Снег хлопьями падает с неба, медленный и пушистый. Се Ван стоит посреди двора, запрокинув голову, позволяя ему оседать на своем лице. Моргает, когда снежинки лепятся на ресницы, но все-равно смотрит вверх на серое, затянутое плотным слоем облаков небо. Вдыхает полной грудью морозный воздух. Из павильона доносятся звуки застолья: чей-то голос — не достаточно громкий, чтобы разобрать слова, но достаточно громкий, чтобы заставить дребезжать застывшую тишину ночи — смех, много смеха, бряцание посуды, обрывки музыки. Се Ван смотрит на светящиеся теплым желтым светом окна и чувствует себя пронзительно одиноком. Но возвращаться не хочется. Здесь, в холодной белесой пустоте двора он чувствует себя лучше, чем в душном громком зале.
Когда-то он мечтал сидеть за одним столом с ифу, не скрываясь называться его сыном. Почему-то он думал, что тогда на него станут смотреть с уважением. Он знает, что на самом деле думают все эти доблестные заклинатели, когда смотрят на него. Шлюха. Мальчик для развлечений, которого пустили за господский стол. Се Ван поджимает губы. Он не чувствует ничего кроме отвращения к собственной наивности. Даже злость тлеет где-то за грудиной, вспыхивая искорками горечи, но не распаляясь в дарующее облегчение пламя агресии. Се Ван даже не хочет всех их убить. Се Ван просто хочет исчезнуть. Он отворачивается от здания, снова запрокидывая лицо к небу, закрывает глаза.
Он замечает свист, чуть слышный, знакомый до последней ноты. У него достаточно времени, чтобы отступить, позволить стреле врезаться в снег, отскочив от промерзшей земли. Но Се Ван не чувствует ни малейшего импульса двигаться. Только безразличное ожидание. Он продолжает стоять, не шевелясь, пока острый наконечник не впивается в его плечо. Се Ван чуть покачивается, отступает на полшага назад. Боль знакомо растекается по телу. Расходится пульсацией от места ранения. Се Ван испытывает раздражение от того, что чувствует это. Что стрела не вонзилась ниже, в сердце. Избавляя его... от всего. У Се Вана нет сил продолжать. Жить, убивать, заниматься самообманом. Он позволяет своим коленям подогнуться, стукается ими о лишь слегка припорошенный снегом камень двора. Он ждет, что наемник выстрелит снова. Или придет добить. Секунды непроизвольно отсчитываются в сознании: одна, две, три... полминуты, минута, две. Ничего не происходит. Се Ван заваливается на спину, снова уставляясь в небо. Кровь из раны пропитывает одежду, заставляя острее чувствовать холод, но веки упрямо начинают тяжелеть. Сознание уплывает, размывая снег в сплошное белесое полотно, и единственное, что успевает подумать Се Ван: «на стреле был яд». Он надеется, что смертельный.
х х х
Се Ван приходит в себя в тепле. Первое что он ощущает — тяжесть мягкого пухового одеяла, отдающего лавандой. Приятный, совершенно непривычный запах. Такого никогда не было и не будет ТайХу.
Се Ван рискует приоткрыть глаза. Свет не такой уж яркий, но все-равно заставляет щуриться. Он тянется рукой к лицу, давит на веки, трет их и пробует приоткрыть глаза снова. Этот раз куда более удачный. Се Ван лежит на высокой кровати посреди небольшой комнаты. Стены выкрашены белой краской. Единственное окно занавешено розоватой занавеской. Все вокруг выглядит не так. Не просто непривычно, как когда оказался в незнакомом месте, а именно не так.
Се Ван ждет, что это чувство неправильности породит волну страха. Ждет, что та прокатится по телу, заставляя подобраться в готовности к рывку. Вместо этого, Се Ван не чувствует, кажется, ничего. Разве что приглушенное любопытство.
Но все-равно невольно вздрагивает, когда дверь в комнату открывается, впуская девушку в лимонно-желтом одеянии, совершенно не похожем на ханьфу. Она сжимает в руке что-то похожее на узкую плоскую дощечку с прикрепленными к ней листами бумаги и странного вида пером.
— Мистер Се, как вы себя чувствуете?
Язык тоже звучит не так, несмотря на то, что Се Ван прекрасно понимает сказанное. Он прислушивается к себе. Все тело ноет, слабость заставляет все конечности ощущаться тяжелыми, практически неподъемными, но плечо как ни странно не болит совершенно.
— Нормально, — голос сипит, Се Ван прокашливается и осторожно добавляет, — тело ноет и слабость.
От девушки не исходит опасности. Инстинкты Се Вана не сбоят. Во дворе, он ее чувствовал, но не ощущал желания реагировать. Сейчас же — полный штиль. Но Се Ван в любом случае смог бы преодолеть и ломоту и слабость, если бы понадобилось, а выставить себя слабее чем ты есть, никогда не было плохой стратегией.
