Субботний летний вечер. Ничего не предвещало беды, но братья Хайтани сели смотреть Наруто.
— Да я тебе говорю, Итачи — имбовый персонаж, ему разъебать Саске ничего не стоило!
— Ага, поэтому он после Сусаноо сдох, как лох позорный? — Риндо скептически тянет бровь вверх. Ему нравится выводить старшего на эмоции, а тем более играть на его расшатанных нервах. Когда дело касается его наилюбимейших персонажей — Итачи один из них — тот горой стоит и чуть ли не с пеной у рта яро свою правоту доказывает, защищая любимчиков любой ценой.
— Блять, а ничё, что он был болен? — от злости, постепенно наполняющей сознание, на лице Хайтани-старшего играли желваки. Где-то на подкорке сознания он понимал, что младший блефует — тот и сам был когда-то без ума от этого персонажа, всякий раз играя за него на приставке, приговаривая при этом «самый пиздатый и сильный перс», но сейчас что-то пошло не так.
— Да где это сказано было? Мельком и разом из уст Обито?
— Сука, я тебе въебу сейчас, если ты пиздак свой не прикроешь, — Ран скалится, сжимая кулаки и свесив физиономию на ноль. Риндо со знанием дела играется на тонких ниточках его нервов, опасно ходит по острию ножа.
— Ой-й, да, извини, забыл, — младший театрально закатывает глаза и запрокидывает голову назад, говорит с напускным равнодушием, опёршись на руки за спиной. — Он же кровью харкался и точно-точно был болен, вот и помер бедолага.
Старший упирается руками в бока, выжигает клеймо взглядом — рассматривает младшего с ног до головы злостно.
«Уебать бы» — размышляет в голове, но бросает едкое:
— Допёрло?
— Ран, ты долбаеб? — ехидно хмыкает Риндо. — Это сарказм. Всем было понятно, что Саске сильнее него. Он использовал Кирин и после этой техники твой Итачи преспокойненько полёг на поле боя.
— Это частично правда, я согласен, — кивает Ран, скрючив угрюмо рожу, — но его смерть — не полная заслуга Саске, и ты должен признать это. Болезнь поедала его на протяжении всей жизни, тело ослабло и…
— Да я лучше признаю, что у Сакуры бюст больше, чем у тебя, — беспардонно перебивает его Риндо. — Саске сильнее и мощнее, вышел бы против него повзрослевшего Итачи, и представим, что тот был бы не болен, Саске всё равно его одним Риннеганом из строя бы вынес за секунду, не растрачивая чакру, так что не пизди и завались.
— Боже, ты настолько тупой, что мне даже продолжать не хочется, — раздражённо пыхтит старший, поднимаясь с дивана, и вцепляется рукой себе в колено. Его младший — единственный, кто способен привести его в такую ярость так быстро. — Нахуя, скажи мне, сравнивать сейчашнего тридцатилетнего Саске с тогдашним Итачи? Ясен хуй, за это время он улучшил свои навыки!
— Ран, у Саске Риннеган пробудился в девятнадцать.
— А ты, сука, помнишь, из-за чего он у него пробудился? И это было уже после смерти Итачи, — терпеливо напоминает старший.
Здесь Риндо прорвало на истерический смех — ему безумно нравится реакция Рана, и всегда, абсолютно всегда она одинаковая. Он знает, что брат никогда не поднимет на него руку, его удел — клацать челюстями от злости, материться через каждое слово, сводить густые брови к переносице, придавая лицу гневное выражение, да пустые угрозы кидать в непотопляемой надежде, что Риндо заткнется.
У Рана нервно задёргался глаз.
— Что, блять, смешного? Если бы не чакра Асуры, он бы так и остался с глазами Итачи.
— Окей, ладно, — парирует младший, — а теперь улови логическую цепочку, братик.
Ран завис. О чём они разговаривали до этого и как пришли вообще к другому временному отрезку аниме? Ах, да, это у него младший брат — тупорылое создание, что запутал и его, и себя.
