Примечание
Бездушная эротика сомнительного качества
Нереус думал, что окажется в темнице, но, возможно, в его брате ещё осталось что-то хорошее. Как же он этого хотел... Было больно осознавать, что его вторая половинка отвергла всё, чему их учили, и ступила на тёмный путь. Но, может, всё ещё не потеряно?
Его заперли во дворце, в его же комнате. Вход охраняли чудовищные мутанты. Нереус чувствовал, как их душа страдает и мечется из-за новой неестественной формы тела. Ему было немного жутко от этого.
Двери открылись, и в комнату вплыл Тританнус. Весь его вид выражал крайнее удовлетворение от содеянного, он разве что не смеялся.
Когда всё зашло так далеко и почему Нереус этого не заметил?
— Я мог отправить тебя в куда более худшее место, а так ты даже остался, где и был. Почему такой кислый? — ухмыляется Тританнус.
— Мне грустно видеть тебя таким, — честно отвечает Нереус. — Я не хотел, чтобы всё до этого дошло.
— По-твоему, я должен был просто проглотить решение отца? — оскалился Тританнус. — Он не дал мне и шанса. Без причины.
— Есть что-то, на что мы не можем влиять. И да, с этим следует смиряться, а не искать рычаги давления на реальность, — хмуро отвечает Нереус. — Ты долго готовился, так?
Они хорошо знают друг друга. Даже слишком хорошо, к сожалению. И всё равно каждый из них надеется, что второй поступит так, как будет удобно первому. Эта надежда безгранична.
— Вроде того. Впечатлён? — с искренним интересом спрашивает Тританнус. Нереус отводит взгляд. В негативном ключе — конечно.
— Вроде того. Ты постарался, — признаёт он.
— Вот как. Чтобы добиться от тебя доброго слова, мне пришлось проделать нечто такое. Забавно, — Тританнус фыркает, небрежно хватая брата за руку и заставляя посмотреть на себя.
В глазах Нереуса сплошная боль. Сейчас он остро чувствует себя виноватым. Ведь раньше всё было иначе, они ощущались единым целым, и если бы так и продолжилось, ничего бы этого не случилось.
Несмотря на чувство вины, он не может и рта раскрыть, чтобы извиниться. За такое не прощают, да и за то, что он сделал, не извиняются.
— Ты сделал много плохого, — выдыхает Нереус. — И я с этим не смирюсь.
— Плохого? Но что же? — смеётся в ответ Тританнус, даже не думая отпускать руку своего близнеца. Напротив, притягивает его ближе, и Нереуса это напрягает.
— То, что ты делаешь с русалками. Это непростительно! Им больно. Они кричат внутри, мне невыносимо это слышать, — насупив брови, промолвил он. А потом, решившись, требует. — Прекрати.
Тританнус приподнимает одну бровь:
— Ну, я не могу полностью от этого отказаться, мне нужны слуги. Но я мог бы... — он усмехается и на удивление бережным, нежным жестом, от которого у Нереуса застыл плавник, касается волос брата. — Мог бы, скажем, поубавить аппетиты и не трогать больше нужного.
Сердце стучит бешено, а по спине ползут холодные мурашки. Тританнус замечает скованность и страх Нереуса, и это его почему-то веселит.
— Если?..
Нереус понимает, что Тританнус ничего просто так не сделает. Он мог бы лет пять или семь назад, когда они были близки. Близки... Запредельно.
— Если ты будешь хорошим мальчиком и вспомнишь некоторые наши проделки в юности, — скалится Тританнус, забавляясь с волосами брата. Его пальцы перебирают пряди, расплетая причёску принца. Нереус смотрит на него с широко раскрытыми глазами, леденея от шока.
— Я не...
— Тебе нравилось, — перебивает его Тританнус и тянет брата за волосы, вынуждая выгнуться и смотреть на него снизу вверх. Довольно ухмыляясь, он грубо целует близнеца в губы.
Когда они были подростками, это было нормально.