Девушка осматривает его с ног до головы, что-то черкает пером на бумаге. Туши Се Ван нигде не видит, в голове мелькает мысль о том как это перо вообще умудряется что-то писать? Закончив, девушка достает из рукава нечто похожее на длинную, сужающуюся к одному концу палочку, покрытую причудливым узором, и быстрыми выверенными движениями выписывает над Се Ваном несколько пассов. Се Ван не успевает даже дернуться. Но все, что он чувствует — это прокатившаяся по телу прохладная волна энергии. Воздух вспыхивает сначала золотыми, потом красноватыми всплохами. Девушка удовлетворенно кивает, кажется сама себе, и взмахивает палочкой снова. Се Ван старается следить за ее движениями, но не видит никакой знакомой закономерности. В воздухе зависают какие-то цифры, которые она быстро переписывает себе на бумагу прежде чем они успевают померкнуть.
Се Ван решает, что она вероятно медик. С очень странной, незнакомой магией. Ничего другого в голову не приходит.
— Есть хотите?
Се Ван качает головой, мысль о еде моментально вызывает легкую волну тошноты.
— Нет, спасибо.
— Как скажете. Ваш муж должен вернуться через пару часов, его срочно вызвали. Авроры нашли какой-то неопознанный артефакт на месте преступления. Когда он вернется, мы в принципе можем вас выписать. Серьезных травм у вас нет. Ударная волна от взрыва в основном навредила вашим ребрам, но они уже срослись. Также у вас было сильное магическое истощение, поэтому вам стоит воздержаться от любой магии помимо бытовых заклинаний в ближайшие два-три дня. И никаких физических нагрузок ближайшую неделю.
Девушка проговаривает это почти скороговоркой, но не это причина по которой Се Ван не понимает и половину из сказанного. Все слова по отдельности — да, но общий смысл от него ускользает. С губ невольно срывается вопросительное:
— Муж?
Девушка одаривает его странным взглядом. Хмурится и уточняет:
— Лорд Е.
Видимо, что-то в выражении лица Се Вана подсказывает ей, что уточнение не помогло. Она хмурится сильнее, снова вытаскивает палочку и выписывает над ним несколько сложных фигур на этот раз негромко добавляя слова на латыни. Се Ван не имеет ни малейшего понятия откуда он знает, что это латынь.
Воздух вспыхивает разноцветными всплохами и тут же гаснет.
— Что последнее вы помните? — в конце-концов спрашивает она.
Застолье по случаю нового года. Маслянистые взгляды набравшихся алкоголя заклинателей. Холодный, выбеленный снегом двор. Стрела. Боль. Кровь. Уплывающее сознание.
Взрывная волна, повредившая ребра?
Се Ван понятия не имеет как так вышло, но они забрали его явно не оттуда. Пришедшая в голову случайная мысль заставляет дернуться. Он оказался в чужом теле?
Се Ван вспоминает, как хотел исчезнуть, там... перед тем как потерять сознание. Могло ли?
Он понимает, что пауза затягивается, взвешивает варианты и в конце-концов отвечает «ничего».
— Я пытался вспомнить, но... только имя.
И тут же думает, что на самом деле есть вероятность, что совпадает только фамилия. А имя может быть и другим. Девушка хмурится сильнее.
— Насколько мне известно, вы работали над экспериментальным зельем, возможно при взрыве произошел неконтролируемый выброс магии, приведший к амнезии. Я поговорю с вашим мужем, когда он вернется. Если что-то вспомните, обязательно скажите, хорошо?
Се Ван кивает.
— Конечно. Спасибо.
На него внезапно накатывает усталость. Девушка говорит «постарайтесь поспать» и выходит из палаты. Се Ван без колебаний следует указанию. Сползает пониже, сворачиваясь калачиком, и дает сну взять над собой верх.
Куда-то дергаться смысла все-равно нет. Где бы он ни был, он явно очень далеко от своего привычного мира и идти ему некуда. Проще просто плыть по течению. Какая-то часть сознания Се Вана надеется, что в этом мире... или теле ему повезло с мужем. Ему бы хотелось быть счастливым хоть где-то.
Се Ван медленно выныривает из уютных объятий сна. Ластится к нежно перебирающей волосы руке, пахнущей сандалом. Утыкается носом в чье-то теплое запястье... Блаженные секунды забытья кончаются, Се Ван вскидывается, тут же натыкаясь взглядом на Е Байи.
Лорд Е.
У Се Вана с губ чуть не срывается «Е-цяньбэй», но он вовремя прикусывает себе язык.
Е Байи Се Ван видел на одной из Геройских Конференций. Тот появился к середине трапезы, коротко раскланялся с главами альянса и пробыл на застолье полчаса — неприлично непродолжительное время. Не то, чтобы у кого-то хватило храбрости хотя бы намекнуть ему на это. На следующий день Се Ван случайно заметил его в одном из лучших ресторанов города, поглощающим такую гору еды, что это невольно вызывало восхищение. Се Ван тогда неожиданно залип и не мог оторваться от этого зрелища добрых минут пятнадцать, исчезнув в тени только когда Байи все-таки обернулся в его сторону, видимо почувствовав пристальный взгляд. Или, скорее, устав его терпеть.
