Подруга

Каждый наверное слышал о таком явлении, как Тень в личности человека. В нас есть то, что скрывается в подсознании и мы зачастую либо этого в себе не видим, либо отрицаем, чтобы не видеть.

И вот лучше бы не знать, чем знать и в упор это в себе убивать.

Кто знает, можно ли подавлять то, что естественно? Убеждать себя, что она просто подруга? Что их объятия — это форма проявления дружеской любви? Хотя, наверное, для кого как.

Яна как обычно сидит на крыльце, на общем сборе трудных подростков из группы «Б», и то пялится в телефон, то ещё куда-то. А причина всему — Лена, её лучшая подруга, что снова помирилась с мудаком всея города, не то, что их центра. Снова они с Филом, не стесняясь, облизывают друг друга, и мужская половина группы то свистят, то посмеиваются, то улюлюкают, видимо, из солидарности.

Яна знает, что именно Лену каждый из них мечтает трахнуть. Её хотят все, даже новенький мажор, на которого хотела было переключиться Яна, чтобы забыть, и тот сначала подкатил к ней, но потом выяснилось, что хотел подобраться через неё к подруге.

Так банально, что аж тошнит. Вот, даже горьковатый привкус во рту появился.

Рыжая достает сигарету и медленно затягивается никотином, стараясь не смотреть в сторону Лены.

Пару дней назад произошло событие, которое напрочь перечеркнуло все жалкие (читать как почти удачные) попытки Яны забыть о своих мыслях и подавить свои чувства.

Может быть дружеским проявлением желание поцеловать в губы или опустить руки ниже в привычных объятиях? А бесконечно прокрученные диалоги в голове? Звенящий в ушах голос, как послевкусие встреч? А голубые глаза во снах?

Нормально ли то, что сейчас Яна бы хотела оказаться на месте проклятого Белова?

Да, она ненавидит Фила, но не сколько за то, что он с ней и она выбрала его (боже, как же глупо звучит даже в голове: выбрала, словно был какой-то выбор), сколько за то, что она раз за разом разбивает сердце Лены, ведь у него не одна такая девушка. Уже всем известно, что в Бауманке у него есть другая.

Хах, как удобно устроился: в центре одни отношения, в универе другие.

И ведь именно Яна, похоже, больше всех страдает от этих отношений, потому что каждый долбанный раз, когда Фокина рыдает ей в плечо, цепко обнимая её своими руками с тонкими запястьями и длинными идеальными пальцами, рыжей словно вонзают острые клинки прямо в сердце, и оно кровоточит. А потом восстанавливается, как печень Прометея. Но ещё её клюют эти сомнения.

Яна и так не такая как все, и так лишняя, даже дома, даже для матери, для которой младший ребенок — это всё, а старшая дочь — никто. Ходит вроде бы в сраный центр, и хорошо.

Никто, никто не знает, что на самом деле творится в душе у загадочной и вечно грустной Яны. Такое ведь и не расскажешь.

А как можно сказать своей лучшей подруге, что ты, кажется, любишь её, черт побери? Конечно, Лена скажет, что это взаимно, но ведь она даже не поймёт о какой любви идёт речь.

<i>Черт бы побрал всё это. </i>

И этот футбол, на который не нужно ходить девушкам, но важно присутствовать, чтобы Ковалёв не обиделся и не настучал за прогулы.

Хочется снова закинуться, чтобы не понимать что происходит, но Яна уже неделю как чистая. С большим трудом, но таблетки были смыты в толчок. Жаль, что так нельзя с эмоциями и чувствами. Раз — и ты больше не зависишь от них. Потерпел ломку и всё хорошо.

Но даже от веществ так не ломает, как от человека.

Эта любовь, которую обзывают химией, на самом деле есть самый тяжёлый наркотик. И рыжая на него плотно подсела.

Одиноко сидящая на трибуне Яна, задумавшись о своей печальной участи, даже не заметила, как её худощавое тельце крепко обняли чьи-то руки, а в нос ударил такой знакомый запах духов с нотками карамели. Ну ещё бы, это же сама Яна подарила Лене их на день рождения. Тогда она прыгала от счастья и даже запечатлела невесомый поцелуй на губах подруги как высший знак благодарности.

Ах, знала бы она, что этот вкус ещё сохранялся на губах, и не старался даже от сигарет, даже от пьяного поцелуя с мажором на одной из вечеринок. Даже от соленых дорожек из глаз.

Она бы наверное так не радовалась.

— Ян, ты в порядке? Что с тобой? Не говоришь со мной целый день… — Лена обеспокоена. Конечно, Яна ей небезразлична, но это даже не сравнится с тем, что ощущает рыжая.

— Всё нормально. Я просто… Неважно. Как с Филом дела? — Яна натянула на лицо фальшивую улыбку и постаралась смотреть прямо в глаза Лене, нарочно избегая взгляда на губы, окрашенные розовым блеском. Надо же, успела поправить макияж после поцелуев. Лена всегда следит за своим макияжем.

