Все дороги ведут к нему

Юнги смотрит на старые школьные фотографии, но ещё не потерявшие свою свежесть, всё такие же яркие, как и воспоминания об этих напитанных болью днях. Чимин на них улыбается, так искренне и радостно, обнимает его за плечи. А после? После разбитое в дребезги, ещё совсем юное, сердце, другая школа, другие люди и фотографии без него. Сегодня он скучает, так сильно, что душа на изнанку выворачивается и требует ещё смотреть, не отрывая взгляда на страницы фотоальбома. К черту всё! Он давно должен был отпустить и забыть, перестать жить прошлым, простить старые обиды, хотя разве можно такое прощать? Он снова ощущает все эти слёзы в перемешку с кровью, крики: «бей педика» преследуют его и по сей день, лицо полное отвращения. Любимое лицо, такое красивое, ангельски идеальное, но, как оказалось, это всего лишь маска, за которой прятался дьявол, что без секунды колебания отвернулся от него, а после воткнул нож в спину. И смеялся, пока рана кровоточила, прожигал взглядом эту спину, посыпая её солью для пущего эффекта, вдыхая аромат металла полной грудью. Но Юнги сильный, он справился. Время заласкало его раны, излечило и лишь иногда сводило его сердце необъяснимой тоской по демону, что украл его юное сердце. 

Юнги простил, не мог иначе, злость его растворилась в воздухе, и осталось лишь тепло и отвергнутая любовь. 

Первый снег - предвестник холодов, но от этого не менее прекрасный и долгожданный. Вот и любовь его была - первый снег.

И он свыкся, такова его жизнь - нужно лишь принять и делать шаги вперёд со всем грузом прошлого, которое хоть и тяготило его, но шло с ним рука об руку. Ровно до сегодняшнего дня. Ровно до того момента, как радость сменилась ужасом, а после болью, да такой, что сердце вырви и брось на землю. В новом офисе компании, после прохождения ряда собеседований, после всей этой борьбы за заветное место, которое ему удалось заполучить кровью и пóтом, после всех надежд, возлагаемых на всё это. Юнги, отворив двери в своё прекрасное будущее, встретился глаза в глаза со своим прошлым.

- Чимин, - Хосок - лысый и слегка полноватый мужчина, который последним собеседовал Юнги, завёл его в кабинете, собираясь представить всей команде, с которой он должен будет расти и развиваться вместе в ближайшее время, - это новый менеджер по закупкам, Мин Юнги, пожалуйста позаботьтесь о нём, - он дружественно хлопнул его по спине и, поклонившись, вышел из кабинета. Но Юнги даже не заметил этого, он бы сейчас ядерный взрыв даже не увидел. Всё в мире остановилось и умерло мгновенно, как и внутри него.

Чимин? Чимин? Чимин?

Всё ещё вопросительно звучало в его голове. Но глаза напротив не были плодом его воображения. К чёрту всё это, к черту жизнь, будущее, мечты, сны, реальность - всё пусть катится и горит синим пламенем. Судьба та ещё сука! Вот такие вот ямы роет и свиней подкладывает, жирных таких, что сожрут тебя, ни костей не оставив. А как же любимая мантра Юнги? Как там она звучала «равнодушие спасёт тебя от невзгод?» Только до него ещё расти и расти. А пока? Пока сердце ломает рёбра, набирает обороты и устраивает гонки с разумом, в миг, когда на него так же ошарашено смотрит он. Чимин, стал ещё красивее, мягкие черты лица теперь выглядели зрело, но оставались такими же нежными, чёрный костюм подчеркивал его фигуру, выделяя тонкую талию. Он покрасил волосы, и быть блондином ему шло до умопомрачения. Всё в нём кричало о его совершенстве, и даже несовершенная душа Юнги соглашалась с этим.

- Добро пожаловать, Юнги, - тянет руку ОН, чтобы что? Чтобы коснуться его. Да, Юнги потом обрызет её, но протягивает в ответ, всё ещё молча, всё ещё не в силах осознать произошедшее, и чувствует тепло, обжигающе такое, растекающееся по нему, как рюмка выпитого виски - хочется сморщится и стряхнуть с плеч это навязчивое ощущение. Но не может - держит марку, он перерос. Перерос же? Надо наверное улыбнутся, и всё напряжение снимет, и лишь статика останется в воздухе, нет-нет, да и пробивая в самое сердце. Только вот улыбка эта натянута до предела, уродует и искажает, выражая, толи отвращение, толи восхищение, толи боль, что судорогой тело сводит и наизнанку выворачивает. Нужно заземлится, сесть на своё рабочее место и перестать думать, перестать чувствовать то, как покалывает всё ещё место, которое только, что соприкасалось с чужой нежной кожей. Он незаметно прячет руку в карман, не от чужих глаз, а для того, чтобы сохранить это ощущение в тепле, в надёжном месте, и вечером в безопасности, подальше от всех, вдоволь насладиться этим.