— Улавливаешь, да, что её нет? — Риндо корпусом приваливается ближе, укладывая руки на узкие бёдра, дразнит, мелочь, подначивает и прохладными ладонями по низу обнажённого живота проводит, обводя узоры татуировки, но в настоящее время Рану, кроме того, как хорошенько заехать кулаком по его миловидному личику, ничего не хочется, и он из последних сил себя сдерживает. — Мой глупый старший братик, это же надо было…
Ран не дослушивает и резко скидывает с себя наглые ручонки, пулей вылетая из комнаты младшего. Посидели, блять, посмотрели на свою голову, а ведь они даже и серию не досмотрели — на спор прервались.
«Умеет же вывести из себя, идиота кусок», — думает старший, очень громко хлопая дверью своей комнаты.
С недавних пор младший заимел наитупейшую привычку доводить брата до белого каления, преследуя какие-то личные цели. За последние полгода издёвки в адрес Рана с поводом и без неприлично участились, что не оставалось им незамеченным, но Рану думалось, надеялось — переходный возраст, хуё мое, скоро гормоны успокоятся и Риндо снова станет прилежным молчаливым пай-мальчиком, однако младшему уже восемнадцать, а успокаиваться он, кажется, вовсе не собирается.
Ран возмущённо теребит прядь волос, выбившуюся из низкого хвоста. Да какой чёрт его укусил? Неужели так важно было начать спор ни с того ни с сего? Старший знал же, что лучше заткнуться и игнорировать — поди побурчал бы себе под нос и угомонился, но нет ведь, его истошное: «Алё, чмо двухцветное» — ебать как выводило из себя, из-за чего отмалчиваться не представлялось возможным.
Улёгшись на кровать, Ран надломлено выдыхает и тупит взгляд в потолок. Его, если быть честным, из раза в раз эти маленькие стычки расстраивали. Он давно перерос стадию возраста, когда на убой было с кем-то пререкаться и пиздиться на словах, будь то даже младший брат, но а сейчас — особенно, если это младший брат. Хотелось какой-то спокойной, бесконфликтной жизни, что-ли? В момент, когда он смотрит на ехидно-ухмыляющегося Риндо, который в очередной раз с легкостью его выбешивает, внутри него сгущаются чувства глубокой тоски и досады. Нет, блять, ему что, реально трудно тихо-мирно посидеть с любящим старшим братом и в кои-то веки спокойно посмотреть аниме? Ран же не просит многого, только его приятной компании и присутствия рядом после нескольких дней адской учебы.
«Отпиздить мало засранца» — в сотый раз мелькает мысль в голове за прошедшие полчаса.
Не проходит и часа, как в комнату Рана молча вваливается младший. Тот исподлобья виновато, почти что загнанно смотрит, так же молча входит внутрь и молча внаглую седлает его бёдра, развалившись сверху. Приятный вес его тела давит, заставляя испустить тяжелый вздох.
— Чего тебе? — вяло вопрошает Ран, продолжая рассматривать потолок. Льстит, конечно, что младший так быстро прибежал, но старший так просто спуску не даст.
Риндо укладывает голову на костлявое плечо, тычется носом в шею, обжигая кожу ровным дыханием, и в ключицы натужно произносит:
— Извини.
— За что?
— За мой скверный характер, — невозмутимым тоном отвечает младший, вдыхая родной аромат кожи полной грудью.
— Ты каждый раз будешь хуйню мне нести и за это извиняться, а потом снова браться за свое? — Ран осторожно шевелится, выгребая затёкшую руку из-под лежащего на нём тела, и медленно, словно раздумывая, стоит ли, опускает её на поясницу младшего, поглаживая вдоль позвоночника.
— Мгм, — мычит Риндо, млея от трепетного прикосновения к спине, что даже через тонкую футболку отчётливо передается мурашками. Испытующий взгляд сверху жжет макушку, но младший выдерживает его стойко, немного колеблется и вытягивается во весь рост горизонтально, оплетая брата руками и ногами.
— Это не ответ, — Ран меряет «шажками» пальцев расстояние позвонков, чувствуя, как младший, остро реагируя, вздрагивает и прижимается ближе. Ну и как тут устоять? Старший свободной рукой цепляет край футболки, закрадывается ладонью под светлую ткань, одаривая кожу невесомыми прикосновениями. Риндо готов в голос замурлыкать, блаженно прикрывая глаза, и пусть он ещё десять минут назад клялся себе, что не подойдет, не извинится — плевать — сейчас так хорошо, так приятно.
