Все началось с того, что Тэхён в фанкафе сделал вброс про бороду. Мол, быть мне бородатым, прошу понять и простить. Никого, мол, не виню, сам, такой умный, додумался. Еще раз прошу простить. И еще раз прошу понять.

   Бантаны переполошились, конечно. Поскольку первое упоминание всерьез никто как-то не воспринял, а вот тут уже реально напряглись. Ибо Тэхён. Он такой, что может. Но борода — это уже как бы пиздец.

   Первым заегозился Джин:

— Просто, блять, скажи мне, что ты пошутил! Потому что если это не так, то я перетаскиваю футон к тебе в комнату.

— Зачем? — у Тэхёна в глазах — вопрос, в руках — рекламный буклет какого-то модного стилиста, спеца по бородам и прочей растительности.

— Буду дежурить возле тебя ночами с бритвенным станком наперевес.

   Тэ хлопает ресницами, стараясь сфокусировать сознание на грозных бровях Джина, но выражение лица старшего хена ничего хорошего не предвещает.

— Нет, я решил, — бурчит Тэ и отворачивается к телевизору.

   Хёны переглядываются, и Джин идет в кладовку за футоном.

   Ближе к вечеру в комнату к Тэ проскальзывает Хосок. Он притаскивает охапку пакетов с чипсами и всякой снэковой белибердой, упаковку баночек кока-колы и пару томиков какой-то новомодной манги.

— Если ты собрался меня подкупить, хён, то эту мангу я уже читал, а чипсы мне запретили, я в весе набрал, — улыбается ехидно Тэхён, натягивая пижаму.

— А если вот так? — хихикает заговорщицки Хосок, тряся в воздухе булавкой от Гуччи.

   В глазах Тэхёна на секунду вспыхивает искра алчности, но потом он поджимает губы и заявляет упрямо:

— Отращу бороду — сам себе такую куплю!

   Хосок психует и сваливает снэки на прикроватную тумбочку:

— Пусть они тебя тут всю ночь провоцируют на обжорство, так тебе и надо! Заодно живот отрастишь, а то худым борода не идет!

   Утром на противотэхённую вахту заступает Шуга.

— Я буду дразнить тебя викингом! — заявляет он во время завтрака и поправляет на голове Тэхёна воображаемый шлем. — Бородатым асгардским поручиком и потным покорителем фьордов.

   Тэхён смеется и похлопывает Юнги по плечу:

— Мне нравится, хён, продолжай.

— Замусоленным юнгой драккара! — переходит на угрозы свэгище. — Рыцарем ржавой кольчуги! Поглотителем прокисшего эля!

   Тэхён только веселится в ответ.

   Намджун вздыхает и решается на серьезный разговор. Тэхён, замечая решимость лидера, задерживается на занятиях по вокалу допоздна и в общагу возвращается после полуночи.

   Но лидер настойчивый, он дожидается донсена, сидя на его кровати и листая скетчбук.

— Ким Тэхён, я, как лидер… — начинает он, но Тэ перебивает его совсем неуважительно:

— Намджун-хён, давай, не сейчас, а? Я спать хочу!

— А я вот не могу спать, когда имидж группы под угрозой! — ворчит Мон. — Я не могу позволить, чтобы твое личико испортила жидкая пучковая растительность.

— А чего это сразу жидкая? — возмущается Тэ. — У меня будет красивая аккуратная борода!

— Это она только в фотошопе у арми аккуратная и красивая, Тэхён! — убеждает Намджун. — А у тебя она может такой и не получиться. Я не говорю уже о том нелегком периоде, пока ты будешь ее отращивать. Как тебя народу показывать?

— Арми меня любят любым, — улыбается Тэ и треплет Ентана за ушком. — Вот Тантан меня поддерживает в этом решении, да, Тан-а?

   Ентан отрывисто лает в лицо хозяину и гордо отправляется спать на свою уютную подушечку.

— Вот, видишь! — Намджун тычет в его сторону пальцем в подтверждение своих слов. — Даже собака тебя не одобряет.

— Ой, кто бы тут высказывался! — возмущается Тэ. — У него у самого растительность по всему телу.

— Я все узнал! — врывается в комнату утром взъерошенный Чимин. — Борода — это уже немодно, Тэхённи! Слышишь, вставай, соня!

   Тэхён садится на кровати и перепуганно трет глаза спросонок.

— Немодно уже, говорю, — присаживается Чимин на край кровати. — Только представь, что будут писать в интернете! «Немодный Тэхён»! «Икона стиля бантан сдает свои позиции»! «Надежда корейских подиумов потерпел модное фиаско»! Ну?

   Чимин заглядывает в его сонные глаза с надеждой, но Тэхён непреклонен.

— Я положу начало новому модному течению! — амбициозно звучит из недр пижамы, и Чимин понимает, что переубедить Тэхёна — не такая уж простая задача.

   Пока Тэ плещется в душе, бантанья братия заговорщицки шушукается на кухне.

— Только на тебя вся надежда, Гукки! — трясет макнэ за рукав старший хён. — Можешь даже его побить, я разрешаю!

   Чонгук смущенно ковыряет пальцем салфетку.

