Смысл

Всё человечество стремится к каким-то целям, постоянно занято планированием своей жизни. Какие могут быть цели и планы без смысла? Что есть смысл? Почему поколение за поколением люди плодятся? Они видят в этом смысл? Какой? Ведь далеко не каждый человек появившийся на свет находит в ней свой смысл, свою суть существования, а на вопрос "ради чего ты живёшь?" должным образом ответить может не каждый, далеко не каждый. Многие скажут "потому что умирать жалко" и продолжат заниматься своим ненужным бытом и рутиной, которая съедает часть духовного, выскребая чайной ложечкой день за днём, настойчиво и упорно, чтобы по итогу оставить зияющую пустоту с гулящей в ней ветром, на месте былой души. Но ведь каждому хочется быть полноценным, чувствовать духовное единение со своим "я", в один из дней стать у зеркала и сказать своему отражению "я нашёл себя в этом мире".

Джисон всегда рассуждал подобным образом, устало шлёпая на свой первый стажировочный день в забегаловку на окраине, которая пропахла водорослями, соджу и немного супом с варёными яйцами. Смесь была адская, но во время собеседования его предупредили о ежедневных расчётах и о том, что официальное трудоустройство отсутствует, все сотрудники устроены по трудовому договору, на минимальной "белой" ставке, поэтому все выплаты были "чёрные" и на руки, дабы обойти ушлую систему налогов, поэтому взвесив все "за" и "против", Хан забил на запах заведения, сразу же соглашаясь стать их сотрудником. Без официального оформления было гораздо проще: в любой момент он мог развернуться и помахать ручкой заплывшей в жировых складках администраторше, не отрабатывая и не выписывая нудное заявление на увольнение.

Не то что он был по-настоящему рад такой работе, но одну брешь ниже ватерлинии в его корабле жизни он сумел заткнуть, не дав ему окончательно затонуть. Куда ещё бы взяли его, желторотого юнца, бывшего школьника, что с треском провалил вступительные в университет на менеджмент? Правильно, только в подобные забегаловки. Мол, знай своё место и не высовывайся. А Джисон высовывался, постоянно получая от жизни щёлчок по носу, будто само провидение пыталось урезонить зарвавшегося мальца, что посягнулся на большее.

Провал на поступлении его нисколько не огорчил, ведь менеджмент — это желание исключительно родителей, но никак не его. Он не видел себя в кабинете офиса перед монитором компьютера, прихлёбывающего кофе из автомата и все пять дней в неделю дышащего воздухом из кондиционера. Хан мечтал писать прозу. Услышав желание сына, вкупе с провалом в будущем университете, родители вдруг вспомнили что они старше и, соответственно, мудрее глупого бывшего школьника, разругались со своим единственным чадом, выставив того за дверь. Джисон не был бунтарём или что-то в этом духе, напротив, он был мягким и покладистым, а в купе с личностью интроверта, ещё робким и тихим, но свои мечты просто так выбросить на помойку не мог, поэтому пошёл против родителей. Он догадывался что его мать с отцом, люди старых взглядов и закалки, поступят именно так, поэтому заранее скопил небольшую сумму денег на первое время. Благодаря им он снял одну комнату в общежитии на окраине города, дёшево и сердито, попутно подыскивая хоть сколько-то оплачиваемую работу, дабы было чем заплатить в следующем месяце за аренду. 

＊＊＊

Он долго притирался к коллективу на работе, люди были разные и всё очень сложные, как модульные оригами, за ними было интересно наблюдать и разбирать, а вот приближаться на близкое расстояние совершенно не хотелось. Никто особо в друзья не напрашивался, в душу не лез — это радовало. Все свыклись с мыслью что милый задумчивый юноша с не по возрасту мудрыми глазами, тих и спокоен, как брезжущий рассвет летнего утра одной малонаселённой деревушки. На работу является каждый день, конфликты не разжигает, свои прямые обязанности выполняет — что ещё то надо?

За две недели таких смен Хан обвыкся не только в забегаловке в которой трудился, но и на незнакомом доселе районе, досконально изучив что где находится и в каком супермаркете самые низкие цены.