Близнецы всегда имеют очень крепкую связь. Мысль о том, что есть одно живое существо, которое точно тебя любит и всегда поддержит, греет даже в самые холодные времена. Так спасался Тританнус, страдающий от нападок отца и неприятия остальными. Брат был для него утешением, островком любви и безопасности в этом жестоком мире.
Когда забурлили гормоны, изучать себя, ощущения и процесс спаривания друг с другом казалось... само собой разумеющимся. Между ними не было границ, они не стеснялись друг друга и имели достаточно доверия, чтобы полностью открыться и быть откровенными.
Каждый досконально знал, что и как нравится другому. И различий между ними в этом плане было на удивление меньше, чем в любой другой сфере.
Но потом до них дошло, что они творят. Оба были немного напуганы этим осознанием, и Нереус прекратил всё первым. И отстранился так сильно, что даже их эмоциональная связь была полностью утеряна.
Нереус винил себя за всё, что произошло. Он подумал, что если бы всё осталось, как было, может, до этого бы не дошло. Тогда братья воспринимали себя, как единое целое, и Тританнусу было бы плевать, кто на троне, знай он, что его близнец всегда прислушается и поделится всем, чего тот потребует. Но нет.
Нереус не знал и сейчас, правильно ли он поступил. Потому что если всё сейчас откатится, получается, он только ухудшил положение и довёл его до края. Нереус не хотел этого, он просто боялся. Боялся осуждения, неприятия со стороны других. Боялся того, что так сильно погрузился в Тританнуса, что перешагивал все нормы морали, становясь чёртовым лицемером. Он никогда не хотел никому ничего плохого. Он надеялся, что брат позлится, отойдёт и найдёт себе кого-то более подходящего. Желательно — русалку. Так было бы правильно. Но и русал бы сгодился, кто угодно, но не прямой родственник. О себе он не беспокоился и был давно готов жертвовать личным счастьем во имя счастья остальных.
Только в этот раз такая жертва обошлась всем слишком дорого.
Нереус вздрагивает и кусает Тританнуса за губу. Он теперь чувствует привкус крови на языке и слышит возбуждённый рык брата, а хватка на его волосах усиливается. Тело охватила дрожь.
— Тебе нравится грубость, — Тританнус слизывает свою кровь с нижней губы Нереуса.
— Ты любишь её в ответ, — чуть хрипло произносит Нереус, заворожённо наблюдающий за высунувшимся языком брата.
Этот язык доставлял ему много удовольствия тогда. Теперь, когда об этом не получается не думать, он возбуждается сильнее. Дрожь становится более мелкой.
— Так мило, что возбуждённый ты ровно такой же, когда и напуганный, — хмыкает Тританнус, прижимаясь к близнецу всем телом.
Нереус готов просить пощады: это звучит жалко.
— Погоди, — он останавливает брата, упираясь ладонью ему в грудь, хотя всё ещё подрагивает. — Пообещай, что сделаешь, как сказал.
Тританнус закатывает глаза и бурчит:
— Обещаю. А сейчас хватит строить из себя святую невинность.
Нет, до святости и до невинности Нереусу точно далеко. Он обнимает брата за плечи, вскрикивая, когда Тританнус припадает к его шее, одному чувствительному местечку, небрежно, грубовато кусая, а затем старательно зализывая укус.
Нереус тянется своим хвостом и переплетает его с хвостом Тританнуса. Трение между их чешуёй — особое удовольствие, оба горят от таких соприкосновений.
Ещё один поцелуй — нетерпеливый, жадный, на этот раз взаимный. Нереус скучал и, казалось, задался целью показать это.
Он коснулся пластин в цвет чешуи хвоста, под которыми скрывался член Тританнуса, пальцами. Те дрогнули, расходясь в стороны. Разумеется, Тританнус уже был возбуждён. Нереус облизал губы, обхватывая член ладонью.
Его брат горячо выдыхает, запрокидывая голову назад.
Что ж, теперь назад дороги точно нет.