В темноте

Солнце горит на оконном стекле.

Что-то я делал не так;

извините:

жил я впервые на этой земле.

Я ее только теперь ощущаю.

К ней припадаю.

И ею клянусь...

И по-другому прожить обещаю.

Если вернусь...

Но ведь я не вернусь.

(с) Роберт Рождественский

Она была уверенна, что сейчас осень. Она попала сюда в конце августа и думала, что не прошло еще столько времени, чтобы наступила зима. Хотя ей время казалось вечностью и было наполнено темнотой.

Иногда она задумывалась о том, что ее могли бы убить сразу, как Шино и Кибу…

Миссия казалась пустяковой, на логово Орочимару они наткнулись случайно. Это была идея Кибы - найти Саске, вытащить его оттуда, вернуть в Коноху. Всё произошло слишком быстро. Хината никогда бы не подумала, что человеческая жизнь так хрупка.

Шино убили первым, как самого опасного. Ее с Кибой оставили на время, пока не вернется Орочимару. Саннин тоже не планировал оставлять им жизнь: Киба умер быстро, мучить его не собирались – им от него ничего не было нужно. А в Хинате Орочимару заинтересовал Бьякуган.

Она должна была умереть сразу – от боли или быть убитой после того, как глаза вырвали. Как ни странно, спас ее Кабуто, сказав, что для изучения бьякугана ему нужен носитель живым. И ее оставили в кромешной темноте.

Она считала, что ее держат в какой-то палате. Печати и веревки сдерживали так, что она не могла даже сесть – продолжала лежать на спине с забинтованными глазницами.

Хината хотела жить.

Поддерживала жизнь своей же чакрой. И думала…

Думать о родителях было неприятно: ей начинало казаться, будто отец будет недоволен, рассердится, что она потеряла Бьякуган. Поэтому она выбрала то, от чего становилось не так невыносимо тяжело здесь находиться.

Она думала о Наруто. Он уже год как ушел тренироваться. Поначалу было почти нестерпимо – она так привыкла видеть его, пусть издалека. Деревня была маленькой, так что периодически им все-таки доводилось встречаться. В Конохе у нее было не так много времени, чтобы остановиться и подумать, здесь же ей больше ничего не оставалось. Она понимала, что скучает.

«Вернется ведь в Коноху, - думалось ей, - в солнечный день… Обязательно солнечный, если солнца не будет – он принесет его с собой…»

И ей представлялся Наруто – вытянувшийся, повзрослевший, с широкой улыбкой, входящий в ворота родного селения. Нашедший ту силу, которую искал, но не успокоившийся. Всё тот же взбалмошный мальчишка, влекомый вперед мечтами и никогда не сдающийся.

Иногда заходил Кабуто. Будто издеваясь, спрашивал, как здоровье, менял капельницу, брал кровь на анализ, да и просто проверял, жив ли еще пациент. Хината молчала.

Когда Наруто вернется, она найдет его. Либо попросит его прийти. Потому что умирать, не сказав ему, что любит, – это несправедливо. Даже если он не сможет ответить на ее чувства – он должен знать, что для кого-то он особенный. Должен знать, какой он на самом деле хороший…

Иногда ей казалось, что слепота – благо. Она не знала, как сможет смотреть в глаза родителям Кибы и Шино. Ее попросят рассказать, как умерли их дети. А в глазах будет читаться вопрос: «Почему мой сын умер, а ты осталась жива?.. Чем ты-то лучше?». Но она была уверена, что сможет жить дальше без них. Это будет тяжело, но она сможет. Они ведь наверняка хотели бы, чтобы она жила.

Орочимару не заходил. Предпочитал обо всем спрашивать у Кабуто. Его не интересовало, будет ли жить четырнадцатилетняя куноичи.

А ведь в декабре ей исполнится пятнадцать. Хотелось к тому времени оказаться в Конохе. Хотя бы в больнице. Мышцы за долгое время, проведенное без движения, начинали атрофироваться, наверняка придется учиться заново ходить… И говорить. Без глаз это, наверное, будет еще сложнее…

Без глаз. Значит, она не сможет увидеть и то, как Наруто вернется, и как он вырос, и его улыбку. Ей останется только помнить, каким он был. Пройдут годы, он изменится, будет говорить с ней, а она будет видеть того же мальчишку в оранжевом комбинезоне… Узнает ли она его голос, когда он станет грубее, мужественнее?

С другой стороны… Почему она решила, что он не разделит ее чувств? Она же хорошая девушка. Готовить умеет, заботливая. Теперь без Бьякугана она не сможет быть шиноби. Это значит, что она будет почти всё время дома – волноваться и ждать его с опасных миссий…

С другой стороны – зачем ему связывать свою жизнь со слепой калекой?..

