— Слушай, — негромко начала Эма, и по её голосу было очевидно, что она слабеет, — если со мной что-то станет…
— Дурёха, с тобой всё будет хорошо, — перебил сестру Майки, и Такемичи показалось, что он это сделал потому, что не хотел думать о худшем исходе.
— Передай Дракену, что я его люблю, — не обращая внимания на слова Майки, продолжила Эма. Её глаза наполнились слезами, но на губах почему-то заиграла улыбка.
— Сама ему это скажешь.
— Такемучи…
— Да!
— Позаботься о Майки… Ладно?
Она это сказала совсем тихо, еле слышно.
Такемичи чувствовал, как под веками начало предательски жечь, а силуэт Майки, несущего Эму на спине, — размываться. С губ невольно сорвалось имя Эмы, он вытер рукавом глаза и увидел растерянное лицо Майки и обессиленно висящие на его плечах руки сестры.
— Эма… Эма?! — позвал Майки, и по виску его стекла капелька пота. Но будто бы по щелчку Майки вернул самообладание и заговорил с уверенной спокойной интонацией. — Знаешь, я поклялся не говорить это, но… Он тоже тебя любит.
Так что это взаимно. Поэтому, когда мы будем в больнице, я сразу же его вызову. Как тебе, Эма?! Эма.?
«Можешь её накрыть? Эма какая-то… холодная…»
В этот момент сердце пропустили удар, а затем забилось с удвоенной силой. Горло сдавило от неконтролируемого потока рыданий, рвущихся наружу.
— В моём сне… У тебя должен появиться ребёнок. Кен-чин построит дом. А я приду к вам в гости, и втроём мы будем вспоминать приятные времена, попивая алкоголь.
Взгляд Майки надломленный и какой-то отчаянный. Впервые Такемичи так явно заметил синяки под глазами Майки — след усталости, тяжести бремени, взваленного на плечи пятнадцатилетнего подростка. След боли от многочисленных потерь.
— Будем пить допоздна, позовём Мицую с Такемучи и будем шуметь и веселиться. Разбудим этим ребёнка… Ты разозлишься на меня.
Такемичи казалось, что тот уже несёт какой-то бред. Словно не в силах смириться с очередной утратой, он строит мир грёз, который хочет увидеть, но которому… Уже не суждено сбыться. Это защитная реакция, да? И так расшатанная психика Майки старается защититься из последних сил. Но, Майки, о чём ты вообще говоришь? Эма… умерла. Она же холодная… Холодная?
Она не могла быть холодной. Трупное окоченение, если вдруг Эма умерла, наступило бы лишь через пару часов — Такемичи слышал по телевизору. Это сам Майки дрожал, будто стоял под февральскими ветрами. Он шёл медленно, еле перебирая ногами, словно они готовы были вот-вот подкоситься, переставая быть опорой хозяина.
«Ты так просто сдашься, жалкий трус?!» — вмазал себе мысленную пощёчину Такемичи. — «Ты позволишь Эме так просто умереть? Тебе так нравится смотреть на лицо страдающего Майки?»
Если он не попытается сделать хотя бы что-то, опустит руки, то на кой хуй вообще каждый раз возвращаться сюда, стараясь переписать прошлое? Какой толк от жалких брыканий, если он сейчас только и делает, что ревёт в три ручья, смирившись? Нельзя прекращать бороться никогда! Никогда, ебать всё в рот!
— Такемучи, что ты творишь? — недоумевал Майки, когда Такемичи протянул руку к лицу Эмы, желая отбросить её волосы назад. Сквозь сопротивления Майки и его слова о том, что не надо трогать Эму, он прижал палец к шее и просиял.
Пульс слабый, едва прощупывающийся, но, блять, имеющийся!
— Майки! — заорал радостный Такемичи. Майки, конечно же, его счастья не разделял, продолжая бормотать что-то молчаливой Эме после того, как Майки от неё отстал. — Если ты хочешь, чтобы то, что ты сейчас рассказываешь, случилось и чтобы мы все пришли к Дракену, Эме и их ребёнку в гости, то шевели ластами быстрее! Эма ещё жива.
