«Воды Стикс, текущие из скалы в Аиде, Зевс сделал залогом клятв, предоставив ей эту честь за то, что Стикс со своими детьми была его союзником в борьбе с титанами.»
В космосе холодно и темно, словно в гробу. И так же тихо, если даже не тише. И раньше это вызывало невольное восхищение, которое было сложно понять и описать, но теперь. Теперь он понимает, почему же космос должен вызывать еще и трепетный ужас, стоит лишь подумать о нем чуть дольше. Это словно песчинка в уголке глаза, о которой ты неожиданно вспоминаешь в самый неподходящий момент. Наверное, сейчас и был тот самый неподходящий момент.
Он выдохнул и проверил точность проложенного курса, чуть редактируя его. Нога иногда еще ныла, но он не был уверен, насколько это правда, а не какая-нибудь психосоматика. Надо будет сходить с этим в медотсек. А можно и не идти, если так подумать. Раньше он бы и не раздумывал над этим, но теперь… Теперь он думает, он рассуждает, он сомневается. И он не видит в этом смысла. Наверное, смысл был в его нахождении в медотсеке, а не в лечении любой, даже иногда специально поставленной, травмы? Может быть.
Голова раскалывается уже который день подряд, что он привыкает к этому, как и к недосыпу.
Такое он уже проходил. Все были студентами и даже гениальный Чехов, по чисто русской традиции, забивал на выполнение заданий и тянул до последнего, что выливалось в бессоные ночи. В этом нет ничего необычного. Но разве его кто-то спрашивает?
— Не нравится мне это, парень. С чего это ты решил не спать по ночам, а?
— Я сплю.
— И не высыпаешься?
Он лишь кивает и чуть морщится от того, как резко простреливает в виске, одномоментно и сильней, нежели то, что было на фоне.
— Голова?
— Ничего серьёзного. Правда.
Маккой лишь недоверчиво хмуриться, как в принципе и всегда, и берет сканер. Если так подумать, то в некоторых вопросах он еще более дотошный, чем тот же самый Спок.
— Смотри сюда и не двигайся, договорились, парень?
— А может просто таблетками ограничимся?
Но суровый взгляд Маккоя говорит сам за себя, что он послушно подчиняется. Временами спорить с Маккоем нет ни сил ни желания и это один из тех самых случаев. Если честно, то он бы предпочел просто поспать еще пару часиков, но кто ему это позволит?
Это длится несколько минут, пока Маккой не хмыкает недовольно, кажется, не найдя ничего, но это все равно не уменьшает степени его беспокойства. Даже удивительно, случись наоборот.
— Так, иди в мой кабинет и иди отсыпаться. Ясно?
Чехов лишь снова кивает, сползая с кушетки и плетясь в кабинет Маккоя. Да, было бы лучше уснуть в каюте, но и диван в кабинете сойдёт. Честно говоря, сейчас ему и не принципиально где и на чем, главное поспать. То, как Боунс провожает его тревожным взглядом, не так и выжно. Это пройдёт, как и все остальное.
После смены он подходит к Ухуре, которая лишь чуть кивает головой.
— Все еще ничего?
— Абсолютно. Прости Паш, но…
— Нет. Он жив и я найду его.
— Мы найдём. У капитана, да и не только тоже есть причины искать его. Но пойми, нет никаких даже примет или ориентиров, где хоть примерно его искать.
— Да, я понимаю… Но проверь еще какие-нибудь подпольные каналы связи. Должно же быть что-то.
Она молча кивает, думая продолжить поиски чуть позже, лишь внимательно смотря на парня. Он словно постарел. Из глаз пропал тот озорной блеск, из-за которого его периодически звали солнцем, а сам он осунулся и побледнел. Она невольно прикусила губу, чтобы не направить парня к Маккою, но наверное, сейчас лучше было бы отправить его к Споку. Помочь Чехову можно либо найдя сердце парня, либо излечив его разум. И нельзя сказать, что было бы лучше.
— Если будут новости, я тебе сообщу.
— Хорошо. Если найду что-то, то тоже скажу.
Она кивнула, когда он уже ушёл, словно его и не было. Раньше все было по другому, а теперь… Словно солнце зашло. Хотя почему словно? Чехов и был этим солнцем. И не известно, засветит ли оно вновь, как бы и не захотелось этого.
