А Какое Письмо Ты бы Мне Написал?

Обычно состояние спальни Альбуса, по его собственным словам, можно было охарактеризовать фразой «лёгкий беспорядок», так как даже в летние дни, когда учёбы в Хогвартсе просто-напросто не было, он умудрялся заполнять каждый свободный сантиметр своего большого дубового стола раскрытыми книгами, наполовину приготовленными зельями и исписанным пергаментом. Однако, когда в эту комнату практически заселился Геллерт Гриндельвальд, этого добра тут стало навалом, причем в два, а то и в три раза больше. Причиной этого стало не простое повторение уже хорошо закреплённых знаний со школы, а новые исследования.

Юноши считали, что любая книга, в которой хотя бы упоминался метод создания новых техник заклинаний или, особенно, легендарные Дары Смерти, могла пригодиться. Так что теперь не только стол, но и стулья, кровать и пол были усыпаны бумагой и магическими артефактами. Более того, юноши решили обменяться знаниями друг с другом, ведь в Хогвартсе и Дурмстранге приоритеты отдавались разным предметам и магическим областям. Поэтому пока Альбус показывал Геллерту секреты боевых заклинаний, Гриндельвальд с особым энтузиазмом обучал товарища темной магии, называя это альтернативной магией, которая, чисто в теории, может пригодиться. В конце концов, дабы эффективно бороться с тёмными искусствами, надо их хорошо знать и понимать! К тому же, Геллерт просто обожал, когда Альбус хмурился и бубнил себе под нос что-то нечленораздельное про то, что этот вид магии крайне опасен.

Но если Гриндельвальд вызывал недовольство друга лишь тем, что предлагал изучить тёмные искусства, то Дамблдор вечно ходил по тонкому льду, советуя Геллерту ознакомиться не только с магической, но и магловской литературой. Он считал, что волшебники с давних времён жили среди обычных людей и, сами того не осознавая, делились с ними информацией и знаниями. В конце концов мир волшебства и магии не всегда был скрыт завесой и некоторые факты из магловской культуры уж больно похожи на магические.

Больше всего Альбус цеплялся за магловскую литературу, потому что, по его мнению, именно в старых книгах могли скрываться ответы на их вопросы. С учётом того, что в Годриковой Впадине бок о бок жили маги и маглы, такой литературы было в достатке.

Что же касалось Геллерта, он сильно сомневался, что в подобных книжках может быть хоть какая-то ценная информация.

— Вот оно! — Альбус сдул с книги вековой слой пыли.

— Напомни еще раз, зачем ты притащил эту гору никому ненужной макулатуры себе домой? — ноги Гриндельвальда опирались о бок стола, сам же он, откинувшись назад, полулежал-полусидел на стуле, который держался лишь на двух ножках, остальные же были в воздухе.

— Геллерт, сядь нормально, иначе ты рухнешь, — в голосе Дамблдора послышалось беспокойство. — И это не макулатура, это старое издание книги по истории.

— Альбус, — Геллерт осторожно опустил ноги на пол и нормально поставил стул, — возможно, глядя в мои разноцветные глаза, ты забываешь, как думать, — щеки Дамблдора покрылись румянцем, и Гриндельвальд довольно улыбнулся, — но моя двоюродная бабушка автор книг по истории магии, а еще по этим книгам вы в Хогвартсе учитесь. Просто напоминаю.

— Геллерт, — Альбус недовольно прищурился, — это магловская книга по истории. Но это не важно…

— Так у вас же есть этот предмет, как его там, магловедение — юноша произнёс последнее слово с огромным презрением. — Разве там вы не изучаете историю маглов? Как они воюют из-за клочка земли, обожают бюрократию, берут себе подобных в рабство и казнят мужчин, которые любят других мужчин.

Гриндельвальд с вызовом смотрел на друга, потому что понимал, что Альбус не станет с ним спорить, ведь он говорил о фактах.

— Мне не нужна история в глобальном смысле, — произнёс Дамблдор после недолгой паузы. — Это местная книга, которая повествует об истории Годриковой Впадины. Но меня интересует вовсе не это. Геллерт, — Альбус вытащил из книги невероятно тонкий и старый пергамент, — здесь есть перепись.

Геллерт открыл рот, закрыл, а потом снова открыл.

— Какого года? — еле слышно спросил он.

— 1280, — Альбус улыбнулся самой лукавой улыбкой. Геллерт с трудом проглотил слюну.

— Но как пергамент сохранился?