— Не могу я бить хёна, — бормочет он в блестящую столешницу. — Он и сдачи-то не даст, какой интерес…

— Интересненько… — раздается от двери густой низкий голос Тэхёна. — А если бы я дал сдачи, то ты, значит, меня побил бы, да? Гукки?

   Разворачивается, и, хлопая со всей дури дверью, уходит из общаги.

— Ну, блин! — вздыхает Чонгук.

   Если Тэ надулся, то это надолго.

   Все заканчивается тем, что Тэхён напивается. Абсолютный, убежденный трезвенник Тэхён, не переносящий спиртное даже в малых количествах, не притрагивающийся к нему даже под страхом немедленной расправы всех мемберов сразу, напивается в такие счастливые сопли, что аж сквозь телефонную трубку слышится его звенящий перегар.

— Хён! — кричит Чонгук в телефон. — Ты где?

— Я еду! — счастливо визжит басом Тэхён. — Еду домой! С картиной!

— С какой картиной? — ошарашенно вопрошает Чонгук.

— Краси-и-и-вой! — всхлипывает трубка.

— Надеюсь, ты получил ее легальным путем? — Чонгук включает громкую связь и растерянно оборачивается на притихших на кухне бантан.

— Еще каким легальным! Абсолютно легальным! — несется из трубки. — Абсолютно легально снял со стены!

— С какой стены? — шепотом охреневает Намджун.

— С какой стены? — озвучивает лидерское охреневание Чонгук.

— Не знаю, в каком-то музее, наверное … — на том конце телефонной связи Тэхён на секунду задумывается, но потом так же восторженно продолжает, — Но, точно, легально! Никто был не против! Никто мне и слова не сказал! Там просто не было никого! Ночь же, Гукки! Кто будет ночью в музее?

   Через четверть часа такси доставляет на парковку счастливо спящего Тэхёна, сжимающего в руке выдранную из какого-то журнала репродукцию Ван Гога. Автопортрет с трубкой. И с бородой. Это важно.    Поскольку, когда Чонгук пытается транспортировать тело в спальню, Тэхён все-таки просыпается и тычет пальцем в репродукцию, уверяя, что вот такую бороду он себе и хотел бы. Но уже перехотел, потому что таксист сказал, что для такой бороды нужно обязательно отрезать себе ухо, а расставаться с ухом Тэхен пока не готов. Пока! Это важно!

   Как выясняется позже, пьяный Тэхён — это не беспроблемный Тэхён, как, к примеру, пьяный Чимин. И не мрачноспящий Тэхён, как, скажем, пьяный Шуга. И не милолыбящийся Тэхён, каким бывает пьяный Намджун. И не веселый и задорно-беспредельный Тэхён, как его старший хён Джин. И даже не скромный стеснительно-обаятельный Тэхён, как пьяный Хосок, например. И даже не кавайная милотенюшка, как Чонгук.

   Пьяный Тэхён — это истерики и спецэффекты, хаотичная миграция всех имеющихся тазиков по квартире, холодные компрессы на лоб, слезы и страдашки на самых высоких нотах, кающийся грешник в нарастающей геометрической прогрессии и полный пиздец до самого утра для всех обитателей общаги.

   В итоге за ночь бантаны успевают написать завещание, нотариальную доверенность на воспитание Ентана, три раза перепрятать телефон, чтобы не дать Тэхёну позвонить-попрощаться с родителями, добровольно-принудительно покаяться вместе с ним во всех грехах и обложить матом всех существующих брадобреев корейской столицы. За что встряли брадобреи — в итоге никто даже выяснить не пытается, поскольку поспеть за умозаключениями пьяного Тэхёна — гиблое, бесперспективное и откровенно криминальное дело.

   К пяти утра концентрация Тэхёна в воздухе достигает угрожающих процентов. И он наконец-то вырубается.

   Ближе к вечеру следующего дня бантаны вяло стягиваются на кухню позавтракать.

— Ну скажи мне, друг разлюбезный, — беспощадно тычет вилкой в страдающего одновременно от стыда, интоксикации и обезвоживания Тэхёна Джин. — Ну нахрена тебе сдалась эта борода?

— За нее можно спрятаться, — со слезами на глазах бормочет Тэхён. — За бороду.

— В смысле? — округляет глаза Хосок и застывает с куском бутерброда во рту.

— Ну… — Тэхён поднимает взгляд и натыкается на шесть искрящихся вопросов. — За бороду можно спрятаться… Знаете… Если грустно, а нужно улыбаться… то можно не улыбаться… никто ведь не увидит…

   Намджун подходит к Тэхёну со спины и притягивает его к себе, заключая в объятия:

— Господи, малыш…

   Бантаны пораженно молчат. Этот ребенок… Ну что здесь скажешь? Ему просто, оказывается, некуда спрятаться. А спрятаться очень хочется. Как и всем им порой.

— Я официально разрешаю тебе не улыбаться, если не хочется, ладно? — треплет его по макушке лидер. — Вам всем разрешаю. Поняли?

   Бантаны кивают.

— Только давайте без бороды, ладно? — уточняет Намджун.

   И все снова кивают.

   И улыбаются.