— Чехов? Паша, ты меня вообще слышишь?
— А? Прости, я кажется, задумался.
Маккой недовольно хмурится, вновь. Или нет? Чехов уже и не мог четко сказать, что же именно из всего этого явь, а что лишь сон. Да и на счет того, можно ли верить яви, тоже были сомнения, которые с каждым новым днем становились лишь серьёзней. Он не знал, но не мог избавится от ощущения, что его собственная жизнь рушится и рассыпается, прямо как песок на пляже, как… Как?
Он чуть нахмурился, пытаясь поймать остаток мысли, который все ускользал и ускользал, в итоге совсем скрывшись, оставив парня со странным ощущением пустоты, которое ему не нравилось.
— Паша? Что с тобой?
— А? Прости… Все в порядке…
Он улыбается Боунсу, но явно как-то не так, что заметно по его взгляду, что он невольно сглатывает, продолжая улыбаться ему, пока тот подходит ближе и внимательно всматривается в него, явно хотя удостовериться в чем-то.
— Как говоришь поживает твоя бабуля?
— Прости?
— Ты же общался с ней недавно и хотел мне что-то рассказать о ней.
— Разве? — он смотрит на мужчину, не понимая о чем он говорит. Он общался с бабулей? Да быть не может, они не общались… А как давно? Когда он говорил с ней в последний раз? А когда он вообще ее видел?
— Эй, эй, парень, спокойней, — Леонард берет его лицо в свои руки, заставляя смотреть глаза в глаза. Он тоже обеспокоен, но парень абсолютно не может совладать с собой, отчаянно вырываясь и хватаясь за голову, не понимая, что ему делать и куда даже идти. Да, он продолжает выполнять свои обязанности, почти что на автомате, но даже Капитан временами замечал, как Чехов замирал на несколько мгновений, словно впадая в транс.
Он не знает, как долго он размахивает руками и что он вообще делает, абсолютно перестав контролировать свои действия, пока Маккой не прижал его своим телом к стене, крепко держа за руки. Паша невольно сглотнул, хоть во рту и пересохло, видя как в чужих карих глазах плескается беспокойство, а все это из-за него. Из-за Чехова Павла Андреевича, с которым что-то не так…
— Паш. Помнишь, ты рассказывал мне одну историю? Не подскажешь, как тогда тебя начала звать твоя бабуля?
Он непонимающе смотрит на Маккоя, помня какие-то отголоски, что это вроде как-то было связанно с его любознательностью и еще чем-то, но в голове оставалась лишь звенящая пустота, словно такого никогда и не было, но он помнил, что и в правду рассказывал это Лёне, но теперь… Теперь там нет ничего, кроме пугающей пустоты.
— Что со мной происходит?
Маккой серьезен и ведет парня сначала в медотсек, а после и в свой кабинет, явно собираясь докопаться до истины, беря один из сканеров, что лежали у него, тут же принимаясь обследовать парня, пока тот молча сидел и пытался понять, насколько же все плохо…
Чехов вновь проводит почти что полночи без сна, пытаясь найти хоть что-то. Хоть самый крошечный намек на то, что Он жив и его просто где-то держат, а не убили, как абсолютно бесполезного информатора. Парень вновь и вновь перебирает все возможные каналы связи, которые только можно и нельзя, пытаясь осторожно, но связаться чуть ли не со всеми в этой чертовой галактике и прослушать, нет ли у них каких-то наводок об одном лишь человеке, без которого все стало абсолютно неважным и бессмысленным. Он, солнечный мальчик, чуть ли не впервые в жизни чувствует себя настолько беспомощным. Даже в той самой первой заваружке, когда они спасали от Нерона землю, он был не на столько бесполезен и беспомощен, как сейчас. Он выдохнул, вновь не находя никаких зацепок. Честно говоря, он даже уже и не был так уверен, а есть ли смысл продолжать искать. Его могли убить почти сразу же после того, как поняли что поймали не того, кого хотели и переключится на какой-нибудь другой корабль…
Чехов невольно зажмурилась, пытаясь сдержаться, что бы не разрыдаться, словно ребёнку. Даже в детстве он почти не плакал, просто не видя в этом смысла, пусть временами и хотелось. А теперь… Теперь, кажется, придется признать, что он сам убил свою любовь. От одной лишь этой мысли непозволительные слезинки все же проступают на глаза, а сам он думает влезть в те запасы алкоголя, которое решил не трогать, пока они не найдут его. Без Него, это все резко стало бессмысленным. Словно картинку резко перевели в сепию, а рядом с ним резко поселилась семейка дементоров, высасывающие из него последние остатки радости, которой и так оставалось крайне мало.