— Твои глупые маглы, — продолжал улыбаться Дамблдор, — они постарались. Всё ещё считаешь их глупыми?

— Нет, нет, они умные, эти маглы умные. Нет, — Гриндельвальд подскочил со стула, метнулся к Альбусу и обхватил его лицо руками, — это ты умница! Я тебя обожаю!

Дамблдор широко улыбался, а его щеки вновь порозовели. Геллерт придвинулся ближе к другу и коснулся его лба своим. В ту секунду они дышали одним воздухом.

— Надо поискать на букву «П», — вдруг шепнул Альбус и отступил назад, не разрывая зрительного контакта с товарищем.

Сердце Геллерта забилось, как бешеное, внезапно перед его глазами всё помутнело, покрылось молочно-белой пеленой. Он оказался в странном месте, которое никогда раньше не видел. Юношу окружал магический купол, а кругом сгустки света взрывались, разливаясь и обретая таинственные формы. Глазами Альбуса, полными отчаяния, боли и непреклонной решимости, на Геллерта смотрел взрослый бородатый мужчина в шляпе. Он сделал шаг назад, не разрывая зрительного контакта с ним.

Пожалуйста, не уходи, пожалуйста…

— Кто теперь…

— Геллерт! — голос Альбуса вернул Гриндельвальда к реальности.

Он сидел на полу, уткнувшись спиной в кровать, а напуганный до полусмерти Дамблдор нависал над ним, держа волшебную палочку. Увидев, что Геллерт вышел из транса, он кинулся ему на шею и заключил в теплые объятья. Гриндельвальд обхватил спину друга и прижался ближе. Только сейчас он осознал, что его глаза слезились. Крепко зажмурившись, а затем заморгав, он попытался спрятать слёзы от Альбуса, но, скорее всего, его друг уже всё видел.

— Это было видение? — спросил Дамблдор, не отпуская товарища из объятий.

— Да.

— Что ты видел?

— Я не уверен… Ладно, — Геллерт усмехнулся, — если бы я так остро реагировал из-за каждого своего видения, я бы вскрылся уже лет в тринадцать, — он разомкнул объятия и посмотрел другу прямо в глаза. — Вернёмся к переписи.

Гриндельвальд видел, что сейчас Альбусу был не важен пергамент, брошенный на пол, однако ради своего друга, он сделался серьёзнее и кивнул ему.

Судя по слухам и исследованиям, которые проводил Геллерт ещё в Дурмстранге, Игнотус Певерелл, по преданию, один из тех самых братьев, которые и получили дары от Смерти, жил здесь, в Годриковой Впадине. Игнотусу молва приписывала владение мантией-невидимкой, а сказка гласила, что «когда младший брат состарился, то сам снял мантию-невидимку и отдал ее своему сыну. Встретил он Смерть как давнего друга и своей охотой с нею пошел, и как равные ушли они из этого мира.» Именно это было основной причиной, по которой Гриндельвальд приехал сюда — он хотел найти могилу этого волшебника. Несмотря на то, что в сказке прямо говорилось, что Игнотус передал мантию своему сыну, существовали и другие слухи, по которым мантия была погребена вместе со своим владельцем. А значит вместе с захоронением вполне возможно можно было найти саму мантию-невидимку!

Однако Геллерт вместе с Альбусом шестой день подряд бродили по кладбищу с целью найти могилу Игнотуса Певерелла, но её словно никогда не существовало. Её даже заклинания не могли отыскать. Возможно, магловская перепись смогла внести немного ясности в то, жил ли на самом деле младший из трёх братьев здесь, в Годриковой Впадине, потому что сам Геллерт уже сильно сомневался.

Гриндельвальд уселся за стол Дамблдора, и друг расположился рядом с ним. Пергамент был невероятно старым, буквы практически стёрлись, даже заклинание Репаро не помогало в такой ситуации, так как на чернила подействовало время, а повернуть время вспять было просто-напросто невозможно.

С трудом дойдя до «П», юноши принялись вчитываться в каждую букву, в каждую черточку и вот, наконец, они увидели заветное имя.

Игнотус Певерелл, 66 лет.

— Мерлинова борода! — закричал Альбус. — Он действительно жил здесь! Может быть похоронен он в другом месте, но в 1280 году он жил здесь!

— Я знал, — Геллерт потёр подбородок рукой, улыбаясь при этом сумасшедшей улыбкой, — это правда. Этот великий человек…

— Записан среди маглов, — довольно произнёс Дамблдор. Улыбка Гриндельвальда в миг исчезла. — Он жил среди маглов.