- Ну привет! - высоким голосом разбивает эту неловкость парень с медными волосами, как там его звали? Хосок? Чёрт, они наверное оба так нелепо выглядели. Румянец на щеках Юнги вспыхивает алым пламенем, и он наконец-то в силах отвести взгляд. Вместо того, чтобы посмотреть на Хосока, просто прячет глаза в пол. Стыдно не за ситуацию, а за сердце стыдно, за слабости свои стыдно. Поглубже вдохнув полной грудью и шумно выдохнув, он проходит к столу.

- Привет, - еле слышно, хрипя горлом, в котором в момент стало сухо, произносит он тихо, словно мышь, усаживаясь на кресло.

- Рад знакомству, Мин Юнги. Не обращай внимания на Чимина, он у нас не особо людим.

Кто? Чимин - самый популярный парень в школе, звезда вечеринок, влажная мечта девчонок, нелюдим? Да вы издеваетесь, реальность штука переменчивая, подвластная метаморфозам и меняющая каноны под себя, но чтобы так. Это прям что-то новенькое и необъяснимое. Может быть Юнги умер и это его персональный ад? Параллельная вселенная. Хотя из параллельного тут только Чимин и Юнги, и они по всем правилам не должны пересекаться. Верните ему Евклидов мир! Простой, понятный и плоский, к чёрту Лобачевского. Но в ответ он просто кивает и улыбается. От чего-то Хосоку хочется улыбнутся, есть в нём свет, и он его видит. Как и кипу бумаг на столе, оставленную предыдущим увольненцом.

- Давай помогу! - голос Хосока звучит мягко и открыто, Юнги нравится, он бы наверное ещё его слушал, потому что помогает отвлечься от сверлящего и прожигающего взглядом его Чимина. Что у того на уме - непонятно. Смотрит так изучающе, что аж жжёт.

*****

День проходит незаметно. В компании Хосока легко и весело, они проделали почти всю работу, брошеную на него в первый же день, а её к слову было не мало. На часах уже 19:20 и Юнги собирается домой, полный вдохновения, пока не замечает, что они с Чимином остались вдвоём. Тот, тяжело отбросив ручку и вздохнув, устало потирает переносицу. Надо ли попрощаться или спросить, почему он ещё здесь? Страх заговорил сильнее. Поэтому сложив документы, он быстрым шагом, желая остаться незамеченным, пытается проскользнуть мимо него. Но голос, такой родной ему голос, ласково произносит его имя и тот, словно парализованный, застывает на месте. Вот же она манящая дверь, руку протяни и свобода, но рука теперь тяжелее свинца, как и ноги, и лишь глаза остаются прикованными к таблички, на которой написано «отдел закупок».

- Юнги, постой, - звучит как мольба, но его не проведёшь, он знает, дьяволы носят личину ангелов, - мы можем поговорить?

- А есть о чём? - звучит слишком агрессивно, всё считай партия проиграна, он признал своё поражение.

За спиной слышатся шаги, мягкая поступь, почти невесомая, и лёгкое касание плеча, от чего так хочется заплакать, нет зарыдать, навзрыд, волчьим воем выть, оттолкнуть и прижать одновременно. В уголках глаз влага, солёная, потому что океан такой же на вкус, потому что Юнги своими слезами, когда мог его заполнить, только душа опустошалась, и в ней ничего не осталось, кроме лежащих на дне осколков. Он чувствует, как голова его прислоняется к спине.

- Прости меня, если сможешь, прости меня, пожалуйста, - Чимин спокоен, голос его хоть и надрывается, но звучит уверенно, просяще, но без давления. Так, что Юнги находил в себе силы развернуться. Только зачем? Когда твой океан пуст, дай заполнить его другим, и Чимин заполняет в этот же миг так, что начинает через край литься, так, что воды его вскипают.

- За что? - Он вцепился в этот взгляд и не собирается уступать. - За что мне тебя простить?

- За всё, - а вот и дрожь, теперь он не так уверен, и Юнги пользуется этим, делает шаг нарушая зону его комфорта. - За всё, что я сделал и сказал тебе, за боль которую причинил. Я тогда испугался, но не тебя, а себя. Чувств своих, - Чимин растерян, давление слишком сильное и прогибает его, ломает, Юнги крепко держит и взглядом, и за запястье. - Я ведь тоже был влюблён в тебя, но я испугался, я не ты, во мне никогда не было такого стержня и уверенности.