В обеденный перерыв Джисона по просьбе отпускали из заведения и он целых пол часа был предоставлен сам себе, вдыхая не слишком чистый воздух улицы. Всё же лучше чем гремучая смесь ароматов их забегаловки. Так он наловчился доходить до угла проулка где находился супермаркет, в котором он брал один неизменный злаковый батончик, усаживался поблизости на свободную скамеечку, доставал потрёпанный временем блокнот и писал всё что у него накопилось за день в голове: отдельно на страницах были описания людей, их внешнее и внутреннее, характер, эмоция, слова, действия, словом, всё что его тронуло и отложилось в памяти. Тогда Джисон переворачивал блокнот вверх тормашками и открывал с конца, то бишь с нового начала, где писал небольшие, но цельные по своей структуре и смыслу, рассказы.

На восьмой день таких посиделок он стал замечать парня, что выходил курить в одно и то же время с ним из тату-салона, что находился немного наискосок лавочки, на которой примостился Хан. Парень был мощным, но невысоким, его крупные руки в облегающей футболке казалось всегда имели длинные рукава, но они были не из ткани, так как обе верхние конечности были увиты различными чёрно-белыми рисунками. Хотелось подойти, взять широкую ладонь и вертеть руку в разные стороны, дабы детально рассмотреть всё что было нанесено на некогда чистую кожу. Тот ни разу не взглянул на него, по крайней мере Джисон чужого взгляда на себе не замечал.

В дни, когда он чувствовал полную отрешённость от мира и раздрай в душе, в основном выпадали на выходные. Тогда он сидел в своей небольшой комнатушке у единственного окна и невидящим взглядом смотрел на улицу, на этот большой человеческий муравейник с высоты второго этажа. В такие дни он не понимал этой мирской безсмысленной суеты, а от осознания что он совершенно ничем не отличается от этих людей, загоняло его в ещё большую прострацию. Тогда он подходил к краю, балансируя между полным бодрствованием и сомнамбулистическим состоянием. Так он мог просидеть часами, не чувствуя голода, боли во всём теле из-за одного положения и потребности посетить туалет. Он просто уходил в себя, вешая на внешнюю часть двери своего сознания табличку "не беспокоить". Эти моменты жизни давались ему особенно тяжело: чтобы выйти из подобного состояния он брал неизменные маникюрные ножнички и наносил порез за порезом на нежной коже внутренней стороны плеча. Боль отрезвляла, тем самым вырывая из сложного состояния, как бы банально это не звучало. Окончательно вернувшись в реальный мир, Хан разминал затёкшее тело и шёл обрабатывать порезы, после беря очередную книгу в руки, дабы отвлечься и заглушить рвущийся наружу крик. Книги были его единственными друзьями.

Иногда в его сознании скользила липкая и противная как слизняк мысль: возможно в один из таких дней он не сможет справиться с самим собой и неизменные маникюрные ножницы не будут полосовать кожу, оставляя тонкие небольшие шрамы, а пройдутся вдоль вен на руке или, к примеру, по бьющейся жилке на шее. Он не боялся смерти как таковой, но он не хотел уходить вот так, не успев ничего сделать, не успев оставить след в этом мире, так и не поняв зачем появился на свет. 

＊＊＊

В один из дней в обеденное время, как обычно минута в минуту, Джисон сидел на неизменно пустующей скамейке почти напротив тату-салона, доев свой злаковый батончик и выбросив обёртку в урну около лавочки. Всех сотрудников забегаловки кормили за счёт заведения, к слову, еда не была ужасной, её даже можно было назвать вкусной, но батончик давал хоть какие-то витамины.

Он украдкой взглянул на вышедшего пятью минутами ранее татуира, который стоял в привычном месте, медленно выкуривая сигарету. Хан нашёл нужную страницу в своём блокноте, где была небольшая зарисовка на тему этого человека. Он перечитал написанное, следом выводя новые слова больше не глядя по сторонам.