— Опять эти маглы, — Геллерт закатил глаза. — В Гордриковой Впадине волшебники живут бок о бок с ними, так что не удивительно, что он попал в перепись. Другой вопрос, хотел ли он этого.

— Нигде не сказано, что его насильно поселили здесь.

— Какой волшебник добровольно будет жить среди маглов? — фыркнул Геллерт.

— Эмм, я, — Альбус покачал головой.

— Это другое, — пробормотал Гриндельвальд.

— Батильда.

— А в древности? Те, кого сейчас зовут великими? — с вызовом спросил юноша и тут же пожалел об этом, потому что Альбус посмотрел на него таким лукавым взглядом, что юноша понял, его друг сейчас выдаст ему сокрушающий аргумент. Гриндельвальд не мог не признать, что его такой взгляд взбудоражил.

— Кристофер Марло, — самодовольно произнёс Дамблдор. — Для маглов поэт, переводчик и драматург-трагик, для некоторых даже шпион, — он провёл указательным пальцем по нижней губе. Геллерт затаил дыхание. — А для нас — выдающийся волшебник своего времени.

— Который активно изучал тёмные искусства, — добавил Гриндельвальд.

— Это неизвестно, — нахмурился Альбус. — Как и неизвестно то, убили ли его на самом деле во время схватки в таверне.

— Я, пожалуй, отдам предпочтение той версии, где он подстроил свою смерть и сбежал со своим любовником, — Геллерт прикусил ноготь на большом пальце. — Но мы никогда не узнаем правды. Да и приводить его в пример было не самым лучшим решением, ведь жизнь среди маглов принесла ему возможную смерть.

— И славу, — добавил Альбус. — А это многого стоит.

— Согласен, — Гриндельвальд провел ладонью по светлым волосам. — Я тоже приведу пример волшебника, который решил, что желает жить среди маглов. Недавший, — он прищурился. Альбус смотрел на него с сожалением, а значит он и сам понимал, чьё имя назовёт Геллерт. — Оскар Уайльд, волшебник из чистокровной семьи, который решил, что будет создавать магию без волшебной палочки. Эх, — юноша покачал головой, — надо было ему вернуться, когда была такая возможность.

— Он влюбился, — Альбус пожал плечами. — А любовь порой превращает нас в глупцов.

— Я понимаю, если бы его избранник был похож на тебя, — усмехнулся Гриндельвальд.

— Мерлин…

— Да или на Мерлина! Не важно! — юноша с досадой покачал головой. — Он влюбился в одного из самых недостойных маглов, и это его сгубило.

— Думаешь, любовь может сгубить? — Альбус поднял на него свои небесно-голубые глаза.

Шелест совиных перьев и стук клюва в окно спас Геллерта от необходимости давать ответ. Дамблдору пришло письмо. Однако юноша смотрел на птицу так, будто его только что разоблачили перед огромной толпой. В его глазах не было ни радости, ни предвкушения, а лишь досада и нечто, похожее на осознание собственной неправоты. Альбус ударил себя ладонью по лбу и подбежал к окну. Он впустил сову в свою спальню и взял у неё письмо. Гриндельвальд с интересом наблюдал за другом.

— Это от Элфиаса, — с улыбкой произнёс Дамблдор.

— От кого? — Геллерт максимально старался, чтобы его тон был равнодушным, будто ему нет никакого дела.

— Элфиас Дож, — ответил ему Альбус, — помнишь, я тебе говорил, мой друг из Хогвартса. Мы собирались отправиться в кругосветное путешествие после окончания школы.

— А, тот самый Элфиас Дож, — Гриндельвальд опять прикусил ноготь на большом пальце. — Твой лучший друг.

— Я не разделяю друзей на лучших и просто друзей, — спокойно произнёс Дамблдор. — Для меня все друзья являются друзьями, просто могут быть более близкие друзья, вот и всё. Кинь мне сушёных сверчков для совы Элфиаса, — он протянул руку Геллерту.

Гриндельвальд встал со стола, подошёл к шкафу и достал оттуда бумажный пакетик, а затем передал его товарищу. Сова с удовольствием приняла угощения, а юноши вновь уселись за стол.

— В прошлый раз я забыл ему ответить, а в позапрошлый раз ответил очень сухо, — Альбус развернул письмо. — Надеюсь, он не обиделся.

— С учётом того, что это уже третье письмо за последние шесть дней, я не удивлюсь, если он счёл тебя мёртвым, — Геллерт прищурился. — Наверно, тебе следовало ему ответить.