— Майки, я спасу Эму!!! Я, блять, в лепёшку расшибусь, но я сделаю это!!! Я сделаю это, чего бы мне ни стоило! Я обещаю!
Такемичи не зная себя рванул вперёд. Вместе с Майки они шли по узкому переулку, но если выбежать из него, то можно выйти на главную дорогу, где обычно большое движение машин.
Майки осознал слова Такемичи с небольшим опозданием. Взгляд его прояснился, губы перестали судорожно пересказывать обрывки снов. Когда Майки поднял глаза, Такемичи уже был далеко и становился с каждой секундой все меньше.
— Такемучи… — уголки губ невольно дернулись вверх.
«Эма, потерпи еще немного, пожалуйста»
Мышцы ног, превратившиеся до этого в неподъёмные камни, полегчали, ощутив былую мощь, а руки обхватили тело сестры крепче. Майки ускорил шаг.
Такемичи остановился у перехода. Светофор для пешеходов горел красным, машины сновали туда-сюда.
Что делать? Направо, налево? Ждать зеленого сигнала, чтобы пересечь дорогу? А потом куда? По такому пути до больницы пешком нескоро. Такемичи не сомневался в силе и скорости Майки, но сейчас каждая минута на счету. Стоять с поднятым вверх пальцем, пытаясь остановить хоть кого-то? Будет выглядеть так, что какой-то мелкий пацан вздумал заниматься автостопом средь бела дня, и никто из водителей не затормозит. А если заторомозит, то неизвестно, как скоро.
Блять, блять, блять… Хорошо, конечно, заявлять, что спасёшь всех и вся, но не иметь ни малейшего понятия как это сделать… Сука, сука, сука.
Герой? Такемичи так часто называли героем. Все вверяли ему самое дорогое, рассчитывали на него, просили защищать и заботиться. Да какой из него герой? Такемичи стоит сейчас как пришибленный на грани паники, ощущая свою ничтожность и беспомощность.
Он не харизматичный, как Майки, не умный, как Кисаки, не сильный, как Дракен. Он никто. Он может только реветь и…
Идти напролом и стоять до конца.
Такемичи кинулся прямо на проезжую часть. Водители, завидев его, со всех сторон начали сигналить, а Такемичи встал прямо перед мчащимся на него автомобилем. Ему, конечно же, тут же засигналили, но он не тронулся с места. Владелец машины резко затормозил, вжимая педаль в пол и, разъяренный, мечтал сейчас только о том, чтобы выскочить из салона и надрать зад ебантяю, вставшему у него на пути, но Такемичи подбежал в нему первым, открыл дверь машины и закричал:
— Помогите, пожалуйста!!! Моя подруга получила серьёзную травму головы, ей срочно нужно в больницу! Умоляю, отвезите нас. Я… Я любые деньги отдам, всё, что у меня есть, только быстрее!
— Пацан, ты чё несешь? Чё сочиняешь, ты один! Где тогда эта деваха, концерты решил разыгрывать?! Уйди, а не то вломлю!
— Пожалуйста, помогите!
Такемичи препирался с водителем, чтобы дождаться Майки. Денег у Такемичи, конечно же, много в карманах никогда не водилось, хорошо, если найдёт сейчас монету в пять йен, но сейчас важно было не это. Он выглядывал в переулке Майке, и тот, к счастью, примчался почти сразу. Водитель сплюнул на дорогу, сказал, чтобы залезали. Такемичи и Майки осторожно загрузили Эму в машину, Майки сел рядом с ней, а Такемичи — на переднее сидение. Водитель и правда поехал быстро, тоже волнуясь за бессознательную пассажирку.
«Эма, я обязательно спасу тебя».
Эму везли на каталке, надев на неё кислородную маску, а Такемичи и Майки хвостиком неслись за медицинскими работниками.
— В реанимационную её! Скорее всего, понадобится дефибриллятор. Мальчики, вам сюда уже нельзя, ждите за дверьми.
Врачи скрылись вместе с Эмой, а Майки встал как вкопанный.