Он выдохнул, смотря на потолок, уже даже не пытаясь сдерживать горькие слезы, которые все текли и текли, не собираясь останавливаться, вторя умершей надежде и пустоте в сердце. А может, избавиться от нее?
Нет, он не хочет и думать о том, что может влюбится в кого-то другого. Об этом и речи не может быть, но вот сделать то, что его почти заставили сделать… Забыть… А это значит предать. Предать то, что осталось от его любви, обрекая себя на непонимание, почему же болезненно сжимается сердце, стоит дверям на мостик открыться или войти в медотсек. Он все же всхлипывает, в итоге вцепляясь в подушку, словно та может помочь ему или же вытащить из этой, затапливающей душу боли, от которой он не представлял, как же ему скрыться. Он лежит так долго, лишь потом понимая, что даже если и не забыть, но как же справиться с тем, что он чувствует, можно лишь у одного человека, который переживал похожее, да и не раз. Он встает и вытирает лицо, наплевав на то, что стоит лишь взглянуть на него и сразу станет все понятно, хотя, словно раньше было по другому. Он сглатывает и выровняв дыхание, выходит из каюты, направляясь к тому, кто точно сможет ему помочь, или же просто понять, хоть и ценит логику больше, нежели что-то иное. Сложно было подумать, что он будет пытаться искать утешения у коммандера Спока, но других вариантов просто не было…
Не сходится. Ничего не сходится, а мыслей, что же именно нужно искать больше не становится.
Он, кажется, уже проверил все, что только можно, но ничего не сходится. Если бы он мог, он бы запустил все эти результаты в воздух, как в каких-нибудь старых фильмах или сериалах, что бы листы в итоге летели и падали, покрывая пол своими белыми телами, но он может лишь вцепиться в волосы от бессилия, какого он не чувствовал довольно давно. А может быть и никогда. Он выдыхает, на несколько мгновений прикрывая глаза и, в итоге, растирая их. Пока он не поймёт, что же именно происходит с Пашей, он не имеет права спать. Хотя бы из-за той паники, которая тогда овладела парнем, стоило лишь начать спрашивать у него то, что тот рассказывал пару месяцев назад максимум. И это было очень плохо.
— Боунс?
— Да?
— Что ты выяснил?
— Кирк.
— Ты же обязан назвать причину, по которой отстранил парня. Как минимум, что бы отстал Спок.
— Знаю, но как старший офицер по…
— Да, да, да. Так что случилось, Боунс? Что с ним?
Маккой молчал, вновь начиная просматривать общие показатели, невольно хмурясь. Он явно что-то упустил… Но что?
— Боунс?
— Я выясняю это, Кирк.
— Хм… Что говоришь, с ним случилось?
— Он запаниковал из-за того, что он, — Леонард замолчал, невольно, пока в голове, словно сверхновая, вспыхивает мысль, простая. Что он невольно выдыхает, — Он забыл... Джим, ты гений.
— Прости?
Маккой молчит, тут же хватая падд со снимками и всматриваясь в них, понимая, что же именно он пропустил. Самый простой и логичный вывод настолько, что он тут же вскакивает с места. Если он прав, то действовать надо быстро, крайне быстро.
— Кирк, это захват. Всех в медотсек, сейчас же.
— Что?
— Сейчас же, — повторяет он, тут же отключая связь и выходя из своего кабинета. Надо спасать Чехова, а так же раздать указания, а времени совсем мало, учитывая, что они еще не знают все масштабы катастрофы и когда же «рванет бомба», что в голове проскочила одна лишь мысль, что главное успеть…
Правильно ли то, что он делает? Правильно ли то, что он пришел за советом к нему? Или он уже сходит с ума от горя? Об этом думать уже поздно, что он не дает себе права на это, закусывая губу и стуча в дверь каюты, не давая себе шанса передумать. Дверь в каюту вулканца открывается быстро и так же быстро он впускает Чехова внутрь, лишь озогнув в удивлении бровь.