— Конечно, — грустно улыбнулся Дамблдор. — Я виноват. Но просто, когда я с тобой, я забываю обо всём на свете.

— Да? — Гриндельвальд облизал нижнюю губу.

— Давай, я прочитаю письмо и сразу же на него отвечу, — Альбус нервно покачал головой. Геллерту показалось, что его щёк коснулся румянец.

— Хочешь, я прочитаю? — юноша приблизился к Дамблдору и положил голову ему на плечо.

— Хорошо.

«Мой драгоценный лучший друг Альбус!

Пишу тебе так скоро, потому что я искренне о тебе беспокоюсь. Ты не ответил на моё предыдущее письмо, где я рассказывал о подводных порталах в Венеции, которые ведут в тайный волшебный город, хотя я точно знаю, что ты был бы заинтригован таким местом. Именно поэтому я от всего сердца волнуюсь за тебя, мой любимый друг. Всё ли у тебя хорошо? Знаю, задавать такой вопрос глупо, но я всё же решил, что мне необходимо узнать, как твои дела. Всё ли хорошо у Аберфорта и у бедняжки Арианы? Как ты себя чувствуешь, мой сердечный друг? Как твоё эмоциональное состояние?

Знай, мой дорогой Альбус, если я тебе нужен, я сразу же прибуду к тебе, только позови. Я постараюсь помочь тебе всем, что в моих силах.

С огромной любовью,

Искренне, твой лучший друг Элфиас»

Во время прочтения этого письма Геллерт закатил глаза десять раз.

— Итак, — он отбросил бумагу так, будто она была проклятой, — из этого послания мы делаем два вывода. Во-первых, он в тебя влюблён.

— Что? — глаза Альбуса округлились. — Нет! Не может этого быть!

— Да ты вслушайся, — Гриндельвальду пришлось вновь взять письмо, — «мой драгоценный лучший друг», «мой любимый друг», «мой сердечный друг», «мой дорогой Альбус», «с огромной любовью», «твой лучший друг Эльфиас».

— Так он пишет «друг».

— Он пишет это слово так часто, словно пытается не забыть, что пишет другу, а не объекту тайной любви. Да он как минимум хочет видеть тебя в своей постели, а как максимум, взять твою фамилию.

— Геллерт, ты преувеличиваешь, — Альбус закрыл лицо руками. — Мы с ним знакомы сто лет! Да, он меня любит, но не в романтическом смысле. Я же тебе рассказывал нашу историю знакомства, перед поступлением в Хогвартс он переболел драконьей оспой, дети от него шарахались, обзывали обидными прозвищами, а мне было всё равно на это, и я с ним подружился с большой радостью, потому что он был хорошим человеком, добрым ребенком.

— Я понимаю, почему ты подружился с ним, — Гриндельвальд положил руку на плечо товарища. — Но, такие письма не пишут друг другу друзья. Тут явный подтекст. Как же ты его не замечаешь?

— А какое письмо ты бы написал мне? — с искренним любопытством спросил Дамблдор.

— Обычное, — Геллерт почувствовал, как его сердцебиение ускорилось. — Не меняй тему.

— Если бы ты когда-нибудь был влюблён, ты бы знал, что влюблённые пишут другие письма, — Альбус произнёс это таким странным голосом, будто что-то скрывал.

— А с чего ты взял, что я никогда не был влюблён?

— А ты был?

— Нет.

Мальчики одновременно захихикали.

— Ладно, ладно, хорошо, — Гриндельвальд поднял руки в знак капитуляции. — Но ты всё же будь осторожен с ним.

— Геллерт…

— Понял, понял, молчу. Но у меня вопрос, а вернее, второй вывод, — юноша провёл большим пальцем по нижней губе. — Ты ему обо мне не рассказывал, не так ли?

— Ч-что? — Альбус явно заволновался. — С чего ты взял?

— Ну, насколько я помню из твоих слов, он знает всю правду об Ариане, он даже спросил о ней. А ещё об Аберфорте, но твой лучший друг ничего не спросил обо мне, — он пристально посмотрел Дамблдору в глаза, от чего последний подскочил со стула и подошел к краю своей кровати. — Ты ему не говорил о том, что у тебя появился ещё один друг.

— Нет, — Альбус смотрел в пол.

— Почему? Ведь один твой близкий друг имеет право знать о твоем втором близком друге. Я о нем знаю все.

— Геллерт, если ты ещё раз произнесёшь слово «друг», я сойду с ума. Да и не в этом дело…

— А в чём? — Геллерт встал.

