чуя шумно вздыхает и останавливает своего угрюмого спутника у дверей кофени. акутагава руку с плеча сбрасывает, поправляет лямку шоппера и только хмыкает обиженно на предложение зайти.

взгляд падает на бариста, что вертит в руке стеклянный стакан — очевидно, свой, хотя чуя уже было подумал, что стал свидетелем того, как бариста пьет из чужих чашек. аж заходить перехотелось да лицо заметно скривилось. представилось сразу, как этот парень выпивает остатки его условного американо — или капучино, для чуи нет разницы. 

отвлекает только колокольчик на открывшейся двери и пропавший за ней акутагава. видимо, устал стоять на месте, видимо, чуе стоит не отставать, но он отстает, когда акутагава скрывается за дверью уборной, а чуя оказывается у бара один на один с бариста. стакан отставляется в сторону — даже не под бар, чуя от такой наглости дар речи теряет и не отвечает на приветствие. они тут все равно случайно, мимоходом, ему незачем быть любезным или зацикливаться на своемчужом стакане, и потому он зацикливается на меню за спиной у этого...

погодите, как его зовут? неважно, не обращаем внимания, чуя.

эспрессо. американо. капучино и латте. еще раз эспрессо, но с тоником — ужас, но акутагаве бы понравилось.

все равно мысль возвращается к имени. на фартуке какой-то пин, он не выглядит как бейдж с именем и должностью, но других опознавательных знаков просто нет; вчитываться неловко, чуя взглядом скользит от него к рукам бариста, а от них к

опять этот стакан, будь он неладен.

неловкое молчание длится дольше минуты. чуя только сейчас понимает, что бариста с ним тоже не здоровался, он даже заинтересованно не выглядит и будто только выжидает момента, когда можно будет вернуться к содержимому своегочужого стакана. отчего-то чуя почувствовал укол раздражения прям в затылок. 

он уже было открывает рот для заказа хоть чего-нибудь, но спутник объявляется из-за двери и уходит к выходу. чуя сегодня нянька, а потому отставать не может — бариста на прощание машет и выходит следом.

дазай ему в ответ не машет, но улыбается и стакан поднимает — за вас, мол, возвращайтесь, и сразу до дна выпивает то, что там вообще могло плескаться. чуя не думает, что кофе, скорее вода ржавая или попытки жалкие в американо с ядреным сиропом — не разбирается и не хочет. не его дело.

вообще-то не думать не получается. весь день из головы не выходит это неловкое молчание у бара, а мысль "что он обо мне думает", казавшаяся чуждой еще вчера, въелась в голову как плесень, и в графике появляется неожиданная для чуи пометка на следующую неделю:

вернуться за кофе. спросить про сиропы.