—"Тёмноволосый, широкоплечий, в вуале серого тумана от дыма собственной сигареты, незнакомец выглядел загадочным: его тяжёлый, взгляд разрезал пространство словно нож, создавая впечатление что он смотрел сквозь предметы, сквозь людей. А руки, сплошь покрытые рисунками, только распаляли интерес к его личности, потому что безумно хотелось рассмотреть каждое изображение увековеченное на коже, пазл за пазлом собирая из них внутренний портрет личности незнакомца... "

Незнакомец умолк, когда Хан понял что это не голос в его голове и захлопнул блокнот. Татуир итак прочёл достаточно, дабы Джисон стушевался и смущённо поднял глаза на парня. Тот стоял очень близко над его ухом, нарушая границы личного пространства при чтении писанины младшего, обдавая того запахом сигарет изо рта. К сигаретам примешивался тонкий запах антисептиков и почему-то резины, а также шёл ароматный шлейф мужского парфюма, где основными нотами выделялась ваниль и мята, за ними по пятам следовал кедр, ветивер и герань. Вблизи татуир был ещё красивее, нежели на расстоянии: высокий лоб со спадающей чёрной чёлкой, глаза узкие и такой формы, что придавали взгляду угрожающее выражение. Широкий нос, небольшой рот с очень пухлой нижней губой, красивые скулы и острый подбородок с небольшим продольным шрамом на конце. Шея незнакомца была короткой и казалось почти сразу переходила в мускулистые плечи. Он точно также, как и Джисон, рассматривал парня напротив. Когда Хан это осознал, он не знал куда себя спрятать от неловкости, разве что в карман.

Наконец-то татуир отстранился, обошёл лавочку и уселся около младшего на расстоянии вытянутой руки.

—привет.

—привет. —из-за долгого молчания Хан прозвучал достаточно низко и хрипло.

—ты приходишь сюда в одно и то же время, всегда что-то записывая в своём блокноте. Я держался как мог, но спустя неделю моё терпение вытеснило любопытство и вот я здесь. Надеюсь ты не очень зол на то, что я прочёл твою запись? Насколько я понял, она обо мне. —произнёс незнакомец слегка склонив голову на бок и пристально глядя на собеседника.

Джисон стушевался. Это первый человек за всю его короткую жизнь, который хоть сколько-то им искренне интересуется. Он молчал опустив взгляд на свои руки, что теребили и без того потрёпанный блокнот.

Молчание вышло неприлично долгим и татуир не выдержав снова заговорил:

—я не хотел тебя напугать или что-то в этом духе... И не имею ничего против того, что ты обо мне написал... Меня зовут Со Чанбин. А то как-то неловко получается, подумаешь что я какой-то недалёкий.

Хан хохотнул. А потом резко прикрыл рот рукой: такая светлая и искренняя эмоция давно не вырывалась наружу, что Джисон даже испугался её, будто слышал свой смех впервые.

Бросив быстрый взгляд на старшего, он произнёс:

—я Хан Джисон. И... Извини, мне нужно идти.

Он встал, видя как следом поднимается Чанбин.

—я сделал что-то не так? Напугал тебя? —Со выглядел растерянным и немного встревоженным. 

—нет, всё нормально, просто мой обед заканчивается, мне нужно возвращаться к работе. —пояснил Хан отступая на шаг. Отчасти это была правда, отчасти вынужденная мера — до конца обеда ещё было пятнадцать минут и он мог это время посидеть со старшим, но боязнь сблизиться и привязаться, гнала его от нового знакомого, как штормовой ветер опавшие листья.

Он позорно бежал, слыша в спину "тогда увидимся завтра в это же время". 

Завтра они не увиделись. Джисон не пришёл, оставшись на обед в их закусочной.

Он сидел за обеденным столом прихлёбывая суп с яйцами, ощущая себя неуютно в компании нескольких обедающих с ним в одно время сотрудников. Он побоялся достать блокнот при них, во избежании вопросов, поэтому старался забить свой рот едой, дабы не участвовать в их диалоге.