И прямо сейчас этот самый мужчина сидит у его кровати и смотрит искренне обеспокоенным взглядом.
Его муж.
— Се Ван? — осторожно спрашивает Байи, — Как ты?
— Я... лучше… — Се Ван походя отмечает, что действительно чувствует себя немного бодрее, чем в первое свое пробуждение, — Я… я не...
— Не помнишь. Мисс МакАлистер мне сказала. Вообще ничего?
Врать Е Байи почему-то оказывается трудно, но Се Ван все-таки качает головой и говорит: «ничего».
Е Байи кивает, говорит «не страшно», и чуть заметно ободряюще сжимает его плечо.
— Домой пойдем или хочешь здесь остаться?
Оставаться Се Вану не хочется совершенно. Он по прежнему не испытывает страха, но присутствие Е Байи, хоть и явно не того, которого он знает, уменьшает скребущее ощущение неправильности. Делает его не таким острым. К тому же, он все-еще чувствует свою внутреннюю энергию. Магию? Похоже в этом мире и владение собственной энергией называют магией, а не только обряды целителей и шаманов. Она ощущается непривычно, отчасти более ярко, но куда более сконцентрировано, не растекаясь привычно по всему телу. Его энергия ластится к энергии Байи. Се Ван знает, что так бывает у родственных душ, когда те находятся в плотном контакте. Физическом контакте. Он никогда не думал, что ему доведется почувствовать это самому, да и как конкретно это должно ощущаться понимал не до конца. Но сейчас сомнений в том, что Е Байи действительно его супруг у него нет.
— Домой, — негромко говорит Се Ван.
Байи кивает, говорит «хорошо» и вытаскивает откуда-то стопку чистой одежды, пристраивая ее Се Вану на колени.
— Сам справишься?
Се Ван невольно на него косится и бурчит «справлюсь, конечно».
Почему-то это заставляет Байи улыбнуться и даже весело хмыкнуть.
— Жду тебя в холле. По коридору — направо. Я пока оформлю твою выписку.
Се Ван кивает, дожидается пока за Байи закроется дверь и потихоньку сползает с кровати. Одежда оказывается до ужаса непривычной, но разобраться как что надевать не составляет труда. Без привычных слоев ханьфу Се Ван чувствует себя почти что голым, но судя по одежде Байи, его наряд — вполне стандартное одеяние.
Рядом с дверью обнаруживается зеркало. Се Ван застывает у него, внимательно разглядывая собственное отражение. Оно практически ничем не отличается от привычного. Разве что отсутствием макияжа, привычных побрякушек и сложной прически на голове. Но все это не удивительно, учитывая, что он явно очнулся в лекарне. Се Ван отмирает, прочесывает лежавшим вместе с одеждой гребнем волосы и заплетает их в несложную косу, перевязывая кожаным шнурком.
Се Ван решает, что терпеть не может аппарацию. Порталы, которые используют заклинатели, в тысячу раз приятнее, хоть и куда менее универсальные по функционалу. Его тошнит, а голова все никак не может перестать кружиться. Он сползает вниз, скользя ладонью по руке Байи для дополнительной опоры, садится на корточки, зажимая рот ладонью. Желудок бунтует.
Байи присаживается с ним рядом, нежно гладит по спине.
— Прости, все-таки надо было камином.
Се Ван никак на это не реагирует, только старается дышать ровнее. Теплая рука на спине отвлекает, помогая прийти в себя. Спустя пару минут он слегка распрямляется, отнимает ладонь от лица и даже решает, что может попытаться подняться. Этого сделать ему правда не дают. Байи легко подхватывает его на руки и несет куда-то внутрь дома. Они заворачивают к узкому проходу, по которому вьется вниз витая лестница. Сказать куда она ведет — трудно, но пробивающийся сквозь зазоры между ступенями свет отгоняет мысли о подвале.
Спускаются они не долго, оказываясь в просторном зале с круглой чашей бассейна, полусферой уходящей в темно-серый каменный пол. От воды поднимается терпко пахнущий травами пар. За огромным панорамным окном (такое большое, без единого шва, полотно стекла вызывает у Се Вана какое-то почти детское восхищение) мерно покачиваются пушистые, синевато-зеленые ели, укрытые снегом. Е Байи усаживает его на низкую скамеечку у стены зала и принимается стаскивать ботинки.
По груди разливается странное щемяще-теплое чувство, которое Се Ван не может толком назвать. Глаза вдруг начинает жечь. У Се Вана кривятся губы — капля заботы и он уже готов рыдать. Он закусывает губу, вздыхает и стараясь, чтобы голос звучал ровно, говорит «я дальше сам».