— Буду, — решается сказать правду блондин, — я младший, а значит… — Риндо замолкает, ибо Ран тут же убирает руки. Ответ, хоть и до мозга костей честный, его совсем не устроил.
— Ты опять? — сделав глубокий и шумный вдох, хмурится старший. — Прощение так просто не заслуживается.
Риндо привстаёт на локтях, обводит глазами скуластое лицо и внимательно смотрит, останавливая пытливый взор на губах. Вот бы…
— И что мне нужно сделать?
Ран прослеживает его взгляд и хитро улыбается, машинально облизывая верхнюю губу. Манипулировать младшим оказывается так просто.
— Поцелуй меня, — вальяжно просит он, зарывшись пальцами во взлохмаченные волосы, от чего у младшего звоном в ушах проносится удовольствие — слишком уж любит прикосновения к голове.
Риндо краснеет от просьбы, но ничуть не удивляется. Ран — своеобразный человек. Год назад, когда он пришёл к нему с просьбой научить его целоваться, ему ещё и подрочили знатно, так что на данный момент его желание было крайне безобидным.
Ран с немалым удивлением замечает, как впалые щёки заливаются пунцовым оттенком.
— Ты что, так ни с кем и не целовался больше? — вспоминая инцидент полугодовалой давности, когда Риндо в пятнадцать лет умолял его научить целоваться, догадывается старший и проводит ногтями по затылку, слегка сжимая крашеные пряди.
Риндо отрицательно машет головой, немигающим взглядом просверливая дыру. Не целовался и даже не собирался делать это с кем-то другим. Старший лишь усмехается, подаётся вперед и первым касается губ, обнимая ладонями чёткий овал лица. У младшего перед глазами картинка расплывается, рёбра вытесняют воздух, а гул сердца перебивает тихие причмокивания. Он, вспомнив, что нужно делать, опоздало отвечает, впиваясь более неистово, безудержно, сжимая коленками чужой таз. Губы примыкают плотнее, зубы смешно бьются друг о друга, но когда языки встречаются и сплетаются вокруг, становится не до смеха. Риндо возбуждается моментально; он захватывает в плен своего рта ошалевшего старшего и главенствует, на сей раз целуясь бесстрашно, показывая всё свое долгое хотение и нетерпение. По телу проходит знакомый мандраж; сладкое напряжение скапливается внизу живота. Оба давятся воздухом, но не смеют прерываться, сливаясь в поцелуе всё резче и порывистей.
Риндо берёт в руки вспотевшие от волнения ладони старшего, отрывается на секунду, чтобы глотнуть побольше кислорода, перекладывает их к себе на шею и с новой силой вгрызается, упиваясь чувством податливости Рана.
Старший хихикает в поцелуй и притягивает к себе вплотную, открывает рот шире и позволяет доминировать над собой, срываясь на тихие постанывания. Риндо запомнил, научился, делает как надо. Он проводит кончиками пальцев по рановским щекам, убирает мешающиеся пряди за ухо, любовно выцеловывает губы, облизывает каждую по отдельности. Плавное скольжение языков на контрасте с требовательным Риндо порождают еле заметную дрожь во всём обманчиво-хрупком теле. Руки младшего незаметно скользят по груди, проводят по соскам и опускаются на бёдра, поглаживают и несильно сжимают. Задохнувшись восторгом, старший приникает ближе, хотя казалось бы — куда ещё. Пытаясь не уступать, он из вредности терзает резцами его рот, не замечая, как ещё больше распаляет брата.
Ран отстраняется, жадно хватая ртом воздух, смотрит опьянело и не перестает восхищаться. От небывалой обиды ничего не остаётся. Сейчас только он и вновь те самые ахуенно вылизывающие его губы.
— Риндо… что ты-
Младший перемещается на шею, ласкает губами кадык и ведёт скользкую дорожку к ключицам, местами покусывая кожу. Ран плавится и охотно подставляется, дышит тяжело, жмурится от щекотки, не переставая жалобно постанывать на ухо Риндо. Хочет большего, и уже вроде бы можно, а вроде бы и страшно. Брат всё-таки, здесь стоит быть предельно осторожным.
— Ран… — младший проводит носом по центру груди, сопит сбивчиво часто, ни на миг не отрывается от брата, изводя умелыми движениями. Его светлая, словно прозрачная, кожа напоминала белый фарфор, привезённый из Европы. На ней не было ни единого изъяна, но вскоре будут укусы, будто Ран и правда был керамической статуэткой. Весь он казался мягче шёлка, к которому хотелось прикасаться вечно. — Научишь меня заниматься сексом?