— Чем обязан вашему столь позднему визиту, энсин?
— Коммандер Спок… Вы можете мне помочь?
Спок вновь вскидывает бровь в удивление. Когда-то он уже приходил к нему с этим вопросом. И ответ был однозначен. Как и от многих других. Они не помогали, но и не мешали.
— Мы уже обсуждали с вами это, энсин…
— Нет, вы не правильно меня поняли… — Он замолчать, понимая, что сейчас отрезает последний путь. Спок или поможет или нет. Либо он сможет найти его… Либо он по своей же вине потерял его тогда на всегда. И все из-за собственных ошибок. — Вы можете помочь мне забыть?
Спок молчит, а брови его все ползут вверх, что невольно поражаешься, где же предел? Да и есть ли он? А после вулканец резко становится серьёзным, словно тумблер переключили, и внимательно смотрит в глаза парня, приближаясь к нему
— Я правильно понимаю, что вы готовы забыть о нем все? И пустить все ваши старания коту под хвост, Чехов?
Паша молчит, вновь неуверенный в том, что ему делать. Капитан разрешил ему заниматься этим, если не будет вреда его основным обязанностям, но теперь ему ничто не приносит удовольствия, а душа с сердцем все болят и болят, словно они гниют и постепенно отмирают. А боль не прекращается, лишь усиливаясь. И все из-за того, что он беспомощен, что приходится закусить губу, что бы не разрыдаться вновь.
— Да.
Спок молчит, а после касается его. Слияние разумов. Чехов не сопротивляется, буквально являясь для вулканца открытой книгой, пока он видит, как перед внутренним взором проносятся обрывки воспоминаний, а по щеке невольно начинает течь слеза. После тех вмешательств восстановилась большая часть его воспоминаний, но временами его все продолжают преследовать пустые лица и неясные фигуры тех, кого он забыл. И в какой-то момент он, а может быть и сам Спок, вытаскивает из общего вороха простую мысль. Он не хочет его забыть. Он не хочет, что бы сердце болезненно сжималось, а он не понимал, из-за чего же именно. Он уже почти потерял себя, а терять его он не хочет, что в последний момент от чувствует даже какой-то оттенок радости. Чужой. Странной. А после Спок прерывает слияние разумов, внимательно смотря на него и в итоге предлагая ему салфетки.
— Надеюсь, что смог вам помочь, энсин.
— Пусть это и не то, за чем я приходил, но благодарю вас, коммандер.
Спок лишь кивает, а Чехов уже готов выходить, вытирая лицо от слез, которые затыхают так же, как и пламя в его собственной груди, которое и помогало ему верить в то, что он сможет, пусть это и почти невозможно.
Чехов уже готов коснуться панели управления и выйти из чужой каюты, что бы вернуться к себе и прекратить поиски, когда дверь сама открывается, а перед ним появляется явно взволнованная Ухура, произнося лишь одну фразу, которая заставляет почти умершую надежду разгореться вновь, с новой силой.
— Мы нашли его. Паша, ты нашел его…
— Чехов, ты как?
— Я… Я нормально. Теперь точно, — он улыбается, а после встает с кушетки, пусть голова и вновь начала ныть, а все тело наполняет слабость, но теперь, если верить Маккою, он должен перестать забывать, — И что это?
— Это, — Леонард берет в руки странную, похожую чем-то на осьминога, штуку и подносит ее ближе к лицу Чехова, от чего она тут же чуть шевелит своими щупальцами, словно живая, — Биомеханический протез с системой аккумуляции данных. Можно сказать, что это частично живой жесткий диск, который копировал, а местами и стирал, твои воспоминания.
— Но кому это необходимо?
— Это нам и предстоит узнать. Кроме тебя «нападению» подверглись еще несколько членов команды. Так что, — Маккой делает драматическую паузу, подходя к парню ближе и мимолетно целует его, смотря в чужие глаза, — Ты помог спасти команду и не только.