— Дефибриллятор? Такемучи, но ты же сказал, что Эма жива… Она умирает? Дефибриллятор не используют на живых…
Такемичи жесткий движением опустил руку на плечо Майки, сжав его.
— Нет, она жива. Она будет жить. Всё будет хорошо.
Такемичи тоже сильно переживал, но на Майки лица вообще не было. Он пробормотал опять что-то невнятное, но Такемичи смог расслышать только последнюю фразу «Я хочу побыть один». Майки ушёл прочь по длинному коридору. Такемичи остался дежурить у реанимационной, не собираясь и с места не сдвинуться, пока не выйдет врач и не скажет, как там Эма.
***
— Что с Эмой?! — крик Дракена разнесся по тихому отделению. Медсестра, идущая мимо, шикнула на него, но Дракен отмахнулся и подбежал к одиноко сидящему Такемичи. — Где Майки, Такемичи?
— Он сказал, что хочет побыть один, и ушёл. Я думаю, он в больнице. Он не стал бы уходить далеко, зная, в каком состоянии Эма.
— Кто… Кто это с ней сделал?
Такемичи поджал губы. Это он позвонил Дракену, зовя его в больницу, и тот сюда помчался не помня себя.
— Кисаки… ударил железной палкой на проезжающем байке.
— Ублюдок… — стиснув челюсти, прошипел Дракен. — Урою его, как только увижу…
Дракен начал нарезать круги перед сидениями. Такемичи опустил голову, так как уже через минуту у него перел глазами замельтешило от не находящего себе места Дракена.
— Дракен, может, ты сядешь?
— Как я могу! — взорвался Дракен, но тут же одёрнул себя. — Я не был рядом… А если она умрёт? Что тогда будет? Что я буду делать… Я, блять, не прощу себе этого. Пиздец. Я не хочу, чтобы она умирала…
— Не умрёт она! — парировал Такемичи, будто пытаясь убедить в этом уже не всех, а хотя бы себя. Каждая минута была вечностью. Такемичи казалось, будто бы они все втроём отдали себя времени на растерзание. Оно медленно вгоняли иглы под кожу и под ногти, отказывая в возможности мыслить здраво. В голове роилось слишком много мыслей, они были неразборчивые, бессвязные.
Паника снова охватывала. Воспаленное воображение начало рождать самые ужасные исходы. Такемичи с усталостью потёр переносицу, стараясь отогнать пессимизм.
Дракен-таки опустился на сидение рядом с Такемичи. Соединил пальцы в замок и затих.
Они погрузились в томящее ожидание.
Такемичи испытывал дежавю. Он ведь сидел точно так же в реанимации перед закрытыми дверьми, сверлил взглядом дырку в горящем табло «Идёт операция» и слушал, как всхлипывает Эма, твердя:
— Нет, скажите, что это неправда! Мне страшно, Хина!
Хина обнимала плачущую Эму. Перед реанимационной собралась целая толпа: Аккун, Такуя, Макото, Казуши, Мицуя, Пэян, а потом пришёл Майки, излучая собой уверенность и спокойствие.
Сейчас такой толпы не было, потому что у Такемичи просто не было сил позвать кого-то, кроме Дракена.
Он помнил, что 3 августа 2005 года сказал Майки:
— Верьте в Кен-чина. Не бойтесь. — И улыбнулся так, что утешил всех, будто погладил поддерживающе погладил по голове каждого. В тот момент действительно как от сердца отлегло.
А потом, когда все обошлось и все праздновали чуть ли не второй день рождения Дракена, Майки отделился от общей радости, ушёл в одинокое место, скатился вниз по стене и заплакал.
— Кен-чин… Я до смерти перепугался.
И тогда Такемичи понял: пусть Майки и отличный глава банды, способный вести за собой толпу, вселять в них веру и надежду, сражать наповал своей харизмой, быть сильным, но в первую очередь он — обычный человек, все ещё подросток, который тоже боится, может заплакать и дать слабину. Ему тоже позволительно не всегда быть непобедимым.