- Ты что? - Чимин продолжал лепетать, а в голове Юнги, как заевшей пластинкой, крутилось: «Я ведь тоже был влюблён в тебя». Чимин. Любил.

Юнги во всё горло рассмеялся, и смех его был болезненным, ядовитым так, что Чимин замер, не понимая смешанных чувств. - Ты любил меня? - Любил - крик души, вырвавшийся наружу, хищник мечущийся по раскалённой поверхности. - Чёрт, какой сюжетный поворот, любил. Спасибо за эту любовь и ножи в спине. Спасибо, Чимин. Катись ты, - всё, он больше не намерен это терпеть, отбрасывая его руку, словно она его и заражена гангреной. Срочно ампутировать! Пусть цирк уезжает вместе с клоунами, пусть всё это валит в ад. Развернувшись на одних носках, он просто уходит, просто хлопнув дверью, просто, чтобы позволить остаться одному и наконец выпустит и отпустить. Но дома отпустит не получается, и от чего-то Юнги чувствует себя виноватым за грубость, хотя не ему себя нужно так ощущать. Зачем Чимин всё это вывалил на него, чтобы облегчить свои страдания? Или хоть раз побыть честным? Чушь, можно ли сильнее разбить то, что уже разбито? Можно. Теперь душа его прах, в пору бы пустил её по ветру, дать её остаткам свободу, гнев - кандалы, боль - цепи, Юнги - заключённый в собственной тюрьме. Хочется сбежать, туда, куда глаза глядят. Хотя видят они только его, молящего о прощении, тогда закрыть их, как в детстве, и бежать, пока ноги несут. Есть такая хорошая поговорка, «все дороги ведут в Рим», так где она, эта финишная прямая? Он бы с радостью сейчас посетил Ватикан и молил господа о пощаде. Почему дороги Юнги ведут не в тёплую Италию полную винограда, а к Пак Чимину, что режет без ножа?

*****

Утро встречает больной головой и опухшим лицом. Алкоголь, выпитый вчера, дабы забыться, трелью звучит в голове, давая понять, что забыться не получилось, а вот еле плестись, шаркая ногами и подавляя рвотные позывы, вполне себе, даже скорее на профессиональном уровне. И если бы Юнги хотя бы на секунду разлепил глаза, заходя в офис, он бы заметил, что Чимин разбит, и сидит на стуле, склеенный наспех, что глаза его красные от вчерашних слёз, что тоска эфиром витает в воздухе. Но он не заметил, а может не захотел замечать. Сердце бы не устояло перед ним, таким маленьким, таким отчаянно жаждущим прощения, таким отчаянно желающим Юнги. Снова всё как в первый раз, разве только роли сменились. Получится ли её сыграть так, чтобы Станиславский аплодировал стоя?

- Верю! Верю! Подливайте масло в огонь! Чтобы горело греческим пламенем!

Мотылёк летит на свет, только свет бывает смертельным. Так кто из них мотылёк? Тот, что потерял крылья? Или тот, что хочет их вернуть? Глупости всё это. Летать по одиночке не получится, либо вместе, держась за руки, повторять судьбу Икара, либо ходить раздельно по обетованной земле. 

Хосок сегодня жизнерадостней чем вчера, и счастье его заразительно, давно он не чувствовал себя так хорошо с кем-то рядом, легко и непринуждённо, словно они знакомы всю свою жизнь, словно и нет той боли, что в спину дышит. Но всё это от чего-то всё равно кажется неправильным. Хоть и работа идёт легко, но Юнги к обеду, изрядно пришедший в себя, собирает детали, краем глаза. Мозаика только на первый взгляд кажется сложной, а на деле это и не мозаика вовсе, а простая арифметика, два плюс два. Чимин чихнул пару раз, шмыгает постоянно и трогает свой лоб - он заболел. Ему не должно быть никакого дела, он уже взрослый и в состоянии позаботится о себе сам. Но выловив момент, когда Хосок вышел, тот найдя пакетик аспирина и парацетамол, захватив с кулера стакан тёплой воды, молча поставил его на стол, рядом сложив таблетки. Ловя удивлённый, но полный благодарности взгляд, всё ещё не проронив не слова. А нужны ли слова? Сердца понимают друг друга по жестам, язык любви прост - больше делай, меньше говори. Юнги делает, а потом червь вины за слабость прожирает в нём туннель длиной в китайскую стену, ему наверное вкусно, а вот Юнги такое не нравится. Деликатес так себе. Спасибо, но нет.

*****

На следующий день, Юнги придя на работу, находит аккуратно запакованную коробку, полную любимых мандаринов, с короткой и лаконичной запиской.