Иногда приходил и еще кто-то. Хината слышала его шаги в коридоре. Кто-то замирал у двери и некоторое время наблюдал, боясь выдать себя малейшим звуком. Немного так простояв, кто-то уходил, и Хината вскоре привыкла, перестав бояться.

Нет, Наруто не такой, думалось Хинате. Ему все равно, видит она или нет. Он поймет… Вдруг он тоже любит? Вдруг ответит?..

И ей представлялся дом. Солнечный, с кучей комнат. Возвращающийся с миссий повзрослевший, вытянувшийся Наруто с незнакомым голосом, он будет приносить что-то с заданий и вкладывать в ее теплые руки, становясь на колени перед креслом. Целовать тонкие пальцы, затем ее…

«Я ведь еще даже ни разу не целовалась…». От этой мысли к горлу подкатил ком. Глаз не было, слезные железы были повреждены, поэтому выплакаться не представлялось возможным. Ком давил изнутри так, что грозил вырваться из горла через гортань – на волю…

Мысли о Наруто пришлось отложить. Но без них стало невыносимо тоскливо – как и без самого Наруто. Ком подступал всё чаще от осознания ситуации, в которую попала. И она вернулась к прежним мечтам.

В них она уже видела себя с Наруто – женатой парой. У них трое детей: мальчишки-близнецы – старшие братья, оба копия отца, и младшая – дочка. Тихая и молчаливая, но самая любимая для Наруто. Он никогда не позволит ей стать шиноби и будет приносить с миссий какие-нибудь заграничные сладости, которых нет в Конохе. А она будет жаться к маме.

Прошло довольно много времени, прежде чем она догадалась, кто приходит и тихо стоит у двери. Но она не понимала, зачем этот «кто-то» так делает. От того, что он не развяжет ее и не поможет сбежать, снова становилось горько, снова возвращался ком.

Сил становилось всё меньше. Она с энтузиазмом придумывала детям имена и никак не могла выбрать что-то определенное. Детей своих она тоже увидеть не сможет, но она будет знать: мальчишки-близнецы - шумные, похожие на отца. И дочь – тихая, маленькая копия ее самой.

В последние дни ей становилось даже дышать трудно. Кабуто говорил уже с меньшим энтузиазмом, явно был чем-то недоволен.

«Но ведь в Конохе есть Цунаде, - вспомнила она как-то, и сердце забилось чаще. – Она смогла вылечить Рока Ли, хотя от него отказались все врачи. Смогла практически с того света вытащить Чоджи и Нэджи…»

Это была еще одна надежда. И тогда она смогла бы увидеть – и улыбку Наруто, и как он вырастет за эти годы, как из мальчишки превратится в статного мужчину. И их детей она тоже сможет увидеть… А имена они придумают вместе, иначе это будет нечестно – придумывать без Наруто… Вдруг одного из сыновей он захочет назвать в честь своего отца – Хината будет не против. Отличное имя…

Она не знала, что заставило ее заговорить впервые с тех пор, как ее лишили глаз, но когда в очередной раз этот «кто-то» пришел и замер у двери, она, не поворачивая головы, сглотнув ком в горле, разлепила губы, чуть слышно позвав:

- Саске…

Он замер, наверное, испугавшись, что она попросит спасти ее.

- Что? – подал голос наконец Учиха.

- Вы ведь… с Наруто… встретитесь… Может, через год… или десять лет – но встретитесь… Скажи ему… пожалуйста… Если я не смогу, то скажи ты, - после пары слов приходилось делать глубокий вдох. Никогда еще ей не было так сложно говорить. – Скажи… что я… люблю его…

Договорив, она с облегчением выдохнула. Какие-то несколько слов забрали у нее столько сил. Захотелось спать.

- Хорошо, - кивнул Саске, уже зная, что не сдержит обещание.

Хината улыбнулась, словно благодаря.

На следующий день Саске вновь пришел, но только для того, чтобы перерезать ей горло. Кабуто обнаружил ее уже мертвой в очередной обход. Остановился в дверях и в порыве злости выбросил в урну листы, которые до этого держал в руках.

Орочимару не был зол. Ему было просто интересно, поэтому, позвав Саске к себе, задал всего один вопрос:

- Зачем?

Учиха смотрел молча, исподлобья.

- Хотел облегчить ее страдания?

- Я сделал бы это намного раньше, - холодно ответил Саске. – Если бы хотел…

- Тогда зачем?

- Просто хотел узнать, на что я способен. Хотел оборвать эту нить с Конохой.

Ответ Орочимару удовлетворил, даже порадовал.

А Саске даже себе признаться не мог, что сделал это из ревности.

Если бы не эта просьба о признании, дожила бы до своих пятнадцати лет. Либо так и зачахла бы – без глаз, мечтая о том, чего никогда не будет.