Байи смотрит на него и послушно отодвигается.
— Хорошо, — он недолго молчит, а потом добавляет, — Тебе нужно искупаться и потом поспать на алтаре..., — Байи ненадолго задумывается, будто подбирая более понятное объяснение, — месте силы этого дома. Это поможет. С истощением. Будешь чувствовать себя лучше, — он вздыхает, — Я могу побыть с тобой, а могу оставить одного. Как хочешь. И Се Ван, — Байи переводит на него взгляд, смотрит в упор, пока Се Ван не встречается с ним взглядом, — Я не сделаю ничего против твоего желания.
Что-то в тоне голоса, в самом Байи или том, как ощущается его энергия заставляет Се Вана ему верить. Се Ван по умолчанию ждет дерьма от кого угодно. Даже от ифу, хотя тут он почти всегда считает, что заслужил... Но на Е Байи эта вбитая в него жизнью привычка почему-то сбоит. Инстинкты молчат. Се Ван ему доверяет толком ничего о нем не зная.
Он аккуратно складывает мантию, укладывает ее на скамейку и наконец отвечает.
— Останьтесь... останься, пожалуйста.
Байи кивает.
— Как скажешь. И называй меня на «ты». Если хочешь обратиться, то просто Байи, ладно? Мы уже давно прошли этап формальностей.
Се Ван внезапно думает о том, другом Се Ване, чье место он очевидно занял. Он погиб? Или их просто поменяло местами? Почему-то эта мысль приходит ему в голову только сейчас. Она горчит, отдаваясь в сознании чувством вины за то, что он крадет что-то что ему не принадлежит. Совершенно осознанно и бессовестно. Он кидает взгляд на Байи, собираясь сказать, но слова застревают в горле. Вот теперь страх прокатывается по внутренностям удушающим спазмом.
Трус.
Се Ван до боли закусывает губу, возвращаясь к расстегиванию своей рубашки. Глаза снова режет.
У Е Байи красивое, явно тренированное тело, покрытое чуть заметным золотистым загаром. Он совершенно не стесняется своей наготы и Се Ван не может мысленно не согласится, что стесняться там нечего. Се Ван заканчивает складывать свою одежду, распускает волосы и соскальзывает в бассейн раньше, чем Байи полностью к нему разворачивается. Се Ван не испытывает смущения, но нагота всегда заставляет его чувствовать себя уязвимым. Он сбегает в воду от этой уязвимости и от тоскливого привкуса вины.
Байи с тихим всплеском опускается рядом.
— Давай я буду делать то, что считаю нужным, а ты говори, если что-то некомфортно, хорошо?
Из Се Вана рвется, но так и не вырывается «я не заслуживаю твоей заботы», он угукает и сдается на милость аккуратным уверенным рукам, принимающимся мыть ему голову. Принимать заботу приятно до дрожи. Се Вана размаривает и он почти засыпает в объятиях Байи, в которых оказывается будучи отмытым целой кучей восхитительно пахнущих бальзамов.
То как Байи вытаскивает его из воды и обтирает полотенцем Се Ван замечает сквозь дрему, выныривать из которой не хочется совершенно. Алтарь, на удивление, ощущается под боком не холодным камнем, а теплым, почти что мягким и будто бы даже подстраивающимся под форму тела. Се Ван окончательно проваливается в сон как только Байи укладывается рядом.
Наутро Се Вану действительно значительно лучше. Он потягивается, стараясь не разбудить спящего Байи. Замирает на нем взглядом, рассматривая расслабившиеся во сне черты лица.
Это не на долго.
Эта мысль внезапно рождается в сознании, закрепляясь там уверенностью, на которую нет никаких объективных причин. Но все же она крепнет с каждым вздохом. Рано или поздно его перекинет обратно, Се Ван на самом деле надеется, что их обоих — и его самого, и его двойника из этого мира. Этот Байи не заслуживает того, чтобы остаться в одиночестве.
Знание горчит на языке, но оно же позволяет задвинуть скребущее чувство вины в дальний угол сознания. Се Ван позволит себе кусочек не принадлежащего ему счастья перед тем как вернуться в свой мир. Даже если эти двое его никогда не простят, он об этом уже не узнает.
В груди противно тянет. Нега наполнявшая все тело сразу после пробуждения, улетучивается, оставляя за собой пустоту. Се Ван сворачивается калачиком, поближе к Байи и дышит его запахом. Сандал, почему-то металл, кофе и запах самого Байи. Последнее — непередаваемая смесь чего-то, что Се Вану хочется втягивать носом бесконечно. Он не замечает, как снова проваливается в дрему.
Во второй раз он просыпается уже на груди Байи. Тот задумчиво перебирает его волосы и Се Ван думает, что это похоже на привычку.
— Проснулся?