«Спасибо»

В школе они часто так делали, брали друг другу вкусности и просто оставляли их на парте, чтобы порадовать и удивить. Юнги делал чаще, потому что видеть сияющие глаза Чимина, полные звёзд и детской радости, было пиком эйфории, сильнейшим наркотиком. 

В отношениях всегда так, один даёт, другой принимает. А Юнги он не жадный, он бы всё отдал ради него, даже жизнь.

*****

Небо мажет белой кистью, предвещая морозы, пока он стоит на крыше вдыхая воздух, что на вкус - бензин, но сладкие мандарины перебивают его, оставляя после себя амбре горечи. Тихо скрипит дверь и вот уже минутка уединения нарушена, оранжевая магия растворилась в воздухе.

- Прости, не знал, что ты здесь, - слишко виновата звучит от Чимина.

- Это не только моя крыша, оставайся, я не против, - и тут же от сердца получает удар. Бум! Нокаут! Юнги всегда был плохим борцом, особенно когда речь заходила о борьбе с самим собой. Мягкий и податливый, как пластилин в детских ручках, что мнут не переставая, пока он совсем не расплавиться, превратившись в кашу. Слабак, скажете вы, а я скажу хороший человек, подснежник, что и в морозы умеет распускаться и благоухать, предвестник оттепели и весны, цветущей и красочной.

- Я просто хотел покурить, - бок о бок встаёт он, поднимая глаза к небу, поджигая белоснежную бумагу, вдыхая никотин. Но Юнги кажется, что это он сейчас вдыхает тонкий аромат персикового шампуня Чимина, и забывает, как дышать дальше, потому что пухлые губы смыкаются у жёлтого фильтра, потому что профиль его выглядит так, будто сам Микеланджело высек его из камня, потому что скучает. - Ты сможешь меня когда-нибудь простить? - пряча лицо за серыми клубами едкого дыма, словно за праздничной маской, спрашивает он.

- Когда-нибудь смогу, - на выходе, вернув власть над лёгкими, отвечает Юнги и он не лжёт. Обязательно сможет, как делал это уже не раз - прощал его.

- Я всё ещё люблю тебя. Я долго думал, что это чувство вины или же она самая, настоящая. Пока не понял, что моя любовь к тебе всё так же жива, всё такая же искренняя, и всё такая же светлая, хоть и изувечена мной. Ни дня не было в моей жизни, чтобы я не тосковал по тебе. - Говорит, как само собой разумеющееся, будто это истина, аксиома, не подлежащая и не требующая доказательств. Хотя так оно и есть, ложь тут ни к чему, и может быть, если бы Юнги не смотрел ему в глаза, он бы и усомнился, но глаза никогда не врут.

- Это всё не так просто, Мини. Моё сердце полностью заполнено тобой и одновременно полностью свободно от тебя.

- Я тоже любил, после этого, но ты всегда занимал большую часть моего сердца, - Юнги понимает, он ведь сам позволял себе влюбляться, строить свою жизнь дальше, но не складывалось.

- Нам придётся пройти очень длинный и тяжёлый путь, понимаешь? Я не уверен, что хочу этого, - честность, вот что бьёт больнее всего, ложь - мёд, правда - ложка дёгтя в неё.

- Будет нелегко, но я готов. Я больше не буду убегать от себя и тем более от тебя. Ты - всё, что мне нужно. Спешить некуда, впереди вся жизнь.

***

Спустя год.

- Подожди, не смотри! Отвернись, словно ты весь такой загадочный! - кричит Чимин так, будто пытается перекричать кого-то. Вокруг Колизея много людей, толпы туристов съезжаются, чтобы создать воспоминания о прекрасных моментах жизни. Чимин тоже создаёт прямо сейчас.

- Держи, смотри! - он вручает Юнги фотоаппарат и заходит за спину, ожидая когда тот повернётся. На фото Юнги смотрит в пол оборота на исторический памятник, а рука Чимина держит кольцо, и он спешил развернутся, чтобы понять - это правда.

Чимин стоит на одном колене, смущённый и счастливо улыбающийся, на его ладони пара золотых колец, лаконичных, как любит Юнги.

- Мин Юнги, ты станешь моим мужем? - Дрожа от стеснения и волнения, спрашивает он. И Юнги не может держать эмоции в себе, слишком их много. Подхватывает его с земли за тонкую талию и сильнее впивается в его губы, с любовью, что все эти годы копилась в нём, банк выдаёт с процентами.

- Это значит Да? - Чимин отрывается только для того чтобы спросить, хотя ответ ему итак понятен, но от любимых губ отрываться не хочется. Юнги лишь кивает, понимая одну простую истину - дороги ведут в Рим, если ты идёшь по этой дороге не один.