается с мыслями и озвучивает в голове желание. Чуда не происходит, и Асано не меняются местами.

— Знаешь, для начала ты бы мог извиниться, Акабане-кун.

Опустив глаза на руки, Акабане стискивает зубы. Асано-старший двигается с места.

— И полноценно взять ответственность, а не прятаться за спиной учителя.

Задерживая дыхание, Акабане так и не отвечает. Сказанное — не более чем очевидности, но в полной мере они осознаются лишь сейчас.

— Подумай и взвесь все, Акабане-кун. Надеюсь, ты примешь правильное решение.

 Не дождавшись реакции, Асано уходит, забирая с собой все ехидство. Акабане с минуту выжидает. Не выдерживая больше, вскакивает. Склоняется над недвижимым Асано и вслушивается. Считает чужие вздохи-выдохи до десяти и падает обратно на стул.

Школьная поездка провалена. Это волнует меньше всего, но даже так, сознание начинает оживать и отвлекает мысли, как может, заставляя анализировать. Остров, куда школа неизменно посылает учащихся на отдых, не необитаем. Акабане с одноклассниками предпринимают все, чтобы убийство прошло успешно. План идеален, но не настолько, чтобы чужое вмешательство не смогло его сорвать. Остальное — очевидные последствия, пошедшие по наихудшему сценарию — неудачная случайность — виновных нет. Асано-старший, как и сам Акабане, так не считает, что и сводит в их в этой палате. 

В белой комнате на белой-белой кровати лежит Асано-младший с простреленным плечом по его, Акабане, вине. Вине, не принимающей во внимание причины, условия, угрызения совести и другие чувства, что нельзя измерить и вывести из уравнения того, кто за все ответит.

Акабане стрелял в Асано из настоящего пистолета. Чтобы спасти из заложников. Разумеется, и не думая попадать, но очередной соперник в убийстве Коро этого, разумеется, не знал, и использовал заложника как щит. Сейчас, трезво оценивая себя со стороны, Акабане тошно. От себя. От поверившего в него Асано. От принявших его сторону одноклассников. От куда-то пропавшего Коро. От страха стать настоящим убийцей.

В ожидании проходят часы. Посетителей больше нет. Лишь минуты сменяют одна другую. Оставаться, когда итог решен глупо, но Акабане во что бы то ни стало, хочет дождаться и быть первым, кого Асано увидит.

Асано просыпается около полуночи. Раскрывает тяжелые веки, водит по незнакомому потолку глазами и поднимает налитую свинцом руку. Правая половина тела не отзывается и Асано, было, паникует, как перед глазами встает воспоминание о солнечном дне: ему скучно в номере, класс «Е» неожиданно воодушевлен, он решает проследить за их времяпрепровождением, а следом… Обезболивающее все еще должно действовать, но Асано чувствует на плече болезненный хват смерти в лице Акабане. В памяти наглухо застревает, как с лица Акабане сходит самодовольная улыбка, переходя в панический ужас.

Привыкнув к темноте, Асано замечает, что не один. В полумраке едва ли отличить, кто это, но Асано не предполагает, а узнает. Акабане спит, лежа головой на сложенных перед собой руках. Сознание Асано переполняют сотни вопросов. Они застревают в горле и, давясь вдыхаемым воздухом, Асано закашливается. Акабане просыпается и сонно вопрошает:

— Что случилось?

Приходит в себя и вскакивает с места, с шумом отталкивая из-под себя стул. Асано испуганно вздрагивает.

— Живой, — пораженно шепчет Акабане. Отступает и повторяется, — живой. Ведь я же не сплю?

Акабане щипает себя за руку. Беззвучно смеется, дрожа плечами. Находит, не глядя рукой стул и садится, придвигаясь. Присмотревшись, Асано замечает: Акабане трясет, но не от смеха. Цепляясь за колени, он отводит взгляд. В темноте невозможно разглядеть, играет ли он, и Асано обретает уверенность.

— Почему ты хотел меня убить?

Акабане щипает себя за ладонь. Издает хриплые звуки, в которых узнается смех. Бормочет:

— …действительно же… с чего тебе в меня верить… мы же не…

Асано прикладывает руку ко лбу, трет виски. Слегка мотает головой. Мутное от обезболивающего сознание, с неохотой, но поддается, выдавая само собой очевидное заключение: убийце никогда бы не позволили находиться рядом с жертвой.

— Я перефразирую: чем ты думал, когда в меня стрелял?

Акабане не отвечает, все еще продолжая что-то бормотать. Впервые видя его в таком состоянии, ошеломленный Асано наблюдает за этим с несколько секунд. Громко и резко произносит:

— Акабане.

Тот застывает, будто статуя, но все же говорит:

— Да?

— У тебя с головой все в порядке? — выбирает более емкий вопрос Асано, и следом его расписывает, — где ты взял пистолет? Откуда тебе знаком тот псих? И, какого черта, ты забыл здесь?

Вопросы остаются без ответа. Собственный голос, болезненно отбиваясь в голове Асано, пробуждает остатки памяти. Где-то на затворках маячит, кажущееся сейчас детским соперничество, чуть ближе неприятные мысли об отце и, перед самыми глазами, рисуясь в темноте поверх настоящего, неприкрытый чистый ужас Акабане. Асано вздыхает.

— К-как ты? Тебе больно? Позвать медсестру?

Искреннее беспокоясь, Акабане оживает. Придвигается ближе. Асано все еще не видит его лица, но замечает рядом на прикроватном столике лампу. Стараясь не беспокоить раненную часть тела, Асано протягивает руку и включает ее. От света щурятся они оба. Заставляя глаза смотреть, Асано добивается желаемого: Акабане все еще в школьной форме, рубашка помята; плечи понурены; волосы торчат в разные стороны; лицо бледное, а глаза, эмоции в которых никогда нельзя прочесть правильно, переполнены волнением. Сомнений нет — это настоящий Акабане без маски. Тот самый, которого Асано желал видеть с самого их знакомства. Подавленный его превосходством и боящийся порицания.