Се Ван тянет тихое «мгм». Байи проводит рукой по его спине, садится, затаскивая Се Вана себе на колени, коротко целует в уголок губ и подхватывает на руки. Се Ван пугающе быстро к этому привыкает. Противиться нет ни сил ни желания. А «делаю, что считаю нужным» очевидно распространяется за пределы одного дня. Се Ван обещал говорить, если ему будет некомфортно. Ему некомфортно от того, насколько ему комфортно в этих объятиях. Но это не то, что он собирается озвучивать.
Утро плавно перетекает в день. Они неторопливо завтракают — еда тоже до жути непривычная, но вкусная. Се Ван сметает три порции странного белого желе со свежими ягодами, запивая все это крепким кофе из огромной кружки. Сам Байи ест то, что он назвал «полным английским завтраком». Се Ван опознает зажаристую сардельку, яйца, фасоль, помидоры, что-то похожее на грибы. Что-то еще — округлое и черное идентификации не поддается. Байи называет это «черным пудингом» и дает Се Вану кусочек на попробовать, заливаясь смехом, когда тот выразительно кривится. Не вся вкусная, — мысленно поправляется Се Ван.
В этом мире есть много того, чего никогда не было в его. Нечто, что Байи назвал холодильником -- большой кромового цвета... шкаф, производящий холод. Вода, разведенная по всему дому системой труб. Какие-то мелочи в предназначении котороых Се Ван не всегда уверен.
Се Ван благодарен собственному обширному опыту шпионажа за то, что ему удается достаточно эффективно скрывать эти пробелы. Многое можно списать на амнезию, но не все, особенно не то, что укладываеться в уж очень очевидный паттерн. Но Се Ван всегда быстро схватывал (мозговыносящие планы ифу не в счет).
После завтрака Байи возвращает ему его палочку и проводит экскурсию по дому. Палочка по механизму работы оказывается удивительно похожа на пипу. Только вместо мелодий, определенная последовательность взмахов и слов. И сделать можно куда больше. Заставить посуду самостоятельно вымыть себя он с помощью пипы не смог бы точно. Через полчаса тренировки Се Ван уже может почти идеально сотворить два несложных бытовых заклинания. Дальнейшие тренировки пресекает Байи, говоря, что ему все-еще нужно восстанавливаться после истощения, даже после ночи на алтаре, и грозится отобрать палочку обратно. Ощущение подобного уровня контроля над собственной энергией, пьянит и Се Вана разбирает попробовать что-то посложнее, но он слушается. Перечить Байи почему-то нет желания и не из-за привычного страха, что за слово поперек его могут вышвырнуть вон, а просто… не хочется.
Байи отпускает его самостоятельно побродить по дому. Се Ван ходит по комнатам, рассматривает картины, надолго зависает в лаборатории своего двойника. Тот, оказывается, зельевар. Судя по словам Байи, мастер как и сложных лекарственных составов, так и ядов. Се Ван хмыкает проводя кончиком пальца по причудливому котлу, оставленному на гранитной столешнице. Чем-то они похожи. Се Ван думает, что и должны быть — фактически они один и тот же человек.
В дальнем углу, у окна, стоит высокий стеллаж с книгами. Се Ван наугад вытаскивает одну, чья обложка ему приглянулась. Обыкновенные лекарственные отвары. Се Ван пролистывает книгу: стройные абзацы текста перемежаются с рецептами, некоторые из которых испещрены заметками написанными его почерком. Английские слова чередуются с иероглифами совершенно рандомно, без особой структуры. Се Ван скользит пальцами по надписям, смотрит на них невидящим взглядом, захлопывает книгу и идет обратно к Байи. Большую часть дня они проводят сидя у камина, каждый за своей книгой. Се Ван скользит стопой по голени Байи, когда ненадолго дает себе передохнуть, уставая вчитываться в непривычные термины, и чувствует спокойствие, которого не испытывал кажется с самого, самого раннего детства.
К вечеру, Байи ведет его ужинать в ресторан — Се Ван наконец понимает, что означали слова «лучше камином». И им действительно лучше. После еды они бродят по Рождественской ярмарке, раскинувшейся на Косой аллее. Рождество — праздник за полтора месяца до привычного ему Нового Года, празднующийся тут практически так же широко. Се Ван тянет из кружки горячий глинтвейн от которого по телу разлетаются искорки тепла и легкого шипучего веселья. Они с Байи покупают набор елочных шаров (идея украшать живые ели кажется Се Вану странной, но интригующей) роспись на которых начинает двигаться, стоит коснуться их волшебной палочкой.
Следующий день они проводят украшая елку и весь дом. Се Ван научается левитировать украшения под потолок и крепить их там с помощью заклинания приклеивания. Он так увлекается, что весь потолок коридора пестрит золотом и серебром, с привычными ему вкраплениями красного.