Ну вот зачем, зачем Чанбин решил заговорить с ним?! Всё же было так хорошо! Тридцать обеденных минут на уличной скамье пробегали мимо, а сейчас он томился в служебном помещении, доев и утыкаясь в телефон, отсчитывая минуты, чтобы уже выйти в зал и начать работать.

В подобных мытарствах прошло три дня: он устал. Обеденное время было для него передышкой от человеческого гомона, от чужих расспросов, наедине с любимым блокнотом. И он не выдержал. Как до этого он отпросился у старшего смены и вышел на улицу, привычно заходя в супермаркет за своим батончиком. На подходе к лавочке он огляделся: около тату-салона Чанбина не было, да и в округе его крупной фигуры не наблюдалось.

Джисон выдохнув, опустился на деревянную поверхность, переворачивая блокнот и открывая с конца, или нового начала.

Увлёкшись, он не заметил присутствие другого человека. Тот стоял не решаясь заговорить. Наконец он приземлился около младшего, нарушая его уединение.

Почувствовал как скамья несколько просела от веса ещё одного тела на ней, Хан поднял голову. Как и ожидалось, на противоположном конце восседал татуир Со Чанбин и как-то виновато на него смотрел.

—не убегай. —это всё что сказал старший.

Он отвернулся от Джисона, доставая пачку сигарет и закуривая одну.

Младший сидел и не моргая разглядывал его профиль.

Близкое нахождение Со вопреки ожиданиям Хана, не ощущалось навязчивым или не комфортным. Напротив, он почти не замечал его присутствия, настолько уютной и тихой была атмосфера на их скамье. Джисон всё также писал низко наклонившись над блокнотом, лишь запах сигаретного дыма напоминал о невдалеке сидящем Чанбине. Когда пришло время возвращаться, младший встал с места и помахав рукой поднявшему голову хёну, видя в его глазах удивление. Засеменивший Хан уже не увидел как Бин мягко улыбнулся ему вслед.

На протяжении двух дней их "общение" было именно таким: приветствие, молчаливая тишина, прощание. Похоже старший не обладал такой выдержкой как Джисон, поэтому на третий день он с ним заговорил.

—прости что прерываю, но мне бы хотелось узнать о тебе больше чем просто имя. —негромко, но с хрипотцой от долгого молчания произнёс Чанбин, осторожно, будто боялся его спугнуть.

Хан вынырнул из собственных мыслей, с сомнением глядя на татуира. 

—зачем? —просто спросил младший.

—ну... Зачем обычно люди знакомятся? Чтобы приятельствовать. —непонимающе отозвался Со.

—ты не понял. Зачем это тебе? —допытывался Хан.

—ты интересный. И мне нравится проводить с тобой время. Я бы хотел чтобы совместно проведённого времени было больше... —признался Бин.

—идея имеет место быть, но боюсь ты не тому человеку это говоришь. —вставая отозвался Джисон.

—не уходи. —как тогда попросил Чанбин.

Младший не сдвинулся с места. Во имя высших сил, что же удерживает его около этого парня? Хан не мог ответить на этот вопрос. Одиночество и книги всегда были его единственными спутниками, и вот с ним случился этот человек.

Джисон почувствовал на своей ладони чужую: он с испугом посмотрел в глаза нового знакомого и страх покинул его разум. Он снова присел около Со, на сей раз гораздо ближе, при этом не убирая свою вмиг вспотевшую руку из чужой ладони.

Он рассказал немного о себе, как будто его биография пестрила фактами и интересными историями. Рассказ его жизни уместился в десять минут, затем Чанбин поведал о себе. Оказалось он был круглой сиротой, с тяжёлым детством и непростой юностью. Сейчас его жизнь более-менее наладилась, он занимается любимым делом, рисует эскизы тату и увековечивает их на чужой коже. Ещё Бин признался, что наблюдал за ним из окна салона с самого первого для, как Хан появился на лавочке через улицу. Потом он стал выходить в одно время с младшим, подстраивая свой обед под график Джисона, надеюсь что тот его заметит. Чанбину казалось что они похожи, не внешне конечно же, а внутренней энергетикой.