Чехов шокированно смотрит, а после улыбается, прижимаясь к мужчине. Было бы слишком громко хвалить лишь его, ведь большую часть всего сделал именно Маккой. И ему хочется отблагодарить его, за все. И придется ему это делать не сейчас, если учесть, что в кабинет вошёл, хотя скорее почти ворвался Капитан.
— Что можешь сказать, Боунс?
— Как я и предполагал, Кирк.
— Другие пострадавшие?
— Еще пара человек, ими сейчас занимаются.
— Хорошо, как закончите, передайте устройства Споку. Нам необходимо во всем разобраться.
Боунс кивает, а Кирк подходит к Чехову, внимательно и серьезно смотря на него, — Как ты?
— Я в порядке, через пару часов буду готов к выполнению своих обязанностей.
— Думаю лучше пару дней… Иначе Боунс меня сожрёт, — негромко говорит, а после смеется Кирк, а Чехов замечает что-то. Что-то странное, но настолько же незаметное, как песчинка в самом уголке глаза. Он не понимает что это, но все равно подходит к Маккой, касаясь его локтя, словно пытаясь заглянуть в его тетрадь через плечо, когда понимает, что та штука из его головы светится, почти всеми цветами радуги, словно подавая или же принимая какой-то известный только ей самой сигнал, а после их переносят, что он может лишь вцепиться в доктора сильней, понимая, что тот переплёт, в который они угодили, еще не кончился.
— Ты уверена в этом?
— Да. Я перепроверила все и не раз. И ты сам только что их перепроверил не меньше раз. Это точно он. Ошибки быть не может.
Он хмурится, вновь сидя в своей каюте, на этот раз вместе с Ухурой, проверяя и переслушивая запись, которую он поймал, но не услышал, уйдя к Споку. Она довольно однозначна, пусть там и нет никаких деталей, по большому счету. Но она права. Это он. Тут не может быть ошибки. И это так же значит лишь одно. У них нет времени, а так же возможностей медлить. Но в глубине души тут же начинает шевелиться сомнение, а что, если они ошиблись? Что если они нашли, но не его, а какого-то другого члена экипажа звездного флота с униформой научника? А это значит лишь одно. Им нужно еще раз прослушать это сообщение. Любым способом.
— Нийота, мы должны все проверить.
Она лишь кивает, понимая его. И они работают. Они отслеживают каналы, проверяют и в итоге лишь убеждаются в одном. Времени у них все меньше и меньше.
К капитану идет Чехов. Он и так просил от девушки слишком многого, пусть этого и требовало дело. Дело, от которого он был готов отказаться просто из-за своей собственной слабости.
— Вы уверены, что говорится именно о нем?
— Так точно.
Кирк кивает, просматривая на падде все данные, что за эти несколько часов собрали Чехов с Ухурой, а после кивает, словно сам себе.
— Хорошо. Чехов, поспите несколько часов, а после, займитесь прокладкой курса. Ваши данные в это время проверит коммандер Спок. Вам все ясно?
— Так точно, капитан.
— Мы спасем его, не сомневайся в этом, парень. Ты проделал необычайную работу.
Чехов кивает, а после уходит с мостика. Ему и в правду требуются хотя бы несколько часов сна, а после… Он невольно улыбается, взглянув в тьму космоса, которая открывалась из элюминатора. А после он спасет его. Не смотря ни на что.
— Парень, ты в порядке?
Чехов кивает, а после пригибается, стараясь не попасть под обстрел. Он не понимает, как они вообще попали сюда и что это за планета вообще, но сейчас главное одно, не умереть под огнем неизвестного противника. И вызвать подкрепление. Он смотрит на Боунса, который недовольно хмурится, а после Чехов хватает его за рукe и почти что тащит в сторону почти что непролазной зелени. Там они будут менее заметны. Ведь так? И они почти добегают, когда его ногу пронзает боль, а сами они из-за этого, а так же неожиданного оврага кубарем падают в безопасность. Маккой недовольно рычит из-за этого, вставая и, подхватив его на руки, убираясь в глубь. Их будут искать, это ясно. Чехов не знает как долго доктор его несёт, но остнавливаются они через несколько десятков метров, прислушиваясь к тому что вокруг. Звуков преследования не слышно, что Маккой решает попытаться вызвать на помощь, но в итоге лишь матерится.