Риндо красного лица не поднимает — смущается, но превозмогает, говорит открыто, потому что уже давно хочется. Рана это забавляет — он знал, что мелкий попросит о таком, но тем не менее смешок застревает в голосовой складке, а во рту пересыхает. Младший прихватывает зубами тонкий эпидермис на шее, чувствует, как ладонь старшего давит на затылок, вынуждая вцепиться сильнее. От этого жеста внутри парня ёкает, расплывается странным садистским ощущением. Риндо чувствует себя настоящим хищником, и, несмотря на то, что под ним лежит человек, жалеть он не будет. Ран сам спровоцировал.
Блондин склоняет голову набок и, поднявшись чуточку выше, к кадыку, где кожа намного тоньше и чувствительней, не жалея кусает, в ту же секунду чувствуя стальную хватку в волосах. Довольно резкий вздох и сдавленный стон сверху становятся маленькой наградой его проделке. Ему нравится отклик сдержанного брата под собой, нравится необыкновенное чувство — отлипающая от зубов кожа. Крови нет, но вот уродливая отметина точно ещё долго не сойдет.
— Риндо…
Младшего изводят его тихие постанывания, то, как он протягивает гласные его имени — невероятно баснословно.
— Ещё… ещё раз поцелуй, — неумолимо просит Ран, и младший подчиняется.
Он медленно приближается к лицу брата, аккуратно прикасаясь к его шершавым губам, целует бережно, без напора, принося неимоверное наслаждение Рану, а тот отвечает извилисто, неторопливо двигая губами и повторяя действия Риндо. Младший пускает в ход язык, проводит им по нижней губе, дёснам и легонько нажимает на затылок старшего, углубляясь, отчего Ран немного дёргается, мнёт руками плечи младшего и продолжает умело отвечать. Из мягкого и невинного поцелуй превращается в более развратный и горячий; Ран плавится, тонет, растекается под братом бесформенной лужицей, которую Риндо вновь собирает в кучу своими крепкими руками, проводя ими по осиной талии. Старший урчит и скулит, цепляясь за широкие предплечья, заглядывает в его застеленные похотью глаза, немо молит о большем.
Риндо настойчиво проводит по худощавой спине, едва уловимо нажимая на напряжённые мышцы, скользит большими пальцами по выступающим лопаткам, отмечая, насколько Ран до сих пор худой, и останавливает движение, дойдя до ягодиц.
Экстренно думает, как всё сделать правильно, взволнованно трясется над каждым жестом.
Он вновь оставляет мягкий поцелуй на животе старшего и спускается ниже, засасывая незащищенную кожу на бёдрах. Рана практически подкидывает на кровати, когда он чувствует, как его тазовые косточки начинают кусать через тонкую ткань боксеров. Подобно льду под палящим солнцем, самообладание растворялось под напором неотвратимых ласк Риндо — тело уже вовсю изгибалось в сноровистых руках.
— Перевернись, — шепчет младший, не прекращая покрывать каждый участок поцелуями.
Ран не отвечает и бездействует, наверняка опять что-то решает в голове. До него запоздало доходит, о чём его просят, но Риндо уже самостоятельно, ухватившись за бока, переворачивает брата и подкладывает под часто вздымающую грудь подушку.
— Стой, это ведь я должен быть сверху, — негодующе выдаёт он, облокачиваясь назад. Хочет встать, подмять наглеца под себя, но Риндо опережает: склонившись, он хватает того за шею и впечатывает лицом в постель.
— Интересно, почему это? — его голос пропитывается несдержанностью, сквозит издёвкой.
— Ну… — Ран мямлит, ощущая, как Риндо упирается стояком в бедро; чувствует желание своего брата, горячее и твёрдое, рядом с собственным. И бесстыдно стонет. — Я старше, я должен учить… Да и опыта у меня больше.
Риндо утробно рычит, придавливает к кровати, нетерпеливо высвобождает его стройные ноги от лишней ткани домашних шорт, рассматривая каждый сантиметр подтянутого тела, а после ревностно шлёпает по бедру и с придыханием сжимает кожу ягодиц, оставляя красные следы от ногтей.