Жить с Байи оказывается удивительно легко. Они проводят вместе большую часть времени: едят, гуляют — Байи водит его по разным местам — читают у камина. Пока Байи работает над артефактами — в первый раз Се Ван завороженно зависает на его плавных, выверенных движениях и не может отвести взгляд, пока Байи не заканчивает изящнейший защитный браслет — Се Ван читает что-то из книг со «своего» стеллажа в мастерской. Зельеварение его ожидаемо увлекает и в один из дней он даже рискует попробовать сварить укрепляющее зелье. На удивление, у него выходит почти идеально — по крайней мере так говорит Байи, внимательно осматривая готовый золотисто-оранжевый отвар. Память тела. Его руки помнят то, что не помнит сознание. Се Ван рассматривает их и почти физически чувствует как время утекает сквозь пальцы. Его все меньше и меньше.
В этот вечер Се Вану кажется, что времни осталось совсем чуть-чуть. На самых кончиках пальцев. Он запирается в ванне, долго отмокает в горячей, напитанной маслами воде, растягивает себя, как-то походя думая, что и для этого наверняка должно быть заклинание. Он почти уверен, что Байи бы его использовал, но прежний опыт, хоть и не собственный, не дает Се Вану рисковать.
Когда он возвращается в спальню, Байи уже привычно раскинулся на кровати. У Се Вана грудь рвется от этой уже обыденности. Байи вскидывает на него глаза, скользит ими по его прикрытому одним лишь полотенцем телу. Се Ван не давая себе раздумывать, забирается на кровать и склоняется над Байи, целует его, скользит руками к пуговицам шелковой спальной рубашки. Байи вплетает руку в его влажные волосы, чуть заметно тянет, отстраняя от себя.
— Ты уверен?
Се Ван снова целует, отвечая без слов. Отчаянно прижимается губами к губам Байи. У Байи вырывается прерывистый вздох, он скользит руками по спине Се Вана, углубляет поцелуй, прижимая к себе так, что между ними не остается ни грана свободного пространства. Байи откидывает сползшее, собравшееся гармошкой полотенце, скользит поцелуями вниз по шее Се Вана, накрывает губами сосок. Се Ван стонет жалобно, на одной ноте, впиваясь Байи в плечи. Пальцы скользят по шелку так и не снятой рубашки, и Се Ван снова тянется к пуговицам. Пальцы плохо слушаются, соскальзывают. Байи не отрываясь от выцеловывания узоров на его груди, щелкает пальцами, избавляя себя от одежды, переворачивает их, нависая над Се Ваном. Се Ван смотрит на его красивое лицо, тянется за поцелуем, млея в объятиях. Он ждал тревогу, ждал, что ему придется заставлять себя расслабиться, но вместо этого он чувствует прокатывающееся мягкими волнами по телу нетерпение. Байи спускается поцелуями по его бедрам, скользит языком по чуть заметной блядской дорожке пока наконец не накрывает ртом член. Се Ван задыхается, комкает в кулаках простыню, неспособный удержаться от того, чтобы не подкинуть бедра.
Байи ненадолго поднимает голову от его члена, что-то шепчет и Се Ван чувствует прохладу перед тем, как пальцы Байи начинают его аккуратно растягивать. Мысль о том, что он был прав по поводу заклинания мелькает и тут же смазывается, вытесненная интенсивностью ощущений. Байи скользит по его члену плотным кольцом губ, заглатывая до основания, давит языком у корня, одновременно особенно удачно проворачивая пальцы, проходясь ими по простате. С губ Се Вана срывается громкий, откровенный стон. Влажные стопы проскальзывают по простыне. Он опасно балансирует на грани оргазма, тянется рукой к волосам Байи, вплетает руку и легонько тянет вверх. Байи отрывается, смотрит на него вопросительно и Се Ван чуть слышно шепчет «хочу тебя в себе». Глаза Байи темнеют, из шоколадно-коричневых превращаясь в почти черные, он подается вперед, коротко и крепко целует Се Вана, перед тем как закинуть его ногу себе на плечо и медленно, уверенно толкнуться. Размером Байи не обделен. Се Ван шипит сквозь сжатые зубы, но все-равно давит Байи на поясницу пяткой свободной ноги, мешая притормозить. Байи целует его в лодыжку, шепчет «мой нетерпеливый малыш», «скорпиончик» и «потерпи», незаметно для самого себя переходя на китайский. У Се Вана от нежности в его голосе, от чувственной перегрузки, спаянности, заполненности на самой грани едва заметной боли, щиплет глаза. Он тянет Байи на себя, вжимает в плечо, дышит ему куда-то в основание шеи, прерывисто вздыхая. Предательские слезы все-таки срываются с ресниц, мокрыми дорожками стекая по щекам. Се Ван не удержавшись всхлипывает, Байи приподнимается на руках, шепчет «ну что ты», стирая влагу со щек Се Вана подушечкой большого пальца. Се Ван роняет «я люблю тебя» тихо, но уверенно и тянется за новым поцелуем. Отрывается на секунду, приказывает «двигайся», и льнет к губам Байи снова. Байи вбивается в него, постепенно наращивая темп, Се Ван запрокидывает голову, шарит руками по телу Байи, пытаясь прижать ближе, впаяться, раствориться в нем. Оргазм накатывает неожиданно, собирается горячей волной в паху, Се Ван сжимается на члене Байи, судорожно вскидывая бедра, чувствуя как Байи срывается за ним.