— Сигнала, считай, нет. Надо забраться повыше.
Чехов кивает, а после пытается встать, тут же падая и шипя от боли. Боунс тут же подскакивает к парню, стягивая с него сапог и приступает к осмотру. Лишь теперь Чехов замечает, что нога покрыта кровью, от чего невольно сглатывает. Если им не повезёт, то они умрут здесь… Точнее Чехов умрёт, у Маккоя все еще останется шанс спастись. Он не сопротивляется, когда Боунс стягивает с него золотую форменку, оставляя лишь в черной водолазке, занимаясь раной.
— Не умрёшь, пока что, но надо отсюда выбираться. Есть идеи, парень?
Чехов хмуриться, задумавшись и в итоге кивая.
— Да. Если мы заберемся над основным уровнем леса, то сможем поймать сигнал. И я видел подходящую для этого гору.
Маккой кивает, а после помогает парню встать. У них нет времени ждать.
— Но есть плохая новость.
— Помимо того, что на нас охотятся непойми за что непойми где?
— Да. Нам надо выйти к дороге, на которой нас и поджидали. Там мы будем заметней, но вероятность выйти к горе больше.
Маккой хмуриться и думает, а после вновь матерится, держа парня и помогая ему идти. Других вариантов у них нет. И все идет вполне неплохо, кроме того что у подлеска и оврага, в который они кубарем свалились, их замечают, что им приходится вновь вернуть в лес, стараясь держать курс на гору. Это получается, что через какое-то время они отрываются, как им кажется, и они рискуют выйти на то, что называли между собой дорогой, но вряд ли являлось ей на самом деле. Они не знали ничего, но шли, пока не остановились примерно на середине восхода.
— Что такое?
Маккой осматривается, а после утаскивает парня обратно в лес, пусть тот и стал здесь не таким спасительно непроходимым, как раньше. Чехов не понимает, но после видит, как по этой самой дороге спускается отряд, переговариваясь о чем-то. И они явно не спасать их пришли, что надежды парня таят все быстрей с каждой новой секундой, а его план и мысли, что же можно теперь сделать, рассеиваются, словно дым на ветру. Маккой молча осматривает его, а после отдает коммуникатор, который все еще стабильно показывал отсутвие сигнала.
— Что ты задумал?
— Спасаю тебя, гений.
Чехов смотрит, а после невольно качает головой. Нет, должен быть иной план. Не может же Боунс просто так пожертвовать собой и сдаться?
— Слушай сюда. Им явно нужна эта штука, — он достает из кармана чудом не потерявшийся прибор, который еще несколько часов назад был в голове юного Чехова, от чего того невольно передергивет, но он не перебивает, понимая, что это бесполезно, — По этому, после того, как они уйдут с горы, ты выберешься и вызовешь Кирка со Споком. Тебе все ясно?
— Но…
— Не спорь. У нас нет другого выхода. Ты не сможешь от них убежать, а подохнуть здесь, я тебе не дам.
Маккой серьезен и почти что разъярен, что спорить с ним нет никакого смысла. Паша лишь кивает и берерт в руки коммуникатор, пока Макой перехватывает осьминога поудобней и прислоняет его к своему уху, тут же морщась и шипя от боли. Паша же может лишь сидеть, пока в груди начинает ныть из-за разворачивающейся внутри бури отчаяния, и смотреть на него. На то, как он моргает, а после, целует его. Быстро и почти невесомо, словно обещая, что потом, когда все это кончится, они продолжат и будет большее, то, что у них отняли до этого. А после он уходит и бежит на вершину. И Чехов молча плачет, не в силах совладать с собой и этими злыми слезами одиночества и отчаяния, видя, как Маккоя под конвоем уводят обратно, в долину, а вокруг все стихает, словно умерев. Он на свой страх и риск выползает из импровизированного укрытия и успевая увидеть, как корабль с Леонардом покидает планету, оставляя в душе плескаться отчаяние и боль, которые тут же затавливают собой все, и отравляя его, подобно яду, что слезы продолжают катиться по его щекам не переставая, а в голове крепнет лишь одна мысль. Он найдет его. Найдет и спасёт. Чего бы ему это не стоило.