— Заткнись и ничего не говори мне о своём опыте, — рявкает он, укусив возле загривка. Младший знает — у Рана как минимум было трое половых партнёров, в то время как у него самого из опыта — ежедневный просмотр гейского порно. И это пиздец как бесит. Бесит, что Рана кто-то уже видел таким.
— Но ведь…
— Никаких «но», — упрямо произносит младший, стягивая тёмное бельё, — я обидел — я должен заслужить прощение, вот только не дай Бог ты будешь после шароебиться от меня по всем углам дома, клянусь — я тебя там же зажму и трахну.
Ран всё же не сдерживает глухого смешка. Вырос и даже ревновать умеет.
— Что за вульгарные словечки, Риндо? — низко смеется старший, вжимаясь задом в пах, и начинает плавно тереться, срывая с уст брата резкие выдохи. — Тебе ещё восемнадцать, куда ты прёшь?
— А тебе девятнадцать и сейчас ты стоишь раком перед младшим братом, — не остаётся в долгу Риндо. — Вроде в такой позе обычно стоят те, кому нужно вымаливать прощение, а не давать его, но… — младший склоняется к уху и игриво произносит:
— Но посмотри сам, бра-тик, это ты стоишь задом кверху и трясешься от желания.
Ран недовольно хрипит что-то вроде «сучоныш» и прячет лицо в подушке — слишком стыдно стоять в такой открыто-уязвимой позе полностью обнаженным перед оголодавшим взглядом младшего, но даже так для Риндо Ран — совершенный.
Младший стопорится, думая, что делать дальше. Быстро прогоняет в голове все видеоролики познавательного характера, вспоминая всё, что успел запомнить. Ран улавливает ступор — его умиляет эта детская неопытность; он разворачивается, сталкивается с Риндо лицом к лицу и поднимает взгляд. Упрямый, решительный, ни капли не смущённый.
— Раздевайся, — командует он, дёргая за край футболки.
И Риндо вспоминает, что сам до сих пор в одежде. Судорожный вздох сквозь зубы — пиздец, самое элементарное забыл. Через пару мгновений футболка и штаны летят на пол; младший предстаёт полностью обнажённым. Ран присвистывает — у него знатно подрос за прошедший год.
— Рин, у меня нет смазки… — рассеяно бормочет он, прослеживая в Риндо неловкость. Младший вновь останавливается, сверлит взглядом, словно ищет выход, и, видимо, находит. Едва уловимо качая головой, тянется рукой к тумбочке, доставая оттуда флакон, где большими буквами красуется название бальзама для волос. — Серьёзно?
Ран вглядывается с открытым смехом в радужках, облокачивается грудью на постель — уже устал стоять на карачках, виляет призывно задом и терпеливо ждёт с неприкрытым любопытством, какой фокус ещё выкинет младший.
— А мне тебя на сухую растягивать? — младший черпает тремя пальцами кремовую консистенцию, размазывает по фалангам, разогревает и трепетным потоком из поцелуев осыпает поясницу — всевозможно отвлекает, проникая внутрь сразу двумя пальцами.
— Ауч, — Ран вскрикивает от скверных ощущений, болезненно шипит, сжимается и прикусывает губу. Нериятненько. Он непроизвольно тянется вверх, пытаясь избежать дискомфорта, но Риндо крепко держит, наглаживает грудь и успокаивающе нашептывает:
— Потерпи, пожалуйста.
Ран плывет только от этого молебного тона, расслабляется и меньше сжимается. Риндо хочет, Риндо просит. И кто он такой, чтобы отказывать младшему в этом?
— Ты такой красивый… — Риндо понемногу растягивает, изучает, проталкивается глубже, разводя пальцы в стороны, и усердно массирует стенки. Рану хочется взвыть от редкого комплимента — настолько он падок на них, тем более если это говорит Риндо.
— Скажи что-нибудь ещё, — дышать трудно, не то, что говорить, но так хочется услышать ещё приятных слов от младшего.
Риндо пытает губами мочку уха, обласкивает хрящик, вводит пальцы до костяшек, добавляет третий и сумбурно — между ног болезненно тянет — продолжает:
— Умный, самый сильный, невероятный, мой божественный, любимый, и на самом деле я согласен с каждым твоим словом, будь ты хоть сто раз не прав, — его голос непростительно понижается. Риндо аккуратно двигает рукой, расширяет тугие мышцы и слушает слабые всхлипы старшего, пока тот привыкает к непривычным ощущениям, зажмуривая глаза до белых вспышек.