— Просто… — Дамблдор прикусил губу. — Я не хотел говорить ему о тебе.

— Почему?

— Потому…

— Альбус, это не ответ.

— Потому что ты только мой! — Дамблдор буквально выкрикнул эту фразу, а затем застыл. — Я имел в виду, — он взволнованно облизал губы, — что… что…

— Что? — Геллерт уже стоял в паре сантиметров от него.

— Ты — часть моей жизни, — Альбус по инерции прижался спиной к стене. — Мы с тобой мыслим одинаково, у нас общие цели и мечты. Я не хочу, чтобы это менялось, — он проглотил слюну. — Я не хочу делиться этим с кем-то. Я не хочу делиться тобой.

— Чего ты боишься? — Гриндельвальд прикоснулся к щеке Дамблдора и тот сразу же прижался к его руке.

— Что, если я расскажу о тебе кому-либо, ты исчезнешь.

— Я не исчезну. Ты ведь сам сказал, — на его губах заиграла лукавая улыбка, — я твой. А ты, соответственно, мой.

Сильнейший раскат грома прозвучал за окном, заставив юношей подскочить от неожиданности и отпрянуть друг от друга. Они сели на кровать. Началась гроза. Сова Элфиаса залетела на шкаф, пока из открытого окна воду заливало внутрь. Геллерт и Альбус не двигались, они продолжали сидеть и смотреть в разные стороны, словно пару секунд назад приблизились к чему-то запретному, а теперь пытались это отрицать. Возможно, в какой-то степени, это действительно было так.

— Ты спросил, какое письмо я бы тебе написал, — внезапно произнёс Гриндельвальд. — Я напишу тебе письмо. Прямо сейчас.

Он резко встал, зашагал к тумбочке на противоположной стороне кровати, достал оттуда чистый лист пергамента, а затем уселся за стол, макнул перо в чернильницу и начал писать. Дамблдор ничего ему не сказал. За окном бушевала гроза, а в комнате стояло такое напряжение, что, казалось, сейчас загорится пламя.

Через какое-то время юноша закончил писать, достал волшебную палочку и, используя заклинание, высушил чернила. Затем он сложил лист пополам и подошёл к Альбусу.

— Геллерт…

— Прочитаешь, когда я уйду, — Гриндельвальд передал ему лист. — Только тогда.

— Ты собираешься уходить?

— Да. Мне надо идти, — Геллерт прикусил губу, а затем направился к окну и перелез из него, попутно закрывая его снаружи, как делал это множество раз до этого.

— Мерлин, да он же промокнет до нитки! — поздно встрепенулся Альбус, бросился к окну, но вдруг застыл. Он хотел сначала прочитать письмо.

Дрожащими руками, он выпрямил лист бумаги и принялся читать слова, написанные аккуратным почерком Геллерта.

«Мой драгоценный лучший друг Альбус.

Глупо, не так ли, начинать письмо именно так? Но я не копирую Элфиаса и не пытаюсь смеяться над тобой.

Мы с тобой знакомы не так давно, но в ту самую секунду, как я тебя увидел, я понял, что смотрю на родственную душу. Стоило мне рассказать тебе о своей идее завладеть всеми Дарами Смерти, в твоих глазах зажегся огонь, который я до этого видел лишь в своих. Наши беседы о новом мире, что будет создан для волшебников, зародили в моём сердце такую сильную эмоцию, какой я никогда раньше не испытывал. А когда ты сказал, что мы будем бороться ради общего блага, я понял, что окончательно пропал.

Ты не просто моя родственная душа, Альбус Дамблдор. Ты — моя вторая половина, единственный человек, которого я считаю равным себе. Мы с тобой созданы для величия и друг для друга. Мне не описать словами то, насколько сильно я желаю тебя, насколько хочу впитать всего тебя в собственную кожу. Лишь ты один смог разбудить во мне эту бурю. И она необузданна.»

Руки Альбуса дрожали, а сердце билось так сильно, что могло в любую секунду выскочить из груди. Он осторожно положил письмо на стол, а затем бросился к двери, вон из дома, за Геллертом.

Дождь был настолько сильным, что кругом ничего не было видно, кроме одной большой серости. Даже дышать было сложно, вода проникала в нос и рот, юноша промок насквозь, но сейчас ему было всё равно.

— Геллерт! Геллерт! — кричал он. Казалось, что шум дождя и раскаты грома поглощали звук его голоса, но Дамблдор не останавливался. — Геллерт! Геллерт!