Потом Со осмелел настолько, что позвал его перекусить после работы, но асоциальный Хан отказался, так и не объяснив причину, хотя глядя на темноволосого можно было понять, что никаких разъяснений ему не нужно, всё ясно как Божий день, тонсен боится. Не конкретно его, а общества в целом. Чанбин не стал наседать, но приглашал его прогуляться при каждой обеденной встрече.

На пятом таком приглашении Джисон сдался. Напор и упорство старшего покорили его, да и он чувствовал себя рядом с ним достаточно комфортно, чтобы наконец оттаять. Бин стал исключением в правилах младшего, которые он сам себе придумал.

С тех пор Чанбина в его жизни стало больше, гораздо больше чем раньше. Они как обычно виделись на их лавочке, старший просто сидел около тонсена, не нарушая его единения с любимым блокнотом, а после работы они встречались и бродили по тёмным улицам обсуждая и философствуя на различные темы.

К своему ужасу Джисон привык к этим встречам, к присутствию хёна в своей жизни. Он боялся привязаться и он привязался. Эти мысли стали съедать его изнутри, поэтому он принял решение что будет отдаляться от хёна, пока ещё не слишком поздно.

Но на следующий день после принятого решения Чанбин на их месте не появился. И через день тоже.

Осознание что полюбившаяся скамья второй день пустует без Со, вышибло из Хана все эмоции, не хуже сильного удара в солнечное сплетение, будто само проведение издевается над ним, мол, ты ведь сам этого хотел, а сейчас сидишь на лавочке одинокий и покинутый, роняя горькие слёзы на пожелтевшие от времени страницы потёртого блокнота.

Нет, чёрт возьми, нет! Хён нужен ему как глоток свежего воздуха на морском дне.

Он утёр слёзы, спрятал блокнот и уверенно пересёк улицу, подходя прямиком к зданию тату-салона. Всё же было глупым не взять контакты Чанбина, когда была возможность.

Хан открыл дверь попадая с жаркой летней улицы в прохладное от кондиционера помещение. В нём пахло почти как от старшего, антисептиком и резиной. Оглядевшись Джисон наконец-то понял почему резиной: на небольшом столике с колёсиками стояло несколько упаковок с чёрными резиновыми перчатками, ведь татуиры следили за стерильность, беспокоясь о здоровье клиентов.

В помещении склонившись над письменным столом сидел один единственный парень. Судя по всему он рисовал очередной эскиз, а чтобы волосы не спадали, обладатель длинной карамельной шевелюры убрал их за милый розовый ободок. Его лоб сосредоточенно хмурился, нового посетителя молодой татуир попросту не заметил.

—извините...

Парень, что увлечённо работал над рисунком, от неожиданности подпрыгнул на месте, схватившись за сердце.

—малыш Иисус, я чуть не родил! —воскликнул потревоженный незнакомец.

—простите меня ещё раз... —от неловкости и волнения Джисон не знал куда себя деть. 

—да ладно, чего уж там... Ты на консультацию? Или на тату к Чанбину? Но он говорил что отменил все сеансы на сегодня. —поинтересовался мастер.

—нет, я не клиент, просто... Просто хотел спросить где хён, он два дня уже не приходит, и вот я... —от охватившего волнения Хан сбился, розовея щёчками и отводя взгляд.

—а ты?.. —подозрительно уточнил татуир.

—я?.. Я Хан Джисон... —он не знал кем приходится Со, поэтому просто назвал своё имя.

—Хан Джисон?! Неужели тот самый?! —воодушевлённо воскликнул незнакомец, приподнимаясь со своего места, дабы получше разглядеть парня напротив. 

—тот самый? —непонимающе отозвался Хан.

—Чанбини-хён много рассказывал о тебе. Рад наконец-то тебя увидеть. Меня зовут Хван Хёнджин кстати. —мило улыбнулся юноша. 

—очень приятно. —на автомате произнёс Джи, всё ещё удивлённый. Бин рассказывал о нём второму мастеру? 