— Вроде бы нормально, — Фокина вздохнула, — он мне сказал, что с Кристиной всё давно кончено.

— И ты ему веришь?

— Не знаю. Я хочу верить. Знаешь, я так боялась, что после дня рождения Гены ты отвернешься от меня. Прости, я не знаю, что тогда на меня нашло. Это будто было сильнее меня. Наверное, таблетки так подействовали или травка Платона… Но он вроде бы с парнями не сосался, — Лена попыталась рассмеяться, чтобы свести всё к шутке, но Яне было не смешно.

Перед глазами до сих пор эти блёстки на лице Лены, её пронзительный взгляд голубых глаз, и её губы, накрывающие губы растерянной Яны. Фокина сама попыталась тогда углубить поцелуй, но всё же пришла в себя и испугалась.

Извинившись, она подорвалась со ступенек и, поправив юбку, рванула обратно в квартиру, а рыжая ещё час рыдала в туалете, зажав рот рукой, пока кто-то стучал в дверь и просился срочно отлить.

— Ха-ха, — выдавила из себя Яна, мечтающая разодрать на себе кожу или разорваться на атомы прямо здесь и сейчас.

— Мы же всё ещё подруги? — спросила Лена, принимая серьезный вид.

— Конечно, — ответила Яна, обнимая девушку в ответ. Лена прижалась к ней всем телом и уложила свою блондинистую голову ей на плечо.

Рыжая еле попрощалась с Леной после занятий: было чертовски сложно отказать ей в прогулке по торговому центру, но всё же Яна убедительно соврала про домашние дела.

А домашние дела оказались двумя синими таблеточками.

Всё же она вспомнила о запасах на черный день.

Бывших наркоманов не бывает, так ведь? Бывших зависимых…

Глушить одну зависимость другой? Да ты, Яна, просто гений!

Сдохнешь от двойной дозы.

Глянув на себя в зеркало, девушка нервно рассмеялась, после чего упала на кровать в позе звёзды и уставилась в потолок, на котором отражался свет из окна, где небом овладел закат.

Шли часы, а казалось, сутки, прежде чем телефон Яны зазвонил уже не в первый раз. Девушка все же поднялась и взяла в руки гаджет. Сердце забилось быстрее, а сознание снова спуталось, хотя вроде как уже пошли отхода.

Но отходов от человека, кажется, не бывает.

— Да?

— Яна, ты сейчас можешь встретиться? — в сердце кольнуло, как только в трубке донёсся всхлип.

— Что-то случилось? — она уже знала, что. Вернее, кто. Не сложно догадаться.

— Он наврал мне. Она ждала его у подъезда, — на выдохе сказала плачущая Лена. — Я приду?

— Хорошо, конечно, — Яна вздохнула, повесив трубку. Не опять, а снова выслушивать какой Белов козёл. Хочется послать всё к чёрту, но никаких моральных сил не хватит, чтобы послать её. Яна скорее умрет, чем скажет Лене «нет».

Она пришла через полчаса, с размазанной тушью и блёстками на губах. Без лишних слов, упав на кровать, зарыдала, пока Яна нависла над девушкой и стала гладить её по волосам, плавно перемещая пальчики на лоб, и пока рыжая аккуратно заправляла белые пряди за ухо Фокиной, Лена постепенно успокаивалась.

Яна замерла при взгляде блондинки на её лицо. Какие-то секунды показались вечностью, прежде чем губы девушек встретились. Нежно целуя Лену, что прикрыла глаза, Яна плавно стала углублять поцелуй, поглаживая запястье на поднятой руке Фокиной. Девушка полностью растворилась в поцелуе, стараясь вложить в него всю любовь, на которую способна, и Лена неожиданно для неё ответила взаимностью.

Впервые они не напиваются на кухне, а целуются в спальне.

Это точно не сон? Не галлюцинация под веществами?

Яна ещё раз потрогала руку Лены, чтобы убедиться, что вот она — реальная, перед ней, и осторожно сплела их пальцы, нежно прерывая поцелуй, но идиллии не суждено было длиться вечно.

Фокина отстранилась от подруги и снова вскочила, поправляя волосы и платье.

— Прости… Опять… Я не могу, — Лена опустила глаза, не зная, что сказать, и что это было вообще, а Яна смотрела на неё глазами, полными боли и сожаления.

— А я думаешь могу? — прошептала рыжая, глотая слезы.

— Я не хочу, чтобы ты была моим пластырем, Яна, что залепляет мою рану от Фила. Я боюсь, что пластырь со временем придется отодрать. Лучше пускай рана затянется сама, — девушка горько улыбнулась, прежде чем подняться и тихо хлопнуть входной дверью и оставить Яну опустошаться в одиночестве.