Он кричал изо всех сил, надеясь, что его услышат. Ему нужно было, чтобы его услышали.

Внезапно Альбуса схватили за локоть и оттащили в сторону. Геллерт побежал вперёд и повлек товарища за собой. Он тоже был полностью промокшим.

Юноши забежали в сарай, Гриндельвальд закрыл за собой дверь. Их окутала тьма.

Альбусу и Геллерту понадобилось пара минут, чтобы перевести дыхание, а затем Гриндельвальд достал волшебную палочку и произнёс заклятие Люмос, тем самым осветив помещение.

Они смотрели друг на друга, смотрели прямо в глаза. А затем время остановилось.

Юноши одновременно потянулись друг к другу и слились в долгожданном, страстном и столь желанном поцелуе. Геллерт впитал запах грозы, и Альбус наслаждался им. Его губы были холодными и влажными, он целовался самозабвенно, будто никогда не хотел целовать кого-либо другого, словно весь его мир, всё его существо желало лишь этого мгновения.

Дамблдор считал себя неопытным и застенчивым, но как только юноша, которого он обожал, углубил поцелуй, он потерял самообладание. Горячие языки переплетались, зубы сталкивались из-за несдержанности, они даже кусали друг друга, так как оба погрязли в этом безумном моменте. Руки Альбуса расстегивали пуговицы на сорочке Геллерта, а его возлюбленный хватался за его мокрые волосы и притягивал его к себе ближе. Дамблдор оборвал поцелуй и припал к белоснежной шее Гриндельвальда. Он был таким бледным, что поцелуи оставляли яркие видимые следы. Альбус не удержался и укусил Геллерта в плечо, вызвав тем самым сладкий стон юноши.

Гриндельвальд дрожал, но Дамблдор знал, что вовсе не от холода. Его тело было напряжено, словно он не привык быть таким открытым, таким доступным, и это делало поцелуи всё более и более голодными. Альбус провёл языком по соску Геллерта, затем легонько подул на него и вновь взял в рот. Второй рукой он прикоснулся ко второму соску и сжал его между пальцев. Гриндельвальд хватал ртом воздух и таял от удовольствия, он вновь вцепился руками в волосы Дамблдора, тем самым направляя его.

Губы Альбуса бродили по фарфоровому торсу Геллерта, ласкали его и заставляли юношу хвататься за реальность, чтобы окончательно не утонуть в блаженстве. Его сорочка валялась где-то на полу, но ему было всё равно. Юноша обхватил руками лицо Дамблдора, притянул к себе и поцеловал покрасневшие губы, а затем оттолкнул возлюбленного так, что тот плюхнулся в стог сена. Недоумение Альбуса испарилось, как только Гриндельвальд навис над ним сверху и накрыл его лицо поцелуями.

Геллерт быстро расправился с пряжкой ремня Альбуса и, не прерывая жаркого поцелуя, расстегнул пуговицы брюк. Прикусив нижнюю губу Дамблдора и слизав выступившую капельку крови, он спустился вниз. Геллерт припал к паху возлюбленного и поцеловал его через ткань штанов, а затем, предварительно стянув с Альбуса обувь, снял с него брюки. Головка возбуждённого члена виднелась через бельё. Гриндельвальд лукаво улыбнулся и медленно, ужасно медленно стянул ненужный элемент одежды.

Дамблдор прикусил губу, его сердце отбивало сумасшедший ритм.

Когда Геллерт целовался, он отдавал всего себя, но, когда его губы сомкнулись вокруг члена Альбуса, Дамблдор познал доселе неведанного Гриндельвальда. Юноша ласкал его своим ртом настолько нежно и трепетно, но при этом жадно и настойчиво, что Альбус позабыл, как дышать. Он вцепился в светлые волосы возлюбленного и откинул голову назад. Он стонал громко и пошло, пока Геллерт сосал его член и даровал невероятное, немыслимое наслаждение. Дамблдор даже не знал, что его тело может испытывать настолько сильный трепет. Геллерт играл на нём, как на музыкальном инструменте, увлекая за собой, заставляя забыться, отдаться, навсегда потерять себя. Перед глазами Альбуса заплясали звёзды, и он кончил.

Волосы Гриндельвальда были растрепаны, а по уголку губ стекала капля семени. Он выглядел невероятно пошло, вызывающе, но для Дамблдора он был самым желанным юношей. Их губы вновь слились в поцелуе, и Альбус ощутил свой собственный вкус.