Они лежат спаянные, не двигаясь, еще какое-то время. Се Ван бездумно перебирает пальцами тяжелые, шелковые волосы Байи. В голове блаженная, спокойная пустота.
Спустя немного времени Се Ван раскачивает Байи на второй раунд, на этот раз перехватывая инициативу. Скользит поцелуями по груди, впивается руками в плечи, сжимает губы на члене. Словно пытается вобрать, запомнить, насытится пока есть возможность. Насаживается на член, покачивает бедрами, вырывая у Байи стон, почти что рык, и срывается на быстрый, отчаянный темп, от которого ноют бедра. Пальцы Байи впиваются в его задницу и Се Вану жаль-жаль-жаль, так отчаянно жаль, что он не найдет следов от них на своем теле. Он наклоняется, стонет в губы Байи, целует. Утыкается лбом в его плечо, дышит и не может надышаться его запахом. Се Ван отчаянно хочет застрять в этом моменте навсегда, в этом прокатывающемся по всему телу удовольствии и отчаянном, остром чувстве принадлежности.
х х х
Се Ван вскидывается на кровати, сжимается, обхватывая себя руками за плечи. Холодно. Байи рядом нет. Он шарит рукой по кровати, та холодная — ни намека на то, что в ней был кто-то помимо самого Се Вана. К горлу подкатывает комок. Се Ван закусывает губу и осматривают комнату. Это не та комната. Се Ван понятия не имеет где он.
Перекинуло.
Се Ван знал, что их перекинет.
Прикосновения Байи все-еще ощущаются фантомом на его коже и Се Вана скручивает острым отчаянным чувством потери.
По телу внезапно прокатывается паника. Спокойствие, ставшее таким обыденным и привычным за последний месяц, сменяется колким чувством небезопасности. Се Ван подрывается с кровати, находит свою одежду. Привычная, она садится на него легко, Се Вану даже не нужно толком на нее смотреть, чтобы облачиться в нужной последовательности. Он затыкает за пояс привычный изогнутый нож, обувается и вылетает на улицу.
Холодно. Снег. Звездный свет — единственное, что делает ночь не такой непроглядной. Се Ван напарывается на мысль куда именно он собрался идти? как на невидимую стену.
К ифу? Обратно в ТайХу? Тошнота прокатывается от желудка к глотке, заставляя сглотнуть горечь. Се Ван сползает на холодный деревянный настил крыльца, подтягивает себя к стене — опора за спиной самую малость уменьшает панику. Обхватывает руками колени, уставляясь в них невидящим взглядом. Слезы заставляют щеки моментально леденеть.
Он к демону не сдался Байи из этого мира. От этого отчаянно, пронзительно тоскливо. Он вообще никому не сдался в этом мире. Скорпионы уважают его за силу и связи. Они единственное место, куда он мог бы вернуться помимо ТайХу, но он не может вернуться к ним таким. Слабым. Жалким. Зависимым. Отсутствие привычного эха чужой энергии ощущается холодной бездонной пустотой. Он должен собраться. Закрыться. Снова научиться жить в одиночестве, от которого хочется выть. Кажущийся слишком громким, отчаянный всхлип вырывается из горла. Се Ван скребет дрожащими пальцами по собственным коленям, собирая ткань складками, впивается в них ногтями. Вдохи слишком глубокие, морозный воздух раздирает грудь режущей болью, кровь наббатом стучит в ушах.
Се Ван не замечает свое не-одиночество пока не оказывается в чьих-то объятиях. Он дергается, пытается вырваться, пока не фокусируется на таком знакомом и в то же время совершенно незнакомом лице. У этого Байи крепче хватка и меньше нежности во взгляде. Он заносит его обратно в дом, усаживает на кровать и принимается стаскивать ботинки. Се Ван горбится, у него нет сил сидеть прямо, кусает губы, стараясь не всхлипывать вслух, но не может остановить слезы. Байи накрывает одной рукой его замерзшие руки, а второй мягко касается солнечного сплетения.
Се Вана внезапно затапливает шквалом его энергии словно огромной волной. Она растекается теплом по его телу, напитывает его меридианы, сворачивается ласковым клубком в его солнечным сплетении.
Когда поток прерывается, Се Ван сваливается в объятия Байи, соскальзывая с края кровати, вцепляется в его плечи и дышит-дышит-дышит. От этого Байи пахнет морозом и хвоей, но тот, особенный запах тела точно такой же. Из горла снова рвется всхлип. Байи гладит его по спине, чуть слышно шепчет «ну что ты, что ты, маленький. Все в порядке. Я здесь. Слышишь, я здесь». Се Вана трясет от переизбытка ощущений, от восстановившейся связи, пусть и не такой сильной, как он привык, от теплых, родных объятий.