—отвечая на твой первый вопрос, скажу что хён простыл и валяется с температурой дома. Я собирался проведать его сегодня после работы, но если ты пойдёшь вместо меня, то очень выручишь! —щебетал Хван незамолкающим воробьём.

—я даже не знаю... —растерялся младший.

Глянув на Джисона, Хёнджин перевернул страницу своего скетчбука, написал что-то, оторвал часть листа и с широкой улыбкой протянул ему.

Хан взял протянутый клочок бумаги, понимая что на ней неаккуратно накарябан полный адрес, с названием улицы, номером дома, квартиры и даже цифра этажа.

Точный адрес Чанбина.

Подняв голову, Джисон заметил на себе хитрый взгляд чужих глаз и поблагодарив поспешил ретироваться из салона, возвращаясь на работу.

Оставшийся рабочий день он маялся мыслями, идти или нет. Тяжело вздохнув, по окончанию смены он взял одну порцию супа и кимчи на вынос, так как сотрудникам на все позиции меню была пятидесятипроцентная скидка. Тем более не заявится же он к болеющему Со с пустыми руками? Да, Хан поборов себя, таки решился на незапланированный поход к Чанбину в гости.

Выйдя из забегаловки, Джисон уверенно направился по адресу, слегка занервничав и перепутав подъезды оказавшись на месте.

Вот он уже стоял на нужном этаже, перед дверью квартиры старшего и мялся, боясь нажимать на кнопку звонка.

Собрав всю свою волю в кулак, он таки ткнул пальцем, услышав за дверью трель дверного звонка.

Через минуту с той стороны послышалась возня и дверь распахнулась, осветив нервное лицо Хана тусклым светом из прихожей. Сказать что Чанбин был удивлён, это ничего не сказать. Он выглядел шокированным, будто увидел приведение на пороге своего дома. 

Джисон сразу отметил каким уютным был хён в домашней обстановке: каким милым с этими торчащими в разные стороны волосами, в растянутой застиранной майке, открывающей прекрасный вид на татуированные накаченные руки и красиво выступающие ключицы. А эти короткие шорты на крупных бёдрах доводили младшего до исступления. До сегодняшнего дня Хан и представить не мог, что его хён мог выглядеть столь комфортно и сексуально одновременно. Он до сих пор отказывался осознавать, как сильно успел привязаться к Чанбину, а тут новое потрясение в виде осознания влюбленности. Джисон замер, будто громом поражённый. Он что?..

—Хани?.. —наконец-то произнёс Со.

—привет хён. —отозвался тонсен, в следующую минуту чувствуя как его заключают в горячие объятия. Очевидно у него до сих пор была повешенная температура.

—ты настоящий. —крепко прижимая к себе прошептал Бин.

Сердце в груди пропустило удар. Хан осторожно приобнял старшего одной рукой, так как в другой держал пакет с провиантом.

—конечно настоящий... —подтвердил Джисон, утыкаясь в мягкие волосы за ухом.

—только не уходи. —немного отстраняясь попросил Чанбин.

—я не уйду. Никогда. —честно ответил младший, глядя на Со сияющими глазами.

Ведомый моментом, Бин низко наклонился к лицу тонсена, реагируя на каждую эмоцию.

Джисон понимал что вот в эту самую минуту случится его первый поцелуй, но вопреки всему он не боялся, это ведь Чанбин, его Чанбин, его смысл. Поэтому он подался навстречу к замершему в нерешительности Со, касаясь сухих, но безумно горячих губ. Он не боялся заразиться, потому что единственное чего боялся Джисон в этот момент, это мизерная вероятность того, что старший его оттолкнёт. К счастью, его страхам не суждено было сбыться: Чанбин нежно ответил забирая инициативу, мягко сминая губы младшего ведя в поцелуе.

Джисон не злился на родителей что отреклись от него, выгнав на улицу. Он не питал ненависти к окружающим, что часто словесно пинали его, будто он какой-то отброс. Он даже не злился на судьбу, за то что занесла его в неблагополучный район для работы в дешёвой забегаловке. Ведь всё предшествовавшее "до" привело его в объятия Чанбина, человека, который стал его смыслом.