Геллерт принялся расстёгивать его рубашку, а Дамблдор взялся за ремень возлюбленного. Через пару минут они оба были полностью обнажены. Юноши обнимали и ласкали друг друга, наслаждаясь теплом и утопая в сене.

Гриндельвальд покрывал поцелуями тело возлюбленного, попутно оставляя алые полумесяцы. Их сердца бились в едином ритме и в какой-то момент оба поняли, что желают большего.

Альбус обхватил ногами талию возлюбленного и притянул к себе.

— Я хочу тебя, — шепнул он Геллерту на ухо, а затем прикусил его мочку.

Гриндельвальд одарил юношу ещё одним поцелуем, выпрямился и закинул одну ногу Дамблдора себе на плечо. Он вызывающе положил свои длинные пальцы себе в рот, не разрывая зрительного контакта с Альбусом, а затем поднёс их к анусу Дамблдора и медленно и осторожно принялся проталкивать их внутрь. Альбус сильно прикусил кровоточащую губу. Чувство было уж больно непривычным, он весь сжался, но как только Геллерт нежно поцеловал его веки, юноша выдохнул и попытался расслабиться.

Гриндельвальд был осторожен, он знал, что это первый подобный опыт для Альбуса, да и для него самого тоже, именно поэтому он двигался медленно, слушая сердцебиение и дыхание возлюбленного, чтобы остановиться в случае чего. Этот процесс был долгим, слишком долгим, но он не хотел причинять Дамблдору боль, он хотел, чтобы эта близость стала для них обоих волшебной, поэтому юноша выжидал, неторопливо растягивал и ритмично ласкал возлюбленного. В какой-то момент он добрался до заветного бугорка, и Альбус с громким стоном выгнулся в спине. Значит, уже можно. Геллерт осторожно достал свои длинные пальцы, смачно плюнул себе на ладонь, смазал твёрдый как камень член и принялся проталкиваться внутрь.

Дамблдор застыл в немом крике, когда Гриндельвальд сделал первый толчок. Юноша вновь медлил и выжидал, и, как только Альбус кивнул, принялся двигаться внутри него. Сперва каждое движение было опасливым, легким, но затем Дамблдор сам начал толкаться навстречу возлюбленному, а для Геллерта этого было достаточно.

Движения юноши стали более быстрыми, страстными, полными животного голода и необузданной страсти, и Альбус отвечал ему тем же. Он хватал его за плечи, царапал, прижимал к себе. Они сливались, а их души теряли контроль над собой. Они наслаждались друг другом и полностью отдавались новому для себя чувству, которое расцветало в их сердцах. Два необузданных урагана столкнулись, поглотили друг друга и стали единым, создав при этом нечто прекрасное.

Их сердца бились в одном ритме, их души слились в одно целое, каждый стон, поцелуй, прикосновение были истиной, к которой они стремились. Разделяя одну любовь на двоих, они сотворили сильнейшую магию, и, стоило им достигнуть вершины блаженства, эта энергия заставила воздух содрогнуться.

Альбус и Геллерт ещё долго лежали не в силах оторваться друг от друга. Их конечности были переплетены друг с другом, и юноши смотрели друг другу прямо в глаза.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Они произнесли это почти одновременно, а затем улыбнулись друг другу.

— Знаешь, — произнёс Альбус, — мне кажется, я могу так лежать с тобой вечно.

— Вечность принадлежит нам, Альбус, — серьёзно сказал Геллерт. — Нам многое будет принадлежать, потому что теперь мы едины, а значит, неуязвимы, — он сделал глубокий вдох. — Альбус, ты же не отрастишь бороду?

— А что, тебе не захочется меня целовать, если я буду с бородой? — хихикнул юноша, но Гриндельвальд не сменил серьёзного выражения лица. — Что случилось? Это касается того видения, которое у тебя было сегодня?

— Нет, — солгал Геллерт, положив голову возлюбленному на плечо, — я просто так спросил. В том видении был не ты.

***

Они лежали так, пока дождь не прекратился и не вышло жаркое летнее солнце. Затем им уже пришлось использовать волшебные палочки, привести себя в порядок и выйти из сарая. Альбус был уверен, что Аберфорт сойдет с ума, когда увидит, что стог сена для его коз кто-то развалил, но, скорее всего, он бы свалил это на соседских детей, поворчал бы немного и успокоился.

— Почему здесь всегда так жарко? — Гриндельвальд расстегнул верхние пуговицы своей сорочки.