— Отвратительно, — вырывается у Асано.

— Из…

Асано нажимает на переключатель лампы, чтобы больше не видеть. Мысли напрямую потоком текут из его рта:

— Какого черта ты пытаешься извиняться? Какого черта тебе вообще жаль?!

— Асано…

— Пошел вон!

Выкрикивая, Асано забывается и слегка привстает. Боли нет, но инстинктивно ее ожидая, он испуганно застывает. Когда он приходит в себя, громко хлопает дверь. Асано с силой бьет кулаками по кровати, не жалея о последствиях. Не имея возможности встать и уйти, он лежит с несколько часов, прокручивая произошедшее и, спустя пару час, все-таки засыпает.

Следующее пробуждение из-за шума. Асано открывает глаза и видит в окне утро и отца, загораживающего солнце. Еще не заметив чужого внимания, Асано-старший возится с букетом цветов, пытаясь уместить их в небольшую вазу.

— Доброе утро, Асано-кун, — приветливо произносит отец. Слишком привычно даже для теперешней ситуации. — Акабане-кун перед тобой извинился?

Произошедшее ночью тут же накрывает Асано, напоминая о невыпущенном гневе. Он без сожаления сбрасывает маску.

— Так это все из-за тебя! Это из-за тебя он извинялся!

— Пожалуйста, не шуми. Тебе вредно. Да, это из-за меня. В конце концов, ваши игры в песочнице это одно, а твоя жизнь другое.

Асано-младший вкладывает во взгляд все презрение. Асано-старший наконец-то проявляет на лице эмоции: сочувствие.

— Разумеется, я не жду, что ты поймешь. Ты все еще ребенок. Смирись, что не можешь ничего контролировать и прими Акабане-куна таким, как он есть, а не каким ты хочешь его видеть. Ты Асано, не ожидай от него результатов, равным своим.

С несколько секунд не моргая, они смотрят друг на друга. Первым отводит взгляд Асано-старший, реагируя на шум. Из-за двери появляется человек в белом.

— Вы вовремя. Мы закончили. Пожалуйста, позаботьтесь о моем сыне.

Лишь один Асано-младший слышит в «моем» своеобразный тон. Не давая отцу еще одного крошечного удовлетворения, не прощаясь, он благодарит доктора за заботу и уделяет все внимание состоянию здоровья.

С Акабане они видятся уже в школе после выздоровления. У Асано нет намерения с ним пересекаться, однако, «нелепая случайность» сталкивает их лицом к лицу в главном корпусе в коридоре первогодок. Асано там за распечатками учителю.

— Привет, Асано-кун! — звучит, как всегда, притворно-дружелюбно, — как простуда?

Не останавливаясь, Асано делает еще шаг вперед. Привычный Акабане должен ответить хитрой усмешкой и, чуть не столкнувшись с ним лбом, сказать что-то едкое. Вместо этого, Акабане отступает, стоит Асано притворно толкнуть его плечом. Не выдерживая, Асано выдыхает сквозь зубы и проходит мимо. Ускоряет шаг на зов. Не оборачиваясь, проходит до самого лестничного пролета, и уже было поднимается наверх, как рывок за здоровое плечо тащит его назад.

— Чего тебе?

Акабане многозначительно косится на окружающих их учеников. Опять же, будь он обычным, сцена уже бы началась. Кивает в сторону туалетов. Удивляясь себе, Асано слушается. Акабане пускает его войти первым. Едва успев перешагнуть порог следом, он вновь хватает Асано за плечо, но не дает времени возмутиться. Толкая другой рукой в грудь, Акабане прижимает его к стенке, вырывает из рук пачку бумаг и, отбросив, хватает за подбородок, целуя. Чувствуя в незажившей ране боль, Асано не сопротивляется. Листы с шелестом разлетаются и опадают на пол. Акабане отстраняется.

— Ты такой же бесчувственный больной ублюдок, как твой отец.

Асано передергивает. Скидывая чужие руки, он отвечает на повышенных тонах:

— Зато ты такой человечный, что тошнит. Ты опять собрался изви…

Акабане затыкает его губами. Берется за больное плечо и стискивает. Асано стонет ему в рот. Поворачивает голову.

— Я тебя чуть не убил! А тебя замкнуло на этом поганом превосходстве! Как, по-твоему, я должен был себя вести?!

— Чуть, — неловко возражает Асано. Плечо неприятно щиплет под чужими пальцами. — Должен сказать, признание вышло достойное твоих выходок.

У Акабане красные щеки. Асано не замечает этого вслух по одной причине: его собственные уши горят не меньше.

— Подавись своим первым местом, идиот. И… — Акабане делает глубокий вздох, — я виноват. И я извинюсь, хочешь ты этого или нет. Про…

Асано подается вперед, тыкаясь ему рот в рот. Отпустив его, Акабане отступает назад. Оба собираются что-то сказать, не собираясь слушать другого и уже открывают рот, как открывается дверь. Принеся с собой шум коридора, в туалет входит какой-то незнакомый им обоим ученик. С недоверием оглянув обоих, входит в кабинку и с шумом закрывается там.

Неловкость в тишине давит в удвоенной силой. Как ни странно, а первым не выдерживает Асано. Развернувшись, он хочет поскорее уйти, но останавливается, слыша в спину спокойное:

— Я буду ждать ответа.

Не оборачиваясь, Асано отвечает:

— Я уже его тебе дал, дурак.