Боль практически сходит на нет, и Ран чувствует лишь лёгкую панику, но, обернувшись и заглядывая в родные глаза брата, успокаивается — его потемневший взгляд заставляет забыться и беспрекословно отдаться единственному человеку, который покоряет его, даже не стараясь.
Голова кружится; на грани с беспамятством Ран исступлённо цепляется онемевшими пальцами за покрывало, будто за спасательный круг. Ни на секунду губы Риндо не расстаются с его телом. Поцелуи совсем не кажутся поцелуями — они как клейма, жгучие и беспощадные. Захлебнувшись в безумии, он наслаждается пронзающим его иглами удовольствием, которое острыми всплесками разрывает на части.
Спустя пару повторяющихся действий Риндо вынимает пальцы и бесшумно отодвигается; неприятная пустота заполняет Рана.
— Риндо?
— Я здесь, — младший льнёт жарким телом, упирается плотью в ягодицы и укладывает тёплые руки на бока.
«Скользко», — Ран поворачивает голову в сторону брата, опускает глаза вниз и замечает, что член Риндо в чём-то белом. Понимает — в бальзаме. В его, блять, б а л ь з а м е для волос. Ему же теперь ещё долго при нанесении будет вспоминаться этот ебучий случай. Старший быстро разворачивается обратно, прячет лицо в подушке и пытается не заржать в голосину, мелко подрагивая плечами.
Риндо пугается — неужели его любимому Рану страшно? Наклоняется к нему, опуская больший вес на его спину, зная, что Ран комфортно себя чувствует под таким давлением, целует плечи, обнимает и так встревоженно спрашивает:
— Ран, — с нежностью зовёт он, — Ран, ты что, боишься?
Это окончательно добивает Рана. Он срывается. Ему безумно стыдно сейчас за то, что он не может заткнуться, перестать смеяться так, что Риндо снова впадает в минутный ступор. Из-за этого «фокуса» возбуждение отходит на второй план, уступая так не вовремя подкатившему припадку смеха.
Риндо несколько раз хлопает ресницами, негодующе смотрит и выпрямляется, не понимая, что делать. Это у Рана защитная реакция такая? Он что, анекдот вспомнил?
— Эй, ты, может, прекратишь ржать уже, чувырла? Я тут как бы трахнуть тебя пытаюсь, — между делом чеканит младший, кисло насупившись. Однако, как бы честно не пытался Ран, его разносит пуще прежнего. Его громкий, не заглушаемый подушкой, заливистый смех передаётся воздушно-капельно, и Риндо, осознавая всю ироничность ситуации, позволяет улыбке расползтись по лицу.
— Грх, Ран, ты невыносим, — щурится блондин, пристраиваясь сзади. — Раз не можешь заткнуться сам, я тебе с радостью помогу.
Ран затылком ловит предупреждающий взгляд и успокаивается мгновенно: направляется охотно, легко разводит ноги, подчиняясь властному нажиму руки, а его дыхание учащается, когда Риндо начинает толкаться внутрь, входя только головкой, стремясь не причинить боль и стараясь дышать через раз, чтобы окончательно не потерять связь с мозгом.
Податливый, полностью открытый — Риндо чувствует, как жар окатывает тело волной от этого зрелища. А еще в нём узко. И очень, слишком хорошо. Ран выгибается дугой навстречу, обхватывая покрывало двумя руками, протяжно стонет и тянется корпусом вверх, насаживаясь самостоятельно. И всё это будоражит тоже слишком, настолько, что Риндо незамедлительно берёт быстрый, глубокий темп, вбиваясь в распростёртое тело часто, импульсивно, лихорадочно.
Ран подмахивает бёдрами, скулит и срывается на крики — Риндо с каждым толчком попадает точно по нервам, от чего у него разъезжаются коленки.
— Ещё, Риндо… — старший упирается лбом в подушку, трепещет, втягивает младшего в себя и не позволяет менять скорость, активно покачивая тазом в такт движениям брата.
