Это случилось тёплым летним вечером. За горизонтом виднелся закат, солнце укутывали ржавые разводы облаков, небо заполонили облака. Всюду веял запах мокрого асфальта. Мокрая трава склонила листья, огромные капли росы свисали с листвы, казалось, она не в силах выдержать настолько тяжёлый груз.
Небо предстало перед глазами Доракена. Он долгое время смотрел в одну точку, в следы уходящего солнца, в всё ещё светлое полотно неба. Солнечный свет постепенно угасал, Доракен опустил голову, лёг на траву с раскинутыми вперёд руками и улыбнулся.
Несмотря на утренний ливень, который Доракен не застал, солнце смогло выглянуть из-за туч, тепло распространиться. Дождливые дни всегда смеялись тёплыми. За 16 лет парень успел понять, мрачные тучи рано или поздно становятся пушистыми облаками, природа подвержена изменениям, плохим или хорошим, не важно, новое невозможно без утраты старого. Брать в пример те же цветы, изящные, прекрасные, поражают красотой, рано или поздно увядают, и от них остаётся лишь сухой, выжженный бутон с сухими листьями.
Всё в мире изменчиво. Предотвратить изменения невозможно, как бы человек не просил, не умолял и не желал. Прошлого невозможно изменить. Но тогда почему Доракен в глубине души продолжал верить в обратное? Почему он врал самому себе, создавал в голове сюжеты, которым никогда не суждено исполниться? Это помогало Доракену окончательно не сойти с ума. Этому его научил Майки, в тот день, когда Доракен окончательно закрылся в себе, собрался уходить из Свастонов.
Возможно, слова Майки помогли Доракену спастись: «Если ты потерял что-то ценное, создай это в голове. Живи ради момента, когда ты вновь ляжешь в кровать и сможешь перенестись в фантазии».
Возможно, Майки по-своему был прав, хотя он и сам тогда в корне отличался от того Майки, каким он был до того дня. Майки сам претерпел изменения, сам застрял в прошлом, сам страдал. Доракен это понимал, поэтому старался следовать его совету. Старался за толстым слоем маски скрыть то, насколько сильно он ненавидел мир, насколько сильно хотел исчезнуть.
Вряд ли кто-то, кроме Майки, мог понять, что на самом деле испытывал Доракен. Даже среди друзей, среди товарищей и подчинённых, Доракен казался всё тем же неунывающим здоровяком, которому все трудности ни по чём. Но лишь Майки, как единственный человек, который знал подлинное состояние друга, мог отличить маску от истинных чувств.
И пускай после того дня, ни Майки, ни Доракен уже не были прежними, они продолжали по-немногу поддерживать друг друга, но в глубине души каждый знал: эта пустота в груди никогда не заполнится.
Каждую неделю, в пятницу, когда не состоялось собраний, Доракен выходил из дома, садился на холм, расположенный неподалёку от моста, и смотрел в небо. Возможно это временно помогало ему заполнить пустоту в сердце, но это было больше похоже на решето, в которое так отчаянно пытались набрать воды. Доракен больше не мог заполнить пустоту.
Он стал больше спать, выходить из дома лишь по особо важным делам, неосознанно грубить товарищам, но сохранять непоколебимость.
Чувства от подавления эмоций действительно ужасны. Обжигающий холодок резко сменялся угасающим теплом, но Доракена больше не волновало состояние тела, он находился, словно в трансе, и находил единственное спасение во сне. Во сне, где была она.
Такие же длинные волнистые волосы, цвета топлённого молока, всё та же сияющая улыбка, всё те же невинные глаза. Эма часто посещала Доракена во сне, и каждый раз парень просыпался опустошённый, в слезах. Любое напоминание о Эме ломало душу изнутри, разрывая ещё не зажившие раны. Воспоминания и сны никогда не смогут заменить ему Эму.
Разве в мире существуют такая же блондинка, в нежным невинным взглядом, с добрыми намерениями, со сверкающей улыбкой, милым, детским смехом? Разве можно встретить такие же тёплые руки, с ледяными кончиками пальцев?
Доракен часто забывался в мечтах, часто разбивал костяшки пальцев в кровь, пытаясь потушить душераздирающие мысли, часто винил себя в том случае. Совсем не Майки, не Такимичи, не Кисаки, а себя. Возможно, будь он в тот день рядом, будь он более открыт и силён, возможно бы тогда Эма и не умерла.
Возможно, признайся Доракен раньше, подавив внешнюю гордость, возможно тогда бы Эма осталась дома, рядом с ним, не ушла бы с сожалениями, не умерла бы, так и не увидев его в последний момент.
Наверняка, после этого дня Доракен больше никогда не опаздывал, всегда интересовался не понадобилась ли кому-то его помощь. Возможно именно так Доракен пытался заполнить пустоту, пытался забыться, пытался помочь хоть кому-то, хотя ему вовсе не было дела ни до кого другого, кто бы не мог заменить ему Эму. А Эму заменить ему не мог никто, не существовало в мире такой же милой девушки, которая каждый раз, по-тёплому бы улыбалась, звала на чай и рассказывала о приключениях Майки.
Наверное, лишь её нежный, любящий взгляд мог растопить сердце Доракена. Наверное, Эма всегда была для него больше чем, просто хорошая подруга... Если бы ему хватило смелости раньше... Какой толк каждый раз рыдать на могиле, просить прощения, снова и снова признаваться в вечной любви, если Эмы больше не существовало. Лишь плюшевый медведь и их общие фотографии могли заставить Доракена вспомнить, могли заставить расплакаться, подобно маленькому ребёнку, которого лишили чего-то важного.
И каждый раз, лёжа неподалёку от моста, Доракен мысленно представлял их последний разговор с Эмой.
— Эма, а помнишь, как ты сидела возле больничной койке, крепко сжимая мою ладонь? Помнишь, как я просил тебя выйти, чтобы ты не могла догадаться насколько те раны были глубокими. Хотя, наверное, глубже раны оставила ты.
Прошло уже около года, сейчас твой день рождения, но знаешь, за это время многое изменилось. Каждый из Свастонов изменился после твоей смерти. Насколько же ты была чудесным человеком, если даже после смерти все так хорошо отзываются о тебе.
Ты и вправду была чудесна, ты многое дала мне понять, многое сделала для меня. А я, полный дурак, так и не смог взять волю в кулак и признаться тебе... — он всхлипнул, ударив кулаком об землю, — Какой я после этого гопник... Какой я после этого человек...
На секунду Доракену показалось, что его плеча кто-то коснулся. Он обернулся, но ничего не увидел, и лишь слёзы и судороженные всхлипы едва слышались из под моста. На небо взошла луна, звёзды отражались в полумраке вод, со стороны города сверкали яркие огни, Доракен продолжал сидеть на траве и сквозь слёзы шептать:
— Спасибо тебе, Эма. Я всегда буду помнить тебя...