Его вдруг колет противная неуверенность. Се Ван чуть отстраняется, смотрит на Байи, думая, что наверняка выглядит ужасно.
— Я... — Се Ван не знает как сформулировать. Не он? Он понятия не имеет, что именно говорил Байи тот, другой Се Ван.
— Если ты пытаешься мне сказать, что вас перекинуло обратно, то я заметил. Твой двойник не имеет склонности рыдать на морозе, игнорируя теплую одежду, — Байи произносит это с мягкой усмешкой.
Его двойник.
Се Ван не может удержать за зубами уязвимое, отчаянное «зачем вам я?».
Во взгляде Байи проскальзывает что-то, что Се Ван не может толком идентифицировать.
— Потому что я знаю каким ты можешь быть, — губы Се Вана кривятся против его воли, он в курсе, что его двойник лучше него. Это не страшно. Страшно то, что Се Ван не уверен, что он сможет соответствовать, — И нет, не по твоему двойнику. Ты правда считаешь, что я тебя тогда не заметил? Но тут меня попросту ткнули носом в то, что я теряю... не имея тебя в своей жизни.
Се Ван закусывает губу, давя в себе новый всхлип. Он снова утыкается лбом в плечо Байи и шепчет «прости».
— За что?
За то, что он не может быть той параллельной, явно лучшей версией себя. За то, что наверняка и итге разочарует. За то что рыдает и не может успокоиться. За...
— За то, что я... такой. Сейчас. Я... успокоюсь... правда... я...
Байи мягко гладит его по голове, потом тянет чуть от себя, чтобы заглянуть в глаза.
— Малыш, ты только что пережил разрыв связи. Ты еще неплохо держишься.
Разрыв? Се Ван внезапно вспоминает оглушающий холод и пустоту, затопившие его как только он очнулся. Он машинально проводит рукой по собсвенной груди, словно пытаяясь поймать ниточки связи.
— Вы тоже..? — неуверенно, чуть слышно спрашивает он.
Байи вздыхает, его глаза ненадолго затягивает пелена застарелой тоски.
— Во-первых, Байи и на «ты», — Байи ловит его взгляд и дожидается пока Се Ван слабо кивнет, — А во вторых, не сейчас… Между нами... здесь связь пока толком не сформировалась. На это нужно время. Но у меня был… соулмэйт... очень давно. Его звали Чанцин. Он погиб, подарив мне бессмертие. Ненамеренно, он экспериментировал с техниками, и… — у губ Байи мелькает горькая складка, — Так вышло.
У Се Вана в груди что-то противно ухает вниз. Он упирается взглядом в расцвеченные природным узором доски пола. Уже. Был.
...кто-то о ком Байи тоскует до сих пор.
Байи приподнимает пальцами его подбородок.
— Связь может сформироваться повторно. Ты заставил меня хотеть жить, Се Ван. Бессмертие требует поддержки, и я собирался просто прекратить. Дожить столько, сколько получится. А потом на меня свалился ты. Ты единственный кто умудрился заставить меня передумать за добрую сотню лет, — Байи говорит это четко и уверенно, но Се Ван все-равно упрямо шепчет:
— Так не я же…
— Я тоже не он, — отрезает Байи.
Се Ван собирается сказать «это другое», но не говорит. Потому что нет, не другое. Ситуации откровенно зеркальные и сам Се Ван до безумия, отчаянно хочет остаться с этим Байи. Любым Байи. Потому что это Байи.
Просто он никак не может поверить.
В конечном итоге, он просто кивает, обмякает в объятиях, прижимаясь так крепко как может.
Байи целует его в макушку и говорит «тебе бы надо в горячу воду, ты до сих пор холодный. Заболеешь еще».
Мысль о горячей, восхитительно горячей воде заставляет Се Вана довольно простонать и даже вылезти из объятий, давая Байи встать. Тот подхватывает его на руки, от чего у Се Вана горько-тепло сжимается в груди, и тащит в соседнюю комнату.
Ванна здесь — не каменный бассейн, всего-лишь гигантских размеров бочка, но это не имеет ни малейшего значения.
Се Ван откидывается спиной на теплую грудь Байи, сползая в исходящую тугими белыми клубами воду по подбородок, и мысленно благодарит всех известных ему богов за новогодний подарок.
Когда он немного отогревается, то разворачивается в объятиях Байи и коротко, осторожно целует в губы. Байи проскальзывает ладонью по его спине, прижимает ближе, возвращая поцелуй. Крепкий и уверенный.
Наутро Се Ван любуется на красные отметины от пальцев Байи на своей заднице. Ровно такие, какие он и хотел увидеть.