***
Спустя неизвестно сколько времени Такемичи поднялся и, ссылаясь на то, что захотел в туалет, пошёл по длинному коридору, где скрылся Майки, кажется, годы назад. Тихо шагая, он уже подметил, что уже давно не натыкался на какой- либо медперсонал, очевидно, находясь в конце отделению. Осталось завернуть за угол, но Такемичи не спешил этого делать, а сначала осторожно выглянул и понял, что не зря не пошёл.
Майки сидел на диване, — и откуда вообще диван в этом-то закоулке?! — а его пустые глаза были устремлены в точку на полу, о которой было известно только Майки. Головой он облокотился о стену, а руки расслабленно лежали на коленях. Большую часть времени он сидел, словно был не человеком, а тряпичной куклой, но иногда подрагивал.
Такемичи решил не тревожить его и пошёл обратно. Майки не обязательно всегда быть сильным.
***
— Почему так долго? Похуй, что я весь извёлся, у меня уже жопа квадратной стала, — Дракен встал, сложив руки в карманы. — Может, все никак не заканчивают, потому что… Всё плохо? Что, если с ней…
— Кен-чин, тебе ли вообще такое говорить. — Такемичи подпрыгнул на месте от испуга. Майки подкрался неслышно, подобно кошке, будто возник из ниоткуда.
— Тебя вообще с того света вытащили. Такемучи, у Кен-чина тогда ведь сердце остановилось еще в «Скорой»?
— А… Э… Кхм. Да…
Он опешил от вопроса, полагая, что сейчас не самый подходящий момент вспоминать подобное, хотя, признаться, Такемичи начал первым.
— Вот. А знаешь, что я всем сказал? «Кен-чин никогда не нарушал обещаний. Он не умрёт на больничной койке. Он не поступит так подло». — На этой фразе Дракен отвёл взгляд. — Я верил в тебя, Кен-чин, все верили и ждали. И ты верь в Эму. У вас ещё столько впереди, не думай о плохом. Она обязательно справится.
— Ты прав.
— А?
Такемичи удивился тому, как быстро Дракен успокоился, а нервозность и напряжение покинули его высокую фигуру. Он даже улыбнулся, чем изумил ещё больше.
Всё-таки Майки… Такой невероятный человек. Он так умело подбирал слова, дотрагиваясь ими до самых тонких струн души. Он умел достучаться до сердца каждого. Сила его духа поражала, а способность собираться в нужный момент приводила восторг. Такемичи сейчас не чувствовал ничего, кроме абсолютного уважения к нему.
В какой момент все пошло не так? Когда Майки превратился из такого, которого Такемичи знает, кажется, уже полсотни лет, в, скажем, филиппинского убийцу близких?
Двери реанимационной открылись, все трое резко подскочили, будто всё это время сидели на сложенной пружине. Врач взглянул нейтрально, по лицу, скрытому медицинской маской, эмоции прочитать было невозможно.
— Как она?!
— Состояние стабилизировалось. Всё обошлось.
— Обошлось значит… — прошептал Майки.
Майки запустил пятерню в волосы и выдохнул, а Такемичи чуть не взвизгнул от затапливающей радости, готовясь то ли заплакать, то ли наброситься на Дракена и Майки с объятиями, то ли завопить на всю больницу, чтобы медсестра не то что шикнула на него, а огрела чем-нибудь тяжёлым.
Обнять Такемичи никого не успел, потому что Майки первым обхватил его одной рукой за шею, заставив пригнуться, взъерошил его волосы, которые Такемичи все утро старательно укладывал в причёску, но какая уже, к чертям, разница, если Эма жива?
— Такемучи, ты мой герой.
После этих слов Такемичи из всех предложенных разумом вариантов выбрал заплакать.
***
— Если ты не скажешь Эме, как сильно её любишь, я оторву тебе яйца, Кен-чин,
— с очаровательной улыбкой на лице и предупреждением в голосе произнёс Майки, но Такемичи знал, что всего лишь час назад на улыбку не было и намёка, а сам Майки прятался в дальнем углу отделения больнице и дрожал.
— Чего? Ты ебанулся что ли?! Да как я ей скажу..! — Дракен неожиданно, пожалуй, впервые за все время их с Такемичи знакомства раскраснелся, хорошо так засмущался, а потом рассердился. — Нет!