Хочется вгрызться в него, растерзать шею до крови, вонзиться на всю длину, что Риндо и делает: грубо хватает его за волосы, тянет несопротивляющегося Рана на себя, сжимает горло правой рукой, а левой окольцовывает торс, строго фиксируя бёдра, берет его целиком и выдыхает через нос, впиваясь зубами в покрасневший след на шее.
Ран не затыкается, стонет громко без остановки — младшему до посинения нравится — эти звуки словно спусковой крючок.
— Сильнее… — хрипит старший, — сожми руку сильнее.
Риндо безоговорочно слушается, перекрывает доступ к кислороду, изредка расслабляя кисть руки, чтобы не убить брата, пока тот прислоняется спиной к груди и держится за его ноги, сохраняя равновесие. Он дрожит крупно, когда младший входит особенно остро, с каждым разом задевая простату, и неустанно скулит, замечая, как младший наращивает и так бешеный темп.
Жадно, грубо Риндо показывает Рану, кому тот принадлежит, и тот с восторгом принимает всё, отчаянно желая, чтобы это не прекращалось как можно дольше. Ноги откровенно затекли, а спина заныла, но ему было плевать. Всё, что было важным для него — Риндо и то, как он натягивает его на свой член — яростно, жестко, до громких влажных шлепков.
— Ты такой горячий, блять, тугой и узкий, — младший находит в себе силы подстегнуть брата, расслабляя пальцы на шее.
— Наглый ребёнок, — рвано выжимает из себя Ран, со свистом втягивая воздух. Он несколько раз дёргается, вздрагивает и наконец замирает, пачкая семенем постель. Где-то на периферии сознания Ран слышит, как Риндо осипло стонет совсем рядом, заканчивая почти одновременно.
Жилистые руки предусмотрительно укладывают его на постель. Риндо обнимает его со спины, прячет лицо в волосах, коротко целует в загривок. Он выходит из тела, ласково разворачивает его и смотрит прямо в глаза.
— Без теории сразу к практике, братец, а ты хорош, — Ран проводит руками по взмокшему телу, чуть царапнув бока. Приподнимает голову и оставляет невинный чмок на устах, притираясь кончиком носа о чужой.
Младший лыбится, сдавливая в объятиях крепче, приходит в себя и, собравшись духом, расторопно зовёт:
— Ран.
— Мм?
— Я хочу ещё, — с серьезным лицом выдаёт Риндо.
У Рана снова задёргался глаз.
— Чё? — туповато переспросил он, вызывая у Риндо игривую ухмылку.
— Хуй в очко, получается, — пожимает младший плечами, а Ран чувствует, как младший вновь твердеет.
— Ты… — старший не на шутку кипишует, отползая вверх. — Неугомонный девственник.
— Уже, считай, нет, — Риндо смотрит дико, слишком необузданно, почти удовлетворенно. Вскакивает с кровати и тащит Рана на себя, усаживая сверху. — Подвигайся-ка сам.
***
Риндо берёт его снова и снова. Вскоре Ран выматывается — всё-таки на год старше, значительно старее, и младший решает дать им двоим передышку.
— Бля-ять, — Ран обессиленно откидывается на подушки, на всякий случай отодвигаясь подальше от рядом умостившегося Риндо. — Это, мать нашу за ногу, какой уже раз?
— Не знаю, — устало отвечает блондин. — Четвёртый?
— Охуеть можно, — выдыхает Ран ошеломленно. Прежде он ещё никогда не испытывал такого невыносимо восхитительного облегчения, пока не лёг под собственного младшего брата. — А сколько времени вообще?
Риндо неохотно поворачивается назад, вглядываясь в расплывчатые цифры — ничего без очков не видит.
— Половина первого, — наугад тараторит он.
— Чёрт, я из-за тебя серию пропустил, — ворчливо комментирует Ран, искоса поглядывая за братцем. Стоит ему сделать одно неверное движение — старший пустится в бега, несмотря на ужасно ноющий зад. Сегодня Риндо затрахал его во всех смыслах.
— Ничего страшного, — младший прижимается к худощавому боку, начиная целовать места новых укусов — что-то он конкретно разошёлся. — Прощение я своё получил?
— Ха-ха, — ядовито прыскает Ран, подперев изголовье кровати спиной, — только после того, как отработаешь серию.
— Ну и кто из нас неугомонный?