— Сейчас же лето. Да и не так жарко, мы же на юго-западе Англии, здесь не бывает по-настоящему жарко. Ты же не сгораешь на солнце, не будь неженкой, — юноша хихикнул.

— Я? Неженка? — фыркнул Геллерт. — Может быть и так, но не забывай, что я учился в Дурмстранге. У нас на завтрак подавали лёд, на обед снег, а на ужин мы забирались на ледник.

— Ой, не делали вы всего этого, — засмеялся Альбус.

— Но там действительно было очень холодно, — Гриндельвальд покачал головой. — С учётом того, что ты даже летом спишь в носках, ты бы там не выдержал.

— Поэтому я и учился в Хогвартсе, а не на леднике, любовь моя.

— Альбус, — вдруг остановился Геллерт. Его глаза заблестели. — У меня сумасшедшая идея! Ты пойдешь со мной?

— Геллерт, — Дамблдор взял его за руку, — я пойду за тобой в любом случае, какой бы сумасшедшей не была твоя идея. Вопрос лишь один — куда.

— На кладбище.

***

— Мы никак не можем найти могилу Игнотуса Певерелла, — говорил Геллерт, шагая между надгробий. — Однако, что если её намеренно скрыли?

— Я понимаю это, но мы использовали все возможные заклинания, чтобы найти захоронение.

— Если могила действительно существует, не важно, что за заклинание было использовано для ее сокрытия. Теперь у нас есть гораздо более мощные чары, — Гриндельвальд остановился и положил руки Альбусу на плечи.

— Ты случаем нас не переоцениваешь? — Дамблдор вопросительно поднял бровь.

— Нет. Посмотри на меня, и ты всё поймешь.

Альбус несколько долгих минут глядел в разноцветные глаза своего возлюбленного и видел, как его зрачки расширяются. Тогда он наконец понял, что именно имел в виду Геллерт. Самую мощную магию могло создать лишь величайшее и сильнейшее чувство из всех — любовь.

— Дай мне руку, — произнёс Дамблдор.

Какое-то время они стояли на кладбище, держась за руки и концентрируя магию вокруг себя. Это чувство было на самом деле уникальным, воздух вокруг юношей искрился, насыщался волшебством. Они чувствовали, как создают доселе невиданную магию.

Альбус поднял волшебную палочку.

— Ревелио.

В ту самую секунду Геллерт и Альбус одновременно поняли, где именно была могила.

***

Это была очень старая и запущенная могила. Если бы сильный магический след не привёл Дамблдора и Гриндельвальда к ней, возможно, они бы спутали её с обычным камнем. На потрескавшемся замшелом камне имя почти не читалось, дата под ним также практически исчезла. В самом низу было изображено что-то вроде треугольника, видимо, когда-то это был символ Даров Смерти.

— Игнотус Певерелл, — прошептал Альбус, наклонился и прикоснулся к камню, — первый владелец мантии-невидимки…

— Которой здесь нет, — закончил за него Геллерт. — Я это чувствую.

— Я тоже, — Дамблдор провёл рукой по стершимся буквам. — Но у меня такое чувство, будто я прикоснулся к истории, к чему-то великому и древнему.

— Так и есть, — Гриндельвальд тоже наклонился к могиле. — Надо пустить молву, что мантии здесь на самом деле нет, иначе теперь эту могилу с лёгкостью найдут, она больше не скрыта от людских глаз.

— Как ты думаешь, кто наложил на могилу столь сильное заклинание?

— Наверно, его возлюбленная, — с тоской в голосе ответил Геллерт. — Чтобы его могилу никто не осквернил, когда будут искать мантию-невидимку, — он улыбнулся. — Она защищала его даже после его смерти.

— Поэтому её чары были так сильны, — кивнул Альбус. — Это была магия, сотворённая любовью.

— Да.

Что-то больно укололо сердце Гриндельвальда. Он не знал, было ли это какое-то видение или что-то еще, но он на одно мгновение ощутил всепоглощающую тоску и настолько сильную боль в груди, что казалось, даже Круцио менее болезненное. Но через минуту это чувство прошло, оставив лишь непонимание и страх за будущее. Но о чём ему надо было беспокоиться?

Избавившись от назойливых мыслей и махнув головой, Геллерт встал, помог Альбусу подняться на ноги и поцеловал его в губы.

Действительно, о чём ему надо было беспокоиться? Он был влюблён и счастлив, он строил грандиозные планы, он желал изменить мир, а целое лето было еще впереди. А тот бородатый мужчина в шляпе с небесно-голубыми глазами, полными боли… Мало ли, кем он мог быть.