— Ты, блять, прикалываешься? — Улыбка Майки сменилась на праведный гнев.
— Ты только что её чуть не потерял, а теперь упираешься рогами, как баран тупоголовый?
— Я баран тупоголовый?!
С губ сорвался нервный смешок. Такемичи в очередной раз почувствовал себя погруженным в дежавю, потому что хорошо помнил, как мирил Майки и Дракена… Это было просто ужасно.
Что хуже: мирить их или бежать под колёса машины? Вопрос риторический.
Из палаты вышел врач. Все трое окружили его и по перемене начали спрашивать
«Можно ли зайти в палату?», «Она очнулась?», «Она помнит, какой сейчас год?» (блять, что?).
— Она очнулась только что, но ей лучше отдохнуть… — Однако чувствуя давление со стороны трех неугомонных подростков и видя, как они проторчали чуть ли не полдня в больнице, беспокоясь за девушку, сдался. — Хорошо, можете войти… Но только не шумите и недолго! Когда медсестра зайдет в палату и скажет, что пора уходить, то так и сделайте.
— Вас поняли!
Дракен, Майки и Такемичи, осторожно зашли в палату и увидели лежащую на больничной койке Эму, голова которой была перемотана бинтами, а сама Эма смотрела в потолок.
Её глаза… Они были открыты. Они были живыми и не утратившими свой блеск. Эта мысль снова пробила Такемичи на рыдания, но он приложил все усилия, чтобы сдержаться.
— Эма, Кен-чин хочет тебе кое-что сказать, — без прелюдий начал Майки. — Кен- чин, милости просим.
— Эм… Майки, чтоб тебя… — тихо выругался Дракен, подойдя к кровати Эмы, которая перевела на него взгляд своих красивых глаз и едва улыбнулась. — Эма, я, это… Ну, в общем… — Дракен замялся, и от волнения прикрыл лицо ладонью.
— Слушайте, а вы можете выйти?
— Нет, — отрезал Майки, скрестив руки на груди. — Я должен это видеть своими глазами и слышать своими ушами.
Дракен обреченно и судорожно набрал воздух в легкие, а потом почти со свистом выпустил его.
— Я люблю тебя, Эма.
Дракен выпалил это резко, быстро, и, если бы Такемичи, стоявший в другом конце палаты, не знал смысл фразы, не сразу бы её разобрал.
Эма поняла мгновенно. Её глаза поначалу расширились от изумления, а потом наполнились слезами счастья. Она протянула Дракену руку, он тут же обхватил её и прижал к губам.
— Я тоже люблю тебя, — вновь негромко прошептала Эма, но теперь Такемичи не боялся, что её голос затихнет навсегда.
— Вот видишь, Эма, я же говорил, что ты сама ему это скажешь. И я тебе говорил, что это взаимно, так что переживать не стоило.
Дракен остолбенел и на несколько тяжелых секунд превратился от шока в каменное изваяние. Затем поднялся, и обелиск его высокой фигур излучала зловещую ауру.
— То есть ты, сучёныш такой, рассказал ей все ещё давно, нарушив клятву, а потом заставил краснеть перед ней?
— Дракен, ты все не так понял! — бросился разъяснять ситуацию под смешки Майки Такемичи. — Он это сказал, когда Эма уже потеряла сознание! Майки просто был в отчаянии, вот и наплел всякого.
— Идём, Такемучи, мы тут уже лишние, — Майки, тоже, кажется, смущаясь, по- дружески приобнял Такемичи и повёл к выходу. — Давай лучше займемся
рассылкой приглашений на их свадьбу и подумаем, какого числа и в каком году придём к Кен-чину и Эме в гости с Мицуей и Пэеяном нянчиться с их детишками… Слушай, а ты не хочешь устроить двойную свадьбу? Ну, ты и Хина, Кен-чин и Эма…
— Майки, я не понял, блять, вернись сюда, ублюдыш!!! Ты хули за меня всю мою жизнь уже расписал!!!
Такемичи от души смеялся со сценария Майки. Одно он знал точно.
Раз уж он спас обоих из этой пары, значит им точно суждено быть вместе.